Погром в Тверии
Погром в Тверии — еврейский погром, совершённый арабами в городе Тверия в ночь на 2 октября 1938 года. В ходе погрома погибло 19 человек, включая 11 детей.
Исторический фон
В ходе заселения евреями Эрец-Исраэль община Тверии резко увеличилась, и в 1917 г. евреи составляли здесь большинство[1]. Согласно переписи 1931 года, в городе проживало 5381 евреев, что составляло 63,9 % от общего числа жителей[2].
Предшествующие события
Погром в Тверии был частью арабского восстания, начавшегося в городе Яффы, когда последователи убитого британцами в 1935 году шейха Изз ад-Дин аль-Кассама начали всеобщую забастовку и кампанию неподчинения властям. В первые дни беспорядков арабами было убито 85 евреев, а также пострадали несколько британцев.
В 1936 г. на конференции арабских партий в Наблусе был избран Верховный арабский комитет во главе с Амином аль-Хусейни, возглавивший восстание.
Погром
Вечером 1 октября арабы перекрыли все дороги, ведущие в Тверию, грудами камней и с 9 вечера начали обстрел города со всех направлений. Одновременно с северо-востока в Тверию проникли 70 арабских погромщиков, разделившихся на две группы. Одна группа атаковала правительственное здание, а затем подожгла его и склад управления общественных работ.
Вторая группа беспрепятственно проникла в квартал Кирьят Шмуэль, где врывалась в дома, убивала жителей, а потом поджигала их жилища. В одном доме погромщики убили мать и её пятерых детей, в другом — семью из четырёх человек. Синагога была сожжена, а синагогальный служка убит рядом со свитком Торы.
Погром продолжался около сорока минут. Двое поспешивших на помощь охранников попали в засаду и были убиты, а их оружие похищено. Около наблюдательной вышки арабы наткнулись на засаду особой ночной роты, и пятеро погромщиков были застрелены.
В квартале Кирьят Шмуэль, насчитывавшем 2 тысячи жителей, только 36 из них были действующими бойцами «Хаганы», но в момент нападения на месте оказались лишь 15 бойцов, которые не могли обеспечить защиту всех позиций[3].
Согласно отчету правительства Великобритании Лиге наций за 1938 год:
- «Это было четко организованное и жестокое (убийство). Из 19 убитых евреев, включая женщин и детей, четверо были зарезаны»[4].
It was systematically organized and savagely executed. Of the 19 Jews killed, including women and children, all save four were stabbed to death.
Алекс Моррисон, водитель грузовика, англичанин, симпатизировавший арабам, писал:
- «Они оставили после себя самое страшное, что я видел в своей жизни… Обнаженные тела женщин, свидетельствующие о том, что ножи были использованы самым страшным образом. Все ещё тлеющие тела детей, видимо подожженные бензином в детской комнате.»[5][6]
"They left behind them one of the worst sights I ever saw in my life... The naked bodies of the women exposed the evidence that the knives had been used in the most ghastly fashion." The bodies of children, apparently set alight with gasoline in a nursery, were still smoldering."
Жертвы
В результате погрома было убито 19 человек, в том числе 11 детей[3] :
- Рахель Мизрахи и её пятеро детей
- сёстры Дебора, Ривка и Хава Лаймер
- Йешуа и Роза бен Арье и их маленькие дети Арик и Зоар
- Моше и Менахем Катин
- Яаков Зальц
- Яаков Гросс
- Исраэль Фоксман
- Цви Ихезкилевич
27 октября того же года арабы застрелили Заки Эльхадифа (Алхарифа), который в тот период был единственным мэром-евреем города со смешанным населением в Палестине и пользовался поддержкой как евреев, так и арабов[1][3].
Последствия
После погрома «Иргун» предложил «Хагане» провести ответную операцию возмездия для предотвращения подобного в будущен, но «Хагана» не дала на это согласия[7].
«Хагана» создала специальную следственную комиссию под руководством Иосефа Авидара, которая вскрыла многочисленные промахи в защите города и предложила меры по их устранению и укреплению охраны[3].
Напишите отзыв о статье "Погром в Тверии"
Примечания
- ↑ 1 2 [www.eleven.co.il/?mode=article&id=14056 Тверия] КЕЭ, том 8, кол. 780—781
- ↑ [freepages.history.rootsweb.ancestry.com/~torrance/people/torrance/biography/tiberias.htm Tiberias on the Sea of Galilee]
- ↑ 1 2 3 4 [tveria.israelinfo.ru/news/348 В память жертв еврейского погрома, 23 сентября 2009] перевод статьи в газете «Увда» (ивр. ) 15.05.09г.
- ↑ [domino.un.org/UNISPAL.NSF/0/cc68bab76ec42e79052565d0006f2df4?OpenDocument REPORT by His Majesty’s Government in the United Kingdom of Great Britain and Northern Ireland to the Council of the League of Nations on the Administration of PALESTINE AND TRANS-JORDAN for the year 1938] ООН
- ↑ [www.zionism-israel.com/dic/Arab_Revolt.htm Arab Revolt (in Palestine), Ami Isseroff]
- ↑ Segev, Tom, One Palestine, Complete: Jews and Arabs Under the British Mandate trans. H. Watzman, Metropolitan Books, 2000.
- ↑ Ada Amichal Yevin, «In Purple», The Life of Yair — Abraham Stern", Hadar Publishing House Tel Aviv, 1986, page 135
Отрывок, характеризующий Погром в Тверии
В темноте послышались шаги и, шлепая босыми ногами по грязи, барабанщик подошел к двери.– Ah, c'est vous! – сказал Петя. – Voulez vous manger? N'ayez pas peur, on ne vous fera pas de mal, – прибавил он, робко и ласково дотрогиваясь до его руки. – Entrez, entrez. [Ах, это вы! Хотите есть? Не бойтесь, вам ничего не сделают. Войдите, войдите.]
– Merci, monsieur, [Благодарю, господин.] – отвечал барабанщик дрожащим, почти детским голосом и стал обтирать о порог свои грязные ноги. Пете многое хотелось сказать барабанщику, но он не смел. Он, переминаясь, стоял подле него в сенях. Потом в темноте взял его за руку и пожал ее.
– Entrez, entrez, – повторил он только нежным шепотом.
«Ах, что бы мне ему сделать!» – проговорил сам с собою Петя и, отворив дверь, пропустил мимо себя мальчика.
Когда барабанщик вошел в избушку, Петя сел подальше от него, считая для себя унизительным обращать на него внимание. Он только ощупывал в кармане деньги и был в сомненье, не стыдно ли будет дать их барабанщику.
От барабанщика, которому по приказанию Денисова дали водки, баранины и которого Денисов велел одеть в русский кафтан, с тем, чтобы, не отсылая с пленными, оставить его при партии, внимание Пети было отвлечено приездом Долохова. Петя в армии слышал много рассказов про необычайные храбрость и жестокость Долохова с французами, и потому с тех пор, как Долохов вошел в избу, Петя, не спуская глаз, смотрел на него и все больше подбадривался, подергивая поднятой головой, с тем чтобы не быть недостойным даже и такого общества, как Долохов.
Наружность Долохова странно поразила Петю своей простотой.
Денисов одевался в чекмень, носил бороду и на груди образ Николая чудотворца и в манере говорить, во всех приемах выказывал особенность своего положения. Долохов же, напротив, прежде, в Москве, носивший персидский костюм, теперь имел вид самого чопорного гвардейского офицера. Лицо его было чисто выбрито, одет он был в гвардейский ваточный сюртук с Георгием в петлице и в прямо надетой простой фуражке. Он снял в углу мокрую бурку и, подойдя к Денисову, не здороваясь ни с кем, тотчас же стал расспрашивать о деле. Денисов рассказывал ему про замыслы, которые имели на их транспорт большие отряды, и про присылку Пети, и про то, как он отвечал обоим генералам. Потом Денисов рассказал все, что он знал про положение французского отряда.
– Это так, но надо знать, какие и сколько войск, – сказал Долохов, – надо будет съездить. Не зная верно, сколько их, пускаться в дело нельзя. Я люблю аккуратно дело делать. Вот, не хочет ли кто из господ съездить со мной в их лагерь. У меня мундиры с собою.
– Я, я… я поеду с вами! – вскрикнул Петя.
– Совсем и тебе не нужно ездить, – сказал Денисов, обращаясь к Долохову, – а уж его я ни за что не пущу.
– Вот прекрасно! – вскрикнул Петя, – отчего же мне не ехать?..
– Да оттого, что незачем.
– Ну, уж вы меня извините, потому что… потому что… я поеду, вот и все. Вы возьмете меня? – обратился он к Долохову.
– Отчего ж… – рассеянно отвечал Долохов, вглядываясь в лицо французского барабанщика.
– Давно у тебя молодчик этот? – спросил он у Денисова.
– Нынче взяли, да ничего не знает. Я оставил его пг'и себе.
– Ну, а остальных ты куда деваешь? – сказал Долохов.
– Как куда? Отсылаю под г'асписки! – вдруг покраснев, вскрикнул Денисов. – И смело скажу, что на моей совести нет ни одного человека. Разве тебе тг'удно отослать тг'идцать ли, тг'иста ли человек под конвоем в гог'од, чем маг'ать, я пг'ямо скажу, честь солдата.
– Вот молоденькому графчику в шестнадцать лет говорить эти любезности прилично, – с холодной усмешкой сказал Долохов, – а тебе то уж это оставить пора.
– Что ж, я ничего не говорю, я только говорю, что я непременно поеду с вами, – робко сказал Петя.
– А нам с тобой пора, брат, бросить эти любезности, – продолжал Долохов, как будто он находил особенное удовольствие говорить об этом предмете, раздражавшем Денисова. – Ну этого ты зачем взял к себе? – сказал он, покачивая головой. – Затем, что тебе его жалко? Ведь мы знаем эти твои расписки. Ты пошлешь их сто человек, а придут тридцать. Помрут с голоду или побьют. Так не все ли равно их и не брать?
Эсаул, щуря светлые глаза, одобрительно кивал головой.
– Это все г'авно, тут Рассуждать нечего. Я на свою душу взять не хочу. Ты говог'ишь – помг'ут. Ну, хог'ошо. Только бы не от меня.
Долохов засмеялся.
– Кто же им не велел меня двадцать раз поймать? А ведь поймают – меня и тебя, с твоим рыцарством, все равно на осинку. – Он помолчал. – Однако надо дело делать. Послать моего казака с вьюком! У меня два французских мундира. Что ж, едем со мной? – спросил он у Пети.
