Разин, Филипп Дмитриевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Филипп Дмитриевич Разин
Дата рождения

15 мая 1923(1923-05-15)

Место рождения

с. Александровка, Самарская губерния, СССР (ныне — в Безенчукском районе, Самарская область, Россия)

Дата смерти

28 августа 1988(1988-08-28) (65 лет)

Место смерти

пос. Безенчук, Куйбышевская область, РСФСР, СССР

Принадлежность

СССР СССР

Род войск

войска связи

Годы службы

1941—1946 (?)

Звание

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

старший сержант
Часть

 • 654-й отдельный батальон связи 153-й стрелковой дивизии;
 • 89-й гвардейский отдельный батальон (рота) связи 57-й гвардейской стрелковой дивизии

Сражения/войны

Великая Отечественная война

Награды и премии

Филипп Дмитриевич Разин (1923—1988) — советский военнослужащий. Участник Великой Отечественной войны. Герой Советского Союза (1945). Гвардии старший сержант.





Биография

Филипп Дмитриевич Разин родился 15 мая 1923 года в селе Александровка Самарского уезда Самарской губернии РСФСР СССР (ныне село Безенчукского района Самарской области Российской Федерации) в крестьянской семье Дмитрия Ивановича и Евдокии Ивановны Разиных. Русский. Окончил семь классов неполной средней школы и школу фабрично-заводского ученичества. До войны работал маляром в Ульяновске.

В ряды Рабоче-крестьянской Красной Армии Ф. Д. Разин был призван Безенчукским районным военкоматом Куйбышевской области[1] 4 марта 1942 года. Его направили в 153-ю стрелковую дивизию, формирование которой шло в Приволжском военном округе. Филипп Дмитриевич окончил курсы связистов, после чего он был определён в 654-й отдельный батальон связи. В боях с немецко-фашистскими захватчиками красноармеец Ф. Д. Разин с 10 июля 1942 года. Боевое крещение принял в боях на Дону в районе станицы Казанская Верхнедонского района Ростовской области. 12 июля 1942 года 63-я армия, в состав которой входила 153-я стрелковая дивизия, была включена в Сталинградский фронт (с 30 сентября 1942 года — Донской фронт). В ходе Сталинградской битвы красноармеец Ф. Д. Разин в составе своего подразделения обеспечивал связь командования дивизии с войсками на плацдарме, удерживаемом частями 63-й армии на правом берегу Дона в районе Серафимовича. За проявленное при выполнении заданий командования личное мужество Филипп Дмитриевич был произведён в ефрейторы.

В ходе начавшегося 19 ноября 1942 года контрнаступления советских войск под Сталинградом 153-я стрелковая дивизия, сражаясь на Юго-Западном фронте в составе 1-й гвардейской (с 5 декабря 1942 года 3-й гвардейской) армии, принимала участие в операциях «Уран» и «Малый Сатурн» и за отличие в боях 31 декабря 1942 года была преобразована в 57-ю гвардейскую. Телефонист 89-го гвардейского отдельного батальона связи гвардии ефрейтор Ф. Д. Разин отличился во время Ворошиловградской операции. В уличных боях в городе Славянске он заменил выбывшего из строя командира своего отделения и отлично справился с его обязанностями, за что был награждён своей первой боевой наградой — медалью «За отвагу». Вскоре он получил звание гвардии сержанта и был оставлен на должности командира телефонного отделения своего батальона, который в скором времени был переформирован в роту.

После завершения операции «Скачок» 57-я гвардейская стрелковая дивизия до конца лета 1943 года вела оборонительные бои на реке Северский Донец. В августе — сентябре 1943 года гвардии сержант Ф. Д. Разин принимал участие в Донбасской операции, в ходе которой части дивизии в составе 6-й армии к концу сентября вышли к Днепру севернее устья реки Плоская Осокоровка. В ночь с 29 на 30 сентября 1943 года Филипп Дмитриевич с тремя бойцами своего отделения, следуя непосредственно за штурмовыми отрядами дивизии, под интенсивным огнём противника проложил через Днепр телефонный кабель и установил связь штаба дивизии с войсками, сражавшимися на плацдарме у села Войсковое. Во время боёв за плацдарм на правом берегу Днепра гвардии сержант Ф. Д. Разин умело командовал своим отделением и неоднократно лично выходил на устранение повреждений телефонной линии.

С октября 1943 года 57-я гвардейская стрелковая дивизия сражалась в составе 8-й гвардейской армии 3-го Украинского фронта. Зимой 1943—1944 годов Ф. Д. Разин принимал участие в ликвидации никопольского плацдарма немцев, затем в составе своего подразделения освобождал Правобережную Украину (Березнеговато-Снигирёвская и Одесская операции), ежедневно выполняя опасную работу связиста, от которой часто зависел успех наступательных действий дивизии. Филипп Дмитриевич форсировал реки Ингулец, Ингул и Южный Буг, прошёл с боями Николаевскую и Одесскую области, освобождал Новый Буг и Одессу, обеспечивал бесперебойную связь с подразделениями дивизии на Шерпенском плацдарме. В начале июня 1944 года дивизия, в которой служил Филипп Дмитриевич, была выведена на левый берег Днестра и в середине месяца в составе 8-й гвардейской армии переброшена на 1-й Белорусский фронт. Гвардии сержант Ф. Д. Разин особо отличился во время Люблин-Брестской операции при форсировании реки Вислы.

18 июля 1944 года 8-я гвардейская армия перешла в наступление на люблинском направлении и, прорвав оборону немцев западнее Ковеля, вышла к реке Западный Буг, форсировала её и вступила на территорию Польши. Стремительно продвигаясь на запад, к началу августа передовые отряды армии достигли реки Вислы южнее Варшавы. В ночь с 1 на 2 августа гвардии сержант Ф. Д. Разин в составе штурмового отряда форсировал реку и, проложив кабельную линию, быстро установил связь между левым берегом и подразделениями дивизии на плацдарме, получившем название Магнушевского. Заменив выбывшего из строя командира взвода, Филипп Дмитриевич грамотно организовал работу связистов и в течение 2 августа обеспечивал хорошую управляемость войсками на плацдарме. Противник беспрестанно бомбил и обстреливал место переправы. Телефонные линии часто повреждались, и связистам неоднократно приходилось под огнём врага устранять порывы. С целью увеличения надёжности связи было принято решение протянуть телефонную линию через Вислу на некотором отдалении от основного места боёв. Поскольку переправочных средств у связистов не было, выполнение боевого задания было поручено двум лучшим пловцам роты гвардии сержанту Ф. Д. Разину и гвардии ефрейтору Н. Н. Крале. Разматывая кабель, связисты с большим трудом достигли середины реки, но холодная вода, сильное течение и тяжесть кабеля сделали их задачу невыполнимой. Тем не менее гвардейцы не отчаялись. Проявив инициативу, они переплыли реку и, произведя разведку берега, нашли лодку, которую сержант Разин смог увести прямо из-под носа немецкого боевого охранения. Продолжив выполнение боевого задания уже на лодке, связисты благополучно протянули кабель через Вислу и скоро установили связь с плацдармом. Наличие бесперебойной связи позволило штабу дивизии эффективно управлять своими подразделениями на правом берегу Вислы. Не случайно именно полки 57-й гвардейской стрелковой дивизии сыграли решающую роль в боях за удержание и расширение Магнушевского плацдарма. За образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками и проявленные при этом отвагу и геройство указом Президиума Верховного Совета СССР от 24 марта 1945 года гвардии сержанту Разину Филиппу Дмитриевичу было присвоено звание Героя Советского Союза. Его напарник гвардии ефрейтор Н. Н. Краля был награждён орденом Ленина.

14 января 1945 года с Магнушевского плацдарма подразделения 8-й гвардейской армии перешли в наступление в рамках Варшавско-Познанской фронтовой операции Висло-Одерского стратегического плана. Гвардии старший сержант Ф. Д. Разин в составе своего подразделения, вновь переформированного в батальон, прошёл с боями от Вислы до Одера. 26 января 1945 года он принимал участие в отражении контрудара противника, стремившегося отбросить советские войска от довоенной польско-германской границы. В ходе боёв Филипп Дмитриевич лично уничтожил 15 немецких солдат и ещё 10 взял в плен. 3 февраля 1945 года Разин в составе передовых частей своей дивизии по льду форсировал Одер южнее Кюстрина и установил связь командира дивизии со штабом 172-го гвардейского стрелкового полка. Только в первый день боёв за плацдарм, удерживаемый подразделениями дивизии в районе населённого пункта Райтвайн, Филипп Дмитриевич под постоянным обстрелом противника и бомбёжкой с воздуха устранил до 15 порывов на телефонной линии. На заключительном этапе войны он участвовал Зееловско-Берлинской операции и штурме Берлина. Боевой путь он завершил в Тиргартене.

После окончания Великой Отечественной войны старший сержант Ф. Д. Разин был демобилизован. Вернувшись в родные места, Филипп Дмитриевич с 1948 по 1953 год служил милиционером и командиром отделения линейного пункта милиции станции Чапаевск и линейного отдела милиции станции Куйбышев[2]. Затем трудился шофёром автотранспортного предприятия в Чапаевске. С начала 1980-х годов он жил и работал в посёлке Безенчук. Умер Филипп Дмитриевич 28 августа 1988 года. Похоронен на воинском участке гражданского кладбища посёлка Безенчук.

Награды и звания

Память

  • Именем Героя Советского Союза Ф. Д. Разина названа улица в посёлке городского типа Безенчук Самарской области.

Напишите отзыв о статье "Разин, Филипп Дмитриевич"

Примечания

  1. Название Самарской области в 1936—1991 годах.
  2. Ныне станция Самара Куйбышевской железной дороги.

Литература

  • Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1988. — Т. 2 /Любов — Ящук/. — 863 с. — 100 000 экз. — ISBN 5-203-00536-2.
  • Плесцов К. М. Люди высокого подвига: связисты — Герои Советского Союза. — М.: Воениздат, 1962. — С. 130. — 256 с.
  • Подвиг во имя Родины: сборник. В 5 книгах. книга 1. — Куйбышев: Куйбышевское книжное издательство, 1965. — С. 322—323. — 408 с.

Документы

  • [podvignaroda.mil.ru/ Общедоступный электронный банк документов «Подвиг Народа в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»].
[www.podvignaroda.ru/?n=46761925 Представление к званию Героя Советского Союза и указ ПВС СССР о присвоении звания].
[www.podvignaroda.ru/?n=1518342088 Орден Отечественной войны 1-й степени (информация из карточки награждённого к 40-летию Победы)].
[www.podvignaroda.ru/?n=23009599 Орден Отечественной войны 2-й степени (наградной лист и приказ о награждении)].
[www.podvignaroda.ru/?n=45926465 Медаль «За отвагу» (наградной лист и приказ о награждении от 12.04.1943)].
[www.podvignaroda.ru/?n=19169718 Медаль «За отвагу» (наградной лист и приказ о награждении от 12.10.1943)].

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=19056 Разин, Филипп Дмитриевич]. Сайт «Герои Страны».

  • [www.az-libr.ru/Persons/000/Src/0008/6f10d827.shtml Разин Филипп Дмитриевич на www.az-libr.ru].
  • [www.112.ru/publish/00/01.01.01-07/0501.02.18/090115638005547a/090115638005547a_0501.02.18_00_01.01.01-07.full.shtml Разин Филипп Дмитриевич на правоохранительном портале Российской Федерации].

Отрывок, характеризующий Разин, Филипп Дмитриевич

Когда Михаил Иваныч вернулся с письмом в кабинет, князь в очках, с абажуром на глазах и на свече, сидел у открытого бюро, с бумагами в далеко отставленной руке, и в несколько торжественной позе читал свои бумаги (ремарки, как он называл), которые должны были быть доставлены государю после его смерти.
Когда Михаил Иваныч вошел, у него в глазах стояли слезы воспоминания о том времени, когда он писал то, что читал теперь. Он взял из рук Михаила Иваныча письмо, положил в карман, уложил бумаги и позвал уже давно дожидавшегося Алпатыча.
На листочке бумаги у него было записано то, что нужно было в Смоленске, и он, ходя по комнате мимо дожидавшегося у двери Алпатыча, стал отдавать приказания.
– Первое, бумаги почтовой, слышишь, восемь дестей, вот по образцу; золотообрезной… образчик, чтобы непременно по нем была; лаку, сургучу – по записке Михаила Иваныча.
Он походил по комнате и заглянул в памятную записку.
– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»


Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
Получив все приказания, Алпатыч, провожаемый домашними, в белой пуховой шляпе (княжеский подарок), с палкой, так же как князь, вышел садиться в кожаную кибиточку, заложенную тройкой сытых саврасых.
Колокольчик был подвязан, и бубенчики заложены бумажками. Князь никому не позволял в Лысых Горах ездить с колокольчиком. Но Алпатыч любил колокольчики и бубенчики в дальней дороге. Придворные Алпатыча, земский, конторщик, кухарка – черная, белая, две старухи, мальчик казачок, кучера и разные дворовые провожали его.
Дочь укладывала за спину и под него ситцевые пуховые подушки. Свояченица старушка тайком сунула узелок. Один из кучеров подсадил его под руку.
– Ну, ну, бабьи сборы! Бабы, бабы! – пыхтя, проговорил скороговоркой Алпатыч точно так, как говорил князь, и сел в кибиточку. Отдав последние приказания о работах земскому и в этом уж не подражая князю, Алпатыч снял с лысой головы шляпу и перекрестился троекратно.
– Вы, ежели что… вы вернитесь, Яков Алпатыч; ради Христа, нас пожалей, – прокричала ему жена, намекавшая на слухи о войне и неприятеле.
– Бабы, бабы, бабьи сборы, – проговорил Алпатыч про себя и поехал, оглядывая вокруг себя поля, где с пожелтевшей рожью, где с густым, еще зеленым овсом, где еще черные, которые только начинали двоить. Алпатыч ехал, любуясь на редкостный урожай ярового в нынешнем году, приглядываясь к полоскам ржаных пелей, на которых кое где начинали зажинать, и делал свои хозяйственные соображения о посеве и уборке и о том, не забыто ли какое княжеское приказание.
Два раза покормив дорогой, к вечеру 4 го августа Алпатыч приехал в город.
По дороге Алпатыч встречал и обгонял обозы и войска. Подъезжая к Смоленску, он слышал дальние выстрелы, но звуки эти не поразили его. Сильнее всего поразило его то, что, приближаясь к Смоленску, он видел прекрасное поле овса, которое какие то солдаты косили, очевидно, на корм и по которому стояли лагерем; это обстоятельство поразило Алпатыча, но он скоро забыл его, думая о своем деле.
Все интересы жизни Алпатыча уже более тридцати лет были ограничены одной волей князя, и он никогда не выходил из этого круга. Все, что не касалось до исполнения приказаний князя, не только не интересовало его, но не существовало для Алпатыча.
Алпатыч, приехав вечером 4 го августа в Смоленск, остановился за Днепром, в Гаченском предместье, на постоялом дворе, у дворника Ферапонтова, у которого он уже тридцать лет имел привычку останавливаться. Ферапонтов двенадцать лет тому назад, с легкой руки Алпатыча, купив рощу у князя, начал торговать и теперь имел дом, постоялый двор и мучную лавку в губернии. Ферапонтов был толстый, черный, красный сорокалетний мужик, с толстыми губами, с толстой шишкой носом, такими же шишками над черными, нахмуренными бровями и толстым брюхом.
Ферапонтов, в жилете, в ситцевой рубахе, стоял у лавки, выходившей на улицу. Увидав Алпатыча, он подошел к нему.
– Добро пожаловать, Яков Алпатыч. Народ из города, а ты в город, – сказал хозяин.
– Что ж так, из города? – сказал Алпатыч.
– И я говорю, – народ глуп. Всё француза боятся.
– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая: