Раскова, Марина Михайловна

Запрос «Марина Раскова» перенаправляется сюда; см. также другие значения.

Марина Михайловна Раскова
Почтовая марка России, посвящённая Расковой
Дата рождения	15 (28) марта 1912(1912-03-28)
Место рождения	Москва, Российская империя
Дата смерти	4 января 1943(1943-01-04) (30 лет)
Место смерти	Саратовская область, СССР
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	ВВС
Годы службы	1938—1943
Звание
Часть	587-й бомбардировочный авиационный полк
Сражения/войны	Великая Отечественная война
Награды и премии

Мари́на Миха́йловна Раско́ва (в девичестве Малинина; 28 марта 1912, Москва — 4 января 1943, Саратовская область) — советская лётчица-штурман, майор Военно-Воздушных Сил РККА, одна из первых женщин, удостоенная звания Герой Советского Союза (1938).

Биография

Родилась 28 марта 1912 года в Москве. Русская. Отец — Малинин Михаил Дмитриевич (1853 — 1919) — артист оперы (баритон) и антрепренёр, вокальный педагог, умер в Москве в октябре 1919 года вследствие несчастного случая в возрасте 66 лет (был сбит мотоциклом). Мать — Анна Спиридоновна (в девичестве Любатович) (1882 — после 1954) — с 1905 года по 1932 год работала учителем средней школы в городах Торжке, Вязьме и Москве. После выхода на пенсию жила в семье Марины.

Воспитывалась с братом Романом (1908 — 3.07.1989), будущим радиоинженером. Училась в Московской консерватории. Работала практиканткой в лаборатории анилинокрасочного завода. В апреле 1929 года вышла замуж за инженера этого же завода Сергея Ивановича Раскова и прервала работу до октября 1931 года вследствие рождения дочери Татьяны (с мужем развелась в октябре 1935 года). С 1932 года — лаборантка аэронавигационной лаборатории Военно-воздушной академии имени Н. Е. Жуковского. В 1934 году окончила Ленинградский институт инженеров гражданского воздушного флота, стала штурманом. В 1935 году окончила школу лётчиков при Центральном аэроклубе. Продолжала работу в Военно-воздушной академии имени Н. Е. Жуковского в должности инструктора-лётнаба.

В 1937 году в качестве штурмана участвовала в установлении мирового авиационного рекорда дальности на самолёте АИР-12; в 1938 году — в установлении двух мировых авиационных рекордов дальности на гидросамолёте МП-1.

24-25 сентября 1938 года на самолёте АНТ-37 «Родина» (командир — В. С. Гризодубова, второй пилот — П. Д. Осипенко) совершила беспосадочный перелёт Москва — Дальний Восток (село Керби) протяжённостью 6450 км (по прямой — 5910 км). При вынужденной посадке по приказу Гризодубовой выпрыгнула с парашютом в тайгу, имея всего две плитки шоколада в кармане, и была найдена только через 10 суток. В ходе перелёта был установлен женский мировой авиационный рекорд дальности полёта.

За выполнение этого перелёта и проявленные при этом мужество и героизм 2 ноября 1938 года Расковой Марине Михайловне присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина, а после учреждения знака особого отличия ей была вручена медаль «Золотая Звезда» № 106.

В Красной Армии с 1938 года. Одновременно находилась в штате НКВД: в феврале 1937 года — феврале 1939 года — штатный консультант, затем уполномоченный Особого отдела ГУГБ НКВД СССР, с февраля до марта 1941 года — в особом отделе 3-го (авиационного) Управления НКО СССР, старший лейтенант госбезопасности. Жила в Москве.

Когда началась Великая Отечественная война, Раскова использовала своё положение и личные контакты со Сталиным, чтобы добиться разрешения на формирование женских боевых частей. Её поддержали тысячи советских женщин, которые стремились попасть на фронт, чтобы изгнать захватчиков с территории своей Родины.

В конце октября 1941 года с одобрения Ставки ВГК (приказ НКО СССР № 0099 от 08.10.41) и с поддержкой ЦК ВЛКСМ в городе Энгельс на Волге она сформировала авиагруппу из трёх женских авиаполков: 586-го истребительного (Як-1), 587-го бомбардировочного (Пе-2) и 588-го ночного бомбардировочного (По-2), которая носила неофициальное название «Ночные ведьмы». Позднее Раскова была назначена командиром 587-го бап.

Во время войны 587-й бап был переименован в 125-й гвардейский пикировочно-бомбардировочный авиационный имени Марины Расковой Борисовский орденов Суворова и Кутузова полк (приказ НКО СССР № 265 от 03.09.1943 года и директива ГШ № Орг/10/138919 от 04.09.1943 года); 588 нбап был преобразован в 46-й гвардейский ночной бомбардировочный Таманский Краснознамённый ордена Суворова авиационный полк (приказ НКО СССР № 64 от 08.02.1943 года).

4 января 1943 года Марина Михайловна Раскова погибла в авиакатастрофе близ Саратова, недалеко от села Михайловка Саратовского района, в сложных метеоусловиях при перелёте на фронт после переформирования.

После смерти была кремирована, прах помещён в урне в Кремлёвской стене на Красной площади в Москве.

Награды

• Медаль «Золотая Звезда» (№ 106);
• два ордена Ленина;
• орден Отечественной войны 1-й степени (приказ ВВС КА № 066/н от 30.09.1944);
• Нагрудный знак «Заслуженный сотрудник НКВД» (1940).
• медали.

Сочинения

• М. М. Раскова. Записки штурмана. ДОСААФ, 1976.

Память

В честь Марины Расковой названы:

• посёлок в Саратовском районе Саратовской области;
• улицы и переулки во многих городах бывшего СССР, а также площадь в Москве (САО);
• Тамбовское высшее военное Краснознаменное авиационное училище лётчиков (там же установлен бюст героини);
• 125-й гвардейский Борисовский орденов Суворова и Кутузова пикировочно-бомбардировочный авиаполк;
• грузо-пассажирский пароход «Марина Раскова» (американский транспорт типа «Либерти»), спущенный на воду в июне 1943 года и действовавший до гибели в Карском море 12 августа 1944 года;
• самолёт для тренировок штурманов дальней и фронтовой бомбардировочной авиации типа Ту-134Ш;
• пассажирский теплоход «проекта 305» на Волге (с 1996 года под именем «Бригантина» и использовался в качестве плавучей гостиницы и ресторана в Уфе, в настоящее время находится в затоне Уфимского судоремонтного завода).
• посёлок в Сусуманском районе Магаданской области.

К 100-летию со дня рождения Расковой Саратовский филиал Почты России инициировал выпуск художественного маркированного конверта и односторонней почтовой карточки, на которых изображён памятник Расковой, установленный в Лётном городке города Энгельса.

Прочие факты

• В Кишинёве улица, ранее носившая имя Марины Расковой, переименована в улицу Надежды Руссо — первой румынской женщины-авиатора.
• В Киеве улица, ранее носившая имя Марины Расковой, переименована в улицу Евгения Сверстюка — украинского диссидента.

В филателии

• Почтовый конверт и марки
• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  Почтовый конверт СССР:
  50-летие полёта Москва − Дальний Восток

• The Soviet Union 1939 CPA 661 stamp (Marina Raskova).jpg

  Почтовая марка СССР

• Stamp of Russia 2012 No 1567 Marina Raskova.jpg

  Почтовая марка России, выпущенная к 100-летию Расковой

• Rus Convert-Raskova-2011.jpg

  Почтовая карточка России:
  г. Энгельс. Памятник Расковой. 1953 год.

Литература

• Раскова Марина Михайловна // Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1988. — Т. 2 /Любов — Ящук/. — С. 345. — 863 с. — 100 000 экз. — ISBN 5-203-00536-2.
• Казаринова М. [www.a-z.ru/women_cd2/12/11/i80_120.htm Любимый командир] // Героини: очерки о женщинах — Героях Советского Союза / ред.-сост. Л. Ф. Торопов; предисл. Е. Кононенко. — Вып. 2. — М.: Политиздат, 1969. — 463 с.
• Раскова Марина Михайловна // Военная энциклопедия / Грачёв П. С.. — Москва: Военное издательство, 2002. — Т. 6. — С. 183. — ISBN 5-203-01873-1.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=653 Раскова, Марина Михайловна]. Сайт «Герои Страны».

• [photo.peoples.ru/military/aviation/marina_raskova/ Фотография М. М. Расковой].
• [allaces.ru/cgi-bin/s2.cgi/sssr/struct/p/iap586.dat 586-й истребительный авиационный полк им. М. Расковой].
• [wb586iap.r2.ru/586587588.htm 586, 587, 588 АП]
• [www.memorial.krsk.ru/Public/80/891209.htm Гибель транспорта «Марина Раскова»].
• [www.rpp.nm.ru/125polk/125polk.html 125 гвардейский бомбардировочный авиационный полк им. Героя Советского Союза Марины Расковой].

Отрывок, характеризующий Раскова, Марина Михайловна

«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»


Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
Получив все приказания, Алпатыч, провожаемый домашними, в белой пуховой шляпе (княжеский подарок), с палкой, так же как князь, вышел садиться в кожаную кибиточку, заложенную тройкой сытых саврасых.
Колокольчик был подвязан, и бубенчики заложены бумажками. Князь никому не позволял в Лысых Горах ездить с колокольчиком. Но Алпатыч любил колокольчики и бубенчики в дальней дороге. Придворные Алпатыча, земский, конторщик, кухарка – черная, белая, две старухи, мальчик казачок, кучера и разные дворовые провожали его.
Дочь укладывала за спину и под него ситцевые пуховые подушки. Свояченица старушка тайком сунула узелок. Один из кучеров подсадил его под руку.
– Ну, ну, бабьи сборы! Бабы, бабы! – пыхтя, проговорил скороговоркой Алпатыч точно так, как говорил князь, и сел в кибиточку. Отдав последние приказания о работах земскому и в этом уж не подражая князю, Алпатыч снял с лысой головы шляпу и перекрестился троекратно.
– Вы, ежели что… вы вернитесь, Яков Алпатыч; ради Христа, нас пожалей, – прокричала ему жена, намекавшая на слухи о войне и неприятеле.
– Бабы, бабы, бабьи сборы, – проговорил Алпатыч про себя и поехал, оглядывая вокруг себя поля, где с пожелтевшей рожью, где с густым, еще зеленым овсом, где еще черные, которые только начинали двоить. Алпатыч ехал, любуясь на редкостный урожай ярового в нынешнем году, приглядываясь к полоскам ржаных пелей, на которых кое где начинали зажинать, и делал свои хозяйственные соображения о посеве и уборке и о том, не забыто ли какое княжеское приказание.
Два раза покормив дорогой, к вечеру 4 го августа Алпатыч приехал в город.
По дороге Алпатыч встречал и обгонял обозы и войска. Подъезжая к Смоленску, он слышал дальние выстрелы, но звуки эти не поразили его. Сильнее всего поразило его то, что, приближаясь к Смоленску, он видел прекрасное поле овса, которое какие то солдаты косили, очевидно, на корм и по которому стояли лагерем; это обстоятельство поразило Алпатыча, но он скоро забыл его, думая о своем деле.
Все интересы жизни Алпатыча уже более тридцати лет были ограничены одной волей князя, и он никогда не выходил из этого круга. Все, что не касалось до исполнения приказаний князя, не только не интересовало его, но не существовало для Алпатыча.
Алпатыч, приехав вечером 4 го августа в Смоленск, остановился за Днепром, в Гаченском предместье, на постоялом дворе, у дворника Ферапонтова, у которого он уже тридцать лет имел привычку останавливаться. Ферапонтов двенадцать лет тому назад, с легкой руки Алпатыча, купив рощу у князя, начал торговать и теперь имел дом, постоялый двор и мучную лавку в губернии. Ферапонтов был толстый, черный, красный сорокалетний мужик, с толстыми губами, с толстой шишкой носом, такими же шишками над черными, нахмуренными бровями и толстым брюхом.
Ферапонтов, в жилете, в ситцевой рубахе, стоял у лавки, выходившей на улицу. Увидав Алпатыча, он подошел к нему.
– Добро пожаловать, Яков Алпатыч. Народ из города, а ты в город, – сказал хозяин.
– Что ж так, из города? – сказал Алпатыч.
– И я говорю, – народ глуп. Всё француза боятся.
– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.