Сент-Джонс

Город Сент-Джонс St. John's Страна Антигуа и БарбудаАнтигуа и Барбуда Координаты 17°07′16″ с. ш. 61°50′41″ з. д.17.12111° с. ш. 61.84472° з. д. / 17.12111; -61.84472    Площадь 10 км² Население 31 000 человек (2005) Плотность 3100,00 чел./км² Часовой пояс UTC-4 Показать/скрыть карты

Сент-Джонс (англ. St. John's) — столица, самый большой город и главный порт государства Антигуа и Барбуда.

Природные условия

Столица государства расположена на острове Антигуа, в удобной бухте. Климат этой территории тропический пассатный. Температура в течение года изменяется от +25 °С в самый прохладный месяц до +30 °С в самый жаркий. Дожди идут с мая по ноябрь, осадков за это время выпадает примерно 80 % от среднегодовой нормы, составляющей 1200 мм.

Частые тропические ураганы наносят серьёзный ущерб хозяйству Сент-Джонса. Рек в черте города и на острове в целом нет. Снабжение питьевой водой производится из артезианских скважин, а также опреснительной установки, построенной в 1970 году. Огромный вклад в развитие региона внёс госпиталь Красного креста.

Растительный и животный мир окрестностей столицы достаточно беден, однако имеется множество видов птиц, а в прибрежных водах в изобилии водятся промысловая рыба и ракообразные.

Население, язык, вероисповедание

Количество жителей города 31 000 человек (2005). Большая часть из них потомки африканских рабов, число горожан европейского происхождения незначительно.

Официальным языком является английский, но основная часть жителей говорит на антигуанском креольском языке, основанном также на английском. Большинство верующих христиане, придерживающиеся англиканства; встречаются католики, адвентисты, методисты, пятидесятники.

История развития

Сент-Джонс был основан англичанами после того, как остров Антигуа в 1632 году окончательно перешёл во владение Британской короны. К середине XVIII века в городе уже имелась достаточно развитая промышленность, ориентированная на переработку сахарного тростника, так как эта культура давала наибольшую прибыль. Для работы на плантациях и заводах завозились рабы из Африки, потомки которых в настоящее время составляют основное население страны. В 1834 году рабство было отменено, однако условия существования бывших рабов в Сент-Джонсе ещё около ста лет оставались крайне неудовлетворительными.

Экономика города серьёзно пострадала во время кризиса 1930-х годов, когда снизился мировой спрос на сахар. С 1958 по 1962 годы Сент-Джонс находился в составе Вест-Индской федерации, а затем входил в ассоциированное с Великобританией государство. Статус столицы город получил после того, как 1 ноября 1981 года было образовано независимое государство Антигуа и Барбуда.

В 1995 году Сент-Джонс серьёзно пострадал от урагана Луис. Особенно сильные потери понесла туристическая инфраструктура.

Культурное значение

Главным историко-культурным памятником столицы считается собор Сент-Джонс с красивой барочной колокольней, построенный в 1845 году. Из других архитектурных достопримечательностей можно выделить форт Джеймс, расположенный при входе в бухту; доки Нельсона, здание Палаты Правления, а также здание Курт Хаус, построенное в 1750 году, в котором в настоящий момент размещается Музей истории острова Антигуа.

Высшее образование в столице можно получить в региональном Вест-Индском университете, имеющем естественный, социологический, юридический, медицинский и другие факультеты. Государственный колледж Сент-Джонса готовит специалистов в области менеджмента и обслуживания холодильного и электронного оборудования, а также специалистов по тропическому сельскому хозяйству. Столица обладает прекрасными пляжами с белым песком, самыми известными из которых являются Дикенсон Бэй и Рэнвэй Бэй.

Ссылки

• [www.geographia.com/antigua-barbuda/Agjohn01.htm www.geographia.com]

Отрывок, характеризующий Сент-Джонс

Через неделю Пьер выдал жене доверенность на управление всеми великорусскими имениями, что составляло большую половину его состояния, и один уехал в Петербург.


Прошло два месяца после получения известий в Лысых Горах об Аустерлицком сражении и о погибели князя Андрея, и несмотря на все письма через посольство и на все розыски, тело его не было найдено, и его не было в числе пленных. Хуже всего для его родных было то, что оставалась всё таки надежда на то, что он был поднят жителями на поле сражения, и может быть лежал выздоравливающий или умирающий где нибудь один, среди чужих, и не в силах дать о себе вести. В газетах, из которых впервые узнал старый князь об Аустерлицком поражении, было написано, как и всегда, весьма кратко и неопределенно, о том, что русские после блестящих баталий должны были отретироваться и ретираду произвели в совершенном порядке. Старый князь понял из этого официального известия, что наши были разбиты. Через неделю после газеты, принесшей известие об Аустерлицкой битве, пришло письмо Кутузова, который извещал князя об участи, постигшей его сына.
«Ваш сын, в моих глазах, писал Кутузов, с знаменем в руках, впереди полка, пал героем, достойным своего отца и своего отечества. К общему сожалению моему и всей армии, до сих пор неизвестно – жив ли он, или нет. Себя и вас надеждой льщу, что сын ваш жив, ибо в противном случае в числе найденных на поле сражения офицеров, о коих список мне подан через парламентеров, и он бы поименован был».
Получив это известие поздно вечером, когда он был один в. своем кабинете, старый князь, как и обыкновенно, на другой день пошел на свою утреннюю прогулку; но был молчалив с приказчиком, садовником и архитектором и, хотя и был гневен на вид, ничего никому не сказал.
Когда, в обычное время, княжна Марья вошла к нему, он стоял за станком и точил, но, как обыкновенно, не оглянулся на нее.
– А! Княжна Марья! – вдруг сказал он неестественно и бросил стамеску. (Колесо еще вертелось от размаха. Княжна Марья долго помнила этот замирающий скрип колеса, который слился для нее с тем,что последовало.)
Княжна Марья подвинулась к нему, увидала его лицо, и что то вдруг опустилось в ней. Глаза ее перестали видеть ясно. Она по лицу отца, не грустному, не убитому, но злому и неестественно над собой работающему лицу, увидала, что вот, вот над ней повисло и задавит ее страшное несчастие, худшее в жизни, несчастие, еще не испытанное ею, несчастие непоправимое, непостижимое, смерть того, кого любишь.
– Mon pere! Andre? [Отец! Андрей?] – Сказала неграциозная, неловкая княжна с такой невыразимой прелестью печали и самозабвения, что отец не выдержал ее взгляда, и всхлипнув отвернулся.
– Получил известие. В числе пленных нет, в числе убитых нет. Кутузов пишет, – крикнул он пронзительно, как будто желая прогнать княжну этим криком, – убит!
Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.