Стуока-Гуцявичюс, Лауринас

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Лауринас Гуцявичюс
лит. Laurynas Gucevičius

Воображаемый портрет Гуцявичюса
Основные сведения
Место рождения

с. Мигонис (ныне Купишкский район)

Место смерти

Вильно

Работы и достижения
Работал в городах

Вильно

Архитектурный стиль

классицизм

Важнейшие постройки

Ратуша
Кафедральный собор Св. Станислава

Лаури́нас Гуця́вичюс, Лавре́нтий (Вавжи́нец) Гуце́вич (лит. Laurynas Gucevičius, лит. Laurynas Stuoka-Gucevičius, польск. Wawrzyniec Gucewicz; 1753, с. Мигонис, ныне Купишкского района, Литва — 29 ноября (10 декабря) 1798, Вильно) — литовский архитектор, представитель классицизма.





Биография

Крестьянского происхождения. Родился в семье Симонаса Масюлиса, как об этом свидетельствует запись при крещении babtisavi infantem n(omi)ne Laurentium patris Symoni Masulis et Matris Catharinae Masulowa de villa Migance, при этом соседи для того, чтобы отличать его отца от однофамильцев, называли его Гуцевичем. Это подтверждается записью о крещении его дочери, в которой он назван Симоном Гуцевичем (Simonis Gucewiczas). Фамилию Стуока Лауринасу Стуоке-Гуцявичюсу по ошибке добавили позднейшие историографы.[1]

Учился в школах в Купишках, Полавене (Palėvenė), в пиарской школе в Поневеже. В 1773 году в Вильне вступил в миссионерский монастырь. В 17731775 годах в Виленском университете (в то время Главная школа Великого княжества Литовского (Schola Princips Magni Ducatus Lithuaniae) изучал математику у Францишека Норвайша и архитектуру у Мартина Кнакфуса. Затем в 17761777 годах совершенствовался в Риме.

По возвращении преподавал математику в Виленской семинарии. В 1778 году вступил в масонскую ложу. Вместе с епископом Игнацием Массальским (Ignacy Jakub Massalski, Ignotas Jokūbas Masalskis) путешествовал по городам Европы. Полтора года в Париже слушал лекции по архитектуре Жак-Жермена Суффло и Клода Леду (17781780).

По возвращении в 1781 году занимался проектированием и перестройкой дворца епископа Масальского в Верках (Verkiai) под Вильной.

В 1789 году Сейм присвоил ему дворянский титул.

В 17891794 годах преподавал военную инженерию и картографию в Литовской школе инженерного корпуса при Главной школе.

В 17931794 и 17971798 годах преподавал в Главной школе; с 1793 года профессор. Участвовал в восстании 1794 года под руководством Тадеуша Костюшко. Командовал организованной им же гражданской гвардией в Вильне.

Похоронен на кладбище при костёле Святого Стефана на улице Гяляжинкялё (Geležinkelio g. 39; у южной стены костёла; с 1865 года кладбище закрыто). Место погребения отмечено убогим деревянным крестом с едва читаемым текстом. На стене костёла в 1998 году установлена мемориальная плита с портретным барельефом (скульптор Йонас Норас Нарушявичюс, архитектор Витаутас Заранка[2]).

По другим сведениям, похоронен был на кладбище Росса, однако сведения о местоположении могилы утрачены.

Имя архитектора носит улица в Вильнюсе и площадь в Купишкисе, где установлен памятник скульптору, а также один из дворов ансамбля Вильнюсского университета.

Творчество

Архитектор творил в стиле классицизма. Для него характерны строгость композиционных решений и монументальных форм:

По проекту сохранялись ценные элементы архитектуры собора, здание обрело формы классицизма. Для симметрии с капеллой Святого Казимира в северо-восточном углу пристроена новая ризница с куполом. Радикально изменён главный западный фасад: возведены по углам две новые капеллы и портик с шестью колоннами дорического ордера. Старые и новые капеллы объединены новыми наружными стенами и общей кровлей. Колонны вдоль боковых фасадов связывают здание в целое. В сохранённой внутренней структуре заново декорированы своды нефов.

По проекту в новом здании использовались часть прочных стен и подвалы старого здания. Сравнительно не высокое квадратное в плане здание со строгими пропорциями и симметрией классических форм. Главный фасад, обращённый к Ратушной площади украшает значительно выступающий вперёд портик с шестью колоннами дорического ордера и невысоким треугольным фронтоном.

  • проекты перестроек дворцов вельмож в Вильне и окрестностях; в частности, реконструкция в стиле позднего классицизма дворца Тышкевичей в 1783 году (историк Тересе Дамбраускайте утверждает, что сведения о том, что Стуока-Гуцявичюс реконструировал здание, не находят документального подтверждения[3])

Напишите отзыв о статье "Стуока-Гуцявичюс, Лауринас"

Примечания

  1. Edmundas Rimša. Dėl Lauryno Gucevičiaus pavardės // Literatūra ir menas 2003-05-16 nr. 2950. (лит.)
  2. Algimantas Mačiulis. Dailė architektūroje. Vilnius: Dailės akademijos leidykla, 2003. ISBN 9986-571-86-3. P. 314—316 (лит.)
  3. Čaplinskas, Antanas Rimvydas. Vilniaus gatvių istorija. Šv. Jono, Dominikonų, Trakų gatvės. Apybraiža. — Vilnius: Charibdė, 1998. — С. 274. — 304 с. — 2000 экз. — ISBN 9986-745-13-6. (лит.)

Литература

  • Eduardas Budreika. Lietuvos klasicizmo architekturos kurėjas Stuoka-Gucevičius, 1753—1798. Vilnius, 1965.

Ссылки

  • [ldmuziejus.mch.mii.lt/Naujausiosparodos/vu_daileje/117.jpg Портрет]

Отрывок, характеризующий Стуока-Гуцявичюс, Лауринас

Два лакея, один княгинин, другой его, дожидаясь, когда они кончат говорить, стояли с шалью и рединготом и слушали их, непонятный им, французский говор с такими лицами, как будто они понимали, что говорится, но не хотели показывать этого. Княгиня, как всегда, говорила улыбаясь и слушала смеясь.
– Я очень рад, что не поехал к посланнику, – говорил князь Ипполит: – скука… Прекрасный вечер, не правда ли, прекрасный?
– Говорят, что бал будет очень хорош, – отвечала княгиня, вздергивая с усиками губку. – Все красивые женщины общества будут там.
– Не все, потому что вас там не будет; не все, – сказал князь Ипполит, радостно смеясь, и, схватив шаль у лакея, даже толкнул его и стал надевать ее на княгиню.
От неловкости или умышленно (никто бы не мог разобрать этого) он долго не опускал рук, когда шаль уже была надета, и как будто обнимал молодую женщину.
Она грациозно, но всё улыбаясь, отстранилась, повернулась и взглянула на мужа. У князя Андрея глаза были закрыты: так он казался усталым и сонным.
– Вы готовы? – спросил он жену, обходя ее взглядом.
Князь Ипполит торопливо надел свой редингот, который у него, по новому, был длиннее пяток, и, путаясь в нем, побежал на крыльцо за княгиней, которую лакей подсаживал в карету.
– Рrincesse, au revoir, [Княгиня, до свиданья,] – кричал он, путаясь языком так же, как и ногами.
Княгиня, подбирая платье, садилась в темноте кареты; муж ее оправлял саблю; князь Ипполит, под предлогом прислуживания, мешал всем.
– Па звольте, сударь, – сухо неприятно обратился князь Андрей по русски к князю Ипполиту, мешавшему ему пройти.
– Я тебя жду, Пьер, – ласково и нежно проговорил тот же голос князя Андрея.
Форейтор тронулся, и карета загремела колесами. Князь Ипполит смеялся отрывисто, стоя на крыльце и дожидаясь виконта, которого он обещал довезти до дому.

– Eh bien, mon cher, votre petite princesse est tres bien, tres bien, – сказал виконт, усевшись в карету с Ипполитом. – Mais tres bien. – Он поцеловал кончики своих пальцев. – Et tout a fait francaise. [Ну, мой дорогой, ваша маленькая княгиня очень мила! Очень мила и совершенная француженка.]
Ипполит, фыркнув, засмеялся.
– Et savez vous que vous etes terrible avec votre petit air innocent, – продолжал виконт. – Je plains le pauvre Mariei, ce petit officier, qui se donne des airs de prince regnant.. [А знаете ли, вы ужасный человек, несмотря на ваш невинный вид. Мне жаль бедного мужа, этого офицерика, который корчит из себя владетельную особу.]
Ипполит фыркнул еще и сквозь смех проговорил:
– Et vous disiez, que les dames russes ne valaient pas les dames francaises. Il faut savoir s'y prendre. [А вы говорили, что русские дамы хуже французских. Надо уметь взяться.]
Пьер, приехав вперед, как домашний человек, прошел в кабинет князя Андрея и тотчас же, по привычке, лег на диван, взял первую попавшуюся с полки книгу (это были Записки Цезаря) и принялся, облокотившись, читать ее из середины.
– Что ты сделал с m lle Шерер? Она теперь совсем заболеет, – сказал, входя в кабинет, князь Андрей и потирая маленькие, белые ручки.
Пьер поворотился всем телом, так что диван заскрипел, обернул оживленное лицо к князю Андрею, улыбнулся и махнул рукой.
– Нет, этот аббат очень интересен, но только не так понимает дело… По моему, вечный мир возможен, но я не умею, как это сказать… Но только не политическим равновесием…
Князь Андрей не интересовался, видимо, этими отвлеченными разговорами.
– Нельзя, mon cher, [мой милый,] везде всё говорить, что только думаешь. Ну, что ж, ты решился, наконец, на что нибудь? Кавалергард ты будешь или дипломат? – спросил князь Андрей после минутного молчания.
Пьер сел на диван, поджав под себя ноги.
– Можете себе представить, я всё еще не знаю. Ни то, ни другое мне не нравится.
– Но ведь надо на что нибудь решиться? Отец твой ждет.
Пьер с десятилетнего возраста был послан с гувернером аббатом за границу, где он пробыл до двадцатилетнего возраста. Когда он вернулся в Москву, отец отпустил аббата и сказал молодому человеку: «Теперь ты поезжай в Петербург, осмотрись и выбирай. Я на всё согласен. Вот тебе письмо к князю Василью, и вот тебе деньги. Пиши обо всем, я тебе во всем помога». Пьер уже три месяца выбирал карьеру и ничего не делал. Про этот выбор и говорил ему князь Андрей. Пьер потер себе лоб.
– Но он масон должен быть, – сказал он, разумея аббата, которого он видел на вечере.
– Всё это бредни, – остановил его опять князь Андрей, – поговорим лучше о деле. Был ты в конной гвардии?…
– Нет, не был, но вот что мне пришло в голову, и я хотел вам сказать. Теперь война против Наполеона. Ежели б это была война за свободу, я бы понял, я бы первый поступил в военную службу; но помогать Англии и Австрии против величайшего человека в мире… это нехорошо…
Князь Андрей только пожал плечами на детские речи Пьера. Он сделал вид, что на такие глупости нельзя отвечать; но действительно на этот наивный вопрос трудно было ответить что нибудь другое, чем то, что ответил князь Андрей.
– Ежели бы все воевали только по своим убеждениям, войны бы не было, – сказал он.
– Это то и было бы прекрасно, – сказал Пьер.
Князь Андрей усмехнулся.
– Очень может быть, что это было бы прекрасно, но этого никогда не будет…
– Ну, для чего вы идете на войну? – спросил Пьер.
– Для чего? я не знаю. Так надо. Кроме того я иду… – Oн остановился. – Я иду потому, что эта жизнь, которую я веду здесь, эта жизнь – не по мне!


В соседней комнате зашумело женское платье. Как будто очнувшись, князь Андрей встряхнулся, и лицо его приняло то же выражение, какое оно имело в гостиной Анны Павловны. Пьер спустил ноги с дивана. Вошла княгиня. Она была уже в другом, домашнем, но столь же элегантном и свежем платье. Князь Андрей встал, учтиво подвигая ей кресло.
– Отчего, я часто думаю, – заговорила она, как всегда, по французски, поспешно и хлопотливо усаживаясь в кресло, – отчего Анет не вышла замуж? Как вы все глупы, messurs, что на ней не женились. Вы меня извините, но вы ничего не понимаете в женщинах толку. Какой вы спорщик, мсье Пьер.
– Я и с мужем вашим всё спорю; не понимаю, зачем он хочет итти на войну, – сказал Пьер, без всякого стеснения (столь обыкновенного в отношениях молодого мужчины к молодой женщине) обращаясь к княгине.
Княгиня встрепенулась. Видимо, слова Пьера затронули ее за живое.