Филиповский, Михаил Сергеевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Михаил Сергеевич Филиповский

генерал-майор М.С. Филипповский
Дата рождения

1 февраля 1896(1896-02-01)

Место рождения

Барановичи,Минская губерния, Российская империя

Дата смерти

8 января 1956(1956-01-08) (59 лет)

Место смерти

Москва, СССР

Принадлежность

Российская империя Российская империя
РСФСР РСФСР
СССР СССР

Годы службы

19151917
19181950

Звание

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Часть

58-я армия,
9-я армия,
47-я армия,
4-я гвардейская армия

Командовал

Гражданская война в России:

Великая Отечественная война:

Сражения/войны

Первая мировая война
Гражданская война в России:

Гражданская война в Китае
Великая Отечественная война

Награды и премии

Филипповский (Филиповский), Михаил Сергеевич (10 февраля 1896 года — 8 января 1956 года) — советский военачальник, генерал-лейтенант (1945). Кандидат военных наук (1948).





Биография

Родился Михаил Сергеевич Филипповский В дворянской семье 10 февраля 1896 года в Барановичах, Минской губернии. Его дед по матери — известный русский генерал Алексеев.

В 1915 году М. С. Филипповский вступил в русскую императорскую армию, тогда же окончил Виленское пехотное училище, выпущен поручиком. Участвовал в Первой мировой войне, командовал ротой, затем батальоном, воевал на Западном, Юго-Западном и Северном фронтах. После революции солдаты избрали Филиповского в полковой комитет. С 1917 года член ВКП(б).

Гражданская война

В 1918 году М. С. Филипповский добровольно вступил в РККА, с началом Гражданской войны воевал на Северном фронте против белогвардейцев и иностранных интервентов, командует сводным отрядом Северо-Восточного участка отрядов завесы. 31 августа 1918 года сводный батальон американских, английских и французских интервентов под командованием Хадельдона попытался прорваться к станции Обозерская с фланга. 4 сентября 1918 года батальон был разгромлен отрядом М. С. Филипповского. 11 сентября 1918 года, приказом РВС РСФСР из войск Северо-восточного участка Западной завесы была создана 6-я армия. 20 ноября 1918 года все советские войска были сведены в полки, М. С. Филипповский назначен командиром 160-го стрелкового полка. В январе-феврале 1919 года участвует в Шенкурской операции. План операции был разработан командующим 6-й армией А. А. Самойло. Согласно плану М. С. Филипповский возглавил один из трех отрядов — Вельский (Вельскую колонну) 18-й стрелковой дивизии. В отряде насчитывалось 1350 человек, 4 орудия и 21 пулемёт. После трех дней боев Вельский отряд захватил укрепление на Высокой горе разбив американо-канадские части и открыл дорогу на Шенкурск. 25 января город был освобождён. С 27 октября по 18 ноября 1919 года М. С. Филипповский вр.и.д. командира 54-й стрелковой дивизии, с 26 ноября 1919 года — вр.и.д. командира 18-й стрелковой дивизии. 21 февраля 1920 года дивизией был освобожден Архангельск, затем Онега.Из освобожденного Архангельска отправил премьер-министру Великобритании Давиду Ллод Джорджу телеграмму: «Ваших сбросили в море, встречайте. Комдив Филиповский.» М. С. Филипповский командовал 18-стрелковой дивизией до 23 марта 1920 года, затем назначен начальником штаба той же дивизии. Вскоре белое движение на Северном фронте было окончательно разгромлено, дивизия была переброшена на Западный фронт и вошла в состав 4-й армии. В качестве начальника штаба 18-й стрелковой дивизии М. С. Филипповский участвует в Советско-польской войне — Майской операции, Июльской операции и Варшавской битве. В Варшавской операции РККА потерпела поражение, в конце августа 1920 года части 4-й армии были интернированы в Восточной Пруссии.

Между войнами

В 1923 году М. С. Филипповский окончил Курсы усовершенствования командного состава (КУКС) при Военной академии РККА, командовал 20-й стрелковой дивизией Туркестанского фронта, участвовал в боях с басмачами. В то время разделял взгляды троцкистской оппозиции, выступал в парторганизации дивизии в защиту взглядов Троцкого. С 1924 года — помощник командира 13-го стрелкового корпуса того же фронта, затем помощник начальника и вр.и.д. начальника управления Кавказской армии, военный руководитель Закавказского коммунистического университета.

В 1927 году М. С. Филипповский был направлен военным советником в Китай, участвовал в Гражданской войне, вернулся через год. В 1928 году окончил Военную академию им. Фрунзе и был назначен командиром стрелковой дивизии, затем служил на должностях начальника Управления ВУЗов, начальника Управления по вневойсковой подготовке начальствующего состава, помощника инспектора по военной работе ОСОАВИАХИМа СССР.

28 ноября 1938 года нарком обороны СССР Ворошилов К. Е. обратился в Политбюро ЦК ВКП(б) с просьбой уволить из РККА комкоров: Петровского Л. Г., Степанова М. О., коринтенданта Жильцова А. И., комдивов Баринова А. И., Филипповского М. С. и комбрига Шафранского И. И. ввиду имеющихся на них ряда компрометирующих данных. В конце ноября 1938 года М. С. Филипповский был уволен в запас.[1] Арестован не был. В 1939 году был восстановлен в РККА и назначен преподавателем Высшей школы штабной работы Красной Армии и Академии Генштаба (одновременно обучаясь в Академии Генштаба).

Великая Отечественная война

В начале Великой Отечественной войны М. С. Филипповский на той же должности. В 1942 году он окончил Академию Генштаба, в декабре 1942 года был назначен начальником штаба 58-й армии. Принимал участие в Битве за Кавказ. 9 февраля 1943 года началась Краснодарская наступательная операция, в ходе которой М. С. Филипповский возглавлял ударную группировку 58-й армии в составе 317-й, 351-й и 417-й стрелковых дивизий. В наступлении, начавшемся 26 февраля 1943 года, участвовали только две дивизии из трех (417-я не успела подойти), несмотря на это и тяжелые погодные условия ударная группа Филипповского наступала успешно, но её наступление не было поддержано. В результате группа попала в окружение, но продолжала сражаться. К 3 марта у группы кончились боеприпасы, связи со штабом не было, М. С. Филипповский принял самостоятельное решение — отвести войска. К вечеру 4 марта части ударной группы, уничтожив материальную часть, с боями вышли из окружения.

12 мая 1943 года М. С. Филипповский был назначен начальником штаба 9-й армии, с сентября по октябрь 1943 года участвовал в Новороссийско-Таманской операции. 6 ноября 1943 года управление армии было расформировано, М. С. Филипповский был назначен начальником штаба 47-й армии, на этом посту до июля 1944 года. С августа 1944 года М. С. Филипповский — в распоряжении Главного управления кадров (ГУК) НКО. В декабре 1944 года М. С. Филипповский назначен заместителем командующего 4-й гвардейской армией 3-го Украинского фронта, участвовал в Будапештской операции.

В январе 1945 года М. С. Филипповский назначен вр.и.д. командующего 46-й армией 3-го Украинского фронта, продолжал участие в Будапештской операции.

5 марта 1945 года М. С. Филипповский становится командиром 104-го стрелкового корпуса, участвовал в Будапештской и Венской операциях.

После войны

После войны М. С. Филипповский продолжал командовать корпусом в Южной группе войск.

В 1946 году перешел на преподавательскую работу в Академию Генштаба, был назначен старшим преподавателем кафедры тактики высших соединений.

В декабре 1950 года вышел в отставку.

Умер Михаил Сергеевич Филипповский 8 января 1956 года в Москве, похоронен на Введенском кладбище.

Звания

Награды

За время службы М. С. Филипповский был награждён:

другие медали
США: Орден «Легион почёта» 4-й степени (легионер)

Напишите отзыв о статье "Филиповский, Михаил Сергеевич"

Литература

Ссылки

  • [podvignaroda.mil.ru/ Подвиг народа]
  • [wwii-soldat.narod.ru/OPER/ARTICLES/016-kavkaz.htm Битва за Кавказ — статья на сайте «Солдаты XX века»]
  • [fotki.yandex.ru/users/wberdnikov/view/281585/?page=0 Биография в фотоальбоме В. Бердникова]

Примечания

  1. Черушев Н. С. Удар по своим

Отрывок, характеризующий Филиповский, Михаил Сергеевич

«Но что же делать! она не может иначе», – подумала княжна Марья; и с грустным и несколько строгим лицом передала она Наташе все, что сказал ей Пьер. Услыхав, что он собирается в Петербург, Наташа изумилась.
– В Петербург? – повторила она, как бы не понимая. Но, вглядевшись в грустное выражение лица княжны Марьи, она догадалась о причине ее грусти и вдруг заплакала. – Мари, – сказала она, – научи, что мне делать. Я боюсь быть дурной. Что ты скажешь, то я буду делать; научи меня…
– Ты любишь его?
– Да, – прошептала Наташа.
– О чем же ты плачешь? Я счастлива за тебя, – сказала княжна Марья, за эти слезы простив уже совершенно радость Наташи.
– Это будет не скоро, когда нибудь. Ты подумай, какое счастие, когда я буду его женой, а ты выйдешь за Nicolas.
– Наташа, я тебя просила не говорить об этом. Будем говорить о тебе.
Они помолчали.
– Только для чего же в Петербург! – вдруг сказала Наташа, и сама же поспешно ответила себе: – Нет, нет, это так надо… Да, Мари? Так надо…


Прошло семь лет после 12 го года. Взволнованное историческое море Европы улеглось в свои берега. Оно казалось затихшим; но таинственные силы, двигающие человечество (таинственные потому, что законы, определяющие их движение, неизвестны нам), продолжали свое действие.
Несмотря на то, что поверхность исторического моря казалась неподвижною, так же непрерывно, как движение времени, двигалось человечество. Слагались, разлагались различные группы людских сцеплений; подготовлялись причины образования и разложения государств, перемещений народов.
Историческое море, не как прежде, направлялось порывами от одного берега к другому: оно бурлило в глубине. Исторические лица, не как прежде, носились волнами от одного берега к другому; теперь они, казалось, кружились на одном месте. Исторические лица, прежде во главе войск отражавшие приказаниями войн, походов, сражений движение масс, теперь отражали бурлившее движение политическими и дипломатическими соображениями, законами, трактатами…
Эту деятельность исторических лиц историки называют реакцией.
Описывая деятельность этих исторических лиц, бывших, по их мнению, причиною того, что они называют реакцией, историки строго осуждают их. Все известные люди того времени, от Александра и Наполеона до m me Stael, Фотия, Шеллинга, Фихте, Шатобриана и проч., проходят перед их строгим судом и оправдываются или осуждаются, смотря по тому, содействовали ли они прогрессу или реакции.
В России, по их описанию, в этот период времени тоже происходила реакция, и главным виновником этой реакции был Александр I – тот самый Александр I, который, по их же описаниям, был главным виновником либеральных начинаний своего царствования и спасения России.
В настоящей русской литературе, от гимназиста до ученого историка, нет человека, который не бросил бы своего камушка в Александра I за неправильные поступки его в этот период царствования.
«Он должен был поступить так то и так то. В таком случае он поступил хорошо, в таком дурно. Он прекрасно вел себя в начале царствования и во время 12 го года; но он поступил дурно, дав конституцию Польше, сделав Священный Союз, дав власть Аракчееву, поощряя Голицына и мистицизм, потом поощряя Шишкова и Фотия. Он сделал дурно, занимаясь фронтовой частью армии; он поступил дурно, раскассировав Семеновский полк, и т. д.».
Надо бы исписать десять листов для того, чтобы перечислить все те упреки, которые делают ему историки на основании того знания блага человечества, которым они обладают.
Что значат эти упреки?
Те самые поступки, за которые историки одобряют Александра I, – как то: либеральные начинания царствования, борьба с Наполеоном, твердость, выказанная им в 12 м году, и поход 13 го года, не вытекают ли из одних и тех же источников – условий крови, воспитания, жизни, сделавших личность Александра тем, чем она была, – из которых вытекают и те поступки, за которые историки порицают его, как то: Священный Союз, восстановление Польши, реакция 20 х годов?
В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.
Про деятельность Александра и Наполеона нельзя сказать, чтобы она была полезна или вредна, ибо мы не можем сказать, для чего она полезна и для чего вредна. Если деятельность эта кому нибудь не нравится, то она не нравится ему только вследствие несовпадения ее с ограниченным пониманием его о том, что есть благо. Представляется ли мне благом сохранение в 12 м году дома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветание Петербургского и других университетов, или свобода Польши, или могущество России, или равновесие Европы, или известного рода европейское просвещение – прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела, кроме этих целей, ещь другие, более общие и недоступные мне цели.
Но положим, что так называемая наука имеет возможность примирить все противоречия и имеет для исторических лиц и событий неизменное мерило хорошего и дурного.
Положим, что Александр мог сделать все иначе. Положим, что он мог, по предписанию тех, которые обвиняют его, тех, которые профессируют знание конечной цели движения человечества, распорядиться по той программе народности, свободы, равенства и прогресса (другой, кажется, нет), которую бы ему дали теперешние обвинители. Положим, что эта программа была бы возможна и составлена и что Александр действовал бы по ней. Что же сталось бы тогда с деятельностью всех тех людей, которые противодействовали тогдашнему направлению правительства, – с деятельностью, которая, по мнению историков, хороша и полезна? Деятельности бы этой не было; жизни бы не было; ничего бы не было.
Если допустить, что жизнь человеческая может управляться разумом, – то уничтожится возможность жизни.


Если допустить, как то делают историки, что великие люди ведут человечество к достижению известных целей, состоящих или в величии России или Франции, или в равновесии Европы, или в разнесении идей революции, или в общем прогрессе, или в чем бы то ни было, то невозможно объяснить явлений истории без понятий о случае и о гении.
Если цель европейских войн начала нынешнего столетия состояла в величии России, то эта цель могла быть достигнута без всех предшествовавших войн и без нашествия. Если цель – величие Франции, то эта цель могла быть достигнута и без революции, и без империи. Если цель – распространение идей, то книгопечатание исполнило бы это гораздо лучше, чем солдаты. Если цель – прогресс цивилизации, то весьма легко предположить, что, кроме истребления людей и их богатств, есть другие более целесообразные пути для распространения цивилизации.
Почему же это случилось так, а не иначе?
Потому что это так случилось. «Случай сделал положение; гений воспользовался им», – говорит история.
Но что такое случай? Что такое гений?
Слова случай и гений не обозначают ничего действительно существующего и потому не могут быть определены. Слова эти только обозначают известную степень понимания явлений. Я не знаю, почему происходит такое то явление; думаю, что не могу знать; потому не хочу знать и говорю: случай. Я вижу силу, производящую несоразмерное с общечеловеческими свойствами действие; не понимаю, почему это происходит, и говорю: гений.
Для стада баранов тот баран, который каждый вечер отгоняется овчаром в особый денник к корму и становится вдвое толще других, должен казаться гением. И то обстоятельство, что каждый вечер именно этот самый баран попадает не в общую овчарню, а в особый денник к овсу, и что этот, именно этот самый баран, облитый жиром, убивается на мясо, должно представляться поразительным соединением гениальности с целым рядом необычайных случайностей.
Но баранам стоит только перестать думать, что все, что делается с ними, происходит только для достижения их бараньих целей; стоит допустить, что происходящие с ними события могут иметь и непонятные для них цели, – и они тотчас же увидят единство, последовательность в том, что происходит с откармливаемым бараном. Ежели они и не будут знать, для какой цели он откармливался, то, по крайней мере, они будут знать, что все случившееся с бараном случилось не нечаянно, и им уже не будет нужды в понятии ни о случае, ни о гении.
Только отрешившись от знаний близкой, понятной цели и признав, что конечная цель нам недоступна, мы увидим последовательность и целесообразность в жизни исторических лиц; нам откроется причина того несоразмерного с общечеловеческими свойствами действия, которое они производят, и не нужны будут нам слова случай и гений.
Стоит только признать, что цель волнений европейских народов нам неизвестна, а известны только факты, состоящие в убийствах, сначала во Франции, потом в Италии, в Африке, в Пруссии, в Австрии, в Испании, в России, и что движения с запада на восток и с востока на запад составляют сущность и цель этих событий, и нам не только не нужно будет видеть исключительность и гениальность в характерах Наполеона и Александра, но нельзя будет представить себе эти лица иначе, как такими же людьми, как и все остальные; и не только не нужно будет объяснять случайностию тех мелких событий, которые сделали этих людей тем, чем они были, но будет ясно, что все эти мелкие события были необходимы.