Флавий Оптат

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Фла́вий Опта́т
лат. Flavius Optatus
консул Римской империи 334 года
 

Фла́вий Опта́т (лат. Flavius Optatus) — государственный деятель Римской империи первой половины IV века, консул 334 года. На протяжении своей карьеры он не занимал официальных постов в государственном управлении, но при этом был очень влиятельным человеком. Пространную информацию о происхождении и жизненном пути Оптата приводит ритор Либаний:

«Но был некто Оптат, учитель грамоты, который учил ей и сына Лициния за пару хлебов и ту прочую пищу, какую к ним прибавляют. Как то раз, проезжая Пафлагонию, он останавливается у одного шинкаря, ростившего красавицу—дочь, которая и замешивала вино. Так как красота её произвела на него впечатление, он просил её руки и, склонив её к согласию, женился на ней. Пока сам Лициний царствовал, ничего своей женитьбой он не выгадал, но когда власть его перешла к преемнику [Константину I], муж своей жены тотчас стал и важным, и заметным, и богатым человекомъ, и консулом. Из-за него публике в театре стоило бы, получив крылья, летать вместе с птицами[1]

Получив влияние благодаря красоте своей жены, Оптат стал первым человеком, которому был дарован титул патрикия, (который ввел Константин I по аналогии с древними патрициями). Флавий Оптат был убит после смерти Константина I, летом 337 года, вместе с другими чиновниками и родственниками Константина армией, которая хотела передать всю власть только детям покойного императора. Возможно, Оптат состоял в каком-то родстве с Константином, что и предопределило его гибель.

Один из его племянников (сын брата жены), Оптат, впоследствии был довольно влиятельным сенатором и префектом Константинополя.

Напишите отзыв о статье "Флавий Оптат"



Примечания

  1. [elar.uniyar.ac.ru/jspui/handle/123456789/424 Либаний. Речь XLII. 26-27.]

Литература

Отрывок, характеризующий Флавий Оптат

– Вам кого, сударь, надо? – сказал голос из темноты. Петя отвечал, что того мальчика француза, которого взяли нынче.
– А! Весеннего? – сказал казак.
Имя его Vincent уже переделали: казаки – в Весеннего, а мужики и солдаты – в Висеню. В обеих переделках это напоминание о весне сходилось с представлением о молоденьком мальчике.
– Он там у костра грелся. Эй, Висеня! Висеня! Весенний! – послышались в темноте передающиеся голоса и смех.
– А мальчонок шустрый, – сказал гусар, стоявший подле Пети. – Мы его покормили давеча. Страсть голодный был!
В темноте послышались шаги и, шлепая босыми ногами по грязи, барабанщик подошел к двери.
– Ah, c'est vous! – сказал Петя. – Voulez vous manger? N'ayez pas peur, on ne vous fera pas de mal, – прибавил он, робко и ласково дотрогиваясь до его руки. – Entrez, entrez. [Ах, это вы! Хотите есть? Не бойтесь, вам ничего не сделают. Войдите, войдите.]
– Merci, monsieur, [Благодарю, господин.] – отвечал барабанщик дрожащим, почти детским голосом и стал обтирать о порог свои грязные ноги. Пете многое хотелось сказать барабанщику, но он не смел. Он, переминаясь, стоял подле него в сенях. Потом в темноте взял его за руку и пожал ее.
– Entrez, entrez, – повторил он только нежным шепотом.
«Ах, что бы мне ему сделать!» – проговорил сам с собою Петя и, отворив дверь, пропустил мимо себя мальчика.
Когда барабанщик вошел в избушку, Петя сел подальше от него, считая для себя унизительным обращать на него внимание. Он только ощупывал в кармане деньги и был в сомненье, не стыдно ли будет дать их барабанщику.


От барабанщика, которому по приказанию Денисова дали водки, баранины и которого Денисов велел одеть в русский кафтан, с тем, чтобы, не отсылая с пленными, оставить его при партии, внимание Пети было отвлечено приездом Долохова. Петя в армии слышал много рассказов про необычайные храбрость и жестокость Долохова с французами, и потому с тех пор, как Долохов вошел в избу, Петя, не спуская глаз, смотрел на него и все больше подбадривался, подергивая поднятой головой, с тем чтобы не быть недостойным даже и такого общества, как Долохов.
Наружность Долохова странно поразила Петю своей простотой.