Гюнтхардт, Хайнц

Хайнц Гюнтхардт
Гражданство	Швейцария Швейцария
Дата рождения	8 февраля 1959(1959-02-08) (65 лет)
Место рождения	Цюрих, Швейцария
Рост	180 см
Вес	70 кг
Начало карьеры	1975
Рабочая рука	правая
Призовые, долл.	1 550 007
Одиночный разряд
Матчей в/п	228—193
Титулов	5
Наивысшая позиция	22 (7 апреля 1986)
Турниры серии Большого шлема
Франция	4-й круг (1985)
Уимблдон	1/4 финала (1985)
США	1/4 финала (1985)
Парный разряд
Матчей в/п	409—227
Титулов	30
Наивысшая позиция	3 (8 июля 1985)
Турниры серии Большого шлема
Австралия	2-й круг (1981, 1990)
Франция	победа (1981)
Уимблдон	победа (1985)
США	финал (1981)
Завершил выступления

Хайнц Гюнтхардт (нем. Heinz Günthardt; р. 8 февраля 1959, Цюрих) — швейцарский профессиональный теннисист и теннисный тренер.

• Четырёхкратный победитель турниров Большого шлема в мужском парном и смешанном парном разряде
• Трёхкратный победитель Итогового турнира WCT в парном разряде
• В общей сложности победитель 37 профессиональных турниров в одиночном, мужском парном и смешанном парном разрядах
• Тренер Штеффи Граф, Дженнифер Каприати и Аны Иванович

Игровая карьера

Хайнц Гюнтхардт дебютировал в составе сборной Швейцарии в Кубке Дэвиса в октябре 1975 года, став в возрасте 16 лет и 244 дней самым молодым игроком в её истории. На следующий год 17-летний швейцарец стал победителем Открытого чемпионата Франции и Уимблдонского турнира в одиночном разряде среди юношей. В феврале 1978 года, вскоре после своего 19-летия, он стал первым в истории профессионального тура Гран-при игроком, выигравшим турнир этой серии после попадания в основную сетку в качестве «счастливого неудачника» (англ. lucky looser). По пути к победе он переиграл таких соперников, как Брайан Тичер, Ян Кодеш и Гарольд Соломон. В этом же году он дошёл в парном разряде до своих первых финалов сначала на Открытом чемпионате Канады, а затем в чемпионате США среди профессионалов. На следующий год он уже завоевал три титула в парном разряде — последовательно на Открытых чемпионатах ЮАР, Швеции и Австрии с тремя разными партнёрами. Ещё четыре парных финала он проиграл.

За 1980 год Гюнтхардт выиграл по три турнира в одиночном и парном разрядах (снова с тремя разными партнёрами, включая старшего брата Маркуса). При этом в парном разряде он ещё шесть раз проигрывал в финале, и тоже каждый раз с новым партнёром. В рамках турниров Большого шлема он трижды за сезон дошёл до четвертьфинала, также каждый раз с новым партнёром. С одним из многочисленных партнёров — американцем Сэнди Майером — он принял в начале следующего года участие в Итоговом турнире WCT, где собирались сильнейшие игроки мира по итогам минувшего сезона. Гюнтхардт и Майер выиграли все три своих встречи на групповом этапе, но в полуфинале проиграли австралийцам Питеру Макнамаре и Полу Макнами (Макнами вскоре после этого стал первой ракеткой мира в парном разряде).

В 1981 году выбор партнёров у Гюнтхардта сократился, и это незамедлительно сказалось на результатах: за сезон он выиграл восемь турниров (и девятый — Итоговый турнир WCT — в начале января следующего года), добившись этого всего с тремя партнёрами: братом Маркусом, Питером Макнамарой и венгром Балажем Тароци. С последним Гюнтхардт победил в шести турнирах, включая Итоговый турнир WCT, а до этого Открытый чемпионат Франции, а с Макнамарой вышел в финал Открытого чемпионата США, где они без игры отдали титул лидерам мирового сезона Джону Макинрою и Питеру Флемингу. За 1982 год Гюнтхардт семь раз выходил в финал различных турниров с Тароци, Макнамарой, Маркусом Гюнтхардтом и чехом Томашем Шмидом, но выиграл только два из них. На Открытом чемпионате Франции он дошёл с Тароци до полуфинала, а на Открытом чемпионате США, где его партнёром был бразилец Кассиу Мотта, вылетел уже в первом круге. Тем не менее в целом за сезон результаты оказались достаточно хороши, чтобы в январе 1983 года Гюнтхардт в третий раз подряд (и второй раз вместе с Тароци) принял участие в Итоговом турнире WCT и одержал в нём вторую подряд победу. Успешно для него сложился год и в Кубке Дэвиса, где он, одержав по три победы в трёх встречах с командами Марокко и Австрии, дошёл до финала Европейской зоны, где швейцарцы, однако, уступили ирландцам.

После второй победы в Итоговом турнире WCT Гюнтхардт выиграл за 1983 год ещё шесть турниров в парном и один в одиночном разряде. Четыре раза он побеждал в паре с Тароци и дважды — с чехом Павелом Сложилом. Ещё дважды Гюнтхардт и Тароци проигрывали в финале и в начале 1984 года в очередной раз попали в Итоговый турнир WCT, где, однако, не сумели повторить успех двух предыдущих лет и вылетели уже после группового этапа, на котором проиграли два матча из трёх. В Кубке Дэвиса, как и за год до этого, Гюнтхардт со сборной дошёл до финала европейской зоны, где взял оба очка в личных встречах с соперниками из сборной ФРГ, но проиграл парную встречу. Сборная Швейцарии в итоге уступила в матче с общим счётом 3-2.

Хотя в 1984 году Балаж Тароци оставался основным партнёром Гюнтхардта, им никак не удавалось выиграть очередной турнир. В итоге Гюнтхардт, четыре раза проигравший с Тароци в финалах, а также в полуфинале Открытого чемпионата США, свой единственный титул за год завоевал со старшим братом. Очередной финал с Тароци он проиграл в январе 1985 года, когда они в четвёртый раз подряд участвовали в Итоговом турнире WCT. Однако после этого им удалось переломить тенденцию, победив на престижном турнире в Калифорнии, пройдя в полуфинале Томаша Шмида — на тот момент первую ракетку мира в парах — и Павела Сложила. Затем Гюнтхардт победил в Милане, где его партнёром был швед Андерс Яррид — также будущая первая ракетка мира в парах, — а на Уимблдонском турнире преподнёс с Тароци сенсацию, завоевав первый во взрослой карьере титул на травяном корте. Ещё более успешно, чем в мужских парах, сложились его выступления в смешанном парном разряде: он победил на обоих турнирах Большого шлема, в которых участвовал — Открытом чемпионате Франции и Открытом чемпионате США — в паре с лучшей теннисисткой мира Мартиной Навратиловой. В начале следующего года Гюнтхадт и Тароци в третий раз выиграли Итоговый турнир WCT, но после этого более возрастной Тароци почти прекратил выступления. В его отсутствие Гюнтхардт дошёл до полуфинала на Открытом чемпионате Франции с Полом Макнами, до финала на Уимблдонском турнире в паре с Навратиловой, а в конце года победил на Открытом чемпионате Австрии с Томашем Шмидом.

Как выяснилось впоследствии, заоёванный со Шмидом в Кицбюэле титул стал в карьере Гюнтхардта последним. В дальнейшем он ещё трижды сумел дойти до финала в турнирах Гран-при — один раз с Диего Наргисо и дважды с возвращавшимся на корт в 1989 году Тароци. В 1986 году он помог сборной Швейцарии в очередной раз выйти в финал Европейской зоны Кубка Дэвиса, причём в полуфинале в паре с Якобом Хласеком нанёс поражение своему многолетнему партнёру Тароци, а в 1987 году выиграл для сборной парную игру в финале Европейской зоны против сборной СССР. Швейцарцы в итоге победили со счётом 3-2 и впервые с 1981 года попали в Мировую группу Кубка Дэвиса. Свой последний матч в Кубке Дэвиса Гюнтхардт провёл в феврале 1990 года, а завершил карьеру в июле того же года участием в Открытом чемпионате Швейцарии в Гштаде, где его партнёром был Марк Россе.

Стиль игры

Игру Гюнтхардта отличали изящество и импровизация. По словам его бывшего тренера Боба Хьюитта, по репертуару ударов и ювелирной точности игры швейцарец не уступал Джону Макинрою.

Участие в финалах турниров Большого шлема за карьеру (6)

Мужской парный разряд (3)

Результат	Год	Турнир	Партнёр	Соперники в финале	Счёт в финале
Победа	1981	Открытый чемпионат Франции	Балаж Тароци	Терри Мур Элиот Телчер	6-2, 7-6, 6-3
Поражение	1981	Открытый чемпионат США	Питер Макнамара	Джон Макинрой Питер Флеминг	без игры
Победа	1985	Уимблдонский турнир	Балаж Тароци	Пэт Кэш Джон Фицджеральд	6-4, 6-3, 4-6, 6-3

Смешанный парный разряд (3)

Результат	Год	Турнир	Партнёр	Соперники в финале	Счёт в финале
Победа	1985	Открытый чемпионат Франции	Мартина Навратилова	Пола Смит Франсиско Гонсалес	2-6, 6-3, 6-2
Победа	1985	Открытый чемпионат США	Мартина Навратилова	Элизабет Смайли Джон Фицджеральд	6-3, 6-4
Поражение	1986	Уимблдонский турнир	Мартина Навратилова	Кэти Джордан Кен Флэк	3-6, 6-7

Участие в финалах Итогового турнира WCT в парном разряде (4)

Результат	Год	Партнёр	Соперники в финале	Счёт в финале
Победа	1982	Балаж Тароци	Стив Дентон Кевин Каррен	6-7, 6-3, 7-5, 6-4
Победа	1983	Балаж Тароци	Брайан Готтфрид Рауль Рамирес	6-3, 7-5, 7-6
Поражение	1985	Балаж Тароци	Роберт Сегусо Кен Флэк	3-6, 6-3, 3-6, 0-6
Победа	1986	Балаж Тароци	Пол Аннакон Кристо ван Ренсбург	6-4, 1-6, 7-6, 6-7, 6-4

Титулы за карьеру

Одиночный разряд (5)

№	Дата	Турнир	Покрытие	Соперник в финале	Счёт в финале
1.	12 фев 1978	Спрингфилд, Массачусетс, США	Ковёр	Гарольд Соломон	6-3, 3-6, 6-2
2.	10 мар 1980	Роттердам, Нидерланды	Ковёр	Джин Майер	6-2, 6-4
3.	8 апр 1980	Открытый чемпионат ЮАР, Йоханнесбург	Хард	Виктор Амайя	6-4, 6-4
4.	7 июл 1980	Открытый чемпионат Швейцарии, Гштад	Грунт	Ким Уорик	4-6, 6-4, 7-6
5.	21 ноя 1983	Тулуза, Франция	Хард (i)	Пабло Аррайя	6-0, 6-2

Мужской парный разряд (30)

№	Дата	Турнир	Покрытие	Партнёр	Соперники в финале	Счёт в финале
1.	16 апр 1979	Открытый чемпионат ЮАР, Йоханнесбург	Хард	Колин Даудсвелл	Реймонд Мур Илие Настасе	6-3, 7-6
2.	16 июл 1979	Открытый чемпионат Швеции, Бостад	Грунт	Боб Хьюитт	Джон Маркс Марк Эдмондсон	6-2, 6-2
3.	23 июл 1979	Открытый чемпионат Австрии, Кицбюэль	Грунт	Желько Франулович	Антонио Дзугарелли Дик Крили	6-2, 6-4
4.	20 мая 1980	Мюнхен, ФРГ	Грунт	Боб Хьюитт	Дэвид Картер Крис Льюис	7-6, 6-1
5.	14 июл 1980	Открытый чемпионат Швеции (2)	Грунт	Маркус Гюнтхардт	Питер Макнамара Джон Фивер	6-4, 6-4
6.	4 ноя 1980	Стокгольм, Швеция	Ковёр	Пол Макнами	Боб Лутц Стэн Смит	6-7, 6-3, 6-2
7.	13 апр 1981	Монте-Карло, Монако	Грунт	Балаж Тароци	Павел Сложил Томаш Шмид	6-3, 6-3
8.	25 мая 1981	Открытый чемпионат Франции, Париж	Грунт	Балаж Тароци	Терри Мур Элиот Телчер	6-2, 7-6, 6-3
9.	6 июл 1981	Открытый чемпионат Швейцарии, Гштад	Грунт	Маркус Гюнтхардт	Дэвид Картер Пол Кронк	6-4, 6-1
10.	20 июл 1981	Открытый чемпионат Нидерландов, Хилверсюм	Грунт	Балаж Тароци	Реймонд Мур Эндрю Паттисон	6-0, 6-2
11.	28 июл 1981	Норт-Конвей, Нью-Гэмпшир, США	Грунт	Питер Макнамара	Павел Сложил Ферди Тайган	7-5, 6-4
12.	14 сен 1981	Сограсс, Флорида, США	Грунт	Питер Макнамара	Боб Лутц Стэн Смит	7-6, 3-6, 7-6, 5-7, 6-4
13.	21 сен 1981	Женева, Швейцария	Грунт	Балаж Тароци	Павел Сложил Томаш Шмид	6-4, 3-6, 6-2
14.	19 окт 1981	Открытый чемпионат Японии, Токио	Грунт	Балаж Тароци	Роберт ван'т Хоф Ларри Стефанки	3-6, 6-2, 6-1
15.	5 янв 1982	Итоговый турнир WCT, Лондон	Ковёр	Балаж Тароци	Стив Дентон Кевин Каррен	6-7, 6-3, 7-5, 6-4
16.	22 мар 1982	Милан, Италия	Ковёр	Питер Макнамара	Шервуд Стюарт Марк Эдмондсон	7-6, 7-6
17.	17 мая 1982	Открытый чемпионат Италии, Рим	Грунт	Балаж Тароци	Войцех Фибак Джон Фицджеральд	6-4, 4-6, 6-3
18.	3 янв 1983	Итоговый турнир WCT (2)	Ковёр	Балаж Тароци	Брайан Готтфрид Рауль Рамирес	6-3, 7-5, 7-6
19.	7 мар 1983	Брюссель, Бельгия	Ковёр	Балаж Тароци	Матс Виландер Ханс Симонссон	6-2, 6-4
20.	28 мар 1983	Монте-Карло (2)	Грунт	Балаж Тароци	Анри Леконт Янник Ноа	6-2, 6-4
21.	25 апр 1983	Мадрид, Испания	Грунт	Павел Сложил	Маркус Гюнтхардт Золтан Кухарски	6-3, 6-3
22.	9 мая 1983	Открытый Гран-при Германии, Гамбург	Грунт	Балаж Тароци	Брайан Готтфрид Марк Эдмондсон	7-6, 4-6, 6-4
23.	18 июл 1983	Открытый чемпионат Нидерландов (2)	Грунт	Балаж Тароци	Ян Кодеш Томаш Шмид	3-6, 6-2, 6-3
24.	21 ноя 1983	Тулуза, Франция	Хард (i)	Павел Сложил	Бернард Миттон Бутч Уолтс	5-7, 7-5, 6-4
25.	9 июл 1984	Открытый чемпионат Швейцарии (2)	Грунт	Маркус Гюнтхардт	Живалду Барбоза Жуан Суарис	6-4, 3-6, 7-6
26.	18 фев 1985	Ла-Квинта, Калифорния, США	Хард	Балаж Тароци	Роберт Сегусо Кен Флэк	3-6, 7-6, 6-3
27.	25 мар 1985	Милан (2)	Ковёр	Андерс Яррид	Бродерик Дайк Уолли Мазур	6-2, 6-1
28.	24 июн 1985	Уимблдонский турнир, Лондон	Трава	Балаж Тароци	Пэт Кэш Джон Фицджеральд	6-4, 6-3, 4-6, 6-3
29.	6 янв 1986	Итоговый турнир WCT (3)	Ковёр	Балаж Тароци	Пол Аннакон Кристо ван Ренсбург	6-4, 1-6, 7-6, 6-7, 6-4
30.	4 авг 1986	Открытый чемпионат Австрии (2)	Грунт	Томаш Шмид	Андрес Гомес Ганс Гильдемайстер	4-6, 6-3, 7-6

Смешанный парный разряд (2)

№	Дата	Турнир	Покрытие	Партнёр	Соперники в финале	Счёт в финале
1.	27 мая 1985	Открытый чемпионат Франции	Грунт	Мартина Навратилова	Пола Смит Франсиско Гонсалес	2-6, 6-3, 6-2
2.	26 авг 1985	Открытый чемпионат США	Хард	Мартина Навратилова	Элизабет Смайли Джон Фицджеральд	6-3, 6-4

Дальнейшая карьера

В 1992 году Хайнц Гюнтхардт стал личным тренером бывшей первой ракетки мира Штеффи Граф. В следующем году немецкая теннисистка вернулась на первую строчку в рейтинге, на которой оставалась с короткими перерывами больше трёх лет, выиграв за это время 12 турниров Большого шлема. Гюнтхардт оставался тренером Граф до самого конца её карьеры.

В дальнейшем Гюнтхардт некоторое время тренировал Дженнифер Каприати и Елену Докич, совмещая тренерскую деятельность с комментаторской работой на швейцарском телевидении и канале «Евроспорт», а в 2010 году стал тренером ещё одной бывшей первой ракетки мира Аны Иванович. За полгода работы с Гюнтхардтом Иванович, опустившаяся до этого в рейтинге до 58-го места, совершила скачок на 24-ю позицию и впервые за два года выиграла в Линце турнир WTA. Однако, поскольку сербскую теннисистку не устраивало, что Гюнтхардт уделяет ей не всё своё время и не может сопровождать её на турнирах, они расстались.

После разрыва с Иванович Гюнтхардт взялся тренировать ведущую германскую теннисистку Петкович, которую он назвал «неотшлифованным алмазом». Он начал работать с ней параллельно с её основным тренером Петаром Поповичем. Перед новой подопечной он поставил задачу войти в двадцатку сильнейших теннисисток мира к концу 2011 года, но эта цель была достигнута гораздо раньше. По словам самой Петкович, «Хайнца не обманешь. Он всё видит, как на экране радара».

В марте 2012 года Гюнтхардт занял должность тренера сборной Швейцарии в Кубке Федерации.

Ссылки

• [www.atpworldtour.com/en/players/wikidata//overview Профиль на сайте ATP]  (англ.)

• [www.daviscup.com/en/players/player.aspx?id= Профиль на сайте Кубка Дэвиса] (англ.)

Отрывок, характеризующий Гюнтхардт, Хайнц

«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
Пьер, вспоминая потом эти мысли, несмотря на то, что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли.
«Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, – говорил голос. – Простота есть покорность богу; от него не уйдешь. И они просты. Они, не говорят, но делают. Сказанное слово серебряное, а несказанное – золотое. Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится ее, тому принадлежит все. Ежели бы не было страдания, человек не знал бы границ себе, не знал бы себя самого. Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? – сказал себе Пьер. – Нет, не соединить. Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли – вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо! – с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос.
– Да, сопрягать надо, пора сопрягать.
– Запрягать надо, пора запрягать, ваше сиятельство! Ваше сиятельство, – повторил какой то голос, – запрягать надо, пора запрягать…
Это был голос берейтора, будившего Пьера. Солнце било прямо в лицо Пьера. Он взглянул на грязный постоялый двор, в середине которого у колодца солдаты поили худых лошадей, из которого в ворота выезжали подводы. Пьер с отвращением отвернулся и, закрыв глаза, поспешно повалился опять на сиденье коляски. «Нет, я не хочу этого, не хочу этого видеть и понимать, я хочу понять то, что открывалось мне во время сна. Еще одна секунда, и я все понял бы. Да что же мне делать? Сопрягать, но как сопрягать всё?» И Пьер с ужасом почувствовал, что все значение того, что он видел и думал во сне, было разрушено.
Берейтор, кучер и дворник рассказывали Пьеру, что приезжал офицер с известием, что французы подвинулись под Можайск и что наши уходят.
Пьер встал и, велев закладывать и догонять себя, пошел пешком через город.
Войска выходили и оставляли около десяти тысяч раненых. Раненые эти виднелись в дворах и в окнах домов и толпились на улицах. На улицах около телег, которые должны были увозить раненых, слышны были крики, ругательства и удары. Пьер отдал догнавшую его коляску знакомому раненому генералу и с ним вместе поехал до Москвы. Доро гой Пьер узнал про смерть своего шурина и про смерть князя Андрея.

Х
30 го числа Пьер вернулся в Москву. Почти у заставы ему встретился адъютант графа Растопчина.
– А мы вас везде ищем, – сказал адъютант. – Графу вас непременно нужно видеть. Он просит вас сейчас же приехать к нему по очень важному делу.
Пьер, не заезжая домой, взял извозчика и поехал к главнокомандующему.
Граф Растопчин только в это утро приехал в город с своей загородной дачи в Сокольниках. Прихожая и приемная в доме графа были полны чиновников, явившихся по требованию его или за приказаниями. Васильчиков и Платов уже виделись с графом и объяснили ему, что защищать Москву невозможно и что она будет сдана. Известия эти хотя и скрывались от жителей, но чиновники, начальники различных управлений знали, что Москва будет в руках неприятеля, так же, как и знал это граф Растопчин; и все они, чтобы сложить с себя ответственность, пришли к главнокомандующему с вопросами, как им поступать с вверенными им частями.
В то время как Пьер входил в приемную, курьер, приезжавший из армии, выходил от графа.
Курьер безнадежно махнул рукой на вопросы, с которыми обратились к нему, и прошел через залу.
Дожидаясь в приемной, Пьер усталыми глазами оглядывал различных, старых и молодых, военных и статских, важных и неважных чиновников, бывших в комнате. Все казались недовольными и беспокойными. Пьер подошел к одной группе чиновников, в которой один был его знакомый. Поздоровавшись с Пьером, они продолжали свой разговор.
– Как выслать да опять вернуть, беды не будет; а в таком положении ни за что нельзя отвечать.
– Да ведь вот, он пишет, – говорил другой, указывая на печатную бумагу, которую он держал в руке.
– Это другое дело. Для народа это нужно, – сказал первый.
– Что это? – спросил Пьер.
– А вот новая афиша.
Пьер взял ее в руки и стал читать:
«Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба».
– А мне говорили военные люди, – сказал Пьер, – что в городе никак нельзя сражаться и что позиция…
– Ну да, про то то мы и говорим, – сказал первый чиновник.
– А что это значит: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба? – сказал Пьер.
– У графа был ячмень, – сказал адъютант, улыбаясь, – и он очень беспокоился, когда я ему сказал, что приходил народ спрашивать, что с ним. А что, граф, – сказал вдруг адъютант, с улыбкой обращаясь к Пьеру, – мы слышали, что у вас семейные тревоги? Что будто графиня, ваша супруга…
– Я ничего не слыхал, – равнодушно сказал Пьер. – А что вы слышали?
– Нет, знаете, ведь часто выдумывают. Я говорю, что слышал.
– Что же вы слышали?
– Да говорят, – опять с той же улыбкой сказал адъютант, – что графиня, ваша жена, собирается за границу. Вероятно, вздор…
– Может быть, – сказал Пьер, рассеянно оглядываясь вокруг себя. – А это кто? – спросил он, указывая на невысокого старого человека в чистой синей чуйке, с белою как снег большою бородой, такими же бровями и румяным лицом.
– Это? Это купец один, то есть он трактирщик, Верещагин. Вы слышали, может быть, эту историю о прокламации?
– Ах, так это Верещагин! – сказал Пьер, вглядываясь в твердое и спокойное лицо старого купца и отыскивая в нем выражение изменничества.
– Это не он самый. Это отец того, который написал прокламацию, – сказал адъютант. – Тот молодой, сидит в яме, и ему, кажется, плохо будет.
Один старичок, в звезде, и другой – чиновник немец, с крестом на шее, подошли к разговаривающим.
– Видите ли, – рассказывал адъютант, – это запутанная история. Явилась тогда, месяца два тому назад, эта прокламация. Графу донесли. Он приказал расследовать. Вот Гаврило Иваныч разыскивал, прокламация эта побывала ровно в шестидесяти трех руках. Приедет к одному: вы от кого имеете? – От того то. Он едет к тому: вы от кого? и т. д. добрались до Верещагина… недоученный купчик, знаете, купчик голубчик, – улыбаясь, сказал адъютант. – Спрашивают у него: ты от кого имеешь? И главное, что мы знаем, от кого он имеет. Ему больше не от кого иметь, как от почт директора. Но уж, видно, там между ними стачка была. Говорит: ни от кого, я сам сочинил. И грозили и просили, стал на том: сам сочинил. Так и доложили графу. Граф велел призвать его. «От кого у тебя прокламация?» – «Сам сочинил». Ну, вы знаете графа! – с гордой и веселой улыбкой сказал адъютант. – Он ужасно вспылил, да и подумайте: этакая наглость, ложь и упорство!..
– А! Графу нужно было, чтобы он указал на Ключарева, понимаю! – сказал Пьер.
– Совсем не нужно», – испуганно сказал адъютант. – За Ключаревым и без этого были грешки, за что он и сослан. Но дело в том, что граф очень был возмущен. «Как же ты мог сочинить? – говорит граф. Взял со стола эту „Гамбургскую газету“. – Вот она. Ты не сочинил, а перевел, и перевел то скверно, потому что ты и по французски, дурак, не знаешь». Что же вы думаете? «Нет, говорит, я никаких газет не читал, я сочинил». – «А коли так, то ты изменник, и я тебя предам суду, и тебя повесят. Говори, от кого получил?» – «Я никаких газет не видал, а сочинил». Так и осталось. Граф и отца призывал: стоит на своем. И отдали под суд, и приговорили, кажется, к каторжной работе. Теперь отец пришел просить за него. Но дрянной мальчишка! Знаете, эдакой купеческий сынишка, франтик, соблазнитель, слушал где то лекции и уж думает, что ему черт не брат. Ведь это какой молодчик! У отца его трактир тут у Каменного моста, так в трактире, знаете, большой образ бога вседержителя и представлен в одной руке скипетр, в другой держава; так он взял этот образ домой на несколько дней и что же сделал! Нашел мерзавца живописца…


В середине этого нового рассказа Пьера позвали к главнокомандующему.
Пьер вошел в кабинет графа Растопчина. Растопчин, сморщившись, потирал лоб и глаза рукой, в то время как вошел Пьер. Невысокий человек говорил что то и, как только вошел Пьер, замолчал и вышел.
– А! здравствуйте, воин великий, – сказал Растопчин, как только вышел этот человек. – Слышали про ваши prouesses [достославные подвиги]! Но не в том дело. Mon cher, entre nous, [Между нами, мой милый,] вы масон? – сказал граф Растопчин строгим тоном, как будто было что то дурное в этом, но что он намерен был простить. Пьер молчал. – Mon cher, je suis bien informe, [Мне, любезнейший, все хорошо известно,] но я знаю, что есть масоны и масоны, и надеюсь, что вы не принадлежите к тем, которые под видом спасенья рода человеческого хотят погубить Россию.
– Да, я масон, – отвечал Пьер.
– Ну вот видите ли, мой милый. Вам, я думаю, не безызвестно, что господа Сперанский и Магницкий отправлены куда следует; то же сделано с господином Ключаревым, то же и с другими, которые под видом сооружения храма Соломона старались разрушить храм своего отечества. Вы можете понимать, что на это есть причины и что я не мог бы сослать здешнего почт директора, ежели бы он не был вредный человек. Теперь мне известно, что вы послали ему свой. экипаж для подъема из города и даже что вы приняли от него бумаги для хранения. Я вас люблю и не желаю вам зла, и как вы в два раза моложе меня, то я, как отец, советую вам прекратить всякое сношение с такого рода людьми и самому уезжать отсюда как можно скорее.
– Но в чем же, граф, вина Ключарева? – спросил Пьер.
– Это мое дело знать и не ваше меня спрашивать, – вскрикнул Растопчин.
– Ежели его обвиняют в том, что он распространял прокламации Наполеона, то ведь это не доказано, – сказал Пьер (не глядя на Растопчина), – и Верещагина…
– Nous y voila, [Так и есть,] – вдруг нахмурившись, перебивая Пьера, еще громче прежнего вскрикнул Растопчин. – Верещагин изменник и предатель, который получит заслуженную казнь, – сказал Растопчин с тем жаром злобы, с которым говорят люди при воспоминании об оскорблении. – Но я не призвал вас для того, чтобы обсуждать мои дела, а для того, чтобы дать вам совет или приказание, ежели вы этого хотите. Прошу вас прекратить сношения с такими господами, как Ключарев, и ехать отсюда. А я дурь выбью, в ком бы она ни была. – И, вероятно, спохватившись, что он как будто кричал на Безухова, который еще ни в чем не был виноват, он прибавил, дружески взяв за руку Пьера: – Nous sommes a la veille d'un desastre publique, et je n'ai pas le temps de dire des gentillesses a tous ceux qui ont affaire a moi. Голова иногда кругом идет! Eh! bien, mon cher, qu'est ce que vous faites, vous personnellement? [Мы накануне общего бедствия, и мне некогда быть любезным со всеми, с кем у меня есть дело. Итак, любезнейший, что вы предпринимаете, вы лично?]
– Mais rien, [Да ничего,] – отвечал Пьер, все не поднимая глаз и не изменяя выражения задумчивого лица.
Граф нахмурился.
– Un conseil d'ami, mon cher. Decampez et au plutot, c'est tout ce que je vous dis. A bon entendeur salut! Прощайте, мой милый. Ах, да, – прокричал он ему из двери, – правда ли, что графиня попалась в лапки des saints peres de la Societe de Jesus? [Дружеский совет. Выбирайтесь скорее, вот что я вам скажу. Блажен, кто умеет слушаться!.. святых отцов Общества Иисусова?]
Пьер ничего не ответил и, нахмуренный и сердитый, каким его никогда не видали, вышел от Растопчина.

Когда он приехал домой, уже смеркалось. Человек восемь разных людей побывало у него в этот вечер. Секретарь комитета, полковник его батальона, управляющий, дворецкий и разные просители. У всех были дела до Пьера, которые он должен был разрешить. Пьер ничего не понимал, не интересовался этими делами и давал на все вопросы только такие ответы, которые бы освободили его от этих людей. Наконец, оставшись один, он распечатал и прочел письмо жены.
«Они – солдаты на батарее, князь Андрей убит… старик… Простота есть покорность богу. Страдать надо… значение всего… сопрягать надо… жена идет замуж… Забыть и понять надо…» И он, подойдя к постели, не раздеваясь повалился на нее и тотчас же заснул.
Когда он проснулся на другой день утром, дворецкий пришел доложить, что от графа Растопчина пришел нарочно посланный полицейский чиновник – узнать, уехал ли или уезжает ли граф Безухов.
Человек десять разных людей, имеющих дело до Пьера, ждали его в гостиной. Пьер поспешно оделся, и, вместо того чтобы идти к тем, которые ожидали его, он пошел на заднее крыльцо и оттуда вышел в ворота.
С тех пор и до конца московского разорения никто из домашних Безуховых, несмотря на все поиски, не видал больше Пьера и не знал, где он находился.


Ростовы до 1 го сентября, то есть до кануна вступления неприятеля в Москву, оставались в городе.
После поступления Пети в полк казаков Оболенского и отъезда его в Белую Церковь, где формировался этот полк, на графиню нашел страх. Мысль о том, что оба ее сына находятся на войне, что оба они ушли из под ее крыла, что нынче или завтра каждый из них, а может быть, и оба вместе, как три сына одной ее знакомой, могут быть убиты, в первый раз теперь, в это лето, с жестокой ясностью пришла ей в голову. Она пыталась вытребовать к себе Николая, хотела сама ехать к Пете, определить его куда нибудь в Петербурге, но и то и другое оказывалось невозможным. Петя не мог быть возвращен иначе, как вместе с полком или посредством перевода в другой действующий полк. Николай находился где то в армии и после своего последнего письма, в котором подробно описывал свою встречу с княжной Марьей, не давал о себе слуха. Графиня не спала ночей и, когда засыпала, видела во сне убитых сыновей. После многих советов и переговоров граф придумал наконец средство для успокоения графини. Он перевел Петю из полка Оболенского в полк Безухова, который формировался под Москвою. Хотя Петя и оставался в военной службе, но при этом переводе графиня имела утешенье видеть хотя одного сына у себя под крылышком и надеялась устроить своего Петю так, чтобы больше не выпускать его и записывать всегда в такие места службы, где бы он никак не мог попасть в сражение. Пока один Nicolas был в опасности, графине казалось (и она даже каялась в этом), что она любит старшего больше всех остальных детей; но когда меньшой, шалун, дурно учившийся, все ломавший в доме и всем надоевший Петя, этот курносый Петя, с своими веселыми черными глазами, свежим румянцем и чуть пробивающимся пушком на щеках, попал туда, к этим большим, страшным, жестоким мужчинам, которые там что то сражаются и что то в этом находят радостного, – тогда матери показалось, что его то она любила больше, гораздо больше всех своих детей. Чем ближе подходило то время, когда должен был вернуться в Москву ожидаемый Петя, тем более увеличивалось беспокойство графини. Она думала уже, что никогда не дождется этого счастия. Присутствие не только Сони, но и любимой Наташи, даже мужа, раздражало графиню. «Что мне за дело до них, мне никого не нужно, кроме Пети!» – думала она.
В последних числах августа Ростовы получили второе письмо от Николая. Он писал из Воронежской губернии, куда он был послан за лошадьми. Письмо это не успокоило графиню. Зная одного сына вне опасности, она еще сильнее стала тревожиться за Петю.
Несмотря на то, что уже с 20 го числа августа почти все знакомые Ростовых повыехали из Москвы, несмотря на то, что все уговаривали графиню уезжать как можно скорее, она ничего не хотела слышать об отъезде до тех пор, пока не вернется ее сокровище, обожаемый Петя. 28 августа приехал Петя. Болезненно страстная нежность, с которою мать встретила его, не понравилась шестнадцатилетнему офицеру. Несмотря на то, что мать скрыла от него свое намеренье не выпускать его теперь из под своего крылышка, Петя понял ее замыслы и, инстинктивно боясь того, чтобы с матерью не разнежничаться, не обабиться (так он думал сам с собой), он холодно обошелся с ней, избегал ее и во время своего пребывания в Москве исключительно держался общества Наташи, к которой он всегда имел особенную, почти влюбленную братскую нежность.
По обычной беспечности графа, 28 августа ничто еще не было готово для отъезда, и ожидаемые из рязанской и московской деревень подводы для подъема из дома всего имущества пришли только 30 го.
С 28 по 31 августа вся Москва была в хлопотах и движении. Каждый день в Дорогомиловскую заставу ввозили и развозили по Москве тысячи раненых в Бородинском сражении, и тысячи подвод, с жителями и имуществом, выезжали в другие заставы. Несмотря на афишки Растопчина, или независимо от них, или вследствие их, самые противоречащие и странные новости передавались по городу. Кто говорил о том, что не велено никому выезжать; кто, напротив, рассказывал, что подняли все иконы из церквей и что всех высылают насильно; кто говорил, что было еще сраженье после Бородинского, в котором разбиты французы; кто говорил, напротив, что все русское войско уничтожено; кто говорил о московском ополчении, которое пойдет с духовенством впереди на Три Горы; кто потихоньку рассказывал, что Августину не ведено выезжать, что пойманы изменники, что мужики бунтуют и грабят тех, кто выезжает, и т. п., и т. п. Но это только говорили, а в сущности, и те, которые ехали, и те, которые оставались (несмотря на то, что еще не было совета в Филях, на котором решено было оставить Москву), – все чувствовали, хотя и не выказывали этого, что Москва непременно сдана будет и что надо как можно скорее убираться самим и спасать свое имущество. Чувствовалось, что все вдруг должно разорваться и измениться, но до 1 го числа ничто еще не изменялось. Как преступник, которого ведут на казнь, знает, что вот вот он должен погибнуть, но все еще приглядывается вокруг себя и поправляет дурно надетую шапку, так и Москва невольно продолжала свою обычную жизнь, хотя знала, что близко то время погибели, когда разорвутся все те условные отношения жизни, которым привыкли покоряться.