Чёрный сентябрь

Чёрный сентябрь (араб. منظمة أيلول الأسود‎ Munaẓẓamat Aylūl al-aswad, «Организация Чёрного сентября») — палестинская террористическая организация.

В израильских, западных и некоторых российских источниках считается, что «Черный сентябрь» находился под полным контролем «ФАТХ» и Организации освобождения Палестины (ООП).

В советских источниках «Чёрный сентябрь» определяют как «террористическую» и «экстремистскую» организацию, деятельность которой следует отграничить от действий ООП и «палестинского движения сопротивления». С одной стороны, руководство и значительную часть активистов «Чёрного сентября» составляли бывшие члены ФАТХ, НФОП и некоторых иных, более мелких военно-политических группировок, входивших в состав ООП; «Чёрный сентябрь» получал финансирование и имел возможность использовать в своих целях её инфраструктуру. С другой стороны, в своей деятельности «Чёрный сентябрь» пользовался значительной автономией («даже руководство ООП не имело чётких сведений о её (организации) структуре, составе и финансировании»).

Изгнание боевиков Организации освобождения Палестины из Иордании (1970)

После завершения войны 1967 года и установления контроля Израиля над Западным берегом реки Иордан в Иорданском королевстве обосновалось большое (до 200 тыс.) количество беженцев, и территория страны стала тыловой базой для ООП. В результате акций ООП Иордания несла существенный урон как в военном плане, будучи естественной целью для ответных мер Израиля, так и во внутриполитическом, поскольку палестинские организации претендовали на право регулировать деятельность своих соотечественников, и, в перспективе, на политическую власть в Иордании. После нескольких столкновений в 1969 году и в первой половине 1970 года между палестинцами и иорданскими силовыми структурами, королевская армия в сентябре 1970 года перешла к решительным действиям и после нескольких недель боёв поставила под свой контроль зоны расселения выходцев из Западной Палестины и военные базы радикалов, а в следующем году пресекла их попытки восстановить утраченный статус кво. В конфликте приняла активное участие и Сирия, выступившая на стороне палестинцев. В результате этих событий, получивших известность как «Чёрный сентябрь», погибли от 3 до 10 тысяч боевиков и гражданских палестинцев, и около 150 тысяч — были изгнаны из Иордании.

Организация «Чёрный сентябрь»

Организатором и руководителем «Чёрного сентября» считается Али Хасан Саламе (1932—1979), один из руководителей службы разведки ООП. В организацию вошли палестинские арабы, поставившие перед собой задачу отомстить за изгнание боевых отрядов ООП из Иордании в сентябре 1970 года. Среди них были и боевики из ранее существовавших формирований, и лица, ранее не состоявшие на учёте спецслужб Израиля и других стран, и даже представители палестинской диаспоры (в частности, из числа иммигрантов и обучавшихся в Европе студентов). Организация должна была вести диверсионно-террористическую и разведывательную деятельность за пределами Ближнего Востока. Будучи сравнительно немногочисленным, «Чёрный сентябрь» отличался от других палестинских военизированных и террористических организаций более высокой законспирированностью.

Прекращение деятельности «Чёрного сентября» на рубеже 1973—1974 годов является как следствием изменившейся внешнеполитической обстановки (по мнению руководства ООП, дальнейшее проведение террористических актов могло дискредитировать её на международном уровне), так и — результатом потерь, понесённых в ходе ожесточённого противостояния с израильскими спецслужбами.

Начало деятельности

Впервые организация заявила о себе 28 ноября 1971 года, когда у входа в отель «Шератон» в Каире её боевиками был убит иорданский премьер-министр Васфи Тель. Впоследствии, ими также были убиты четыре иорданских бизнесмена в ФРГ. 15 декабря 1971 ими было совершено покушение на Заида аль-Рифаи, посла Иордании в Лондоне. В начале 1972 года «Чёрный сентябрь» произвёл взрыв на заводе электронного оборудования в Гамбурге (ФРГ), поставлявшего продукцию в Израиль. 12 марта 1972 на острове Кипр был убит израильский бизнесмен.

Первая операция против Израиля

Первой серьёзной операцией не против иорданцев стал захват пассажирского самолёта 8 мая 1972 года. Четверо боевиков захватили самолёт с более чем 100 пассажирами и, угрожая взрывом, требовали освобождения 315 палестинцев, содержавшихся в то время в израильских тюрьмах. В результате штурма самолёта подразделением «Сайерет Маткаль» заложники были освобождены; один пассажир и двое из террористов погибли.

Теракт на Мюнхенской олимпиаде

5 сентября 1972 года восемь палестинских арабов вошли в резиденцию израильской делегации в Олимпийской деревне Мюнхена, застрелили на месте двух спортсменов, а девятерых захватили в заложники. Главным требованием было немедленное освобождение из израильских тюрем двухсот членов ООП.

Правительство Голды Меир отказалось выполнить эти условия, однако министр внутренних дел ФРГ Ханс-Дитрих Геншер продолжал переговоры с террористами до вечера. Затем террористов вместе с заложниками вывезли на автобусе из Олимпийской деревни, посадили на вертолёт и доставили на военный аэродром около Мюнхена, где их ожидал самолёт в Египет. Как только террористы вышли из вертолёта, по ним открыли огонь немецкие полицейские. В результате теракта погибли 14 человек, в том числе 9 израильских спортсменов, которых успели застрелить террористы, и 1 немецкий полицейский.

Другие теракты «Чёрного сентября»

Считается, что в период после захвата заложников в Мюнхене «Чёрный сентябрь» провёл около 20 террористических актов; кроме того, организация занималась пропагандой — были опубликованы несколько деклараций антииорданского, антиизраильского и антиамериканского содержания.

• 11 сентября 1972 в Брюсселе был застрелен оперативник «Моссада» Цадок Офир.
• в сентябре и октябре 1972 года из Амстердама на адреса посольств Израиля и представительств некоторых еврейских организаций были отправлены «почтовые бомбы» в виде писем и посылок. В результате взрыва одной из 12 «почтовых бомб», направленных в посольство Израиля в Лондоне (8 пакетов были обнаружены на почтамте, ещё три — обезврежены службой безопасности посольства) погиб 1 человек.
• 19 октября 1972 года два боевика захватили авиалайнер немецкой компании «Люфтганза», выполнявший рейс № 615 «Дамаск — Бейрут — Анкара — Мюнхен» с 7 членами экипажа и 13 пассажирами на борту. Для освобождения заложников власти ФРГ освободили трёх ранее арестованных палестинских террористов.
• 13 ноября 1972 года в Париже был застрелен агент израильских спецслужб Хедер Кану
• 28 ноября 1972 года четыре террориста захватили посольство Израиля в Бангкоке, однако местные власти заняли жёсткую позицию, и террористы были вынуждены освободить шесть заложников в обмен на вылет в Каир.
• в январе 1973 в Риме агентами Моссада было сорвано покушение на премьер-министра Израиля Голду Меир (террористы планировали сбить заходящий на посадку самолет зенитными ракетами из нескольких ПЗРК «Стрела»). В ходе операции были арестованы 5 террористов «Чёрного сентября», израильтяне потеряли трёх человек убитыми и одного раненым
• 26 января 1973 в Мадриде был застрелен оперативник Моссада Барух Коэн.
• 1 марта 1973 — «операция Нахр аль-Бард» («Холодная река»): восемь террористов захватили посольство Саудовской Аравии в городе Хартум (Судан), дипломаты из нейтральных стран были отпущены, однако посол США, первый секретарь американского посольства и бельгийский дипломат были застрелены. Террористы были арестованы и осуждены.
• 4 марта 1973 в Нью-Йорке были оставлены три заминированные машины, которые должны были взорваться во время визита в США израильского премьер-министра (устройства не сработали и взрыва не произошло).
• 1 июля 1973 в Вашингтоне был застрелен полковник Йосеф Алон, сотрудник военно-воздушного атташе посольства Израиля в США
• 5 августа 1973 был совершён теракт в здании аэровокзала в Афинах: погибли 3 человека, ещё 55 были ранены
• 13 августа 1973 неизвестный позвонил в редакции ливанских газет и сообщил о том, что «Чёрный сентябрь» осуществил похищение гражданина Канады, которого они предложили обменять на двух ранее арестованных членов «Чёрного сентября»
• 5 сентября 1973 пять террористов осуществили нападение на посольство Саудовской Аравии в Париже (предположительно, с целью сорвать выступление делегации ООП на проходившей в это время в Алжире IV Международной конференции неприсоединившихся стран)

Ответные операции Моссада

Израильская разведка «Моссад», выполняя специальное задание своего премьер-министра, начала поиск организаторов мюнхенского теракта — операцию «Гнев Божий». Было принято решение об уничтожении всех тех, кто готовил и осуществлял захват и убийство заложников. В операции, в частности, принимал участие будущий премьер-министр Израиля Эхуд Барак.

Перед каждой операцией члены опергруппы, по слухам^{[неавторитетный источник? 3342 дня]}, получали санкцию лично от Голды Меир. В 1972 году «Мосад» ликвидировал 12 террористов «Чёрного сентября».

16 сентября 1972 в Риме, на крыльце собственного дома был убит двенадцатью выстрелами из пистолета представитель ООП в Италии и, согласно ряду источников, резидент «Чёрного сентября» Абдель Ваиль Зуайтер.

8 декабря 1972 года парижский резидент, доктор Махмуд Хамшари был убит бомбой, вмонтированной в телефонную трубку.

24 января 1973 года на Кипре в одном из отелей Никосии радиоуправляемой бомбой, подложенной под матрас, был убит представитель ООП на Кипре, резидент «Чёрного сентября» Абад аль-Шира.

31 января 1973 года в Афинах был ликвидирован Зайад Мухейси.

6 апреля 1973 в Париже был убит Базиль Рауф аль-Кубайши, один из руководителей «Чёрного сентября», принимавший участие в подготовке мюнхенского теракта.

Ночью 10 апреля 1973 агенты Моссада в Бейруте провели операцию «Весна молодости». В результате были ликвидированы три руководителя «Чёрного сентября», в том числе Мухаммад Наджар и Камаль Адуан.

12 апреля 1973 года на Кипре в результате взрыва убит террорист Муса Абу Заид, а в Париже был взорван глава группировки «Чёрный сентябрь» Мохаммед Бодиа.

22 января 1979 года в Бейруте убит один из руководителей «Чёрного сентября» Али Хасан Саламе, известный как Абу Хасан и проходивший в сводках Моссада как «Красный принц». В 1973 году его пытались убить в Норвегии Сильвия Рафаэль из Южной Африки, и бывшая гражданка СССР Марианна Гладникова, но женщины ошиблись и расстреляли невиновного официанта Ахмеда Бучики (англ.), приняв его за Абу Хасана. Ахмед Бучики был застрелен на глазах у своей беременной жены, когда они возвращались из кинотеатра. Шестеро агентов были задержаны норвежской полицией и вскоре осуждены.

Во время выполнения миссии по уничтожению боевиков были убиты и трое агентов Моссада.

Последний руководитель «Чёрного сентября» Абу Дауд (Мохаммед Удэ) пережил покушение на него в 1981 году и скончался в Дамаске 3 июля 2010.

См. также

• Мюнхен (фильм)

Ссылки

• [www.newsru.com/arch/world/25jan2006/munich.html Неизвестные подробности теракта на Олимпиаде в Мюнхене и операции по ликвидации боевиков]
• [berkovich-zametki.com/Nomer11/Michael1.htm Уроки Чёрного сентября]
• Александр Брасс. «Али Хасан Саламе (Красный принц)» // [books.google.ru/books?id=s-AqOAAACAAJ Кто есть кто в мире террора]. — М.: Русь-Олимп: Астрель: ACT, 2007. — С. 37—48. — 344 с. — ISBN 9851604429, 9789851604421, 5-9648-0100-5, 5-9648-0100-5 , 5-9648-0100-5.

Отрывок, характеризующий Чёрный сентябрь

Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.
Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.
– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.
– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.
– Что обо мне говорить! – сказала она спокойно и взглянула на Наташу. Наташа, чувствуя на себе ее взгляд, не смотрела на нее. Опять все молчали.
– Andre, ты хоч… – вдруг сказала княжна Марья содрогнувшимся голосом, – ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе.
Князь Андрей чуть заметно улыбнулся в первый раз, но княжна Марья, так знавшая его лицо, с ужасом поняла, что это была улыбка не радости, не нежности к сыну, но тихой, кроткой насмешки над тем, что княжна Марья употребляла, по ее мнению, последнее средство для приведения его в чувства.
– Да, я очень рад Николушке. Он здоров?

Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.

Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.

Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.


Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.

Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.
В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.
«Могло или не могло это быть? – думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. – Неужели только затем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю ее?» – сказал он, и он вдруг невольно застонал, по привычке, которую он приобрел во время своих страданий.
Услыхав этот звук, Наташа положила чулок, перегнулась ближе к нему и вдруг, заметив его светящиеся глаза, подошла к нему легким шагом и нагнулась.
– Вы не спите?
– Нет, я давно смотрю на вас; я почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, но дает мне той мягкой тишины… того света. Мне так и хочется плакать от радости.
Наташа ближе придвинулась к нему. Лицо ее сияло восторженною радостью.
– Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете.
– А я? – Она отвернулась на мгновение. – Отчего же слишком? – сказала она.
– Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется?
– Я уверена, я уверена! – почти вскрикнула Наташа, страстным движением взяв его за обе руки.
Он помолчал.
– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.