Шальников, Александр Иосифович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Александр Иосифович Шальников
Место рождения:

Санкт-Петербург, Российская империя

Место смерти:

Москва, РСФСР, СССР

Научная сфера:

экспериментальная физика

Место работы:

ЛФТИ, ИФП, МГУ, МФТИ

Учёная степень:

доктор физико-математических наук (1937)

Учёное звание:

академик АН СССР (1979)

Альма-матер:

Ленинградский политехнический институт

Награды и премии:

Александр Иосифович Шальников (27 апреля [10 мая1905, Петербург — 6 сентября 1986, Москва) — советский физик. Академик АН СССР (1979). Лауреат трёх Сталинских премий (1948, 1949, 1953) и Государственной премии СССР (1985).





Биография

Отец, Иосиф Миронович (Меерович) Шальников (1875, Двинск — 1941, Ленинград), был кандидатом коммерческих наук, после окончания Рижского политехнического института служил бухгалтером на заводах и банковских предприятиях (завод «Малкиель», завод «Вестингауз»). После 1917 года он продолжил работу в том же качестве на предприятиях Ленинграда. Умер в декабре 1941 года в блокадном Ленинграде[1][2]. Мать, Цецилия (Цирля) Исааковна Траубе(1872, Режица — 1960, Москва) — зубной врач частной практики.

Александр Иосифович Шальников родился в Санкт-Петербурге 10 мая 1905 года. В 1914 году поступил в реальное училище при приюте Ольденбургского. Вот что писал Б. Н. Лосский про его поступление в это заведение:

…Обращаясь к дореволюционному времени, не могу не отметить одного из главных, на мой взгляд, факторов, лёгших в основу душевного строя и мировоззрения моего друга. Когда году в 1915-м Шуре пришло время поступить в среднее заведение, выбор (не скажу, чтоб удачный) его родителей пал не на частное, а на казённое, находившееся недалеко от их дома училище принца Ольденбургского. Поступить туда ему удалось (несмотря на успешно сданные экзамены) только после многих и, должно быть, унизительных мытарств, связанных с существовавшей в то время «процентной нормой» для евреев. И всё это, в общем-то, чтобы попасть в реакционную школьную среду, да ещё в пору ура-патриотизма Первой мировой войны. Эти обстоятельства, по его собственному признанию, явились в значительной мере исходной точкой его резкой неприязни к старому режиму, а заодно и к тесно с ним связанному господству официальной религии. Отсюда естественным порядком и пошла его жажда общественной справедливости и — более косвенно — приверженность к материализму

С новыми товарищами <…> и вообще со сложившейся до него жизнью класса, а вскоре и соседних классов, Шура сошёлся необычайно быстро или, вернее, вошёл в самую сердцевину «школьной общественности». Школьную науку он одолевал с настойчивым стремлением всё понять и усвоить во всех деталях. Живость его характера стяжала ему большую популярность.

Б.Н. Лосский[3] // Александр Иосифович Шальников. Очерки, воспоминания, материалы. — СПб.: Наука, 1992 — С. 8-15

В 1918 году перевёлся в 51-ю советскую школу и окончил её в 1922 году. В 1922—1924 годах работал лаборантом в той же школе. В 1923 году поступил на физико-механический факультет Ленинградского политехнического института, который окончил в 1928 году со званием инженера-физика.

В 1923—1935 годах работал в Ленинградском физико-техническом институте. В это время Шальников занимался исследованием процессов испарения и конденсации веществ в высоком вакууме. Александр Иосифович посвятил много времени разработке и совершенствованию различных физических приборов — счётчиков фотонов (квантов света), иконоскопов, электронографов и вакуумной аппаратуры. Коллеги отмечали блестящие способности Шальникова как экспериментатора и изобретателя, его стремление к завершению работы только после получения полностью воспроизводимого физического явления и работающей аппаратуры.

С 1935 года перешёл на работу в институте физических проблем АН СССР, куда его пригласил Пётр Леонидович Капица ещё при организации нового института. Официально — был откомандирован туда Наркомтяжпромом. В том же году был утверждён ВАКом в звании действительного члена института, а в 1937 году — была присвоена степень доктора физико-математических наук без защиты диссертации. В ИФП Александр Иосифович занимался проблемами низких температур, физики сверхпроводников, жидкого и твёрдого гелия. Ещё в 1938 году он наблюдал существенное повышение критической температуры сверхпроводящих металлических плёнок. В 1946 году Александр Иосифович был избран членом-корреспондентом АН СССР. Также в 1947—1955 годах был выполнен ряд исследований, помогающих решить проблемы государственного значения, за которые учёный был удостоен трёх государственных премий СССР — в 1948, 1949 и 1953 годах.

В 1955 году подписал «Письмо трёхсот».

В 1956 году при активном участии Шальникова был организован журнал [www.maik.ru/cgi-perl/journal.pl?lang=rus&name=pribory "Приборы и техника эксперимента"], его редактором Александр Иосифович оставался до конца своей жизни.

С начала 1960-х годов Шальников оказывал помощь врачам-хирургам, разрабатывая тонкие, но простые и надёжные в использовании инструменты для проведения операций с помощью замораживания тканей. В то же время учёный провёл цикл работ по исследованию свойств гелия. С целью изучения твёрдого состояния вещества Александр Иосифович разработал новую методику по выращиванию рекордных по чистоте кристаллов гелия, которая впоследствии стала классической и послужила основой для всех дальнейших исследований. За цикл работ по изучению кристаллического гелия Президиум АН СССР наградил Шальникова Золотой медалью имени П. Н. Лебедева, высшей наградой для физика-экспериментатора в СССР.

В 1979 году А. И. Шальников был избран академиком АН СССР.

Александр Иосифович вёл постоянный семинар для студентов МГУ. В 1946 году вошёл в состав первого учёного совета физико-технического факультета МГУ. С 1950 года занимал должность заместителя заведующего кафедрой общей физики МФТИ, где, под руководством Петра Леонидовича Капицы, занимался организацией физических лабораторий, демонстрационного кабинета и созданием физического практикума.

Был женат, имел двоих детей.

Умер 6 сентября 1986 года в Москве. Похоронен на Кунцевском кладбище[4].

Семья

  • Жена — Ольга Григорьевна Шальникова (урождённая Кваша), дочь журналиста и переводчика, горного инженера Григория (Герша) Иосифовича Кваши, сестра Лидии Григорьевны Кваши (1909—1977), геолога и петрографа, учёного в области метеоритики комитета по метеоритам АН СССР.[5]
    • Дочь — Наталья Александровна Тихомирова, кандидат физико-математических наук.
    • Дочь — Татьяна Александровна Шальникова.

Награды и премии

  • 2 ордена Ленина (19.09.1953; 08.05.1985)
  • 5 орденов Трудового Красного Знамени (10.06.1945; 29.10.1949; 04.01.1954; 11.09.1956; 17.09.1975)
  • орден «Знак Почёта» (30.04.1943)
  • медали
  • Сталинская премия второй степени (1948) — за экспериментальные исследования сверхпроводимости, результаты которых изложены в статьях: «Структура сверхпроводников в промежуточном состоянии» и «Поверхностные явления у сверхпроводников в промежуточном состоянии» (1946—1947)
  • Сталинская премия второй степени (1949) — за разработку и осуществление технологии антикоррозионного покрытия плутония
  • Сталинская премия (1953) — за разработку и промышленное освоение методов выделения и переработки трития» после испытания термоядерной бомбы РДС-6
  • Государственная премия СССР (1985) — за разработку и внедрение в клиническую практику методов и техники для криодеструкции злокачественных новообразований
  • Золотая медаль имени П. Н. Лебедева АН СССР (1972) — за цикл работ по исследованию кристаллического гелия

Библиография

Напишите отзыв о статье "Шальников, Александр Иосифович"

Литература

Примечания

  1. [berkovich-zametki.com/2013/Zametki/Nomer3/NShalnikova1.php Наталья Тихомирова «Последние письма дедушки из блокадного Ленинграда»]
  2. [www.visz.nlr.ru/search/lists/blkd/248_46.html Блокада, 1941—1944, Ленинград: Книга Памяти]
  3. Лосский Борис Николаевич (19052005) — одноклассник Александра Иосифовича по 51-й школе, сын Лосского Владимира Николаевича, известного богослова Парижской школы; заслуженный хранитель национального замка-музея Фонтенбло, действительный член Вергилианской академии в Мантуе
  4. [www.moscow-tombs.ru/1986/shalnikov_ai.htm Могила А. И. Шальникова на Кунцевском кладбище]
  5. [berkovich-zametki.com/2013/Zametki/Nomer5/NShalnikova1.php Наталья Тихомирова «Заметки по еврейской истории семьи Кваша»]

Ссылки

  • Шальников, Александр Иосифович — статья из Большой советской энциклопедии.
  • [www.biografija.ru/show_bio.aspx?id=135698 Шальников Александр Иосифович на сайте биографической энциклопедии]
  • [web.archive.org/web/20100307090258/lev.sena.ru/docs/vosp_shaln.doc Автобиография, 30 августа 1965 года // Н. П. Данилова. Блестящий физик-экспериментатор. Академик А. И. Шальников в воспоминаниях и документах. К 100-летию со дня рождения]
  • [jane.progressor.ru/grandma/portret/shalnikv.htm Воспоминания Ц. Б. Кац об Александре Иосифовиче Шальникове]
  • [www.dubna.ru/rastor/Physicists/Physicists.htm Александр Шальников. Физики шутят: Тут тебе не заседание — поел и до свидания. Семинар, как таковой.]

Отрывок, характеризующий Шальников, Александр Иосифович


В четвертом часу вечера князь Андрей, настояв на своей просьбе у Кутузова, приехал в Грунт и явился к Багратиону.
Адъютант Бонапарте еще не приехал в отряд Мюрата, и сражение еще не начиналось. В отряде Багратиона ничего не знали об общем ходе дел, говорили о мире, но не верили в его возможность. Говорили о сражении и тоже не верили и в близость сражения. Багратион, зная Болконского за любимого и доверенного адъютанта, принял его с особенным начальническим отличием и снисхождением, объяснил ему, что, вероятно, нынче или завтра будет сражение, и предоставил ему полную свободу находиться при нем во время сражения или в ариергарде наблюдать за порядком отступления, «что тоже было очень важно».
– Впрочем, нынче, вероятно, дела не будет, – сказал Багратион, как бы успокоивая князя Андрея.
«Ежели это один из обыкновенных штабных франтиков, посылаемых для получения крестика, то он и в ариергарде получит награду, а ежели хочет со мной быть, пускай… пригодится, коли храбрый офицер», подумал Багратион. Князь Андрей ничего не ответив, попросил позволения князя объехать позицию и узнать расположение войск с тем, чтобы в случае поручения знать, куда ехать. Дежурный офицер отряда, мужчина красивый, щеголевато одетый и с алмазным перстнем на указательном пальце, дурно, но охотно говоривший по французски, вызвался проводить князя Андрея.
Со всех сторон виднелись мокрые, с грустными лицами офицеры, чего то как будто искавшие, и солдаты, тащившие из деревни двери, лавки и заборы.
– Вот не можем, князь, избавиться от этого народа, – сказал штаб офицер, указывая на этих людей. – Распускают командиры. А вот здесь, – он указал на раскинутую палатку маркитанта, – собьются и сидят. Нынче утром всех выгнал: посмотрите, опять полна. Надо подъехать, князь, пугнуть их. Одна минута.
– Заедемте, и я возьму у него сыру и булку, – сказал князь Андрей, который не успел еще поесть.
– Что ж вы не сказали, князь? Я бы предложил своего хлеба соли.
Они сошли с лошадей и вошли под палатку маркитанта. Несколько человек офицеров с раскрасневшимися и истомленными лицами сидели за столами, пили и ели.
– Ну, что ж это, господа, – сказал штаб офицер тоном упрека, как человек, уже несколько раз повторявший одно и то же. – Ведь нельзя же отлучаться так. Князь приказал, чтобы никого не было. Ну, вот вы, г. штабс капитан, – обратился он к маленькому, грязному, худому артиллерийскому офицеру, который без сапог (он отдал их сушить маркитанту), в одних чулках, встал перед вошедшими, улыбаясь не совсем естественно.
– Ну, как вам, капитан Тушин, не стыдно? – продолжал штаб офицер, – вам бы, кажется, как артиллеристу надо пример показывать, а вы без сапог. Забьют тревогу, а вы без сапог очень хороши будете. (Штаб офицер улыбнулся.) Извольте отправляться к своим местам, господа, все, все, – прибавил он начальнически.
Князь Андрей невольно улыбнулся, взглянув на штабс капитана Тушина. Молча и улыбаясь, Тушин, переступая с босой ноги на ногу, вопросительно глядел большими, умными и добрыми глазами то на князя Андрея, то на штаб офицера.
– Солдаты говорят: разумшись ловчее, – сказал капитан Тушин, улыбаясь и робея, видимо, желая из своего неловкого положения перейти в шутливый тон.
Но еще он не договорил, как почувствовал, что шутка его не принята и не вышла. Он смутился.
– Извольте отправляться, – сказал штаб офицер, стараясь удержать серьезность.
Князь Андрей еще раз взглянул на фигурку артиллериста. В ней было что то особенное, совершенно не военное, несколько комическое, но чрезвычайно привлекательное.
Штаб офицер и князь Андрей сели на лошадей и поехали дальше.
Выехав за деревню, беспрестанно обгоняя и встречая идущих солдат, офицеров разных команд, они увидали налево краснеющие свежею, вновь вскопанною глиною строящиеся укрепления. Несколько баталионов солдат в одних рубахах, несмотря на холодный ветер, как белые муравьи, копошились на этих укреплениях; из за вала невидимо кем беспрестанно выкидывались лопаты красной глины. Они подъехали к укреплению, осмотрели его и поехали дальше. За самым укреплением наткнулись они на несколько десятков солдат, беспрестанно переменяющихся, сбегающих с укрепления. Они должны были зажать нос и тронуть лошадей рысью, чтобы выехать из этой отравленной атмосферы.
– Voila l'agrement des camps, monsieur le prince, [Вот удовольствие лагеря, князь,] – сказал дежурный штаб офицер.
Они выехали на противоположную гору. С этой горы уже видны были французы. Князь Андрей остановился и начал рассматривать.
– Вот тут наша батарея стоит, – сказал штаб офицер, указывая на самый высокий пункт, – того самого чудака, что без сапог сидел; оттуда всё видно: поедемте, князь.
– Покорно благодарю, я теперь один проеду, – сказал князь Андрей, желая избавиться от штаб офицера, – не беспокойтесь, пожалуйста.
Штаб офицер отстал, и князь Андрей поехал один.
Чем далее подвигался он вперед, ближе к неприятелю, тем порядочнее и веселее становился вид войск. Самый сильный беспорядок и уныние были в том обозе перед Цнаймом, который объезжал утром князь Андрей и который был в десяти верстах от французов. В Грунте тоже чувствовалась некоторая тревога и страх чего то. Но чем ближе подъезжал князь Андрей к цепи французов, тем самоувереннее становился вид наших войск. Выстроенные в ряд, стояли в шинелях солдаты, и фельдфебель и ротный рассчитывали людей, тыкая пальцем в грудь крайнему по отделению солдату и приказывая ему поднимать руку; рассыпанные по всему пространству, солдаты тащили дрова и хворост и строили балаганчики, весело смеясь и переговариваясь; у костров сидели одетые и голые, суша рубахи, подвертки или починивая сапоги и шинели, толпились около котлов и кашеваров. В одной роте обед был готов, и солдаты с жадными лицами смотрели на дымившиеся котлы и ждали пробы, которую в деревянной чашке подносил каптенармус офицеру, сидевшему на бревне против своего балагана. В другой, более счастливой роте, так как не у всех была водка, солдаты, толпясь, стояли около рябого широкоплечего фельдфебеля, который, нагибая бочонок, лил в подставляемые поочередно крышки манерок. Солдаты с набожными лицами подносили ко рту манерки, опрокидывали их и, полоща рот и утираясь рукавами шинелей, с повеселевшими лицами отходили от фельдфебеля. Все лица были такие спокойные, как будто всё происходило не в виду неприятеля, перед делом, где должна была остаться на месте, по крайней мере, половина отряда, а как будто где нибудь на родине в ожидании спокойной стоянки. Проехав егерский полк, в рядах киевских гренадеров, молодцоватых людей, занятых теми же мирными делами, князь Андрей недалеко от высокого, отличавшегося от других балагана полкового командира, наехал на фронт взвода гренадер, перед которыми лежал обнаженный человек. Двое солдат держали его, а двое взмахивали гибкие прутья и мерно ударяли по обнаженной спине. Наказываемый неестественно кричал. Толстый майор ходил перед фронтом и, не переставая и не обращая внимания на крик, говорил:
– Солдату позорно красть, солдат должен быть честен, благороден и храбр; а коли у своего брата украл, так в нем чести нет; это мерзавец. Еще, еще!
И всё слышались гибкие удары и отчаянный, но притворный крик.
– Еще, еще, – приговаривал майор.
Молодой офицер, с выражением недоумения и страдания в лице, отошел от наказываемого, оглядываясь вопросительно на проезжавшего адъютанта.
Князь Андрей, выехав в переднюю линию, поехал по фронту. Цепь наша и неприятельская стояли на левом и на правом фланге далеко друг от друга, но в средине, в том месте, где утром проезжали парламентеры, цепи сошлись так близко, что могли видеть лица друг друга и переговариваться между собой. Кроме солдат, занимавших цепь в этом месте, с той и с другой стороны стояло много любопытных, которые, посмеиваясь, разглядывали странных и чуждых для них неприятелей.
С раннего утра, несмотря на запрещение подходить к цепи, начальники не могли отбиться от любопытных. Солдаты, стоявшие в цепи, как люди, показывающие что нибудь редкое, уж не смотрели на французов, а делали свои наблюдения над приходящими и, скучая, дожидались смены. Князь Андрей остановился рассматривать французов.
– Глянь ка, глянь, – говорил один солдат товарищу, указывая на русского мушкатера солдата, который с офицером подошел к цепи и что то часто и горячо говорил с французским гренадером. – Вишь, лопочет как ловко! Аж хранцуз то за ним не поспевает. Ну ка ты, Сидоров!
– Погоди, послушай. Ишь, ловко! – отвечал Сидоров, считавшийся мастером говорить по французски.
Солдат, на которого указывали смеявшиеся, был Долохов. Князь Андрей узнал его и прислушался к его разговору. Долохов, вместе с своим ротным, пришел в цепь с левого фланга, на котором стоял их полк.
– Ну, еще, еще! – подстрекал ротный командир, нагибаясь вперед и стараясь не проронить ни одного непонятного для него слова. – Пожалуйста, почаще. Что он?
Долохов не отвечал ротному; он был вовлечен в горячий спор с французским гренадером. Они говорили, как и должно было быть, о кампании. Француз доказывал, смешивая австрийцев с русскими, что русские сдались и бежали от самого Ульма; Долохов доказывал, что русские не сдавались, а били французов.
– Здесь велят прогнать вас и прогоним, – говорил Долохов.
– Только старайтесь, чтобы вас не забрали со всеми вашими казаками, – сказал гренадер француз.
Зрители и слушатели французы засмеялись.
– Вас заставят плясать, как при Суворове вы плясали (on vous fera danser [вас заставят плясать]), – сказал Долохов.
– Qu'est ce qu'il chante? [Что он там поет?] – сказал один француз.
– De l'histoire ancienne, [Древняя история,] – сказал другой, догадавшись, что дело шло о прежних войнах. – L'Empereur va lui faire voir a votre Souvara, comme aux autres… [Император покажет вашему Сувара, как и другим…]
– Бонапарте… – начал было Долохов, но француз перебил его.
– Нет Бонапарте. Есть император! Sacre nom… [Чорт возьми…] – сердито крикнул он.
– Чорт его дери вашего императора!
И Долохов по русски, грубо, по солдатски обругался и, вскинув ружье, отошел прочь.
– Пойдемте, Иван Лукич, – сказал он ротному.
– Вот так по хранцузски, – заговорили солдаты в цепи. – Ну ка ты, Сидоров!
Сидоров подмигнул и, обращаясь к французам, начал часто, часто лепетать непонятные слова:
– Кари, мала, тафа, сафи, мутер, каска, – лопотал он, стараясь придавать выразительные интонации своему голосу.
– Го, го, го! ха ха, ха, ха! Ух! Ух! – раздался между солдатами грохот такого здорового и веселого хохота, невольно через цепь сообщившегося и французам, что после этого нужно было, казалось, разрядить ружья, взорвать заряды и разойтись поскорее всем по домам.
Но ружья остались заряжены, бойницы в домах и укреплениях так же грозно смотрели вперед и так же, как прежде, остались друг против друга обращенные, снятые с передков пушки.


Объехав всю линию войск от правого до левого фланга, князь Андрей поднялся на ту батарею, с которой, по словам штаб офицера, всё поле было видно. Здесь он слез с лошади и остановился у крайнего из четырех снятых с передков орудий. Впереди орудий ходил часовой артиллерист, вытянувшийся было перед офицером, но по сделанному ему знаку возобновивший свое равномерное, скучливое хождение. Сзади орудий стояли передки, еще сзади коновязь и костры артиллеристов. Налево, недалеко от крайнего орудия, был новый плетеный шалашик, из которого слышались оживленные офицерские голоса.
Действительно, с батареи открывался вид почти всего расположения русских войск и большей части неприятеля. Прямо против батареи, на горизонте противоположного бугра, виднелась деревня Шенграбен; левее и правее можно было различить в трех местах, среди дыма их костров, массы французских войск, которых, очевидно, большая часть находилась в самой деревне и за горою. Левее деревни, в дыму, казалось что то похожее на батарею, но простым глазом нельзя было рассмотреть хорошенько. Правый фланг наш располагался на довольно крутом возвышении, которое господствовало над позицией французов. По нем расположена была наша пехота, и на самом краю видны были драгуны. В центре, где и находилась та батарея Тушина, с которой рассматривал позицию князь Андрей, был самый отлогий и прямой спуск и подъем к ручью, отделявшему нас от Шенграбена. Налево войска наши примыкали к лесу, где дымились костры нашей, рубившей дрова, пехоты. Линия французов была шире нашей, и ясно было, что французы легко могли обойти нас с обеих сторон. Сзади нашей позиции был крутой и глубокий овраг, по которому трудно было отступать артиллерии и коннице. Князь Андрей, облокотясь на пушку и достав бумажник, начертил для себя план расположения войск. В двух местах он карандашом поставил заметки, намереваясь сообщить их Багратиону. Он предполагал, во первых, сосредоточить всю артиллерию в центре и, во вторых, кавалерию перевести назад, на ту сторону оврага. Князь Андрей, постоянно находясь при главнокомандующем, следя за движениями масс и общими распоряжениями и постоянно занимаясь историческими описаниями сражений, и в этом предстоящем деле невольно соображал будущий ход военных действий только в общих чертах. Ему представлялись лишь следующего рода крупные случайности: «Ежели неприятель поведет атаку на правый фланг, – говорил он сам себе, – Киевский гренадерский и Подольский егерский должны будут удерживать свою позицию до тех пор, пока резервы центра не подойдут к ним. В этом случае драгуны могут ударить во фланг и опрокинуть их. В случае же атаки на центр, мы выставляем на этом возвышении центральную батарею и под ее прикрытием стягиваем левый фланг и отступаем до оврага эшелонами», рассуждал он сам с собою…
Всё время, что он был на батарее у орудия, он, как это часто бывает, не переставая, слышал звуки голосов офицеров, говоривших в балагане, но не понимал ни одного слова из того, что они говорили. Вдруг звук голосов из балагана поразил его таким задушевным тоном, что он невольно стал прислушиваться.
– Нет, голубчик, – говорил приятный и как будто знакомый князю Андрею голос, – я говорю, что коли бы возможно было знать, что будет после смерти, тогда бы и смерти из нас никто не боялся. Так то, голубчик.
Другой, более молодой голос перебил его:
– Да бойся, не бойся, всё равно, – не минуешь.
– А всё боишься! Эх вы, ученые люди, – сказал третий мужественный голос, перебивая обоих. – То то вы, артиллеристы, и учены очень оттого, что всё с собой свезти можно, и водочки и закусочки.