Шепилевский, Модест Анатольевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Модест Анатольевич Шепилевский

Архитектор М. А. Шепилевский
Дата рождения:

1906(1906)

Место рождения:

Санкт-Петербург,
Россия

Дата смерти:

1982(1982)

Место смерти:

Ленинград, СССР

Гражданство:

СССР

Жанр:

Архитектура, графика,
художественное проектирование

Учёба:

Институт Гражданских Инженеров, Всероссийская Академия Художеств

Стиль:

Советский монументальный классицизм, Арт-деко

Работы на Викискладе

Моде́ст Анато́льевич Шепиле́вский (1906, Санкт-Петербург1982, Ленинград) — известный архитектор-художник, член Союза Архитекторов СССР, профессор.

Ректор Ленинградского Высшего Художественно-промышленного Училища имени В. И. Мухиной (ЛВХПУ) в сложные годы послевоенных преобразований.

Внёс большой вклад в формирование советского классицизма и арт-деко.





Творческий путь

Модест Анатольевич Шепилевский — известный ленинградский архитектор-художник и педагог.

После окончания Института Гражданских инженеров и Института имени И. Е. Репина (где его наставниками были академик Иван Фомин и профессор Лев Руднев) работал в мастерской по проектированию и строительству Ленинградского Дома Советов, руководитель проекта академик Н. А. Троцкий.[1]
 памятник архитектуры (федеральный)

В этот предвоенный период М. А. Шепилевский нашёл творческий контакт с архитектором-художником Александром Ивановичем Гегелло с которым познакомился ещё в Институте Гражданских инженеров, а потом продолжил сотрудничество и в пятидесятые годы, когда работал над созданием Мемориала и Центральных объектов города Колпино.

С 1939 года и во время Великой Отечественной войны руководил архитектурной мастерской Центрального Проектного Бюро Министерства Военно-Морского флота СССР, и практически стоял у истоков советского архитектурного проектирования морских судов. В дальнейшем многие ученики мастера будут работать в Судостроительных бюро в этой сложной области архитектурно-художественного проектирования и корабельного дизайна.[babs71.livejournal.com/209834.html]

В этот период М.Шепилевским были спроектированы Орден Ушакова, Орден Нахимова, медали, экспозиция Центрального Военно-Морского музея в здании Биржи, интерьеры кораблей и другие объекты ВМФ СССР.

Все военные годы художник М. А. Шепилевский работал над графическим циклом литографий посвящённых героической обороне города, в 1943—1944 годах они были отпечатаны на почтовых открытках. [www.museum.ru/N24115]

С 1944 года по 1949 год руководитель мастерской N1 Ленинградского Проектного Института, где разрабатывал проекты восстановления и реставрации Мариинского дворца, здания Ленгорисполкома, Исполком Куйбышевского района. Здесь же проектировал здание школы, которая создаёт важный акцент на углу канала Грибоедова и Вознесенского проспекта.

В пятидесятые годы архитектор М. А. Шепилевский много работает над проектами городских монументов. Интересно, что гранитные блоки из которых создан пьедестал памятника Н. А. Римскому-Корсакову изготовлен из камней, которые раньше входили в постамент скульптуры Александра III, стоявшей до 1937 года на площади Восстания.[2] Кстати, для этой самой площади , ученик профессора М. А. Шепилевского архитектор В. С. Лукьянов, спроектировал Обелиск «Городу-герою Ленинграду», сооружённый в 1985 году[3].

Педагогическая деятельность мастера

В 1949 году архитектора М. А. Шепилевского пригласили в ЛВХПУ на должность руководителя кафедры Композиции. С 1950 по 1955 год — Шепилевский становится Ректором института, которому в это время было присвоено имя Веры Игнатьевны Мухиной.

Профессору М. А. Шепилевскому удалось собрать высокопрофессиональный коллектив преподавателей, это — В. С. Васильковский, И. А. Вакс, М. Э. Гизе, Н. Ф. Борушко, В. Д. Кирхоглани, П. Е. Корнилов, Л. С. Катонин, Л. Н. Линдрот, Я. Н. Лукин, О. Л. Лялин, В. А. Петров и др.

Все эти архитекторы-художники, в своё время, внесли большой вклад в культуру Ленинграда-Санкт-Петербурга.

Модест Анатольевич Шепилевский — руководил кафедрой более тридцати лет.

За это время он подготовил 315 профессионалов: архитекторов, художников-проектировщиков и дизайнеров .[4]


Ученики профессора М. А. Шепилевского — известные архитекторы и художники, работают во многих городах России:

Архитектор-художник М.А.Шепилевский передавал своим ученикам универсальные знания, которые позволяют художникам работать в разных жанрах изобразительного искусства, художественного проектирования и архитектуры.

Так же поступали и его прославленные учителя академики Иван Александрович Фомин и Лев Владимирович Руднев.

Основные работы архитектора и художника



Модест Анатольевич Шепилевский похоронен на Богословском кладбище в Санкт-Петербурге.

См. также

Напишите отзыв о статье "Шепилевский, Модест Анатольевич"

Литература

  • Проекты памятника академику архитектуры И. А. Фомину.-Ленинград: Издание ЛОСА, 1939.-76 с.,ил. N 4620.
  • Из истории Советской архитектуры !941-1945 гг. Документы и материалы.-Москва: «Наука», 1978. -212с.,ил., ИБ N 4313.
  • Исаченко В. Г. Памятники Санкт-Петербурга. Справочник. -СПб.: «Паритет», 2004.-400с.,ил. ISBN 5-93437-188-6
  • Лисовский В. Г. Санкт-Петербург: в 2 т. Т2,От классики к современности. -СПб.: "Коло", 2009. -584 с. ISBN 978-5-901841-58-7
  • Санкт-Петербург. XX-XXI век. Что? Где? Когда? Сборник. -СПб.:«Паритет», 2006. -384c., ил. ISBN 5-93437-245-9
  • Зодчие Санкт-Петербурга : XX век / сост. В.Г. Исаченко ; ред. Ю.В. Артемьева. - СПб. : Лениздат, 2000. - 714 с. : ил., портр. - Библиогр. в конце ст.

Ссылки

  • [www.enlight.ru/camera/121/index.html «Бродячая камера» — Дом Советов.]
  • [www.museum.ru/N24115 Архитекторы блокадного Ленинграда.]
  • [www.museum.ru/alb/image.asp?18938 М.А.Шепилевский, Пожар Госнардома, 1942 год. ]
  • [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?id=1965 Московский парк Победы.]
  • [www.worldwalk.info/ru/catalog/1870/ Памятник Н. А. Римскому-Корсакову.]
  • [babs71.livejournal.com/209834.html Памятники скорби и Победы.]
  • [www.rtr.spb.ru/vesti/vesti_2005/news_detail.asp?id=6825 Фантазии на тему произведения Гёте]
  • [ikonopisanie.spb.ru/ Вячеслав Александрович Михайленко]
  • [www.wwclub.spb.ru/bulletin/december_2003/dream/index.phtml Владимир Ховралёв, Мечта и реальность]

Примечания

  1. Аронович Д., Буров А., Дом Советов в Ленинграде, «Архитектура СССС», —N7, —1939, с.—48
  2. Памятник Александру III, —ГРМ, "Palas Edition", —1996, с. —24, ISBN 5-900872-37-8, стр. —23
  3. Лисовский И. Г. Санкт-Петербург:в 2 т. Т. 2, От классики к современности. — СПб: Коло, 2009. — 584 с. — ISBN 978-5-901-841-58-7. — стр. 482
  4. Козырев В.А., М.А.Шепилевский. Архитектор, ректор ЛВХПУ. «Соляной 13», Вестник СПб. Государственной Художественно-промышленной Академии, N 2, 2007.
  5. Арнольд О.А. Архитектурное оформление помещений атомного ледокола „Ленин“,1961,N8,с.14-18.
  6. [www.museum.ru/alb/image.asp?18938 М. А. Шепилевский. Пожар Госнардома 2 июля 1942 года.]
  7. Кривдина О. А., Тычинин Б. Б. Скульптура и скульпторы Санкт-Петербурга 1703—2007. — СПб. 2007
  8. [volkovka.ru/nekropol/view/item/id/491/catid/4 Могила В. Я. Боголюбова на Волковском кладбище]

Отрывок, характеризующий Шепилевский, Модест Анатольевич

Вдруг с набережной послышались пушечные выстрелы (это стреляли в ознаменование мира с турками), и толпа стремительно бросилась к набережной – смотреть, как стреляют. Петя тоже хотел бежать туда, но дьячок, взявший под свое покровительство барчонка, не пустил его. Еще продолжались выстрелы, когда из Успенского собора выбежали офицеры, генералы, камергеры, потом уже не так поспешно вышли еще другие, опять снялись шапки с голов, и те, которые убежали смотреть пушки, бежали назад. Наконец вышли еще четверо мужчин в мундирах и лентах из дверей собора. «Ура! Ура! – опять закричала толпа.
– Который? Который? – плачущим голосом спрашивал вокруг себя Петя, но никто не отвечал ему; все были слишком увлечены, и Петя, выбрав одного из этих четырех лиц, которого он из за слез, выступивших ему от радости на глаза, не мог ясно разглядеть, сосредоточил на него весь свой восторг, хотя это был не государь, закричал «ура!неистовым голосом и решил, что завтра же, чего бы это ему ни стоило, он будет военным.
Толпа побежала за государем, проводила его до дворца и стала расходиться. Было уже поздно, и Петя ничего не ел, и пот лил с него градом; но он не уходил домой и вместе с уменьшившейся, но еще довольно большой толпой стоял перед дворцом, во время обеда государя, глядя в окна дворца, ожидая еще чего то и завидуя одинаково и сановникам, подъезжавшим к крыльцу – к обеду государя, и камер лакеям, служившим за столом и мелькавшим в окнах.
За обедом государя Валуев сказал, оглянувшись в окно:
– Народ все еще надеется увидать ваше величество.
Обед уже кончился, государь встал и, доедая бисквит, вышел на балкон. Народ, с Петей в середине, бросился к балкону.
– Ангел, отец! Ура, батюшка!.. – кричали народ и Петя, и опять бабы и некоторые мужчины послабее, в том числе и Петя, заплакали от счастия. Довольно большой обломок бисквита, который держал в руке государь, отломившись, упал на перилы балкона, с перил на землю. Ближе всех стоявший кучер в поддевке бросился к этому кусочку бисквита и схватил его. Некоторые из толпы бросились к кучеру. Заметив это, государь велел подать себе тарелку бисквитов и стал кидать бисквиты с балкона. Глаза Пети налились кровью, опасность быть задавленным еще более возбуждала его, он бросился на бисквиты. Он не знал зачем, но нужно было взять один бисквит из рук царя, и нужно было не поддаться. Он бросился и сбил с ног старушку, ловившую бисквит. Но старушка не считала себя побежденною, хотя и лежала на земле (старушка ловила бисквиты и не попадала руками). Петя коленкой отбил ее руку, схватил бисквит и, как будто боясь опоздать, опять закричал «ура!», уже охриплым голосом.
Государь ушел, и после этого большая часть народа стала расходиться.
– Вот я говорил, что еще подождать – так и вышло, – с разных сторон радостно говорили в народе.
Как ни счастлив был Петя, но ему все таки грустно было идти домой и знать, что все наслаждение этого дня кончилось. Из Кремля Петя пошел не домой, а к своему товарищу Оболенскому, которому было пятнадцать лет и который тоже поступал в полк. Вернувшись домой, он решительно и твердо объявил, что ежели его не пустят, то он убежит. И на другой день, хотя и не совсем еще сдавшись, но граф Илья Андреич поехал узнавать, как бы пристроить Петю куда нибудь побезопаснее.


15 го числа утром, на третий день после этого, у Слободского дворца стояло бесчисленное количество экипажей.
Залы были полны. В первой были дворяне в мундирах, во второй купцы с медалями, в бородах и синих кафтанах. По зале Дворянского собрания шел гул и движение. У одного большого стола, под портретом государя, сидели на стульях с высокими спинками важнейшие вельможи; но большинство дворян ходило по зале.
Все дворяне, те самые, которых каждый день видал Пьер то в клубе, то в их домах, – все были в мундирах, кто в екатерининских, кто в павловских, кто в новых александровских, кто в общем дворянском, и этот общий характер мундира придавал что то странное и фантастическое этим старым и молодым, самым разнообразным и знакомым лицам. Особенно поразительны были старики, подслеповатые, беззубые, плешивые, оплывшие желтым жиром или сморщенные, худые. Они большей частью сидели на местах и молчали, и ежели ходили и говорили, то пристроивались к кому нибудь помоложе. Так же как на лицах толпы, которую на площади видел Петя, на всех этих лицах была поразительна черта противоположности: общего ожидания чего то торжественного и обыкновенного, вчерашнего – бостонной партии, Петрушки повара, здоровья Зинаиды Дмитриевны и т. п.
Пьер, с раннего утра стянутый в неловком, сделавшемся ему узким дворянском мундире, был в залах. Он был в волнении: необыкновенное собрание не только дворянства, но и купечества – сословий, etats generaux – вызвало в нем целый ряд давно оставленных, но глубоко врезавшихся в его душе мыслей о Contrat social [Общественный договор] и французской революции. Замеченные им в воззвании слова, что государь прибудет в столицу для совещания с своим народом, утверждали его в этом взгляде. И он, полагая, что в этом смысле приближается что то важное, то, чего он ждал давно, ходил, присматривался, прислушивался к говору, но нигде не находил выражения тех мыслей, которые занимали его.
Был прочтен манифест государя, вызвавший восторг, и потом все разбрелись, разговаривая. Кроме обычных интересов, Пьер слышал толки о том, где стоять предводителям в то время, как войдет государь, когда дать бал государю, разделиться ли по уездам или всей губернией… и т. д.; но как скоро дело касалось войны и того, для чего было собрано дворянство, толки были нерешительны и неопределенны. Все больше желали слушать, чем говорить.
Один мужчина средних лет, мужественный, красивый, в отставном морском мундире, говорил в одной из зал, и около него столпились. Пьер подошел к образовавшемуся кружку около говоруна и стал прислушиваться. Граф Илья Андреич в своем екатерининском, воеводском кафтане, ходивший с приятной улыбкой между толпой, со всеми знакомый, подошел тоже к этой группе и стал слушать с своей доброй улыбкой, как он всегда слушал, в знак согласия с говорившим одобрительно кивая головой. Отставной моряк говорил очень смело; это видно было по выражению лиц, его слушавших, и по тому, что известные Пьеру за самых покорных и тихих людей неодобрительно отходили от него или противоречили. Пьер протолкался в середину кружка, прислушался и убедился, что говоривший действительно был либерал, но совсем в другом смысле, чем думал Пьер. Моряк говорил тем особенно звучным, певучим, дворянским баритоном, с приятным грассированием и сокращением согласных, тем голосом, которым покрикивают: «Чеаек, трубку!», и тому подобное. Он говорил с привычкой разгула и власти в голосе.
– Что ж, что смоляне предложили ополченцев госуаю. Разве нам смоляне указ? Ежели буародное дворянство Московской губернии найдет нужным, оно может выказать свою преданность государю импературу другими средствами. Разве мы забыли ополченье в седьмом году! Только что нажились кутейники да воры грабители…
Граф Илья Андреич, сладко улыбаясь, одобрительно кивал головой.
– И что же, разве наши ополченцы составили пользу для государства? Никакой! только разорили наши хозяйства. Лучше еще набор… а то вернется к вам ни солдат, ни мужик, и только один разврат. Дворяне не жалеют своего живота, мы сами поголовно пойдем, возьмем еще рекрут, и всем нам только клич кликни гусай (он так выговаривал государь), мы все умрем за него, – прибавил оратор одушевляясь.
Илья Андреич проглатывал слюни от удовольствия и толкал Пьера, но Пьеру захотелось также говорить. Он выдвинулся вперед, чувствуя себя одушевленным, сам не зная еще чем и сам не зная еще, что он скажет. Он только что открыл рот, чтобы говорить, как один сенатор, совершенно без зубов, с умным и сердитым лицом, стоявший близко от оратора, перебил Пьера. С видимой привычкой вести прения и держать вопросы, он заговорил тихо, но слышно:
– Я полагаю, милостивый государь, – шамкая беззубым ртом, сказал сенатор, – что мы призваны сюда не для того, чтобы обсуждать, что удобнее для государства в настоящую минуту – набор или ополчение. Мы призваны для того, чтобы отвечать на то воззвание, которым нас удостоил государь император. А судить о том, что удобнее – набор или ополчение, мы предоставим судить высшей власти…
Пьер вдруг нашел исход своему одушевлению. Он ожесточился против сенатора, вносящего эту правильность и узкость воззрений в предстоящие занятия дворянства. Пьер выступил вперед и остановил его. Он сам не знал, что он будет говорить, но начал оживленно, изредка прорываясь французскими словами и книжно выражаясь по русски.
– Извините меня, ваше превосходительство, – начал он (Пьер был хорошо знаком с этим сенатором, но считал здесь необходимым обращаться к нему официально), – хотя я не согласен с господином… (Пьер запнулся. Ему хотелось сказать mon tres honorable preopinant), [мой многоуважаемый оппонент,] – с господином… que je n'ai pas L'honneur de connaitre; [которого я не имею чести знать] но я полагаю, что сословие дворянства, кроме выражения своего сочувствия и восторга, призвано также для того, чтобы и обсудить те меры, которыми мы можем помочь отечеству. Я полагаю, – говорил он, воодушевляясь, – что государь был бы сам недоволен, ежели бы он нашел в нас только владельцев мужиков, которых мы отдаем ему, и… chair a canon [мясо для пушек], которую мы из себя делаем, но не нашел бы в нас со… со… совета.
Многие поотошли от кружка, заметив презрительную улыбку сенатора и то, что Пьер говорит вольно; только Илья Андреич был доволен речью Пьера, как он был доволен речью моряка, сенатора и вообще всегда тою речью, которую он последнею слышал.
– Я полагаю, что прежде чем обсуждать эти вопросы, – продолжал Пьер, – мы должны спросить у государя, почтительнейше просить его величество коммюникировать нам, сколько у нас войска, в каком положении находятся наши войска и армии, и тогда…
Но Пьер не успел договорить этих слов, как с трех сторон вдруг напали на него. Сильнее всех напал на него давно знакомый ему, всегда хорошо расположенный к нему игрок в бостон, Степан Степанович Апраксин. Степан Степанович был в мундире, и, от мундира ли, или от других причин, Пьер увидал перед собой совсем другого человека. Степан Степанович, с вдруг проявившейся старческой злобой на лице, закричал на Пьера:
– Во первых, доложу вам, что мы не имеем права спрашивать об этом государя, а во вторых, ежели было бы такое право у российского дворянства, то государь не может нам ответить. Войска движутся сообразно с движениями неприятеля – войска убывают и прибывают…
Другой голос человека, среднего роста, лет сорока, которого Пьер в прежние времена видал у цыган и знал за нехорошего игрока в карты и который, тоже измененный в мундире, придвинулся к Пьеру, перебил Апраксина.
– Да и не время рассуждать, – говорил голос этого дворянина, – а нужно действовать: война в России. Враг наш идет, чтобы погубить Россию, чтобы поругать могилы наших отцов, чтоб увезти жен, детей. – Дворянин ударил себя в грудь. – Мы все встанем, все поголовно пойдем, все за царя батюшку! – кричал он, выкатывая кровью налившиеся глаза. Несколько одобряющих голосов послышалось из толпы. – Мы русские и не пожалеем крови своей для защиты веры, престола и отечества. А бредни надо оставить, ежели мы сыны отечества. Мы покажем Европе, как Россия восстает за Россию, – кричал дворянин.
Пьер хотел возражать, но не мог сказать ни слова. Он чувствовал, что звук его слов, независимо от того, какую они заключали мысль, был менее слышен, чем звук слов оживленного дворянина.
Илья Андреич одобривал сзади кружка; некоторые бойко поворачивались плечом к оратору при конце фразы и говорили: