Шервуд, Владимир Владимирович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Владимир Владимирович Шервуд

В. В. Шервуд в 1900-х
Основные сведения
Страна

Российская империя Российская империяСССР СССР

Дата рождения

17 мая 1867(1867-05-17)

Место рождения

Москва

Дата смерти

18 июня 1930(1930-06-18) (63 года)

Место смерти

Москва

Работы и достижения
Учёба:

МУЖВЗ

Работал в городах

Москва

Архитектурный стиль

псевдорусский стиль, модерн, неоготика, ранний конструктивизм

Важнейшие постройки

деловой комплекс на Старой площади (1914)

Влади́мир Влади́мирович Ше́рвуд (17 мая (5 мая по старому стилю) 1867, Москва — 18 июня 1930, Москва) — русский архитектор, строитель жилых домов и деловых зданий в центре Москвы, представитель творческой династии Шервудов.





Династия Шервудов

В. В. Шервуд родился 5 (17) мая 1867 года в Москве в семье художника и архитектора Владимира Иосифовича (Осиповича) Шервуда, строителя Исторического музея и одного из главных идеологов русского стиля в архитектуре. В. В. Шервуд был средним сыном в семье В. О. Шервуда. Его старший брат Сергей Владимирович приобрел известность как архитектор, а младший брат Леонид Владимирович — как скульптор.

Женат на Нине Александровне Ганешиной.

Архитектурное творчество

В. В. Шервуд закончил Московское училище живописи, ваяния и зодчества в 1895 году с Большой серебряной медалью и званием классного художника архитектуры. В 1898 году Шервуд стал архитектором акционерного общества заводов Бромлей и торгового дома К. Тиля. В 1903 году занял должность архитектора Московского купеческого общества и стал членом Комиссии по переустройству Нижних торговых рядов, которая ведала перестройкой района между Красной площадью и Зарядьем. Занимая эти посты, Шервуд внёс большой вклад в обновление делового центра Москвы.

В 1900 — первой половине 1910-х годов по проектам В. В. Шервуда в Москве был построен целый ряд доходных домов, в архитектуре и оформлении которых преобладает модерн. Среди построек Шервуда этого периода наиболее выделяются дома в Милютинском (1899—1900), Хлебном (1903), Черниговском (1906) переулках, на Бауманской улице (1902—1906) и на Покровке (1909).

В 1914 году Шервуд строит крупный комплекс деловых зданий на Старой площади. В советский период истории в нём располагался ЦК КПСС, а ныне — администрация президента России (д. 4) и административные структуры правительства Московской области (д. 6). В комплексе зданий на Старой площади Шервуд соединяет элегантность модерна и утилитарность конструктивизма. Предконструктивистский дух прослеживается в строгом ритме больших прямоугольных окон.

После революции

В. В. Шервуд, как и его брат, скульптор Л. В. Шервуд, остался в России после Октябрьской революции, но, в отличие от последнего, не занимался активной творческой деятельностью, забросив строительную практику.

18 июня 1930 года В. В. Шервуд скончался в Москве. Похоронен на семейном участке на Даниловском кладбище в Москве (там же похоронена его жена, дочь и внук)[1].

Постройки в Москве

Напишите отзыв о статье "Шервуд, Владимир Владимирович"

Комментарии

  1. Здесь и далее проекты и постройки даны по М. В. Нащокиной, с необходимыми дополнениями и уточнениями.

Примечания

  1. [sherwood-family.livejournal.com Шервуды в России].
  2. Нащокина, 2005, с. 444.

Литература

Отрывок, характеризующий Шервуд, Владимир Владимирович

– Ей надо отдохнуть, – сказал князь Андрей, морщась. – Не правда ли, Лиза? Сведи ее к себе, а я пойду к батюшке. Что он, всё то же?
– То же, то же самое; не знаю, как на твои глаза, – отвечала радостно княжна.
– И те же часы, и по аллеям прогулки? Станок? – спрашивал князь Андрей с чуть заметною улыбкой, показывавшею, что несмотря на всю свою любовь и уважение к отцу, он понимал его слабости.
– Те же часы и станок, еще математика и мои уроки геометрии, – радостно отвечала княжна Марья, как будто ее уроки из геометрии были одним из самых радостных впечатлений ее жизни.
Когда прошли те двадцать минут, которые нужны были для срока вставанья старого князя, Тихон пришел звать молодого князя к отцу. Старик сделал исключение в своем образе жизни в честь приезда сына: он велел впустить его в свою половину во время одевания перед обедом. Князь ходил по старинному, в кафтане и пудре. И в то время как князь Андрей (не с тем брюзгливым выражением лица и манерами, которые он напускал на себя в гостиных, а с тем оживленным лицом, которое у него было, когда он разговаривал с Пьером) входил к отцу, старик сидел в уборной на широком, сафьяном обитом, кресле, в пудроманте, предоставляя свою голову рукам Тихона.
– А! Воин! Бонапарта завоевать хочешь? – сказал старик и тряхнул напудренною головой, сколько позволяла это заплетаемая коса, находившаяся в руках Тихона. – Примись хоть ты за него хорошенько, а то он эдак скоро и нас своими подданными запишет. – Здорово! – И он выставил свою щеку.
Старик находился в хорошем расположении духа после дообеденного сна. (Он говорил, что после обеда серебряный сон, а до обеда золотой.) Он радостно из под своих густых нависших бровей косился на сына. Князь Андрей подошел и поцеловал отца в указанное им место. Он не отвечал на любимую тему разговора отца – подтруниванье над теперешними военными людьми, а особенно над Бонапартом.
– Да, приехал к вам, батюшка, и с беременною женой, – сказал князь Андрей, следя оживленными и почтительными глазами за движением каждой черты отцовского лица. – Как здоровье ваше?
– Нездоровы, брат, бывают только дураки да развратники, а ты меня знаешь: с утра до вечера занят, воздержен, ну и здоров.
– Слава Богу, – сказал сын, улыбаясь.
– Бог тут не при чем. Ну, рассказывай, – продолжал он, возвращаясь к своему любимому коньку, – как вас немцы с Бонапартом сражаться по вашей новой науке, стратегией называемой, научили.
Князь Андрей улыбнулся.
– Дайте опомниться, батюшка, – сказал он с улыбкою, показывавшею, что слабости отца не мешают ему уважать и любить его. – Ведь я еще и не разместился.
– Врешь, врешь, – закричал старик, встряхивая косичкою, чтобы попробовать, крепко ли она была заплетена, и хватая сына за руку. – Дом для твоей жены готов. Княжна Марья сведет ее и покажет и с три короба наболтает. Это их бабье дело. Я ей рад. Сиди, рассказывай. Михельсона армию я понимаю, Толстого тоже… высадка единовременная… Южная армия что будет делать? Пруссия, нейтралитет… это я знаю. Австрия что? – говорил он, встав с кресла и ходя по комнате с бегавшим и подававшим части одежды Тихоном. – Швеция что? Как Померанию перейдут?
Князь Андрей, видя настоятельность требования отца, сначала неохотно, но потом все более и более оживляясь и невольно, посреди рассказа, по привычке, перейдя с русского на французский язык, начал излагать операционный план предполагаемой кампании. Он рассказал, как девяностотысячная армия должна была угрожать Пруссии, чтобы вывести ее из нейтралитета и втянуть в войну, как часть этих войск должна была в Штральзунде соединиться с шведскими войсками, как двести двадцать тысяч австрийцев, в соединении со ста тысячами русских, должны были действовать в Италии и на Рейне, и как пятьдесят тысяч русских и пятьдесят тысяч англичан высадятся в Неаполе, и как в итоге пятисоттысячная армия должна была с разных сторон сделать нападение на французов. Старый князь не выказал ни малейшего интереса при рассказе, как будто не слушал, и, продолжая на ходу одеваться, три раза неожиданно перервал его. Один раз он остановил его и закричал:
– Белый! белый!
Это значило, что Тихон подавал ему не тот жилет, который он хотел. Другой раз он остановился, спросил:
– И скоро она родит? – и, с упреком покачав головой, сказал: – Нехорошо! Продолжай, продолжай.
В третий раз, когда князь Андрей оканчивал описание, старик запел фальшивым и старческим голосом: «Malbroug s'en va t en guerre. Dieu sait guand reviendra». [Мальбрук в поход собрался. Бог знает вернется когда.]
Сын только улыбнулся.
– Я не говорю, чтоб это был план, который я одобряю, – сказал сын, – я вам только рассказал, что есть. Наполеон уже составил свой план не хуже этого.
– Ну, новенького ты мне ничего не сказал. – И старик задумчиво проговорил про себя скороговоркой: – Dieu sait quand reviendra. – Иди в cтоловую.


В назначенный час, напудренный и выбритый, князь вышел в столовую, где ожидала его невестка, княжна Марья, m lle Бурьен и архитектор князя, по странной прихоти его допускаемый к столу, хотя по своему положению незначительный человек этот никак не мог рассчитывать на такую честь. Князь, твердо державшийся в жизни различия состояний и редко допускавший к столу даже важных губернских чиновников, вдруг на архитекторе Михайле Ивановиче, сморкавшемся в углу в клетчатый платок, доказывал, что все люди равны, и не раз внушал своей дочери, что Михайла Иванович ничем не хуже нас с тобой. За столом князь чаще всего обращался к бессловесному Михайле Ивановичу.
В столовой, громадно высокой, как и все комнаты в доме, ожидали выхода князя домашние и официанты, стоявшие за каждым стулом; дворецкий, с салфеткой на руке, оглядывал сервировку, мигая лакеям и постоянно перебегая беспокойным взглядом от стенных часов к двери, из которой должен был появиться князь. Князь Андрей глядел на огромную, новую для него, золотую раму с изображением генеалогического дерева князей Болконских, висевшую напротив такой же громадной рамы с дурно сделанным (видимо, рукою домашнего живописца) изображением владетельного князя в короне, который должен был происходить от Рюрика и быть родоначальником рода Болконских. Князь Андрей смотрел на это генеалогическое дерево, покачивая головой, и посмеивался с тем видом, с каким смотрят на похожий до смешного портрет.
– Как я узнаю его всего тут! – сказал он княжне Марье, подошедшей к нему.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на брата. Она не понимала, чему он улыбался. Всё сделанное ее отцом возбуждало в ней благоговение, которое не подлежало обсуждению.
– У каждого своя Ахиллесова пятка, – продолжал князь Андрей. – С его огромным умом donner dans ce ridicule! [поддаваться этой мелочности!]
Княжна Марья не могла понять смелости суждений своего брата и готовилась возражать ему, как послышались из кабинета ожидаемые шаги: князь входил быстро, весело, как он и всегда ходил, как будто умышленно своими торопливыми манерами представляя противоположность строгому порядку дома.
В то же мгновение большие часы пробили два, и тонким голоском отозвались в гостиной другие. Князь остановился; из под висячих густых бровей оживленные, блестящие, строгие глаза оглядели всех и остановились на молодой княгине. Молодая княгиня испытывала в то время то чувство, какое испытывают придворные на царском выходе, то чувство страха и почтения, которое возбуждал этот старик во всех приближенных. Он погладил княгиню по голове и потом неловким движением потрепал ее по затылку.