Шугар, Алан

Алан Шугар
Алан Шугар на вручении премии BAFTA в 2010 году
Состояние	770 млн £
Компания	Amstrad
Должность	президент
Компания	Тоттенхэм Хотспур
Должность	президент
Награды и премии

Алан Майкл Шугар, барон Шугар (англ. Alan Michael Sugar, Baron Sugar; род. 24 марта 1947 года) — британский бизнесмен, общественный деятель и политик. Состояние Шугара оценивается а £770 млн (US$1,14 млрд), в 2011 году он занял 89 место в списке самых богатых людей мира по версии Sunday Times. Основал компанию Amstrad, в которой сохранял долю до 2007 года. С 1991 по 2001 год возглавлял футбольный клуб Тоттенхэм Хотспур.

Ранние годы

Алан Майкл Шугар родился на востоке британской столицы, в лондонском боро Хакни в еврейской семье. Он был младшим из четырёх детей Фэй (1907–1994) и Натана Шугаров (1907–1987). Отец Алана работал портным в Восточном Лондоне.

В детстве Шугар вместе с родителями жил в съёмной квартире. За густые вьющиеся волосы его прозвали Мопси. Алан учился в младшей школе Нортвуда, затем в средней школе Брук-Хаус в Аппер-Клэптоне, районе Хакни. Чтобы заработать денег, продавал фрукты. Уйдя из школы в 16 лет, устроился статистиком в Министерство образования, но вскоре оставил госслужбу, чтобы начать продавать принадлежности для автомашин, развозя товары на купленном за 50 фунтов автофургоне.

Amstrad

В 1968 году Алан Шугар основал компанию Amstrad. Название было составлено их начальных букв имени Шугара: Alan Michael Sugar Trading. Вначале компания занималась импортом и экспортом различных товаров, но затем специализировалась в продажах пользовательской электроники. К 1970 году она открыла собственное производство. Благодаря применению литья под давлением для изготовления пластиковых накладок на поворотные столы Hi-Fi-техники вместо вакуумной формовки, удалось достичь заметного снижения цены деталей и отсечь множество конкурентов. Вскоре потребовалось расширение производства, а в линейке продуктов появились аудио-усилители и тюнеры.

В 1980 году Amstrad выходит на Лондонскую фондовую биржу и в последующем ежегодно удваивает долю рынка и прибыль. К 1984 году, угадав будущее домашних компьютеров, Amstrad запускает производство восьмибитной машины Amstrad CPC 464. Но хотя линейка CPC была привлекательной, имея в распоряжении операционную систему CP/M и хороший BASIC-интерпретатор, ей пришлось конкурировать на рынке с более мощным в графическом Commodore 64 и популярной платформой Sinclair ZX Spectrum, а также со сложной архитектурой BBC Micro. Тем не менее, три миллиона компьютеров марки Amstrad разошлись по всему миру за восемь лет продаж. Благодаря ему появилась восточно-германская копия KC Compact, основанная на советском клоне процессора Z80. В 1985 году Шугар совершил очередной крупный прорыв, создав текстовый процессор Amstrad PCW 8256, который, несмотря на дешёвую элементную базу, продавался за 300 фунтов. В 1986 Amstrad купил права на линейку компьютеров Sinclair и выпустил две новые модели ZX Spectrum в оформлении, сходном с собственной моделью CPC. Компания также разработала PC1512, IBM PC-совместимый компьютер, получивший в Европе заметное распространение и ставший первым в линейке Amstrad PC.

Компания Amstrad достигла максимальной капитализации в £1,2 млрд, но с начала 1990-х для неё настали трудные времена. Запуск производства множества персональных компьютеров оказался омрачён поставками ненадёжных винчестеров компании Seagate, что привело к недовольству покупателей и ущербу репутации Amstrad's на рынке персональных компьютеров. После этого провала компания так и не восстановилась. Как следствие, Amstrad выставил Seagate иск на 100 млн долларов.

В начале 1990-х компания перенесла фокус внимания с настольных компьютеров на портативные. Также в 1990 году Amstrad вышла на рынок игровых приставок с Amstrad GX4000, но проект оказался убыточен из-за отсутствия игр для платформы. Провалу способствовал и одновременное появление японских консолей Sega Mega Drive и Super Nintendo, предлагавших пользователям богатый выбор игр. В 1993 году Amstrad выпускает карманный персональный компьютер PenPad, а также покупает доли в компаниях Betacom и Viglen, чтобы увеличить своё присутствие на телекоммуникационном рынке. Вскоре появляется первое устройство, сочетающее в себе электронную почту и телефонию. Оно получило название e-m@iler, за ним в 2002 году последовал e-m@ilerplus. Продажи новинок были невелики.

31 июля 2007 года было объявлено, что вещательная компания BSkyB покупает Amstrad за £125 млн. На момент поглощения Шугар сообщал, что намерен сохранить своё влияние в компании, которой посвятил 40 лет, чтобы обеспечить будущее своим сотрудникам. Однако 2 июля 2008 года он оставил пост президента, чтобы сосредоточить усилия на других бизнес-проектах.

Тоттенхэм Хотспур

1 июне 1991 года Алан Шугар совместно с Терри Венейблсом приобрёл футбольный клуб «Тоттенхэм Хотспур». Первоначальные инвестиции помогли клубу справиться с финансовыми трудностями, однако отношение Шугара к нему как к чисто деловому предприятию сделало нового владельца непопулярным среди футбольных фанатов. За девять лет, проведённых Шугаром в кресле президента, «Тоттенхэм» ни разу не попал в шестёрку лучших команд Английской Премьер-лиги и выиграл лишь один трофей — Кубок Футбольной лиги 1999 года.

В ночь перед финалом Кубка Англии по футболу 1993 года Шугар уволил Венейблса, на что тот подал иск в верховный суд, требуя восстановить в должности. Судебная битва за клуб продолжалась всё лето, и победу одержал Шугар (Re Tottenham Hotspur plc [1994] 1 BCLC 655). Увольнение Венейблса так разозлило многих фанатов «Тоттенхэм», что Шугар впоследствии отметил: «Такое чувство, как будто я убил Бэмби».

В 1992 году Шугар был единственным среди первой пятёрки клубов, включавшей «Арсенал», «Эвертон», «Ливерпуль», «Манчестер Юнайтед» и «Тоттенхэм», кто проголосовал в пользу BSkyB за получение прав на трансляцию матчей Премьер-лиги. Остальные клубы отдали предпочтение ITV, так как телекомпания обещала показывать матчи ведущей пятёрки клубов чаще. На момент голосования компания Шугара Amstrad разрабатывала BSkyB спутниковое оборудование.

В 1994 году Шугар профинансировал переход в «Тоттенхэм» трёх звёзд Чемпионата мира по футболу 1994 года: Илие Думитреску, Георге Попеску и, самое важное, Юрген Клинсмана, который в свой первый сезон был назван футболистом года. Но поскольку «Тоттенхэм» не квалифицировался в Кубок УЕФА, Клинсман воспользовался пунктом контракта, позволявшим разорвать отношения с клубом, и летом 1995 году перешёл в «Баварию». В ответ Шугар появился на телевидении с футболкой Клинсмана и заявил, что не стал бы даже мыть ей свой автомобиль. Иностранцев, приходящих в Премьер-лигу за большими гонорарами, он назвал «Carlos Kickaballs». Клинсман отреагировал, сказав, что Шугар — «человек без чести» и добавил: «Он всегда говорит только о деньгах и никогда об игре. Я бы сказал, под большим вопросом, с клубом и с футболом ли сердце Шугара. Большой вопрос, что он любит больше: бизнес или футбол?». В декабре 1997 года Клинсман снова играл за «Тоттенхэм» на правах аренды.

В октябре 1998 года бывший нападающий «Тоттенхэма» Тедди Шерингем выпустил автобиографию, в которой возложил на Шугара ответственность за свой уход из клуба в 1997 году. Шерингем написал, что Шугар обвинил его в симуляции травмы во время сезона 1993-1994 годов и отказался заключить пятилетний контракт, утверждая, что футболист не останется в «Тоттенхэме» после 36 лет. Проведя несколько сезонов в «Манчестер Юнайтед», Шерингем снова вернулся в «Тоттенхэм» и выступал в основном составе, пока не покинул клуб летом 2003 года в возрасте 37 лет. Шерингем назвал Шугара неамбициозным и лицемерным. В качестве примера он привел эпизод, как Шугар спрашивал его мнение об игроках: когда Шерингем посоветовал полузащитника английской сборной Пола Инса, Шугар отверг кандидатуру, не желая тратить £4 млн на игрока, которому скоро исполнится 30 лет. А после ухода Шерингема Шугар согласился включить в команду Леса Фердинанда, которому исполнился 31 год, за рекордные для клуба £6 миллионов, превышавшие зарплату Шерингема.

За время руководства клубом Шугар сменил семь менеджеров. Первым был Питер Шривз, затем команду возглавили Дуг Ливермор и Рэй Клеменс, затем бывший полузащитник «Тоттенхэма» Освальдо Ардилес, после которого пост получил молодой менеджер Джерри Фрэнсис. В 1997 году Шугар удивил футбольный мир, поставив во главе команды относительно неизвестного швейцарского специалиста Кристиана Гросса. Он продержался на посту 9 месяцев, опустив «Тоттенхэм» на 14 строчку сезона и набрав за три мачта нового сезона всего три очка. После этого Шугар назначил менеджером Джорджа Грэма, бывшего футболиста и тренера «Арсенала», одного из главных противников «Тоттенхэма». Несмотря на то, что Грэм привёл команду к завоеванию первого за восемь лет кубка, болельщики так и не приняли его из-за связей с «Арсеналом». Кроме того, им не нравился стиль игры от обороны, который проповедовал Грэм, считая, что это не стиль «Тоттенхэма».

В феврале 2001 года Шугар отказался от контрольного пакета акций «Тоттенхэма», продав 27 % своей доли медиа-группе ENIC за 22 млн фунтов. В июне 2007 года он расстался с оставшимися 22 % акций, также продав их ENIC за 25 млн фунтов. На этом закончилось его 16-летнее владение «Тоттенхэм Хотспур». Этот период Шугар описал как «потерянную жизнь».

Благотворительность

Алан Шугар оказал финансовую поддержку организации Jewish Care и детской больнице на Грейт-Ормонд-Стрит. Также в 2001 году он внёс 200 000 фунтов в фонд Лейбористской партии (в 1997—2015 годах он был членом партии, но покинул её после выборов 2015 года).

3 миллиона фунтов, полученные от сделки по продаже «Тоттенхэма», были переданы на реставрацию театра «Хакни Эмпайр» в родном для Шугара Ист-Энде.

Признание

В 2000 году Алан Шугар получил титул рыцаря за успехи в бизнесе . Он является почётным доктором наук Лондонского городского университета (1988) и Университета Брунеля (2005).

5 июня 2009 года премьер-министр Гордон Браун возвёл Алана Шугара в дворянский титул в связи с исполнением обязанностей в правительстве. Бизнесмен получил титул барона Шугара из Клэптона.

Отрывок, характеризующий Шугар, Алан

[Князь Кутузов, посылаю к вам одного из моих генерал адъютантов для переговоров с вами о многих важных предметах. Прошу Вашу Светлость верить всему, что он вам скажет, особенно когда, станет выражать вам чувствования уважения и особенного почтения, питаемые мною к вам с давнего времени. Засим молю бога о сохранении вас под своим священным кровом.
Москва, 3 октября, 1812.
Наполеон. ]

«Je serais maudit par la posterite si l'on me regardait comme le premier moteur d'un accommodement quelconque. Tel est l'esprit actuel de ma nation», [Я бы был проклят, если бы на меня смотрели как на первого зачинщика какой бы то ни было сделки; такова воля нашего народа. ] – отвечал Кутузов и продолжал употреблять все свои силы на то, чтобы удерживать войска от наступления.
В месяц грабежа французского войска в Москве и спокойной стоянки русского войска под Тарутиным совершилось изменение в отношении силы обоих войск (духа и численности), вследствие которого преимущество силы оказалось на стороне русских. Несмотря на то, что положение французского войска и его численность были неизвестны русским, как скоро изменилось отношение, необходимость наступления тотчас же выразилась в бесчисленном количестве признаков. Признаками этими были: и присылка Лористона, и изобилие провианта в Тарутине, и сведения, приходившие со всех сторон о бездействии и беспорядке французов, и комплектование наших полков рекрутами, и хорошая погода, и продолжительный отдых русских солдат, и обыкновенно возникающее в войсках вследствие отдыха нетерпение исполнять то дело, для которого все собраны, и любопытство о том, что делалось во французской армии, так давно потерянной из виду, и смелость, с которою теперь шныряли русские аванпосты около стоявших в Тарутине французов, и известия о легких победах над французами мужиков и партизанов, и зависть, возбуждаемая этим, и чувство мести, лежавшее в душе каждого человека до тех пор, пока французы были в Москве, и (главное) неясное, но возникшее в душе каждого солдата сознание того, что отношение силы изменилось теперь и преимущество находится на нашей стороне. Существенное отношение сил изменилось, и наступление стало необходимым. И тотчас же, так же верно, как начинают бить и играть в часах куранты, когда стрелка совершила полный круг, в высших сферах, соответственно существенному изменению сил, отразилось усиленное движение, шипение и игра курантов.


Русская армия управлялась Кутузовым с его штабом и государем из Петербурга. В Петербурге, еще до получения известия об оставлении Москвы, был составлен подробный план всей войны и прислан Кутузову для руководства. Несмотря на то, что план этот был составлен в предположении того, что Москва еще в наших руках, план этот был одобрен штабом и принят к исполнению. Кутузов писал только, что дальние диверсии всегда трудно исполнимы. И для разрешения встречавшихся трудностей присылались новые наставления и лица, долженствовавшие следить за его действиями и доносить о них.
Кроме того, теперь в русской армии преобразовался весь штаб. Замещались места убитого Багратиона и обиженного, удалившегося Барклая. Весьма серьезно обдумывали, что будет лучше: А. поместить на место Б., а Б. на место Д., или, напротив, Д. на место А. и т. д., как будто что нибудь, кроме удовольствия А. и Б., могло зависеть от этого.
В штабе армии, по случаю враждебности Кутузова с своим начальником штаба, Бенигсеном, и присутствия доверенных лиц государя и этих перемещений, шла более, чем обыкновенно, сложная игра партий: А. подкапывался под Б., Д. под С. и т. д., во всех возможных перемещениях и сочетаниях. При всех этих подкапываниях предметом интриг большей частью было то военное дело, которым думали руководить все эти люди; но это военное дело шло независимо от них, именно так, как оно должно было идти, то есть никогда не совпадая с тем, что придумывали люди, а вытекая из сущности отношения масс. Все эти придумыванья, скрещиваясь, перепутываясь, представляли в высших сферах только верное отражение того, что должно было совершиться.
«Князь Михаил Иларионович! – писал государь от 2 го октября в письме, полученном после Тарутинского сражения. – С 2 го сентября Москва в руках неприятельских. Последние ваши рапорты от 20 го; и в течение всего сего времени не только что ничего не предпринято для действия противу неприятеля и освобождения первопрестольной столицы, но даже, по последним рапортам вашим, вы еще отступили назад. Серпухов уже занят отрядом неприятельским, и Тула, с знаменитым и столь для армии необходимым своим заводом, в опасности. По рапортам от генерала Винцингероде вижу я, что неприятельский 10000 й корпус подвигается по Петербургской дороге. Другой, в нескольких тысячах, также подается к Дмитрову. Третий подвинулся вперед по Владимирской дороге. Четвертый, довольно значительный, стоит между Рузою и Можайском. Наполеон же сам по 25 е число находился в Москве. По всем сим сведениям, когда неприятель сильными отрядами раздробил свои силы, когда Наполеон еще в Москве сам, с своею гвардией, возможно ли, чтобы силы неприятельские, находящиеся перед вами, были значительны и не позволяли вам действовать наступательно? С вероятностию, напротив того, должно полагать, что он вас преследует отрядами или, по крайней мере, корпусом, гораздо слабее армии, вам вверенной. Казалось, что, пользуясь сими обстоятельствами, могли бы вы с выгодою атаковать неприятеля слабее вас и истребить оного или, по меньшей мере, заставя его отступить, сохранить в наших руках знатную часть губерний, ныне неприятелем занимаемых, и тем самым отвратить опасность от Тулы и прочих внутренних наших городов. На вашей ответственности останется, если неприятель в состоянии будет отрядить значительный корпус на Петербург для угрожания сей столице, в которой не могло остаться много войска, ибо с вверенною вам армиею, действуя с решительностию и деятельностию, вы имеете все средства отвратить сие новое несчастие. Вспомните, что вы еще обязаны ответом оскорбленному отечеству в потере Москвы. Вы имели опыты моей готовности вас награждать. Сия готовность не ослабнет во мне, но я и Россия вправе ожидать с вашей стороны всего усердия, твердости и успехов, которые ум ваш, воинские таланты ваши и храбрость войск, вами предводительствуемых, нам предвещают».
Но в то время как письмо это, доказывающее то, что существенное отношение сил уже отражалось и в Петербурге, было в дороге, Кутузов не мог уже удержать командуемую им армию от наступления, и сражение уже было дано.
2 го октября казак Шаповалов, находясь в разъезде, убил из ружья одного и подстрелил другого зайца. Гоняясь за подстреленным зайцем, Шаповалов забрел далеко в лес и наткнулся на левый фланг армии Мюрата, стоящий без всяких предосторожностей. Казак, смеясь, рассказал товарищам, как он чуть не попался французам. Хорунжий, услыхав этот рассказ, сообщил его командиру.
Казака призвали, расспросили; казачьи командиры хотели воспользоваться этим случаем, чтобы отбить лошадей, но один из начальников, знакомый с высшими чинами армии, сообщил этот факт штабному генералу. В последнее время в штабе армии положение было в высшей степени натянутое. Ермолов, за несколько дней перед этим, придя к Бенигсену, умолял его употребить свое влияние на главнокомандующего, для того чтобы сделано было наступление.
– Ежели бы я не знал вас, я подумал бы, что вы не хотите того, о чем вы просите. Стоит мне посоветовать одно, чтобы светлейший наверное сделал противоположное, – отвечал Бенигсен.
Известие казаков, подтвержденное посланными разъездами, доказало окончательную зрелость события. Натянутая струна соскочила, и зашипели часы, и заиграли куранты. Несмотря на всю свою мнимую власть, на свой ум, опытность, знание людей, Кутузов, приняв во внимание записку Бенигсена, посылавшего лично донесения государю, выражаемое всеми генералами одно и то же желание, предполагаемое им желание государя и сведение казаков, уже не мог удержать неизбежного движения и отдал приказание на то, что он считал бесполезным и вредным, – благословил совершившийся факт.


Записка, поданная Бенигсеном о необходимости наступления, и сведения казаков о незакрытом левом фланге французов были только последние признаки необходимости отдать приказание о наступлении, и наступление было назначено на 5 е октября.
4 го октября утром Кутузов подписал диспозицию. Толь прочел ее Ермолову, предлагая ему заняться дальнейшими распоряжениями.
– Хорошо, хорошо, мне теперь некогда, – сказал Ермолов и вышел из избы. Диспозиция, составленная Толем, была очень хорошая. Так же, как и в аустерлицкой диспозиции, было написано, хотя и не по немецки:
«Die erste Colonne marschiert [Первая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то, die zweite Colonne marschiert [вторая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то» и т. д. И все эти колонны на бумаге приходили в назначенное время в свое место и уничтожали неприятеля. Все было, как и во всех диспозициях, прекрасно придумано, и, как и по всем диспозициям, ни одна колонна не пришла в свое время и на свое место.
Когда диспозиция была готова в должном количестве экземпляров, был призван офицер и послан к Ермолову, чтобы передать ему бумаги для исполнения. Молодой кавалергардский офицер, ординарец Кутузова, довольный важностью данного ему поручения, отправился на квартиру Ермолова.
– Уехали, – отвечал денщик Ермолова. Кавалергардский офицер пошел к генералу, у которого часто бывал Ермолов.
– Нет, и генерала нет.
Кавалергардский офицер, сев верхом, поехал к другому.
– Нет, уехали.
«Как бы мне не отвечать за промедление! Вот досада!» – думал офицер. Он объездил весь лагерь. Кто говорил, что видели, как Ермолов проехал с другими генералами куда то, кто говорил, что он, верно, опять дома. Офицер, не обедая, искал до шести часов вечера. Нигде Ермолова не было и никто не знал, где он был. Офицер наскоро перекусил у товарища и поехал опять в авангард к Милорадовичу. Милорадовича не было тоже дома, но тут ему сказали, что Милорадович на балу у генерала Кикина, что, должно быть, и Ермолов там.
– Да где же это?
– А вон, в Ечкине, – сказал казачий офицер, указывая на далекий помещичий дом.
– Да как же там, за цепью?
– Выслали два полка наших в цепь, там нынче такой кутеж идет, беда! Две музыки, три хора песенников.
Офицер поехал за цепь к Ечкину. Издалека еще, подъезжая к дому, он услыхал дружные, веселые звуки плясовой солдатской песни.
«Во олузя а ах… во олузях!..» – с присвистом и с торбаном слышалось ему, изредка заглушаемое криком голосов. Офицеру и весело стало на душе от этих звуков, но вместе с тем и страшно за то, что он виноват, так долго не передав важного, порученного ему приказания. Был уже девятый час. Он слез с лошади и вошел на крыльцо и в переднюю большого, сохранившегося в целости помещичьего дома, находившегося между русских и французов. В буфетной и в передней суетились лакеи с винами и яствами. Под окнами стояли песенники. Офицера ввели в дверь, и он увидал вдруг всех вместе важнейших генералов армии, в том числе и большую, заметную фигуру Ермолова. Все генералы были в расстегнутых сюртуках, с красными, оживленными лицами и громко смеялись, стоя полукругом. В середине залы красивый невысокий генерал с красным лицом бойко и ловко выделывал трепака.
– Ха, ха, ха! Ай да Николай Иванович! ха, ха, ха!..
Офицер чувствовал, что, входя в эту минуту с важным приказанием, он делается вдвойне виноват, и он хотел подождать; но один из генералов увидал его и, узнав, зачем он, сказал Ермолову. Ермолов с нахмуренным лицом вышел к офицеру и, выслушав, взял от него бумагу, ничего не сказав ему.
– Ты думаешь, это нечаянно он уехал? – сказал в этот вечер штабный товарищ кавалергардскому офицеру про Ермолова. – Это штуки, это все нарочно. Коновницына подкатить. Посмотри, завтра каша какая будет!


На другой день, рано утром, дряхлый Кутузов встал, помолился богу, оделся и с неприятным сознанием того, что он должен руководить сражением, которого он не одобрял, сел в коляску и выехал из Леташевки, в пяти верстах позади Тарутина, к тому месту, где должны были быть собраны наступающие колонны. Кутузов ехал, засыпая и просыпаясь и прислушиваясь, нет ли справа выстрелов, не начиналось ли дело? Но все еще было тихо. Только начинался рассвет сырого и пасмурного осеннего дня. Подъезжая к Тарутину, Кутузов заметил кавалеристов, ведших на водопой лошадей через дорогу, по которой ехала коляска. Кутузов присмотрелся к ним, остановил коляску и спросил, какого полка? Кавалеристы были из той колонны, которая должна была быть уже далеко впереди в засаде. «Ошибка, может быть», – подумал старый главнокомандующий. Но, проехав еще дальше, Кутузов увидал пехотные полки, ружья в козлах, солдат за кашей и с дровами, в подштанниках. Позвали офицера. Офицер доложил, что никакого приказания о выступлении не было.
– Как не бы… – начал Кутузов, но тотчас же замолчал и приказал позвать к себе старшего офицера. Вылезши из коляски, опустив голову и тяжело дыша, молча ожидая, ходил он взад и вперед. Когда явился потребованный офицер генерального штаба Эйхен, Кутузов побагровел не оттого, что этот офицер был виною ошибки, но оттого, что он был достойный предмет для выражения гнева. И, трясясь, задыхаясь, старый человек, придя в то состояние бешенства, в которое он в состоянии был приходить, когда валялся по земле от гнева, он напустился на Эйхена, угрожая руками, крича и ругаясь площадными словами. Другой подвернувшийся, капитан Брозин, ни в чем не виноватый, потерпел ту же участь.
– Это что за каналья еще? Расстрелять мерзавцев! – хрипло кричал он, махая руками и шатаясь. Он испытывал физическое страдание. Он, главнокомандующий, светлейший, которого все уверяют, что никто никогда не имел в России такой власти, как он, он поставлен в это положение – поднят на смех перед всей армией. «Напрасно так хлопотал молиться об нынешнем дне, напрасно не спал ночь и все обдумывал! – думал он о самом себе. – Когда был мальчишкой офицером, никто бы не смел так надсмеяться надо мной… А теперь!» Он испытывал физическое страдание, как от телесного наказания, и не мог не выражать его гневными и страдальческими криками; но скоро силы его ослабели, и он, оглядываясь, чувствуя, что он много наговорил нехорошего, сел в коляску и молча уехал назад.
Излившийся гнев уже не возвращался более, и Кутузов, слабо мигая глазами, выслушивал оправдания и слова защиты (Ермолов сам не являлся к нему до другого дня) и настояния Бенигсена, Коновницына и Толя о том, чтобы то же неудавшееся движение сделать на другой день. И Кутузов должен был опять согласиться.


На другой день войска с вечера собрались в назначенных местах и ночью выступили. Была осенняя ночь с черно лиловатыми тучами, но без дождя. Земля была влажна, но грязи не было, и войска шли без шума, только слабо слышно было изредка бренчанье артиллерии. Запретили разговаривать громко, курить трубки, высекать огонь; лошадей удерживали от ржания. Таинственность предприятия увеличивала его привлекательность. Люди шли весело. Некоторые колонны остановились, поставили ружья в козлы и улеглись на холодной земле, полагая, что они пришли туда, куда надо было; некоторые (большинство) колонны шли целую ночь и, очевидно, зашли не туда, куда им надо было.
Граф Орлов Денисов с казаками (самый незначительный отряд из всех других) один попал на свое место и в свое время. Отряд этот остановился у крайней опушки леса, на тропинке из деревни Стромиловой в Дмитровское.
Перед зарею задремавшего графа Орлова разбудили. Привели перебежчика из французского лагеря. Это был польский унтер офицер корпуса Понятовского. Унтер офицер этот по польски объяснил, что он перебежал потому, что его обидели по службе, что ему давно бы пора быть офицером, что он храбрее всех и потому бросил их и хочет их наказать. Он говорил, что Мюрат ночует в версте от них и что, ежели ему дадут сто человек конвою, он живьем возьмет его. Граф Орлов Денисов посоветовался с своими товарищами. Предложение было слишком лестно, чтобы отказаться. Все вызывались ехать, все советовали попытаться. После многих споров и соображений генерал майор Греков с двумя казачьими полками решился ехать с унтер офицером.