Эберштайн, Карл фон

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Фридрих Карл барон фон Эберштайн
Friedrich Karl Freiherr von Eberstein<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Высший руководитель СС и полиции «Юг» (Мюнхен)
12 марта 1938 года20 апреля 1945 года
Предшественник: должность учреждена
Преемник: бригадефюрер СС Антон Фоглер (и. о. 1 февраля — 20 апреля 1945)[1], обергруппенфюрер СС Вильгельм Коппе
Высший руководитель СС и полиции «Майн» (Нюрнберг)
12 марта 1938 года — 17 декабря 1942 года
Предшественник: должность учреждена
Преемник: Бенно Мартин
Полицай-президент Мюнхена
1 апреля 1936 года — 1 октября 1942 года
 
Вероисповедание: евангелист-лютеранин
Рождение: 14 января 1894(1894-01-14)
Галле, Германская империя
Смерть: 10 февраля 1979(1979-02-10) (85 лет)
Тегернзе, Бавария, ФРГ
Отец: Эрнст Фрайхерр фон Эберштайн
Супруга: Хелена Майнер-Шолер
Дети: сын
Партия: Немецко-национальная народная партия (DNVP) (1918—1920), «Стальной шлем» (1920—1924), Национал-социалистическая немецкая рабочая партия (НСДАП) (октябрь 1920 года — ноября 1923 года, 17 августа 1925 года — 30 ноября 1925 года, 1 февраля 1929 года — 8 мая 1945)
 
Военная служба
Годы службы: август 1914 — июль 1920 (сентябрь 1921), ноябрь 1925 года — 1927, 1929—1945
Принадлежность: Германская империя Германская империя
Веймарская республика Веймарская республика
Третий рейх Третий рейх
Род войск: артиллерия, авиация, СС
Звание: обергруппенфюрер СС (30 января 1936 года), генерал полиции (8 апреля 1941 года), генерал войск СС (1 июля 1944 года)
 
Награды:

Железный крест 2-го класса 1-го и 2-го класса, Золотой партийный знак НСДАП, «За выслугу лет в НСДАП» в серебре, Знак отличия «За верную службу в СС», Почётная шпага рейхсфюрера СС, Кольцо «Мёртвая голова», Крест Военных заслуг с мечами 2-го (1939) и 1-го (1939) класса, Орден Римского орла с мечами

Фридрих Карл фрайхерр фон Эберштайн (нем. Friedrich Karl Freiherr von Eberstein); 14 января 1894 года, Галле, Германская империя — 10 февраля 1979 года, Тегернзе, Бавария, ФРГ) — фрайхерр (барон), высший руководитель СС и полиции «Юг» (Мюнхен; 12 марта 1938 года — 20 апреля 1945 года), высший руководитель СС и полиции «Майн» (Нюрнберг; 12 марта 1938 года — 17 декабря 1942 года), полицай-президент Мюнхена (1 апреля 1936 — 1 октября 1942 года), обергруппенфюрер СС (30 января 1936 года), генерал полиции (8 апреля 1941 года), генерал войск СС (1 июля 1944 года).





Происхождение и армейская карьера

Отцом Эберштайна был прусский майор Эрнст Фрайхерр фон Эберштайн. Карл фон Эберштайн воспитывался с 1904 по 1912 год в Прусском королевском кадетском корпусе в Наумбурге (Заале) и в Главном кадетском корпусе в Гросс-Лихтерфельде около Берлина. Так как по состоянию здоровья тогда он не был принят на военную службу, с 1913 по 1914 год изучал сельское хозяйство и национальную экономику в Университете Галле. Уже в молодые годы Эберштайн познакомился с молодым Райнхардом Гейдрихом; мать Эберштайна была крестной матерью Гейдриха.

После начала Первой мировой войны в августе 1914 года поступил добровольцем в армию. С ноября 1914 по февраль 1915 года служил унтер-офицером в Мансфельдском полку полевой артиллерии № 75. После курсов повышения квалификации в стрелковой школе полевой артиллерии в Йютербоге Эберштайн с сентября 1915 по ноябрь 1918 года служил во Втором Померанском полку полевой артиллерии № 17 на Западном фронте. В этот период он был адъютантом полка, лётчиком-наблюдателем и командиром батареи. 25 ноября 1915 года был произведён в лейтенанты. За боевые отличия награждён Железным крестом 1-го и 2-го класса.

В Веймарской республике

После окончания войны Эберштайн некоторое время служил в Рейхсвере, с февраля по май 1919 года был членом Добровольческого корпуса Герхарда Россбаха в Галле, адъютант графа Вольфа-Генриха фон Хельдорфа. С апреля по июль 1920 года был командиром III батареи 16-го артиллерийского полка в Виттенберге, после чего окончательно уволился из Рейхсвера. С 1918 по 1920 год состоял в Немецко-национальной народной партии (DNVP). Был основателем местного отделения «Стального шлема» и до 1924 года оставался его активным членом. В марте 1920 года принимал участие в Путче Каппа в Берлине. Во время Мартовского восстания 1921 года в Центральной Германии в 1921 году был вахмистром-добровольцем в охранной полиции. С мая по сентябрь 1921 года был командиром роты и командиром полка самообороны Верхней Силезии, соединения немецких добровольческих корпусов во время восстаний в Верхней Силезии.

Одновременно с конца 1919 по март 1920 года работал клерком в коммерческом частном банке. В 1923—1924 гг. работал торговым представителем химического предприятия «Leunawerke» в Галле, потом до 1926 года работал в сельском хозяйстве.

В октябре 1920 года вступил в НСДАП. С октября 1922 года Эберштайн принадлежал к «Notbund Halle», предшественнице местной организации НСДАП. После «Пивного путча» в ноябре 1923 года вышел из партии. Между 1924 и 1925 гг. руководил «Фронтбаном» в Наумбурге, тайной организации запрещенных в то время СА. Одновременно был начальником штаба «Фронтбана» в Галле. 17 августа 1925 года повторно вступил в НСДАП (партбилет № 15067) и одновременно — в СА. 30 ноября 1925 года вышел из НСДАП, поскольку утроился на работу служащим военной администрации при комендатуре полигона в Ордруфе.

17 декабря 1927 года Карл фон Эберштайн женился на дочери фабриканта из Клингенталя (Саксония) Хелене Майнер-Шолер. В этом браке у них родился сын. С 1928 по 1929 год был самостоятельным фабрикантом, владельцем хлопчатобумажной мануфактуры в Готе, позже был коммерческим директором тамошнего туристического бюро.

1 февраля 1929 года Эберштайн снова вступил в НСДАП под своим старым партийным номером. Кроме того, 1 апреля 1929 года стал членом СС (билет № 1386). С 12 апреля 1929 в звании штурмфюрера СС был адъютантом VIII группы СС «Тюрингия» (Веймар). С мая 1930 по январь 1931 года был членом муниципалитета Готы. С 1 июля 1930 года одновременно состоял адъютантом руководителя СС в Тюрингии. 1 февраля 1931 года перешёл в Штаб Высшего руководства СА. Начиная с ноября 1931 года дополнительно стал гауштурмфюрером Верхней Баварии — Мюнхена. С 1 июля 1932 года был командиром группы СА «Хохланд», 15 сентября 1932 года стал группенфюрером СА.

В эпоху Третьего рейха

После прихода национал-социалистов к власти 20 февраля 1933 года перешёл из СА в СС, 21 февраля 1933 года стал группенфюрером СС абшнита XVIII в Веймаре. С 15 ноября 1933 года — командир оберабшнита СС «Центр» со штаб-квартирой в Веймаре. Позже штаб-квартира была перенесена в Дрезден, а оберабшнит переименован в «Эльба»; Эберштайн оставался его командующим до 1 апреля 1936 года.

5 марта 1933 года избран депутатом Рейхстага и оставался им до конца Второй мировой войны. С 20 октября 1933 по 29 декабря 1934 года Эберштайн был государственным советником и членом правительства Тюрингии. С июля 1934 по декабрь 1938 года также был членом Народной судебной палаты. Принимал активное участие в уничтожении высшего руководства СА во время «Ночи длинных ножей» 30 июня 1934 года. С декабря 1934 по март 1936 года одновременно был главой правительственного округа Дрезден-Баутцен. 30 января 1936 года стал обергруппенфюрером СС, а 1 апреля 1936 года переведён в Мюнхен и назначен командиром оберабшнита СС «Юг». Одновременно с 1 апреля 1936 по 1 октября 1942 года был полицай-президентом Мюнхена (официально: «полицай-президент Столицы Движения», «Polizeipräsident der Hauptstadt der Bewegung»). До 17 декабря 1942 года одновременно руководил оберабшнитом СС «Майн» в Нюрнберге. 15 декабря 1937 года Эберштайн также был назначен руководителем полицейского отдела Баварского Министерства внутренних дел.

Высший руководитель СС и полиции

После введения должностей высших руководителей СС и полиции (HSSPF) 12 марта 1938 года был назначен на эту должность для VII военного округа со штаб-квартирой в Мюнхене, а до 17 декабря 1942 года также и для XIII военного округа в Нюрнберге. Как высшему руководителю СС и полиции с 1 ноября 1939 года ему формально подчинялись концентрационные лагеря на подведомственной ему территории (в том числе концентрационный лагерь Дахау). Во время Второй мировой войны 8 апреля 1941 года произведён в генералы полиции, а 1 июля 1944 года в генералы войск СС. 1 октября 1944 года был назначен высшим руководителем лагерей для военнопленных по VII военному округу.

Незадолго до конца войны по решению Мартина Бормана и с согласия Генриха Гиммлера из-за «пораженчества» 20 апреля 1945 года Эберштайн был уволен со всех постов. Инициатива смещения Эберштайна исходила от баварского гауляйтера Пауля Гислера, поскольку Эберштайн был против уничтожения арестантов в концлагере Дахау, а также был против защиты Мюнхена от наступавшей американской армии.

После войны

Карл фон Эберштайн был арестован 8 мая 1945 года американскими войсками в Мюнхене. До 26 октября 1948 года содержался в различных тюрьмах и лагерях для интернированных, в конце концов в лагере для интернированных в Дахау. 3 и 5 августа 1946 года он был свидетелем в Нюрнберге на процессе против главных военных преступников. В ходе денацификации судом в Мюнхене 15 ноября 1948 года он квалифицирован как «незначительно виновный» (III категория) и приговорён к конфискации 30 % его имущества. После подачи апелляции он был переведён во II категорию как «виновный», а 19 февраля 1953 года в окончательном решении был отнесён к IV категории как «попутчик». Все эти выяснения юстиции степени ответственности Эберштайна остались для него без последствий, а ещё в 1950 году он был освобождён из-под стражи как военнопленный.

До своего увольнения на пенсию Карл фон Эберштайн работал банковским служащим и служащим на ресепшн в казино Бад-Висзее.

Напишите отзыв о статье "Эберштайн, Карл фон"

Примечания

  1. Залесский К. А. СС. Охранные отряды НСДАП. — М., Эксмо, 2004. — С. 131.

Награды

Литература

  • Залесский К.А. Кто был кто в Третьем рейхе: Биографический энциклопедический словарь.. — М.: ООО «Издательство АСТ»: ООО «Издательство Астрель», 2002. — С. 801. — 942 [2] с. — ISBN 5-17-015753-3 (ООО «Издательство АСТ»); isbn 5-271-05091-2 (ООО «Издательство Астрель»).
  • Рут Беттина Бирн (Ruth Bettina Birn) «Высшие руководители СС и полиции. Представитель Гиммлера в Рейхе и на оккупированных территориях» («Die Höheren SS- und Polizeiführer. Himmlers Vertreter im Reich und in den besetzten Gebieten»). Дюссельдорф, «Дрост Ферлаг», 1986. ISBN 3-7700-0710-7  (нем.)
  • Иоахим Лилла (Joachim Lilla), Мартин Дёринг (Martin Döring), Андреас Шульц (Andreas Schulz) «Статисты в униформе. Члены Рейхстага в 1933—1945» («Statisten in Uniform. Die Mitglieder des Reichstags 1933—1945»). — Дюссельфорф, «Droste», 2004. ISBN 3-7700-5254-4.  (нем.)
  • Эрнст Клее (Ernst Klee) «Биографический словарь Третьего рейха. Кто кем был до и после 1945 года» («Das Personen-lexikon zum Dritten Reich. Wer war was vor und nach 1945»). — Франкфурт-на-Майне: Fischer Taschenbuch Verlag, 2005, с. 619  (нем.)
  • Герман Вайсс (Hermann Weiß) «Биографический словарь Третьего рейха» («Biographisches Lexikon zum Dritten Reich»). Издательство Фишера, Франкфурту-на-Майне, 1998. ISBN 3-10-091052-4  (нем.)

Ссылки

  • Карл фон Эберштайн в Базе данных депутатов Рейхстага: www.reichstag-abgeordnetendatenbank.de/selectmaske.html?pnd=123496721&recherche=ja
  • Иоахим Лилла (Joachim Lilla) [verwaltungshandbuch.bayerische-landesbibliothek-online.de/eberstein-friedrich Eberstein, Friedrich Frhr. v.], в «Государственные министры, руководящие чиновники и нацистские функционеры в Баварии с 1918 до 1945 года» (Staatsminister, leitende Verwaltungsbeamte und (NS-)Funktionsträger in Bayern 1918 bis 1945), URL: <verwaltungshandbuch.bayerische-landesbibliothek-online.de/eberstein-friedrich> (Stand 24. Oktober 2011, abgerufen am 19. Mai 2012)
  • [www.ifz-muenchen.de/archiv/zs/zs-0539.pdf Протоколы допроса Карла Фридриха фон Эберштайна]. Из архива Института современной истории, Мюнхен.

Отрывок, характеризующий Эберштайн, Карл фон

Николай молчал. Ему приятно было слышать эти выводы.
– Все таки, ma tante, этого не может быть, – со вздохом сказал он, помолчав немного. – Да пойдет ли еще за меня княжна? и опять, она теперь в трауре. Разве можно об этом думать?
– Да разве ты думаешь, что я тебя сейчас и женю. Il y a maniere et maniere, [На все есть манера.] – сказала губернаторша.
– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.


Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.
Когда на другой день после своего вечера губернаторша приехала к Мальвинцевой и, переговорив с теткой о своих планах (сделав оговорку о том, что, хотя при теперешних обстоятельствах нельзя и думать о формальном сватовстве, все таки можно свести молодых людей, дать им узнать друг друга), и когда, получив одобрение тетки, губернаторша при княжне Марье заговорила о Ростове, хваля его и рассказывая, как он покраснел при упоминании о княжне, – княжна Марья испытала не радостное, но болезненное чувство: внутреннее согласие ее не существовало более, и опять поднялись желания, сомнения, упреки и надежды.
В те два дня, которые прошли со времени этого известия и до посещения Ростова, княжна Марья не переставая думала о том, как ей должно держать себя в отношении Ростова. То она решала, что она не выйдет в гостиную, когда он приедет к тетке, что ей, в ее глубоком трауре, неприлично принимать гостей; то она думала, что это будет грубо после того, что он сделал для нее; то ей приходило в голову, что ее тетка и губернаторша имеют какие то виды на нее и Ростова (их взгляды и слова иногда, казалось, подтверждали это предположение); то она говорила себе, что только она с своей порочностью могла думать это про них: не могли они не помнить, что в ее положении, когда еще она не сняла плерезы, такое сватовство было бы оскорбительно и ей, и памяти ее отца. Предполагая, что она выйдет к нему, княжна Марья придумывала те слова, которые он скажет ей и которые она скажет ему; и то слова эти казались ей незаслуженно холодными, то имеющими слишком большое значение. Больше же всего она при свидании с ним боялась за смущение, которое, она чувствовала, должно было овладеть ею и выдать ее, как скоро она его увидит.
Но когда, в воскресенье после обедни, лакей доложил в гостиной, что приехал граф Ростов, княжна не выказала смущения; только легкий румянец выступил ей на щеки, и глаза осветились новым, лучистым светом.
– Вы его видели, тетушка? – сказала княжна Марья спокойным голосом, сама не зная, как это она могла быть так наружно спокойна и естественна.
Когда Ростов вошел в комнату, княжна опустила на мгновенье голову, как бы предоставляя время гостю поздороваться с теткой, и потом, в самое то время, как Николай обратился к ней, она подняла голову и блестящими глазами встретила его взгляд. Полным достоинства и грации движением она с радостной улыбкой приподнялась, протянула ему свою тонкую, нежную руку и заговорила голосом, в котором в первый раз звучали новые, женские грудные звуки. M lle Bourienne, бывшая в гостиной, с недоумевающим удивлением смотрела на княжну Марью. Самая искусная кокетка, она сама не могла бы лучше маневрировать при встрече с человеком, которому надо было понравиться.
«Или ей черное так к лицу, или действительно она так похорошела, и я не заметила. И главное – этот такт и грация!» – думала m lle Bourienne.
Ежели бы княжна Марья в состоянии была думать в эту минуту, она еще более, чем m lle Bourienne, удивилась бы перемене, происшедшей в ней. С той минуты как она увидала это милое, любимое лицо, какая то новая сила жизни овладела ею и заставляла ее, помимо ее воли, говорить и действовать. Лицо ее, с того времени как вошел Ростов, вдруг преобразилось. Как вдруг с неожиданной поражающей красотой выступает на стенках расписного и резного фонаря та сложная искусная художественная работа, казавшаяся прежде грубою, темною и бессмысленною, когда зажигается свет внутри: так вдруг преобразилось лицо княжны Марьи. В первый раз вся та чистая духовная внутренняя работа, которою она жила до сих пор, выступила наружу. Вся ее внутренняя, недовольная собой работа, ее страдания, стремление к добру, покорность, любовь, самопожертвование – все это светилось теперь в этих лучистых глазах, в тонкой улыбке, в каждой черте ее нежного лица.
Ростов увидал все это так же ясно, как будто он знал всю ее жизнь. Он чувствовал, что существо, бывшее перед ним, было совсем другое, лучшее, чем все те, которые он встречал до сих пор, и лучшее, главное, чем он сам.
Разговор был самый простой и незначительный. Они говорили о войне, невольно, как и все, преувеличивая свою печаль об этом событии, говорили о последней встрече, причем Николай старался отклонять разговор на другой предмет, говорили о доброй губернаторше, о родных Николая и княжны Марьи.
Княжна Марья не говорила о брате, отвлекая разговор на другой предмет, как только тетка ее заговаривала об Андрее. Видно было, что о несчастиях России она могла говорить притворно, но брат ее был предмет, слишком близкий ее сердцу, и она не хотела и не могла слегка говорить о нем. Николай заметил это, как он вообще с несвойственной ему проницательной наблюдательностью замечал все оттенки характера княжны Марьи, которые все только подтверждали его убеждение, что она была совсем особенное и необыкновенное существо. Николай, точно так же, как и княжна Марья, краснел и смущался, когда ему говорили про княжну и даже когда он думал о ней, но в ее присутствии чувствовал себя совершенно свободным и говорил совсем не то, что он приготавливал, а то, что мгновенно и всегда кстати приходило ему в голову.
Во время короткого визита Николая, как и всегда, где есть дети, в минуту молчания Николай прибег к маленькому сыну князя Андрея, лаская его и спрашивая, хочет ли он быть гусаром? Он взял на руки мальчика, весело стал вертеть его и оглянулся на княжну Марью. Умиленный, счастливый и робкий взгляд следил за любимым ею мальчиком на руках любимого человека. Николай заметил и этот взгляд и, как бы поняв его значение, покраснел от удовольствия и добродушно весело стал целовать мальчика.
Княжна Марья не выезжала по случаю траура, а Николай не считал приличным бывать у них; но губернаторша все таки продолжала свое дело сватовства и, передав Николаю то лестное, что сказала про него княжна Марья, и обратно, настаивала на том, чтобы Ростов объяснился с княжной Марьей. Для этого объяснения она устроила свиданье между молодыми людьми у архиерея перед обедней.
Хотя Ростов и сказал губернаторше, что он не будет иметь никакого объяснения с княжной Марьей, но он обещался приехать.
Как в Тильзите Ростов не позволил себе усомниться в том, хорошо ли то, что признано всеми хорошим, точно так же и теперь, после короткой, но искренней борьбы между попыткой устроить свою жизнь по своему разуму и смиренным подчинением обстоятельствам, он выбрал последнее и предоставил себя той власти, которая его (он чувствовал) непреодолимо влекла куда то. Он знал, что, обещав Соне, высказать свои чувства княжне Марье было бы то, что он называл подлость. И он знал, что подлости никогда не сделает. Но он знал тоже (и не то, что знал, а в глубине души чувствовал), что, отдаваясь теперь во власть обстоятельств и людей, руководивших им, он не только не делает ничего дурного, но делает что то очень, очень важное, такое важное, чего он еще никогда не делал в жизни.
После его свиданья с княжной Марьей, хотя образ жизни его наружно оставался тот же, но все прежние удовольствия потеряли для него свою прелесть, и он часто думал о княжне Марье; но он никогда не думал о ней так, как он без исключения думал о всех барышнях, встречавшихся ему в свете, не так, как он долго и когда то с восторгом думал о Соне. О всех барышнях, как и почти всякий честный молодой человек, он думал как о будущей жене, примеривал в своем воображении к ним все условия супружеской жизни: белый капот, жена за самоваром, женина карета, ребятишки, maman и papa, их отношения с ней и т. д., и т. д., и эти представления будущего доставляли ему удовольствие; но когда он думал о княжне Марье, на которой его сватали, он никогда не мог ничего представить себе из будущей супружеской жизни. Ежели он и пытался, то все выходило нескладно и фальшиво. Ему только становилось жутко.


Страшное известие о Бородинском сражении, о наших потерях убитыми и ранеными, а еще более страшное известие о потере Москвы были получены в Воронеже в половине сентября. Княжна Марья, узнав только из газет о ране брата и не имея о нем никаких определенных сведений, собралась ехать отыскивать князя Андрея, как слышал Николай (сам же он не видал ее).
Получив известие о Бородинском сражении и об оставлении Москвы, Ростов не то чтобы испытывал отчаяние, злобу или месть и тому подобные чувства, но ему вдруг все стало скучно, досадно в Воронеже, все как то совестно и неловко. Ему казались притворными все разговоры, которые он слышал; он не знал, как судить про все это, и чувствовал, что только в полку все ему опять станет ясно. Он торопился окончанием покупки лошадей и часто несправедливо приходил в горячность с своим слугой и вахмистром.
Несколько дней перед отъездом Ростова в соборе было назначено молебствие по случаю победы, одержанной русскими войсками, и Николай поехал к обедне. Он стал несколько позади губернатора и с служебной степенностью, размышляя о самых разнообразных предметах, выстоял службу. Когда молебствие кончилось, губернаторша подозвала его к себе.
– Ты видел княжну? – сказала она, головой указывая на даму в черном, стоявшую за клиросом.
Николай тотчас же узнал княжну Марью не столько по профилю ее, который виднелся из под шляпы, сколько по тому чувству осторожности, страха и жалости, которое тотчас же охватило его. Княжна Марья, очевидно погруженная в свои мысли, делала последние кресты перед выходом из церкви.
Николай с удивлением смотрел на ее лицо. Это было то же лицо, которое он видел прежде, то же было в нем общее выражение тонкой, внутренней, духовной работы; но теперь оно было совершенно иначе освещено. Трогательное выражение печали, мольбы и надежды было на нем. Как и прежде бывало с Николаем в ее присутствии, он, не дожидаясь совета губернаторши подойти к ней, не спрашивая себя, хорошо ли, прилично ли или нет будет его обращение к ней здесь, в церкви, подошел к ней и сказал, что он слышал о ее горе и всей душой соболезнует ему. Едва только она услыхала его голос, как вдруг яркий свет загорелся в ее лице, освещая в одно и то же время и печаль ее, и радость.
– Я одно хотел вам сказать, княжна, – сказал Ростов, – это то, что ежели бы князь Андрей Николаевич не был бы жив, то, как полковой командир, в газетах это сейчас было бы объявлено.
Княжна смотрела на него, не понимая его слов, но радуясь выражению сочувствующего страдания, которое было в его лице.
– И я столько примеров знаю, что рана осколком (в газетах сказано гранатой) бывает или смертельна сейчас же, или, напротив, очень легкая, – говорил Николай. – Надо надеяться на лучшее, и я уверен…
Княжна Марья перебила его.
– О, это было бы так ужа… – начала она и, не договорив от волнения, грациозным движением (как и все, что она делала при нем) наклонив голову и благодарно взглянув на него, пошла за теткой.
Вечером этого дня Николай никуда не поехал в гости и остался дома, с тем чтобы покончить некоторые счеты с продавцами лошадей. Когда он покончил дела, было уже поздно, чтобы ехать куда нибудь, но было еще рано, чтобы ложиться спать, и Николай долго один ходил взад и вперед по комнате, обдумывая свою жизнь, что с ним редко случалось.
Княжна Марья произвела на него приятное впечатление под Смоленском. То, что он встретил ее тогда в таких особенных условиях, и то, что именно на нее одно время его мать указывала ему как на богатую партию, сделали то, что он обратил на нее особенное внимание. В Воронеже, во время его посещения, впечатление это было не только приятное, но сильное. Николай был поражен той особенной, нравственной красотой, которую он в этот раз заметил в ней. Однако он собирался уезжать, и ему в голову не приходило пожалеть о том, что уезжая из Воронежа, он лишается случая видеть княжну. Но нынешняя встреча с княжной Марьей в церкви (Николай чувствовал это) засела ему глубже в сердце, чем он это предвидел, и глубже, чем он желал для своего спокойствия. Это бледное, тонкое, печальное лицо, этот лучистый взгляд, эти тихие, грациозные движения и главное – эта глубокая и нежная печаль, выражавшаяся во всех чертах ее, тревожили его и требовали его участия. В мужчинах Ростов терпеть не мог видеть выражение высшей, духовной жизни (оттого он не любил князя Андрея), он презрительно называл это философией, мечтательностью; но в княжне Марье, именно в этой печали, выказывавшей всю глубину этого чуждого для Николая духовного мира, он чувствовал неотразимую привлекательность.