Эрнст, Фёдор Фёдорович
Поделись знанием:
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.
Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
(перенаправлено с «Эрнст, Федор Федорович»)
| Фёдор Фёдорович Эрнст | |
 | |
| Основная информация | |
|---|---|
| Имя при рождении |
Фёдор Фёдорович Эрнест |
| Дата рождения |
30 сентября (12 октября) 1871 |
| Место рождения | |
| Дата смерти | |
| Место смерти | |
| Страна | |
| Профессии |
оперный певец, режиссёр, педагог |
| Певческий голос | |
| Псевдонимы |
Эрнст |
Фёдор Фёдорович Эрнст (наст.фам. Эрнест; 30.9(12.10).1871, Казань — 1939, Москва) — оперный певец (тенор), режиссёр и педагог.
Биография
Родился в Казани в дворянской семье.
В 1893—1898 — студент юридического факультета Казанского университета[1][2].
Одновременно брал уроки музыки, пению обучался у Ю. Закржевского. И там же, в Казани, начал артистическую деятельность, выступая на оперных площадках в 1898 и 1900 гг.
Затем продолжил выступления в других городах.
1900—1901 — в антрепризе М. Бородая выступал в Саратове.
1900—1902 — в Тифлисе.
1902—1905 — в Киеве.
1905 — 1911 — в Москве (Опера С. Зимина и в Новом театре, антреприза С. Зимина).
В 1911 году был принят солистом в московский императорский Большой театр, где одновременно через несколько лет, уже в советском национализированном театре, в 1918—1929 гг. состоял также режиссёром Большого театра.
В 1914 году гастролировал в Лондоне в составе Русской оперной труппы С. Дягилева (театр «Друри-Лейн»).
Записал 3 произведения на грампластинки[1].
Пел п/у Е. И. Буке, Н. С. Голованова, М. Б. Домашевича, М. М. Ипполитова-Иванова, Э. А. Купера, Дж. Пагани, И. О. Палицына, В. И. Сука, Н. Фёдорова, Г. Шейдлера.
Большое место в работе певца занимала педагогическая работа. Он преподавал:
- 1912—1923 — Оперная студия А. Шпигеля (педагог по сценическому искусству)
- 1926—1929 — ГИТИС (педагог по сценическому искусству и режиссуре)
- 1929—1935 — Государственный музыкальный политехникум
- с 1935 — режиссёр оперного класса в Московской консерватории
Пружанский А. М. писал[3] о Ф.Эрнсте: «Обладал ярким комедийным дарованием, был одним из лучших исполнителей характерных партий» и привел слова В. А. Лосского о нём, что тот был «автором целой галереи ярчайших типов и образов» (Владимир Аполлонович Лосский: Мемуары. Статьи и речи. Воспоминания о Лосском. — М., 1959. С. 154)[1].
Оперные партии
За 30 лет сценической деятельности исполнил 140 партий в 97 операх. Среди них:
- 1899 — «Садко» Н. Римского-Корсакова — Индийский гость,
- 1901 — «Золушка» Ж. Массне — Декан,
- 1903 — «Русалка» А. Даргомыжского — Князь (Киев; в 1911 исполнил эту же партию экспромтом, заменив заболевшего Л. В. Собинова[1]),
- 1906 — «Поэт Клеман Маро» А. Мессаже — ?,
- 1908 — «Скоморох» П. Бларамберга — Грегори (первый исполнитель),
- 1908 — «Царь и плотник» А. Лортцинга — Петр Иванов,
- 21 декабря 1908 — «Женитьба» М. Мусоргского — Кочкарев (первый исполнитель; концертное исполнение, Кружок любителей русской музыки, Москва[4]),
- 1909 — «Золотой петушок» Н. Римского-Корсакова — Гвидон (Опера Зимина, первый исполнитель), позже Звездочет,
- 1909 — «Нюрнбергские мейстерзингеры» Р. Вагнера — Давид,
- 1910 — «Измена» М. Ипполитова-Иванова — Бессо (первый исполнитель; Оперный театр Зимина[5]),
- 1913 — «Сказка о царе Салтане» Н. Римского-Корсакова — Старый дед (впервые в Большом театре),
- 1916 — «Оле из Нордланда» М. Ипполитова-Иванова — 1-й ночной сторож (первый исполнитель),
- 1916 — «Царская невеста» Н. Римского-Корсакова — Бомелий (впервые в Большом театре),
- «Снегурочка» Н. Римского-Корсакова — Бобыль-Бакула,
- «Хованщина» М. Мусоргского — Подьячий,
- «Борис Годунов» М. Мусоргского — Мисаил и Князь Василий Шуйский,
- «Князь Игорь» А. Бородина — Ерошка,
- «Запорожец за Дунаем» С. Гулак-Артемовского — Селих-Ага,
- «Кащей бессмертный» Н. Римского-Корсакова — Кащей бессмертный,
- «Майская ночь» Н. Римского-Корсакова — Винокур,
- «Кармен» Ж. Бизе — Ремендадо,
- «Миньон» А. Тома — Лаэрт,
- «Дон Кихот» Ж. Массне — Родригес,
- «Богема» Дж. Пуччини — Рудольф,
- 1918 — «Золото Рейна» Р. Вагнера — Миме,
- 1923 — «Паяцы» Р. Леонкавалло — Беппо,
- 1925 — «Декабристы» В. Золотарева — Пьяный (один из первых исполнителей, чередовался с В. Л. Книппер-Нардовым[1]),
- 1925 — «Сорочинская ярмарка» М. Мусоргского; ред. и инструментовка Ю. Сахновского — 1-й гость,
- 1925 — «Степан Разин» П. Триодина — Прозоровский.
Партнёры: И. А. Алчевский, К. Е. Антарова, Л. Балановская, В. В. Барсова, А. П. Боначич, А. И. Добровольская, К. Д. Запорожец, Н. Е. Калиновская-Доктор, Е. К. Катульская, Е. Г. Ковелькова, М. С. Куржиямский, В. А. Лосский, А. К. Минеев, А. В. Нежданова, Н. А. Обухова, Н. Н. Озеров, П. С. Оленин, О. Р. Павлова, Ф. В. Павловский, Н. А. Папаян, В. Р. Петров, В. М. Политковский, Л. Ф. Савранский, Л. В. Собинов, Н. И. Сперанский, П. Тихонов, Е. Я. Цветкова, П. И. Цесевич, Ф. И. Шаляпин.
Режиссёрская работа
В 1918—1929 гг. в качестве режиссёра поставил на сцене московского Большого театра:
- 1918 — «Дубровский» Э. Направника
- 1924 — «Трильби» А. Юрасовского (впервые в Большом театре)
- 1927 — «Фленго» В. Цыбина
- «Богема» Дж. Пуччини
- «Ромео и Джульетта» Ш. Гуно
- «Риголетто» Дж. Верди.
Напишите отзыв о статье "Эрнст, Фёдор Фёдорович"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 Эрнст Фёдор Фёдорович // Отечественные певцы. 1750—1917: Словарь / Пружанский А. М. — Изд. 2-е испр. и доп. — М., 2008.
- ↑ Эрнст Федор Федорович // Вокально-энциклопедический словарь: Биобиблиография : в 5 т. / М. С. Агин. — М., 1991-1994.
- ↑ Отечественные певцы. 1750—1917: Словарь / Пружанский А. М. — Изд. 2-е испр. и доп. — М., 2008.
- ↑ [www.classic-music.ru/zhenitba.html ЖЕНИТЬБА — опера М. Мусоргского, автор А. Гозенпуд]
- ↑ [www.starat.narod.ru/music/classic/composers/photo1050.htm Ипполитов-Иванов]
Отрывок, характеризующий Эрнст, Фёдор Фёдорович
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.
Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
