Dirty Three

Dirty Three
Жанры	инструментальный рок
Годы	1992 — наст. время
Страна	Австралия Австралия
Откуда	Мельбурн
Лейбл	Torn and Frayed Records, Shock Records, Poon Village Records, Rough Trade Records, Drag City Records, Touch and Go Records, Bella Union Records, Bella Union Records, Anchor and Hope Records
Состав	Уоррен Эллис Джим Уайт Мик Тёрнер
Другие проекты	The Tren Brothers Nick Cave and the Bad Seeds Grinderman The Blackeyed Susans

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Dirty Three — австралийское инструменальное рок-трио, основанное в 1992 году. Состоит из скрипача и бас-гитариста Уоррена Эллиса, ударника Джима Уайта, соло- и бас-гитариста Мика Тёрнера. Участники редко выступают вместе, так как Эллис живёт в Париже, Уайт — в Нью-Йорке, а Тёрнер — в Мельбурне. Несмотря на это, Dirty Three выпустили ряд успешных альбомов, один из которых — Ocean Songs — вошёл в список «100 лучших австралийских альбомов».

История

Коллектив был сформирован в Мельбурне в 1992 году уличным музыкантом и бывшим лидером These Future Kings Уорреном Эллисом, а также участниками авангардной группы Venom P. Stinger Джимом Уайтом и Миком Тёрнером. Музыканты сыграли свой дебютный концерт в Ричмонде, штат Виктория, 25 апреля, на день АНЗАК. Характерной особенностью звучания трио сразу же стала искажённая игра Эллиса, существенно отличающаяся от традиционного звука скрипки. Свой первый, 12-трековый, альбом Dirty Three записали на кассету, которая распространялась на концертах коллектива, и быстро принесла ему известность. Уже в июле 1993 года группа подписала контракт с местным независимым лейблом и дебютная запись была переиздана на дисковом носителе.

В середине 1990-х музыканты активно гастролировали, посетив Соединённые Штаты, Канаду, Великобританию, Германию, Грецию и Израиль. В 1996 году Эллис был принят в группу Nick Cave and the Bad Seeds, в результате чего состоялось несколько совместных концертов Dirty Three и The Bad Seeds. В том же году коллектив записал альбом Horse Stories, который был признан журналистами американского Rolling Stone одним из трёх лучших альбомов 1996-го. В 1998 году была выпущена пластинка Ocean Songs, включённая в список «100 лучших австралийских альбомов». Крисс Моррис из Billboard оценил её как неожиданно новое направление творчества Dirty Three, «восторженное и лиричное, а не взрывное и лихорадочное».

В 2003 году, во время концертного тура по Тайвани, трио было вынуждено выступать во время серьёзной грозы и бури, что повлекло за собой перерыв в творчестве. В студию группа вернулась только в 2005 году, записав альбом Cinder. По духу он был похож на Ocean Songs, с тем лишь отличием, что композиции были более короткими, но в целом их было больше — 19 треков на двух дисках. Во второй половине 2000-х коллектив давал концерты в Малайзии, Гонконге, Китае и Японии. В 2012 году вышла новая пластинка трио, Toward the Low Sun, которая была исполнена в полном объёме в Сиднейском оперном театре. Также она стала первой записью Dirty Three, попавшей в хит-парад журнала Billboard — Top Heatseekers.

Музыкальный стиль

Австралийский историк рок-музыки Ян МакФерлейн сравнивает инструментальный стиль Dirty Three с джаз-фьюжном 1970-х годов. В то же время критик уточняет, что группа играет «импровизационный, электрический рок, без театральности джаз-фьюжна». Некоторые другие журналисты, описывая звучание трио, используют термины классическая музыка, камерная музыка, кельтская музыка, блюз и фри-джаз. Обозреватель Chicago Tribune Грэг Кот обозначает стилистику коллектива как «гитарный рок», охватывающий диапазоны от «цыганского танца» до «индийской раги». Автор издания Entertainment Weekly Дэвид Браун и рецензент сайта Allmusic Том Юрек классифицируют жанр Dirty Three как инструментальный рок, инди-рок, экспериментальный рок и пост-рок.

Дискография

Студийные альбомы

• 1992 — Dirty Three (кассета)
• 1993 — Dirty Three (диск)
• 1994 — Sad and Dangerous
• 1996 — Horse Stories
• 1998 — Ocean Songs
• 2000 — Whatever You Love, You Are
• 2003 — She Has No Strings Apollo
• 2005 — Cinder
• 2012 — Toward the Low Sun

Мини-альбомы

• 1997 — Obvious is Obvious (сплит с группой Low)
• 1998 — Sharks
• 1998 — Ufkuko
• 2001 — In the Fishtank 7 (сплит с группой Low)
• 2012 — Ulterior Motives

Синглы

• 1998 — A Strange Holiday (сплит с группой Scenic)
• 2005 — Great Waves
• 2006 — Doris (сплит с Джошем Пирсоном)

Прочее

• 1999 — Praise (саундтрек)
• 2000 — Lowlands (сборник)
• 2005 — Live! At Meredith (концертный)

Ссылки

• [www.discogs.com/artist/Dirty+Three Дискография]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Dirty Three

В то время как Пьер входил в приемную, курьер, приезжавший из армии, выходил от графа.
Курьер безнадежно махнул рукой на вопросы, с которыми обратились к нему, и прошел через залу.
Дожидаясь в приемной, Пьер усталыми глазами оглядывал различных, старых и молодых, военных и статских, важных и неважных чиновников, бывших в комнате. Все казались недовольными и беспокойными. Пьер подошел к одной группе чиновников, в которой один был его знакомый. Поздоровавшись с Пьером, они продолжали свой разговор.
– Как выслать да опять вернуть, беды не будет; а в таком положении ни за что нельзя отвечать.
– Да ведь вот, он пишет, – говорил другой, указывая на печатную бумагу, которую он держал в руке.
– Это другое дело. Для народа это нужно, – сказал первый.
– Что это? – спросил Пьер.
– А вот новая афиша.
Пьер взял ее в руки и стал читать:
«Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба».
– А мне говорили военные люди, – сказал Пьер, – что в городе никак нельзя сражаться и что позиция…
– Ну да, про то то мы и говорим, – сказал первый чиновник.
– А что это значит: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба? – сказал Пьер.
– У графа был ячмень, – сказал адъютант, улыбаясь, – и он очень беспокоился, когда я ему сказал, что приходил народ спрашивать, что с ним. А что, граф, – сказал вдруг адъютант, с улыбкой обращаясь к Пьеру, – мы слышали, что у вас семейные тревоги? Что будто графиня, ваша супруга…
– Я ничего не слыхал, – равнодушно сказал Пьер. – А что вы слышали?
– Нет, знаете, ведь часто выдумывают. Я говорю, что слышал.
– Что же вы слышали?
– Да говорят, – опять с той же улыбкой сказал адъютант, – что графиня, ваша жена, собирается за границу. Вероятно, вздор…
– Может быть, – сказал Пьер, рассеянно оглядываясь вокруг себя. – А это кто? – спросил он, указывая на невысокого старого человека в чистой синей чуйке, с белою как снег большою бородой, такими же бровями и румяным лицом.
– Это? Это купец один, то есть он трактирщик, Верещагин. Вы слышали, может быть, эту историю о прокламации?
– Ах, так это Верещагин! – сказал Пьер, вглядываясь в твердое и спокойное лицо старого купца и отыскивая в нем выражение изменничества.
– Это не он самый. Это отец того, который написал прокламацию, – сказал адъютант. – Тот молодой, сидит в яме, и ему, кажется, плохо будет.
Один старичок, в звезде, и другой – чиновник немец, с крестом на шее, подошли к разговаривающим.
– Видите ли, – рассказывал адъютант, – это запутанная история. Явилась тогда, месяца два тому назад, эта прокламация. Графу донесли. Он приказал расследовать. Вот Гаврило Иваныч разыскивал, прокламация эта побывала ровно в шестидесяти трех руках. Приедет к одному: вы от кого имеете? – От того то. Он едет к тому: вы от кого? и т. д. добрались до Верещагина… недоученный купчик, знаете, купчик голубчик, – улыбаясь, сказал адъютант. – Спрашивают у него: ты от кого имеешь? И главное, что мы знаем, от кого он имеет. Ему больше не от кого иметь, как от почт директора. Но уж, видно, там между ними стачка была. Говорит: ни от кого, я сам сочинил. И грозили и просили, стал на том: сам сочинил. Так и доложили графу. Граф велел призвать его. «От кого у тебя прокламация?» – «Сам сочинил». Ну, вы знаете графа! – с гордой и веселой улыбкой сказал адъютант. – Он ужасно вспылил, да и подумайте: этакая наглость, ложь и упорство!..
– А! Графу нужно было, чтобы он указал на Ключарева, понимаю! – сказал Пьер.
– Совсем не нужно», – испуганно сказал адъютант. – За Ключаревым и без этого были грешки, за что он и сослан. Но дело в том, что граф очень был возмущен. «Как же ты мог сочинить? – говорит граф. Взял со стола эту „Гамбургскую газету“. – Вот она. Ты не сочинил, а перевел, и перевел то скверно, потому что ты и по французски, дурак, не знаешь». Что же вы думаете? «Нет, говорит, я никаких газет не читал, я сочинил». – «А коли так, то ты изменник, и я тебя предам суду, и тебя повесят. Говори, от кого получил?» – «Я никаких газет не видал, а сочинил». Так и осталось. Граф и отца призывал: стоит на своем. И отдали под суд, и приговорили, кажется, к каторжной работе. Теперь отец пришел просить за него. Но дрянной мальчишка! Знаете, эдакой купеческий сынишка, франтик, соблазнитель, слушал где то лекции и уж думает, что ему черт не брат. Ведь это какой молодчик! У отца его трактир тут у Каменного моста, так в трактире, знаете, большой образ бога вседержителя и представлен в одной руке скипетр, в другой держава; так он взял этот образ домой на несколько дней и что же сделал! Нашел мерзавца живописца…


В середине этого нового рассказа Пьера позвали к главнокомандующему.
Пьер вошел в кабинет графа Растопчина. Растопчин, сморщившись, потирал лоб и глаза рукой, в то время как вошел Пьер. Невысокий человек говорил что то и, как только вошел Пьер, замолчал и вышел.
– А! здравствуйте, воин великий, – сказал Растопчин, как только вышел этот человек. – Слышали про ваши prouesses [достославные подвиги]! Но не в том дело. Mon cher, entre nous, [Между нами, мой милый,] вы масон? – сказал граф Растопчин строгим тоном, как будто было что то дурное в этом, но что он намерен был простить. Пьер молчал. – Mon cher, je suis bien informe, [Мне, любезнейший, все хорошо известно,] но я знаю, что есть масоны и масоны, и надеюсь, что вы не принадлежите к тем, которые под видом спасенья рода человеческого хотят погубить Россию.
– Да, я масон, – отвечал Пьер.
– Ну вот видите ли, мой милый. Вам, я думаю, не безызвестно, что господа Сперанский и Магницкий отправлены куда следует; то же сделано с господином Ключаревым, то же и с другими, которые под видом сооружения храма Соломона старались разрушить храм своего отечества. Вы можете понимать, что на это есть причины и что я не мог бы сослать здешнего почт директора, ежели бы он не был вредный человек. Теперь мне известно, что вы послали ему свой. экипаж для подъема из города и даже что вы приняли от него бумаги для хранения. Я вас люблю и не желаю вам зла, и как вы в два раза моложе меня, то я, как отец, советую вам прекратить всякое сношение с такого рода людьми и самому уезжать отсюда как можно скорее.
– Но в чем же, граф, вина Ключарева? – спросил Пьер.
– Это мое дело знать и не ваше меня спрашивать, – вскрикнул Растопчин.
– Ежели его обвиняют в том, что он распространял прокламации Наполеона, то ведь это не доказано, – сказал Пьер (не глядя на Растопчина), – и Верещагина…
– Nous y voila, [Так и есть,] – вдруг нахмурившись, перебивая Пьера, еще громче прежнего вскрикнул Растопчин. – Верещагин изменник и предатель, который получит заслуженную казнь, – сказал Растопчин с тем жаром злобы, с которым говорят люди при воспоминании об оскорблении. – Но я не призвал вас для того, чтобы обсуждать мои дела, а для того, чтобы дать вам совет или приказание, ежели вы этого хотите. Прошу вас прекратить сношения с такими господами, как Ключарев, и ехать отсюда. А я дурь выбью, в ком бы она ни была. – И, вероятно, спохватившись, что он как будто кричал на Безухова, который еще ни в чем не был виноват, он прибавил, дружески взяв за руку Пьера: – Nous sommes a la veille d'un desastre publique, et je n'ai pas le temps de dire des gentillesses a tous ceux qui ont affaire a moi. Голова иногда кругом идет! Eh! bien, mon cher, qu'est ce que vous faites, vous personnellement? [Мы накануне общего бедствия, и мне некогда быть любезным со всеми, с кем у меня есть дело. Итак, любезнейший, что вы предпринимаете, вы лично?]