Rai 1

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Rai 1

Логотип Rai 1, используемый с мая 2010
Страна

Италия Италия

Зона вещания

Италия Италия, Франция Франция, Тунис Тунис, Швейцария Швейцария

Язык вещания

итальянский

Формат изображения

576i (SDTV)
1080i (HDTV)

Тематика канала

общая тематика

Дата начала вещания

3 января 1954[1]

Доля аудитории

16,26% (май 2014, [www.auditel.it/media/filer_public/ec/d4/ecd4dc1b-8293-49ef-a004-d3ab18da594b/sintesi_mensile_05_maggio_2014.pdf Auditel]  (итал.))

Владелец

Rai

Руководители

Андреа Фабиано (2016–)

Ранние названия

Programma Nazionale (1954–1976)
Rete 1 или TV1 (1976–1983)
Rai Uno (1983–2010)

Родственные каналы

Rai 2
Rai 3

Сайт

[www.rai1.rai.it/ rai1.rai.it]

Доступность
Эфир
Цифровое (Mux 1)

1 канал (FTA, SDTV

Цифровое (Mux 4)

501 канал (FTA, HDTV

Спутник
Tivù SatHot Bird 13D 13°E

Частота 10992 МГц, поляризация вертикальная, символьная скорость: 27550, FEC: 2/3
1 канал 

Sky ItaliaHot Bird 13D 13°E

Частота 10992 МГц, поляризация вертикальная, символьная скорость: 27550, FEC: 2/3
101 канал 

Tivù SatHot Bird 13A 13°E

Частота 11766 МГц, поляризация вертикальная,символьная скорость: 27550, FEC: 2/3
101 канал (HDTV

Кабельное
Naxoo (Швейцария)

212 канал 

Онлайн
Rai.tv

[www.rai.tv/dl/RaiTV/diretta.html?cid=ContentSet-83df82fc-2179-40ed-9199-bcb3dc381e0d Adobe Flash] 

Live.tv

[www.livetv1.org/rai-1-streaming-gratis/ Adobe Flash] 

Telecom Italia

Rai 1 (IPTV

К:Телеканалы, запущенные в 1954 году

«Rai 1» (Ра́й У́но) — итальянский телеканал, первый канал государственной телерадиовещательной корпорации «Rai». Позиционируется как универсальный (с широким жанровым спектром) телеканал для всей семьи.





История

1950-е

«Programma nazionale» («Национальная программа»), как канал тогда назывался, был первым телеканалом Италии. Официально начал вещание в воскресенье 3 января 1954 года[2]. На экранах телевизоров первой появилась диктор Фульвия Коломбо (итал.), которая объявила об официальном начале телевизионного вещания RAI и начала выпуск с церемонии открытия и первой программы Arrivi e partenze, ведущим которой был Майк Бонджорно (итал.). В первые годы вещания Национальной программы на экране появились множество телезвёзд: Коррадо Мантони (итал.), Энцо Тортора, Марио Рива (итал.), Делия Скала, Вальтер Кьяри (итал.), американская пара Эбби Лейн (итал.) и Хавьер Кугат (итал.), Раймондо Вианелло (итал.), Сандра Мондаини и Уго Тоньяцци, а также член ордена капуцинов падре Мариано (итал.) (ведущий религиозной программы La posta di Padre Mariano).

История первых лет итальянского телевидения перекликается с возрождением страны: это был один из серьёзных шагов на пути к экономическому буму, который также мог объединить страну, разделённую различными диалектами не только на уровне провинций, но и на уровне городов. Благодаря многим телепрограммам удалось почти везде ликвидировать неграмотность: передача Non è mai troppo tardi, которую вёл мастер Альберто Манци, позволила многим взрослым людям легко освоить курс начальной школы. Помимо образовательных программ, Национальная программа показывала развлекательные шоу и телевикторины: Un, due, tre, Il Musichiere, Campanile sera, Canzonissima и Lascia o raddoppia (первое шоу, которое вёл Майк Бонджорно).

Главной информационной программой телеканала является выпуск новостей TG1 (итал.), который выходил с первых дней существования Национальной программы под названием Telegiornale. С 1954 года Rai начинает показывать телефильмы жанра драмы и научной фантастики[2], экранизировать известнейшие романы XIX века, биографии известных людей или реконструировать известнейшие события истории. Первая драма, показанная на Национальной программе — «Доктор Антонио (итал.)»[3]. В конце десятилетия появился блок передач для детей: первой передачей из его цикла стала «Приключения Рин-Тин-Тин (англ.)»[2]. С 1955 года Национальная программа транслирует фестиваль Сан-Ремо. В 1957 году на телеэкранах появляется рекламно-развлекательный блок для детей «Carosello (итал.)» (с итал. — «Карусель»), который оставался популярным в течение 20 следующих лет. С 1956 года Rai получает право трансляции Конкурса песни Евровидение.

Уже с самого начала на итальянском телевидении вводилась строгая цензура: запрещалось выпускать в эфир фильмы и передачи, в которых могло быть упоминание в любом виде половых органов; оскорбительных и нецензурных слов и фраз; обидных прозвищ или провокационных жестов в адрес деятелей политики и церкви, а также показ голых частей тела. Поскольку показывать голые ноги запрещалось, все женщины вынуждены были носить чёрные чулки во время съёмок. Этот запрет привёл к тому, что в 1956 году с эфира сняли программу La piazzetta: балерина Альба Арнова в одном из выпусков появилась в колготках телесного цвета, но многие решили, что она появилась с голыми ногами. В другом случае в 1959 году прекратили показ передачи Un, due, tre комиков Уго Тоньяцци и Раймондо Вианелло, которые спародировали один из инцидентов: во время встречи с президентом Франции Шарлем де Голлем президент Италии Джованни Гронки, пытаясь сесть на стул, упал на землю. Несмотря на то, что сценка Тоньяцци (играл роль Гронки) и Вианелло (играл роль Де Голля) вызвала бурю восторга и смеха среди зрителей, руководство Rai увидело здесь признаки насмешки над президентом и немедленно сняло передачу с эфира.

1960-е

В 1960-е годы экономический бум привёл к распространению телевидения среди всех слоёв населения[4]. 4 ноября 1961 состоялось открытие Второй программы, более известной как Rai 2[4].

В течение восьми лет с 1960 по 1968 годы выходила в эфир образовательная передача Non è mai troppo tardi, подготовленная совместно с Министерством образования и направленная на помощь взрослым итальянцам в освоении грамоты[4].

1960-е годы стали «золотым веком» представителей эстрады, среди которых выделялись Антонелло Фальки (итал.), Чезарини да Сенигаллья (итал.), Мина, Лелио Луттацци (итал.), Джонни Дорелли, Мариса Дель Фрате, Сандра Мондаини, Биче Валори (итал.), Пиппо Баудо (итал.) и Паоло Панелли (итал.). Звёздами кино были тогда Альдо Фабрици, Альберто Сорди, Тото, Аве Нинки (итал.) и Франка Валери (итал.). Из них многие прославились на фестивале в Сан-Ремо. Известнейшими фильмами на телевидении стали Il mulino del Po, I promessi sposi, La cittadella и La freccia nera.

Всё большую значимость приобретали выпуски новостей на телевидении и политические передачи: целевой аудиторией таких программ были преимущественно мужчины. Вместе с тем оказывалось довольно сильное влияние Правительства Италии на информационную службу Rai. В 1960-е годы известнейшими журналистами Rai были Энцо Бьяджи, Уго Дзаттерин (итал.), Эннио Мастростефано (итал.), Эмилио Росси (итал.), Руджеро Орландо (итал.) и Тито Станьо (итал.). Помимо распространения выпусков новостей, выходили новые общественно-политические передачи, особенно перед выборами: первой из них стала Tribuna elettorale, которую вёл Джанни Грандзотто (итал.)), а на смену ей пришла Tribuna politica, которую вёл Уго Дзаттерин в течение многих лет. Следующий пик политических ток-шоу пришёлся только на те годы, когда появились частные телеканалы.

Наконец, в 1960-е годы появились новые научно-популярные передачи о последних достижениях науки и техники: Sapere и Orizzonti della scienza e della tecnica. В 1969 году в рамках международной сети Mondovisione (итал.) итальянцы в прямом эфире наблюдали за космической миссией Аполлон-11, в ходе которой астронавты США совершили высадку на Луне[4]. Комментировал это событие Тито Станьо.

1970-е

В 1975 году прошла реформа RAI (итал.), в ходе которой были предприняты следующие шаги:

  • Правительство Италии передало обязанности за контролем над RAI Парламенту Италии для обеспечения политического плюрализма;
  • государственная монополия на телерадиовещание сохранялась;
  • введено регулирование кабельного вещания;
  • утверждена концепция создания специальных радио- и телепередач для представителей профсоюзов, религиозных конфессий, политических движений, политических и культурных объединений, национальных общин и иных социальных групп;
  • началось проектирование третьей телевизионной сети;
  • создал отдел образования и культуры Dipartimento Scuola Educazione (итал.) (предшественник телеканалов Rai Edu 1 и Rai Edu 2)[5].

Ответом на этим реформы в 1979 году послужило образование «Третьего канала»[5]. В результате этого «Первая программа» была переименована в «Rete 1», а «Вторая программа» — соответственно, в «Rete 2». По итогам преобразования была введена должность директора телесети, которая должна была гарантировать достоверность программы передач и показываемой информации телезрителям, а также должность руководителя программы «Telegiornale». Первым директорами Rete 1 и TG1 были Миммо Скарано (итал.) и Эмилио Росси (итал.), назначенные в 1976 году. Реформы затронули и сами выпуски новостей: по воскресеньям с 13 до 14 часов целый час отводился под сводки новостей, в 13:30 выходил краткий выпуск последних новостей, а по вечерам стала выходить передача Almanacco del giorno dopo — итоговый выпуск новостей[5].

В первой половине 1970-х годов продолжалось развитие эстрадных программ, среди которых выделялись Doppia coppia, Milleluci, Teatro 10, Speciale per noi и так далее. Самыми известными ведущими становятся Лоретта Годжи (итал.), Энрико Монтесано (итал.), Пиппо Франко (итал.) и Габриэлла Ферри (итал.). Количество сериалов и драматических фильмов увеличилось вместе с их популярностью. В 1970 году в свет выходит самая известная программа о футболе — 90º minuto с Паоло Валенти (итал.)[5].

В 1976 году начинается показ развлекательного шоу Domenica In, созданного комиком Коррадо Мантони. В дни жёсткой экономии и реформ эта телепрограмма стала самой популярной среди всех развлекательных и повлияла на дальнейшее развитие телевидения Италии: в течение первых трёх лет у неё был невероятный успех. В 1976 году появилось первое ток-шоу Bontà loro с Маурицио Констанцо (итал.): он же стал соавтором передач Acquario (1978) и Grand'Italia (1979).

В 1977 году прекращается показ развлекательного блока Carosello, но при этом начинается цветное телевещание[5].

1980-е

В конце 1970-х годов RAI потеряла государственную монополию на телевещание[6]: 29 сентября 1980 началось вещание итальянского Пятого канала (владелец — Сильвио Берлускони), 3 января 1982 стартовало вещание Italia 1 (владелец — Эдилио Рускони (итал.)), а на следующий день — Rete 4 (владелец — Леонардо Мондадори (итал.)). Вследствие этого в 1983 году все три телеканал RAI сменили названия, заменив «Rete» на «Rai» (так «Rete 1» стал называться «Rai Uno»)[7], и приобрели новые логотипы: для Rai Uno таковым стал синий шар. С 1984 по 1985 годы вышли три закона, известные как Законы Берлускони (итал.), при помощи которых тогдашний владелец Fininvest Сильвио Берлускони разрешил общенациональное вещание частных телеканалов.

В 1986 году была утверждена система Auditel (итал.) для определения рейтингов, создав предпосылки для формирования телевизионной доуполии Rai и Fininvest (последняя компания была переименована в Mediaset в 1996 году)[6]. Руководителями коммерческих сетей стали некоторые бывшие деятели RAI, среди них: Майк Бонджорно, Коррадо, дуэт Мондаини-Вианелло, Энцо Тортора и многие другие. В 1980-е годы драматические фильмы и телесериалы уступают место научно-фантастическим фильмам: телезвездой в этой сфере становится Пьеро Анджела (итал.), который начинает вести телепередачу Quark[6].

1990-е: RAI и Mediaset

В 1990-е годы на итальянском телевидении стал господствовать тандем RAI-Mediaset[8]. Они ввели традицию проведения благотворительных акций, из которых самой известной стала акция Telethon — путём телефонного голосования собирались средства для помощи больным мышечной дистрофией. В августе 1990 года был принят «Закон Мамми», по которому[9]:

  • все теле- и радиокомпании (как государственные, так и частные) обязались вещать на всей территории страны;
  • частные телеканалы обязались начать вещание в прямом эфире;
  • каждый общенациональный телеканал должен был создать свою информационную программу (так, на Canale 5 появился выпуск новостей TG5 (итал.) с Энрико Ментана (итал.));
  • разрешалось круглосуточное вещание[8].

В начале десятилетия выходят в эфир последние выпуски музыкальной программы Fantastico: в 1991 году последний выпуск вышел с Раффаэллой Карра. Её место заняло новое шоу с Фабрицио Фрицци (итал.) и Милли Карлуччи (итал.) под названием Scommettiamo che...? — итальянская версия развлекательного немецкого шоу Wetten, dass..?. Новая передача выходила вечером в субботу в 21:00 и стала популярной благодаря тому, что её гостями были звёзды из-за границы. Рейтинг обеспечивался и благодаря сочетанию элементов развлекательных программ времён 1970-х. С 1991 по 1996 годы вышло шесть сезонов этого шоу: первые два сезона в среднем смотрели 12 миллионов зрителей, третий и четвёртый — 10 миллионов, пятый — 8 миллионов. Шестой сезон шоу уже показывал признаки того, что программа выходит из моды: в рейтинге она уступала передаче La Corrida с Canale 5, которую вёл Коррадо Мантони (итал.)[8]. В 1995 году на RAI начала выходить информационная программа Il Fatto с Энцо Бьяджи: журналистом, известным благодаря своей обильной критике Сильвио Берлускони. В 2002 году после так называемого «Болгарского указа (итал.)» программу сначала убрали на Rai 3, оставив ей время только около полуночи, а вскоре вообще закрыли. 31 декабря 2002 недовольный Бьяджи ушёл с RAI[8].

В 1990-е годы на Rai 1 появились такие развлекательные игровые передачи, как I cervelloni с Паоло Бонолисом (итал.) (в 1994 году он же стал ведущим детской передачи Solletico), Big! с Пиппо Франко (итал.) и Карло Конти и Beato tra le donne (в формате мужского конкурса красоты) с Паоло Бонолисом и Мартуфелло (итал.). В эти годы Rai 1 начинает показ конкурсов красоты «Мисс Италия» и «Мисс Италия в мире (итал.)» (в последнем имеют право принимать участие все фотомодели мира с итальянскими корнями), а также зарубежных сериалов. По воскресеньям начинают выходить два новых шоу: Domenica In с Марой Веньер (итал.) и Buona Domenica с Маурицио Констанцо (итал.) и Фьорелло (итал.). В своеобразном соперничестве двух шоу побеждает Domenica In с более высоким рейтингом, за что её ведущая получает неформальный титул «госпожа воскресенья» (итал. la signora della domenica). Solletico вскоре начинает выходить вместо Big!, составляя достойную конкуренцию Bim Bum Bam с Italia 1.

С 1994 года в 18:50 на Rai 1 стали выходить викторины. Первой из них стала Luna Park, которая достигла успеха благодаря известным ведущим: Пиппо Баудо (итал.), Фабрицио Фрицци, Милли Карлуччи, Джанкарло Магалли (итал.), Мара Веньер и Розанна Ламбертуччи (итал.). Первый сезон шоу закончился с рейтингом 32% и аудиторией в 6,5 млн. человек. Второй сезон стал выходить уже и по субботам вместе с Паоло Бонолисом и Джанкарло Магалли, повторив успех. Третий и последний сезон стал неудачным из-за многочисленных смен ведущих. 28 июня 1997 вышел в эфир последний выпуск программы: ныне её место занимает передача Sottovoce с Джиджи Марцулло (итал.). В том же 1994 году на экраны выходит Professione reporter (позднее Report) с Миленой Габанелли (итал.)[8]. В 1996 году Бруно Веспа (итал.) становится ведущим ежевечерней программы Porta a porta, выходящей каждый второй вечер[8].

В 1995 году Пиппо Баудо стал ведущим 45-го музыкального фестиваля в Сан-Ремо: его посмотрело на Rai 1 рекордное количество человек. В первый вечер фестиваль смотрели стали 15 млн. 602 тысячи человек (65,14% телезрителей), во второй — 18 млн. 309 тыс. (65,42%), в третий — 15 млн. 825 тыс. (60,47%), в четвёртый — 16 млн. 804 тыс. (65,81%), в пятый — 17 млн. 601 тыс. (75,26%). Средний телерейтинг составил 66,42%: это третий результат после 1989 (75,42%) и 1990 годов (76,26%). В том же году Рафаэлла Карра, которая три года работала на испанском телевидении, начинает на Rai 1 своё новое шоу Carràmba! Che sorpresa, которое вместе с Lotteria Italia достигло успеха: аудитория составила от 9 до 11 миллионов телезрителей при менее чем 32 миллионах проданных лотерейных билетов. Фабио Фацио (итал.), который ранее вёл спортивную программу Quelli che il calcio, в 1999 и 2000 годах был ведущим фестиваля в Сан-Ремо: аудитория составила тогда свыше 14 миллионов человек отчасти благодаря участию Лучано Паваротти в качестве соведущего.

Фабрицио Фрицци стал ведущим новых развлекательных программ, среди которых были Per tutta la vita и Non sparate sul pianista. После закрытия шоу Luna Park на экраны вышла новая развлекательная программа Colorado, но после нескольких выпусков она была закрыта и уступила место In bocca al lupo! с Карло Конти: новое творение Конти неожиданно опередило многих конкурентов в телерейтинге, в том числе Superboll Фьорелло и Passaparola Джерри Скотти. Ещё одна программа с Конти под названием I migliori anni твёрдо закрепилась в сетке вещания Rai 1. В свою очередь, Рафаэлла Карра после успеха своей передачи Carràmba! Che sorpresa не остановилась на достигнутом, и в телеэфире её появились новые передачи. Это были 40 minuti con Raffaella, Centoventitré и I fantastici di Raffaella: все они вышли зимой 1996, 1998 и 1999 годов соответственно. В 1997 году была безуспешная попытка возродить шоу Fantastico под названием Fantastico Enrico!, которое выходило с октября 1997 по январь 1998 года с Энрико Монтесано (его место вскоре заняли Милли Карлуччи и Джанкарло Магалли). Передача вскоре была закрыта из-за своей непопулярности окончательно. В 1998 году Раймондо Вианелло возвращается временно на RAI как ведущий вместе с Евой Герциговой и Вероникой Пиветти (итал.), но затем уходит снова на Mediaset.

Несмотря на серьёзную проблему в сфере развлекательных шоу, 1990-е годы стали расцветом в карьере Адриано Челентано и Роберто Бениньи: Челентано создаёт свою передачу Francamente me ne infischio[8]. Расцвет переживала индустрия телесериалов, особенно о полиции: на Rai 1 стали выходить «Маршал Рокка (итал.)» с Джиджи Проетти (итал.) (ранее выходил на Rai 2), «Врач в семье (итал.)» с Лино Банфи (итал.) и Джулио Скарпати (итал.) и «Комиссар Монтальбано (итал.)»[8] по роману Андреа Камиллери с Лукой Дзингаретти (итал.) в главной роли. Аудитория составила 10 миллионов человек: до сих пор эти сериалы считаются образцовыми на итальянском телевидении.

К 2000 году RAI стал готовить планы по выходу в Интернет[8]. К этому моменту многие детские программы ушли с Rai 1 на другие каналы: так, Disney Club стал выходить на Rai 2, а Solletico и вовсе была закрыта. На Rai 2 ушла и программа La vita in diretta. Скрасили эти моменты выход телесериала «Дон Маттео (итал.)» с Теренсом Хиллом в главной роли, а также появление двух новых ведущих — Розарио Фьорелло (итал.), ушедшего с Mediaset и известного благодаря передачам Stasera pago io и C'è posta per te, и Джорджо Панарьелло (итал.), прославившегося благодаря шоу Torno sabato и бывшего ведущим Lotteria Italia.

2000-е: выход в Интернет

В начале 2001 года руководителем RAI стал Агостино Сакка (итал.), сменивший на этом посту Маурицио Беретта (итал.). По вечерам стала выходить телеигра L'eredità, которую ранее проводили Пиппо Баудо и Пьеро Кьямбретти (итал.), но с новым ведущим Амадеусом (итал.). С осени 2000 года в середине дня стала выходить кулинарная программа La prova del cuoco с Антонеллой Клеричи (итал.), которая ранее работала на Mediaset — новое шоу добилось невероятного успеха. В то же время в эфир стала выходить и программа Passaggio a Nord Ovest с Альберто Анжела.

До 2003 года не выходили передачи Scommettiamo che...?, Carràmba che fortuna e Beato tra le donne, зато возобновился выход программ Фабрицио Фрицци Per tutta la vita и Non sparate sul pianista, чьи рейтинги были достаточно высокими. В 2001 году Карло Конти начинает вести в прайм-тайм свою новую программу I raccomandati, которая стала самой популярной вечерней программой на RAI 1. К числу возрождённых программ относится и Superquark с Пьеро Анджела (итал.). С 2003 года в начале вечернего эфира выходит телеигра Affari tuoi (аналог международной Deal Or No Deal) с Паоло Бонолисом, которая становится серьёзным конкурентом для Striscia la notizia и достигает невероятно высокого рейтинга (в январе 2004 года её посмотрели рекордные 15 миллионов телезрителей). Это в итоге привело к серьёзному скандалу между Бонолисом и Антонио Риччи, автором TG satirico, который обвинил Бонолиса в плагиате[10]. RAI вынесла Риччи предупреждение, но тот продолжал обвинять Бонолиса в нарушении авторских прав, пока права на показ передачи не выкупило телевидение Испании[11].

В 2002 году Пиппо Баудо возвращается на Rai 1 в качестве ведущего фестиваля в Сан-Ремо, чтобы доказать своё неофициальное звание «короля фестиваля». В 2003 году повторить свой успех он не сумел. Тогда же выходит последний раз в свет Scommettiamo che...? с Лореллой Куччарини (итал.) и Марко Колумбро (итал.), показав самый низкий рейтинг за последние годы. По причине так называемого «Болгарского указа» с канала уходят Энцо Бьяджи, Микеле Санторо (англ.) и Даниэле Луттацци (итал.), а в 2004 году уходит и Пиппо Баудо из-за разногласий с руководством. Самой рейтинговой программой становится Passaggio a Nord Ovest с Альберто Анджела. 23 декабря 2002 на Rai Uno состоялась премьера программы L'ultimo del Paradiso с Роберто Бениньи[12], в которой он цитирует 23-ю песнь из третьей части «Рай» Божественной комедии.

Осенью 2005 года выходит политическое ток-шоу Rockpolitik с Адриано Челентано: знаменитый певец был известен своим критическим отношением к RAI из-за обилия цензуры на телеканале и один раз даже разорвал контракт с телерадиокомпанией[13], но в этот раз он, пользуясь своим правом на «творческую и редакторскую свободу», вынудил Фабрицио Дель Ноче на четыре недели покинуть должность директора RAI, который воспротивился содержанию шоу. Несмотря на скандалы, успех ток-шоу был значительным: его посмотрели в среднем 13 миллионов человек (45% всей возможной аудитории). В том же году ведущими фестиваля Сан-Ремо стали Паоло Бонолис и Антонелла Клеричи: аудитория составила 12 миллионов человек, что стало рекордом с 2001 года. Тогда же на экраны выходит итальянская версия шоу «Танцы со звёздами» под названием Ballando con le stelle с Милли Карлуччи (его посмотрели 7 миллионов зрителей). В спортивной же составляющей телеканал не был так успешен: права на показ матчей Серии А ему пришлось продать Mediaset, поэтому программа 90º minuto ушла сначала на Rai 3, а затем на Rai 2. Тогда же Бонолис покинул свою программу Affari tuoi и продолжил работать с Mediaset.

В сезоне 2005/2006 шоу Domenica in было разделено на несколько частей, которые стали независимыми передачами: L'Arena с Массимо Джилетти (итал.) и Domenica in...TV с Марой Веньер. В конце сезона с Rai 1 ушёл ведущий Амадеус, оставив программу L'eredità Карло Конти — она сохраняла с ним очень высокую популярность на ТВ, и ни один проект Конти не побил этот рекорд. Преемником Паоло Бонолиса в игре Affari tuoi стал певец Пупо, что повысило рейтинги шоу осенью, но к январю её обошла передача Striscia la notizia (приход Антонеллы Клеричи не изменил ситуацию). Фестиваль Сан-Ремо 2006 года с Джорджо Панарьелло и Илари Блази разочаровал зрителей, а вот Милли Карлуччи повезло гораздо больше: реалити-шоу о танцах на льду Notti sul ghiaccio оказалось настолько успешным, что в один год были сняты сразу два сезона.

В сезоне 2006/2007 обновления коснулись в очередной раз вечерних шоу: Карло Конти и его L'eredità продолжают удерживать верхние позиции в рейтинге игровых передач, а в шоу Affari tuoi снова сменился ведущий, которым в этот раз стал Флавио Инсинна (итал.), известный по сериалу «Дон Маттео». Борьба против Striscia la notizia становится всё более серьёзной, и Мара Веньер уходит с шоу Domenica In, уступая место Лорене Бьянкетти (итал.). В конце концов, декабре 2006 года между Affari tuoi и Striscia la notizia разгорается настоящая война, в которую вмешивается TG satirico с Canale 5: журналисты обвиняют Rai 1 в надуманном сценарии развития событий в одном из эпизодов и мошенничестве. Все обвинения директор RAI Фабрицио Дель Ноче и Флавио Инсинна отвергли, но на стороне Canale 5 выступает комитет Codacons. В марте 2013 года спор заканчивается тем, что Антонио Риччи, ведущий программы TG на Canale 5, приносит свои извинения.

В феврале 2007 года на Rai 1 Адриано Челентано представляет свою новую программу La situazione di mia sorella non è buona, которую посмотрели 10 миллионов человек. Вскоре начинают ходить слухи о возрождении передач-долгожителей Scommettiamo che...?, Carràmba che fortuna и I raccomandati, причём последнюю доверяют Карло Конти в 2008 году, но из-за огромного количества проектов, в которых тот был задействован, в 2009 году передачу начинает вести Пупо. Стараниями Дель Ноче начинается показ новых шоу талантов, среди которых выделяется Ti lascio una canzone: в нём лучшие песни прошлых лет исполняют дети. Ведущей становится Антонелла Клеричи, а дизайн Роберто Ченчи позволяет программе занять высокие позиции в телерейтинге. Продолжение шоу Карло Конти I migliori anni в 2008 году позволяет обойти конкурентов Джерри Скотти и Мишель Хунцикер с их программой Paperissima, а в том же году Антонелла Клеричи уходит в отпуск по причине беременности и оставляет шоу La prova del cuoco, уступив место Элизе Изоарди (итал.). В том же году последний раз выходит программа Scommettiamo che...? с Лореллой Куччарини и Марко Колумбро, но повторить успех прошлых лет ей не удаётся.

В 2009 году Фабрицио Дель Ноче покидает свой пост после скандального прослушивания переговоров Сильвио Берлускони, и преемником на посту директора RAI становится Мауро Мацца, получивший этот пост благодаря стараниям руководителя Rai Fiction Агостино Сакка. Ведущим фестиваля в Сан-Ремо становится Паоло Бонолис, который повторяет успех фестиваля с 2005 года — на фестивале дебютирует певица Ариза. Сериал «Дон Маттео» продолжается благодаря участию Теренса Хилла и продолжает находиться на вершине рейтингов телесериалов Rai 1. Фабрицио Фрицци в том же году начинает новую телеигру Soliti ignoti - Identità nascoste, которая добивается успеха.

1 ноября 2009 телеканал Rai 1 впервые переходит в формат вещания 16:9, начав с минисериала «Волшебная история Пиноккио» (даже реклама показывается в данном формате).

2010-е: DVB-T вещание

2010 год начинается с триумфального фестиваля в Сан-Ремо с Антонеллой Клеричи (первая женщина с момента участия Лоретты Годжи в 1986 году), превосходящего по успеху фестиваль 2009 года с Паоло Бонолисом. 18 мая 2010 года меняется логотип телеканала и его название на Rai 1 (вместо слова Uno пишется цифра в логотипе). В конце года меняется также дизайн роликов, начинающих и заканчивающих рекламный блок. Новая эпоха ознаменовывается возвращением ряда ведущих: Мара Веньер в сезоне 2010/2011 возвращает на экраны шоу La vita in diretta, добиваясь успеха и зрительской популярности; Лорелла Куччарини начинает вести Domenica In, но без особого успеха; Паола Перего также возвращается на RAI с программой Se... a casa di Paola; Амадеус летом начинает вести телеигру Reazione. Параллельно продолжается показ передачи Superquark. В феврале по субботам вечером начинает выходить успешный седьмой сезон танцевального шоу Ballando con le stelle, по пятницам выходит программа Карло Конти I migliori anni (тот продолжает вести L'eredità и успешно обходит всех конкурентов, в том числе и Джерри Скотти с Canale 5). Весной начинается показ седьмого сезона сериала Un medico in famiglia.

В 2011 году проходит 61-й фестиваль в Сан-Ремо с Джанни Моранди, Белен Родригес, Элизабеттой Каналис, Лукой Биццарри и Паоло Кессисоглу: его посмотрели более 11 миллионов телезрителей. С 14 ноября по 5 декабря по выходным выходит передача Il più grande spettacolo с Фиорелло, также становящаяся весьма успешной (12 миллионов зрителей). В том же году выходит сериал Fuoriclasse с Лучаной Литтиццетто. До 2012 года свой успех сохраняет шоу Фабрицио Фрицци Soliti ignoti - Identità nascoste, выходящее в прайм-тайм, в то время как Affati Tuoi с Максом Джусти отходит на второй план. По субботним вечерам продолжился выход передач Per tutta la vita, Ballando con le stelle и I raccomandati. С весны выходит новое шоу талантов Tale e Quale Show с Карло Конти. Пятница была насыщена различными развлекательными программами, среди которых выделялись Attenti a quei due - La sfida condotto с Паолой Перего (итал.) и Бьяджо Иццо (итал.) (конкурент Zelig на Canale 5) и восьмой, завершающий сезон Non sparate sul pianista с Фабрицио Фрицци.

В 2012 году вышел последний сезон передачи Per tutta la vita, состоявший всего из двух выпусков по причине невысоких рейтингов программы. Лорелла Куччарини продолжает свою деятельность в Domenica In и добивается успехов, а осенью выходит восьмой сезон сериала «Дон Маттео», становящийся самым популярным за осень. Антонелла Клеричи продолжает вести музыкальное шоу Ti lascio una canzone. На 62-м фестивале Сан-Ремо ведущими становятся Джанни Моранди, Рокко Папалео (итал.) и Ивана Мразова. 29 ноября 2012 было объявлено об очередной смене директора RAI, которым должен был стать Джанкарло Леоне. 17 декабря 2012 выходит программа с Роберто Бениньи La più bella del mondo, посвящённая Конституции Италии, и собирает рекордную аудиторию в 12 млн. 619 тыс. телезрителей. В декабре начинается новое интеллектуальное шоу с Паолой Перего под названием Superbrain - Le supermenti, которое собирает высокие рейтинги, после чего начинаются съёмки второго сезона шоу. Антонелла Клеричи запускает программу È stato solo un flirt?, которая, однако, недолго держится в сетке вещания.

Осенью произошла очередная перестановка в сетке вещания: Макс Джусти и его программа Affari Tuoi снова вышла на первый план, заменив до весны Soliti ignoti - Identità nascoste. Вышел в эфир второй сезон шоу талантов Tale e Quale Show. В 2013 году состоялся 63-й фестиваль в Сан-Ремо с Фабио Фацио и Лучаной Литтиццетто с грандиозным успехом. 6 мая 2013 спустя 36 лет вернулось на экраны рекламное шоу Carosello под названием Carosello Reloaded. Спустя год на экраны вернулась передача I migliori anno с Карло Конти: шестой сезон по рейтингам оказался лучше провального пятого. Среди телесериалов на первое место по популярности вышел «Комиссар Монтальбано (итал.)»; помимо этого, появились новые сериалы — Il restauratore с Ландо Будзанка, Il giovane Montalbano (спин-офф «Комиссара Монтальбано» с Лукой Дзингаретти) и Una grande famiglia с Алессандро Гассманном и Стефанией Сандрелли. Из исторических сериалов выделяются Tutti pazzi per amore и Provaci ancora prof. Весной выходит восьмой сезон Un medico in famiglia, в котором на экраны возвращается Лино Банфи (итал.).

Программная политика

«Rai 1» — универсальный канал, обращённый к широкой аудитории. Программы разноплановые, имеют множественные цели и задачи. Канал адаптирован для просмотра всей семьёй[14].

Руководители

Имя Период
Миммо Скарано (итал.) 19761980
Паоло Вальмарана (итал.) 1980
Эммануэле Милано (итал.) 19801987
Джузеппе Россини (итал.) 19871989
Карло Фусканьи (итал.) 19891993
Надио Делаи (итал.) 19931994
Брандо Джордани (итал.) 19941996
Джованни Тантило (итал.) 19961998
Агостино Сакка (итал.) 19982000
Пьер Луиджи Челли (итал.) 2000
Маурицио Беретта (итал.) 20002001
Агостино Сакка (итал.) 20012002
Фабрицио Дель Ноче (итал.) 20022009
Мауро Мацца (итал.) 20092012
Джанкарло Леоне (итал.) 20122016
Андреа Фабиано (итал.) 2016—н.в.

Напишите отзыв о статье "Rai 1"

Примечания

  1. [archiviostorico.unita.it/cgi-bin/highlightPdf.cgi?t=ebook&file=/archivio/uni_1954_01/19540103_0007.pdf In basso: domenica 3 gennaio la televisione inizia in Italia il suo servizio regolare] (итал.), L'Unita. Проверено 24 октября 2014.
  2. 1 2 3 [www.teche.rai.it/decenni/50.html Rai Teche - Dal 1950 al 1959] (итал.). Rai Teche. Проверено 24 октября 2014.
  3. [www.teche.rai.it/storia/fiction/ Sceneggiati - Fiction]  (итал.)
  4. 1 2 3 4 [www.teche.rai.it/decenni/60.html Rai Teche - Dal 1960 al 1969] (итал.). Rai Teche. Проверено 29 декабря 2011.
  5. 1 2 3 4 5 [www.teche.rai.it/decenni/70.html Rai Teche- Dal 1970 al 1979] (итал.). Rai Teche. Проверено 29 декабря 2011.
  6. 1 2 3 [www.teche.rai.it/decenni/80.html Rai Teche- Dal 1980 al 1989] (итал.). Rai Teche. Проверено 29 декабря 2011.
  7. [books.google.ru/books?id=7ku4nwX7IEUC&pg=PA18&dq=La+Rai+vara+il+Programma+nazionale+che+comincia+ufficialmente+le+trasmissioni+il+3+gennaio+1954.+Sar%C3%A0+ribattezzata+Rete+1+con+la+riforma+del+1975+e+diventer%C3%A0+Raiuno+nel+1+982&hl=ru&sa=X&ei=-qVLVPepEMqGywOz1ID4Cw&ved=0CBsQ6AEwAA#v=onepage&q=La%20Rai%20vara%20il%20Programma%20nazionale%20che%20comincia%20ufficialmente%20le%20trasmissioni%20il%203%20gennaio%201954.%20Sar%C3%A0%20ribattezzata%20Rete%201%20con%20la%20riforma%20del%201975%20e%20diventer%C3%A0%20Raiuno%20nel%201%20982&f=false Anteo 1979-2004: venticinque anni di cinema a Milano]. — Feltrinelli Editore, 2004. — ISBN 9788807421082. «La Rai vara il Programma nazionale che comincia ufficialmente le trasmissioni il 3 gennaio 1954. Sarà ribattezzata Rete 1 con la riforma del 1975 e diventerà Raiuno nel 1 982.»
  8. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 [www.teche.rai.it/decenni/90.html Rai Teche- Dal 1990 al 1999] (итал.). Rai Teche. Проверено 29 декабря 2011.
  9. [archiviostorico.corriere.it/2002/luglio/10/LEGGE_MAMMI__co_0_0207102620.shtml La legge Mammì] (итал.). Corriere della sera.
  10. [ricerca.repubblica.it/repubblica/archivio/repubblica/2004/01/20/bonolis-striscia-duello-in-diretta-gioco-vero-no.109bonolisstriscia.html Bonolis-Striscia, duello in diretta Gioco vero. No, ecco le prove]  (итал.)
  11. [ricerca.repubblica.it/repubblica/archivio/repubblica/2004/01/17/milioni-di-euro-dietro-la-guerra-dei.html Milioni di euro dietro la guerra dei due ex amici]  (итал.)
  12. [www.teche.rai.it/decenni/00.html Rai Teche - Dal 2000 ad oggi]. rai.teche. Проверено 29 dicembre 2011.
  13. [www.duel.ru/200502/?02_7_8 ЗНАМЕНИТЫЙ И НАИВНЫЙ]  (рус.)
  14. Giovanni Battista Zorzoli, F. Dalla Valle. [books.google.ru/books?id=t4Nzj7b2rHoC&pg=PA368&dq=Rai+Uno:+%C3%A8+un+canale+generalista+che+s%27indirizza+ad+un+vasto+pubblico;+i+programmi+rispondono+a+pi%C3%B9+target;+e+adatto+alla+famiglia,+per+cui+troveranno+un+riscontro+efficace+prodotti+indirizzati+al+vasto+pubblico,+ai+consumatori/utilizzatori.&hl=ru&sa=X&ei=7MNLVNjUNqW_ygOC24L4AQ&ved=0CB0Q6AEwAA#v=onepage&q=Rai%20Uno%3A%20%C3%A8%20un%20canale%20generalista%20che%20s'indirizza%20ad%20un%20vasto%20pubblico%3B%20i%20programmi%20rispondono%20a%20pi%C3%B9%20target%3B%20e%20adatto%20alla%20famiglia%2C%20per%20cui%20troveranno%20un%20riscontro%20efficace%20prodotti%20indirizzati%20al%20vasto%20pubblico%2C%20ai%20consumatori%2Futilizzatori.&f=false Energiaottanta: crisi energetica e proposte per lo sviluppo], FrancoAngeli. Проверено 25 октября 2014. «Rai Uno: è un canale generalista che s'indirizza ad un vasto pubblico; i programmi rispondono a più target; e adatto alla famiglia, per cui troveranno un riscontro efficace prodotti indirizzati al vasto pubblico, ai consumatori/utilizzatori.»

Ссылки

  • [www.rai1.rai.it 1.rai.it] — официальный сайт Rai 1  (итал.)
    • [www.rai.tv/dl/replaytv/replaytv.html#ch=1 Rai Replay] (сервис, позволяющий смотреть передачи, показанные за последнюю неделю)

Отрывок, характеризующий Rai 1

Пьер дрожащим, прерывающимся голосом стал приводить доказательства справедливости своего показания.
Но в это время вошел адъютант и что то доложил Даву.
Даву вдруг просиял при известии, сообщенном адъютантом, и стал застегиваться. Он, видимо, совсем забыл о Пьере.
Когда адъютант напомнил ему о пленном, он, нахмурившись, кивнул в сторону Пьера и сказал, чтобы его вели. Но куда должны были его вести – Пьер не знал: назад в балаган или на приготовленное место казни, которое, проходя по Девичьему полю, ему показывали товарищи.
Он обернул голову и видел, что адъютант переспрашивал что то.
– Oui, sans doute! [Да, разумеется!] – сказал Даву, но что «да», Пьер не знал.
Пьер не помнил, как, долго ли он шел и куда. Он, в состоянии совершенного бессмыслия и отупления, ничего не видя вокруг себя, передвигал ногами вместе с другими до тех пор, пока все остановились, и он остановился. Одна мысль за все это время была в голове Пьера. Это была мысль о том: кто, кто же, наконец, приговорил его к казни. Это были не те люди, которые допрашивали его в комиссии: из них ни один не хотел и, очевидно, не мог этого сделать. Это был не Даву, который так человечески посмотрел на него. Еще бы одна минута, и Даву понял бы, что они делают дурно, но этой минуте помешал адъютант, который вошел. И адъютант этот, очевидно, не хотел ничего худого, но он мог бы не войти. Кто же это, наконец, казнил, убивал, лишал жизни его – Пьера со всеми его воспоминаниями, стремлениями, надеждами, мыслями? Кто делал это? И Пьер чувствовал, что это был никто.
Это был порядок, склад обстоятельств.
Порядок какой то убивал его – Пьера, лишал его жизни, всего, уничтожал его.


От дома князя Щербатова пленных повели прямо вниз по Девичьему полю, левее Девичьего монастыря и подвели к огороду, на котором стоял столб. За столбом была вырыта большая яма с свежевыкопанной землей, и около ямы и столба полукругом стояла большая толпа народа. Толпа состояла из малого числа русских и большого числа наполеоновских войск вне строя: немцев, итальянцев и французов в разнородных мундирах. Справа и слева столба стояли фронты французских войск в синих мундирах с красными эполетами, в штиблетах и киверах.
Преступников расставили по известному порядку, который был в списке (Пьер стоял шестым), и подвели к столбу. Несколько барабанов вдруг ударили с двух сторон, и Пьер почувствовал, что с этим звуком как будто оторвалась часть его души. Он потерял способность думать и соображать. Он только мог видеть и слышать. И только одно желание было у него – желание, чтобы поскорее сделалось что то страшное, что должно было быть сделано. Пьер оглядывался на своих товарищей и рассматривал их.
Два человека с края были бритые острожные. Один высокий, худой; другой черный, мохнатый, мускулистый, с приплюснутым носом. Третий был дворовый, лет сорока пяти, с седеющими волосами и полным, хорошо откормленным телом. Четвертый был мужик, очень красивый, с окладистой русой бородой и черными глазами. Пятый был фабричный, желтый, худой малый, лет восемнадцати, в халате.
Пьер слышал, что французы совещались, как стрелять – по одному или по два? «По два», – холодно спокойно отвечал старший офицер. Сделалось передвижение в рядах солдат, и заметно было, что все торопились, – и торопились не так, как торопятся, чтобы сделать понятное для всех дело, но так, как торопятся, чтобы окончить необходимое, но неприятное и непостижимое дело.
Чиновник француз в шарфе подошел к правой стороне шеренги преступников в прочел по русски и по французски приговор.
Потом две пары французов подошли к преступникам и взяли, по указанию офицера, двух острожных, стоявших с края. Острожные, подойдя к столбу, остановились и, пока принесли мешки, молча смотрели вокруг себя, как смотрит подбитый зверь на подходящего охотника. Один все крестился, другой чесал спину и делал губами движение, подобное улыбке. Солдаты, торопясь руками, стали завязывать им глаза, надевать мешки и привязывать к столбу.
Двенадцать человек стрелков с ружьями мерным, твердым шагом вышли из за рядов и остановились в восьми шагах от столба. Пьер отвернулся, чтобы не видать того, что будет. Вдруг послышался треск и грохот, показавшиеся Пьеру громче самых страшных ударов грома, и он оглянулся. Был дым, и французы с бледными лицами и дрожащими руками что то делали у ямы. Повели других двух. Так же, такими же глазами и эти двое смотрели на всех, тщетно, одними глазами, молча, прося защиты и, видимо, не понимая и не веря тому, что будет. Они не могли верить, потому что они одни знали, что такое была для них их жизнь, и потому не понимали и не верили, чтобы можно было отнять ее.
Пьер хотел не смотреть и опять отвернулся; но опять как будто ужасный взрыв поразил его слух, и вместе с этими звуками он увидал дым, чью то кровь и бледные испуганные лица французов, опять что то делавших у столба, дрожащими руками толкая друг друга. Пьер, тяжело дыша, оглядывался вокруг себя, как будто спрашивая: что это такое? Тот же вопрос был и во всех взглядах, которые встречались со взглядом Пьера.
На всех лицах русских, на лицах французских солдат, офицеров, всех без исключения, он читал такой же испуг, ужас и борьбу, какие были в его сердце. «Да кто жо это делает наконец? Они все страдают так же, как и я. Кто же? Кто же?» – на секунду блеснуло в душе Пьера.
– Tirailleurs du 86 me, en avant! [Стрелки 86 го, вперед!] – прокричал кто то. Повели пятого, стоявшего рядом с Пьером, – одного. Пьер не понял того, что он спасен, что он и все остальные были приведены сюда только для присутствия при казни. Он со все возраставшим ужасом, не ощущая ни радости, ни успокоения, смотрел на то, что делалось. Пятый был фабричный в халате. Только что до него дотронулись, как он в ужасе отпрыгнул и схватился за Пьера (Пьер вздрогнул и оторвался от него). Фабричный не мог идти. Его тащили под мышки, и он что то кричал. Когда его подвели к столбу, он вдруг замолк. Он как будто вдруг что то понял. То ли он понял, что напрасно кричать, или то, что невозможно, чтобы его убили люди, но он стал у столба, ожидая повязки вместе с другими и, как подстреленный зверь, оглядываясь вокруг себя блестящими глазами.
Пьер уже не мог взять на себя отвернуться и закрыть глаза. Любопытство и волнение его и всей толпы при этом пятом убийстве дошло до высшей степени. Так же как и другие, этот пятый казался спокоен: он запахивал халат и почесывал одной босой ногой о другую.
Когда ему стали завязывать глаза, он поправил сам узел на затылке, который резал ему; потом, когда прислонили его к окровавленному столбу, он завалился назад, и, так как ему в этом положении было неловко, он поправился и, ровно поставив ноги, покойно прислонился. Пьер не сводил с него глаз, не упуская ни малейшего движения.
Должно быть, послышалась команда, должно быть, после команды раздались выстрелы восьми ружей. Но Пьер, сколько он ни старался вспомнить потом, не слыхал ни малейшего звука от выстрелов. Он видел только, как почему то вдруг опустился на веревках фабричный, как показалась кровь в двух местах и как самые веревки, от тяжести повисшего тела, распустились и фабричный, неестественно опустив голову и подвернув ногу, сел. Пьер подбежал к столбу. Никто не удерживал его. Вокруг фабричного что то делали испуганные, бледные люди. У одного старого усатого француза тряслась нижняя челюсть, когда он отвязывал веревки. Тело спустилось. Солдаты неловко и торопливо потащили его за столб и стали сталкивать в яму.
Все, очевидно, несомненно знали, что они были преступники, которым надо было скорее скрыть следы своего преступления.
Пьер заглянул в яму и увидел, что фабричный лежал там коленами кверху, близко к голове, одно плечо выше другого. И это плечо судорожно, равномерно опускалось и поднималось. Но уже лопатины земли сыпались на все тело. Один из солдат сердито, злобно и болезненно крикнул на Пьера, чтобы он вернулся. Но Пьер не понял его и стоял у столба, и никто не отгонял его.
Когда уже яма была вся засыпана, послышалась команда. Пьера отвели на его место, и французские войска, стоявшие фронтами по обеим сторонам столба, сделали полуоборот и стали проходить мерным шагом мимо столба. Двадцать четыре человека стрелков с разряженными ружьями, стоявшие в середине круга, примыкали бегом к своим местам, в то время как роты проходили мимо них.
Пьер смотрел теперь бессмысленными глазами на этих стрелков, которые попарно выбегали из круга. Все, кроме одного, присоединились к ротам. Молодой солдат с мертво бледным лицом, в кивере, свалившемся назад, спустив ружье, все еще стоял против ямы на том месте, с которого он стрелял. Он, как пьяный, шатался, делая то вперед, то назад несколько шагов, чтобы поддержать свое падающее тело. Старый солдат, унтер офицер, выбежал из рядов и, схватив за плечо молодого солдата, втащил его в роту. Толпа русских и французов стала расходиться. Все шли молча, с опущенными головами.
– Ca leur apprendra a incendier, [Это их научит поджигать.] – сказал кто то из французов. Пьер оглянулся на говорившего и увидал, что это был солдат, который хотел утешиться чем нибудь в том, что было сделано, но не мог. Не договорив начатого, он махнул рукою и пошел прочь.


После казни Пьера отделили от других подсудимых и оставили одного в небольшой, разоренной и загаженной церкви.
Перед вечером караульный унтер офицер с двумя солдатами вошел в церковь и объявил Пьеру, что он прощен и поступает теперь в бараки военнопленных. Не понимая того, что ему говорили, Пьер встал и пошел с солдатами. Его привели к построенным вверху поля из обгорелых досок, бревен и тесу балаганам и ввели в один из них. В темноте человек двадцать различных людей окружили Пьера. Пьер смотрел на них, не понимая, кто такие эти люди, зачем они и чего хотят от него. Он слышал слова, которые ему говорили, но не делал из них никакого вывода и приложения: не понимал их значения. Он сам отвечал на то, что у него спрашивали, но не соображал того, кто слушает его и как поймут его ответы. Он смотрел на лица и фигуры, и все они казались ему одинаково бессмысленны.
С той минуты, как Пьер увидал это страшное убийство, совершенное людьми, не хотевшими этого делать, в душе его как будто вдруг выдернута была та пружина, на которой все держалось и представлялось живым, и все завалилось в кучу бессмысленного сора. В нем, хотя он и не отдавал себе отчета, уничтожилась вера и в благоустройство мира, и в человеческую, и в свою душу, и в бога. Это состояние было испытываемо Пьером прежде, но никогда с такою силой, как теперь. Прежде, когда на Пьера находили такого рода сомнения, – сомнения эти имели источником собственную вину. И в самой глубине души Пьер тогда чувствовал, что от того отчаяния и тех сомнений было спасение в самом себе. Но теперь он чувствовал, что не его вина была причиной того, что мир завалился в его глазах и остались одни бессмысленные развалины. Он чувствовал, что возвратиться к вере в жизнь – не в его власти.
Вокруг него в темноте стояли люди: верно, что то их очень занимало в нем. Ему рассказывали что то, расспрашивали о чем то, потом повели куда то, и он, наконец, очутился в углу балагана рядом с какими то людьми, переговаривавшимися с разных сторон, смеявшимися.
– И вот, братцы мои… тот самый принц, который (с особенным ударением на слове который)… – говорил чей то голос в противуположном углу балагана.
Молча и неподвижно сидя у стены на соломе, Пьер то открывал, то закрывал глаза. Но только что он закрывал глаза, он видел пред собой то же страшное, в особенности страшное своей простотой, лицо фабричного и еще более страшные своим беспокойством лица невольных убийц. И он опять открывал глаза и бессмысленно смотрел в темноте вокруг себя.
Рядом с ним сидел, согнувшись, какой то маленький человек, присутствие которого Пьер заметил сначала по крепкому запаху пота, который отделялся от него при всяком его движении. Человек этот что то делал в темноте с своими ногами, и, несмотря на то, что Пьер не видал его лица, он чувствовал, что человек этот беспрестанно взглядывал на него. Присмотревшись в темноте, Пьер понял, что человек этот разувался. И то, каким образом он это делал, заинтересовало Пьера.
Размотав бечевки, которыми была завязана одна нога, он аккуратно свернул бечевки и тотчас принялся за другую ногу, взглядывая на Пьера. Пока одна рука вешала бечевку, другая уже принималась разматывать другую ногу. Таким образом аккуратно, круглыми, спорыми, без замедления следовавшими одно за другим движеньями, разувшись, человек развесил свою обувь на колышки, вбитые у него над головами, достал ножик, обрезал что то, сложил ножик, положил под изголовье и, получше усевшись, обнял свои поднятые колени обеими руками и прямо уставился на Пьера. Пьеру чувствовалось что то приятное, успокоительное и круглое в этих спорых движениях, в этом благоустроенном в углу его хозяйстве, в запахе даже этого человека, и он, не спуская глаз, смотрел на него.
– А много вы нужды увидали, барин? А? – сказал вдруг маленький человек. И такое выражение ласки и простоты было в певучем голосе человека, что Пьер хотел отвечать, но у него задрожала челюсть, и он почувствовал слезы. Маленький человек в ту же секунду, не давая Пьеру времени выказать свое смущение, заговорил тем же приятным голосом.
– Э, соколик, не тужи, – сказал он с той нежно певучей лаской, с которой говорят старые русские бабы. – Не тужи, дружок: час терпеть, а век жить! Вот так то, милый мой. А живем тут, слава богу, обиды нет. Тоже люди и худые и добрые есть, – сказал он и, еще говоря, гибким движением перегнулся на колени, встал и, прокашливаясь, пошел куда то.
– Ишь, шельма, пришла! – услыхал Пьер в конце балагана тот же ласковый голос. – Пришла шельма, помнит! Ну, ну, буде. – И солдат, отталкивая от себя собачонку, прыгавшую к нему, вернулся к своему месту и сел. В руках у него было что то завернуто в тряпке.
– Вот, покушайте, барин, – сказал он, опять возвращаясь к прежнему почтительному тону и развертывая и подавая Пьеру несколько печеных картошек. – В обеде похлебка была. А картошки важнеющие!
Пьер не ел целый день, и запах картофеля показался ему необыкновенно приятным. Он поблагодарил солдата и стал есть.
– Что ж, так то? – улыбаясь, сказал солдат и взял одну из картошек. – А ты вот как. – Он достал опять складной ножик, разрезал на своей ладони картошку на равные две половины, посыпал соли из тряпки и поднес Пьеру.
– Картошки важнеющие, – повторил он. – Ты покушай вот так то.
Пьеру казалось, что он никогда не ел кушанья вкуснее этого.
– Нет, мне все ничего, – сказал Пьер, – но за что они расстреляли этих несчастных!.. Последний лет двадцати.
– Тц, тц… – сказал маленький человек. – Греха то, греха то… – быстро прибавил он, и, как будто слова его всегда были готовы во рту его и нечаянно вылетали из него, он продолжал: – Что ж это, барин, вы так в Москве то остались?
– Я не думал, что они так скоро придут. Я нечаянно остался, – сказал Пьер.
– Да как же они взяли тебя, соколик, из дома твоего?
– Нет, я пошел на пожар, и тут они схватили меня, судили за поджигателя.
– Где суд, там и неправда, – вставил маленький человек.
– А ты давно здесь? – спросил Пьер, дожевывая последнюю картошку.
– Я то? В то воскресенье меня взяли из гошпиталя в Москве.
– Ты кто же, солдат?
– Солдаты Апшеронского полка. От лихорадки умирал. Нам и не сказали ничего. Наших человек двадцать лежало. И не думали, не гадали.
– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.
Помолчав несколько времени, Платон встал.
– Что ж, я чай, спать хочешь? – сказал он и быстро начал креститься, приговаривая:
– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.
– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.


В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.
Платон Каратаев был для всех остальных пленных самым обыкновенным солдатом; его звали соколик или Платоша, добродушно трунили над ним, посылали его за посылками. Но для Пьера, каким он представился в первую ночь, непостижимым, круглым и вечным олицетворением духа простоты и правды, таким он и остался навсегда.
Платон Каратаев ничего не знал наизусть, кроме своей молитвы. Когда он говорил свои речи, он, начиная их, казалось, не знал, чем он их кончит.
Когда Пьер, иногда пораженный смыслом его речи, просил повторить сказанное, Платон не мог вспомнить того, что он сказал минуту тому назад, – так же, как он никак не мог словами сказать Пьеру свою любимую песню. Там было: «родимая, березанька и тошненько мне», но на словах не выходило никакого смысла. Он не понимал и не мог понять значения слов, отдельно взятых из речи. Каждое слово его и каждое действие было проявлением неизвестной ему деятельности, которая была его жизнь. Но жизнь его, как он сам смотрел на нее, не имела смысла как отдельная жизнь. Она имела смысл только как частица целого, которое он постоянно чувствовал. Его слова и действия выливались из него так же равномерно, необходимо и непосредственно, как запах отделяется от цветка. Он не мог понять ни цены, ни значения отдельно взятого действия или слова.


Получив от Николая известие о том, что брат ее находится с Ростовыми, в Ярославле, княжна Марья, несмотря на отговариванья тетки, тотчас же собралась ехать, и не только одна, но с племянником. Трудно ли, нетрудно, возможно или невозможно это было, она не спрашивала и не хотела знать: ее обязанность была не только самой быть подле, может быть, умирающего брата, но и сделать все возможное для того, чтобы привезти ему сына, и она поднялась ехать. Если князь Андрей сам не уведомлял ее, то княжна Марья объясняла ото или тем, что он был слишком слаб, чтобы писать, или тем, что он считал для нее и для своего сына этот длинный переезд слишком трудным и опасным.
В несколько дней княжна Марья собралась в дорогу. Экипажи ее состояли из огромной княжеской кареты, в которой она приехала в Воронеж, брички и повозки. С ней ехали m lle Bourienne, Николушка с гувернером, старая няня, три девушки, Тихон, молодой лакей и гайдук, которого тетка отпустила с нею.
Ехать обыкновенным путем на Москву нельзя было и думать, и потому окольный путь, который должна была сделать княжна Марья: на Липецк, Рязань, Владимир, Шую, был очень длинен, по неимению везде почтовых лошадей, очень труден и около Рязани, где, как говорили, показывались французы, даже опасен.
Во время этого трудного путешествия m lle Bourienne, Десаль и прислуга княжны Марьи были удивлены ее твердостью духа и деятельностью. Она позже всех ложилась, раньше всех вставала, и никакие затруднения не могли остановить ее. Благодаря ее деятельности и энергии, возбуждавшим ее спутников, к концу второй недели они подъезжали к Ярославлю.
В последнее время своего пребывания в Воронеже княжна Марья испытала лучшее счастье в своей жизни. Любовь ее к Ростову уже не мучила, не волновала ее. Любовь эта наполняла всю ее душу, сделалась нераздельною частью ее самой, и она не боролась более против нее. В последнее время княжна Марья убедилась, – хотя она никогда ясно словами определенно не говорила себе этого, – убедилась, что она была любима и любила. В этом она убедилась в последнее свое свидание с Николаем, когда он приехал ей объявить о том, что ее брат был с Ростовыми. Николай ни одним словом не намекнул на то, что теперь (в случае выздоровления князя Андрея) прежние отношения между ним и Наташей могли возобновиться, но княжна Марья видела по его лицу, что он знал и думал это. И, несмотря на то, его отношения к ней – осторожные, нежные и любовные – не только не изменились, но он, казалось, радовался тому, что теперь родство между ним и княжной Марьей позволяло ему свободнее выражать ей свою дружбу любовь, как иногда думала княжна Марья. Княжна Марья знала, что она любила в первый и последний раз в жизни, и чувствовала, что она любима, и была счастлива, спокойна в этом отношении.
Но это счастье одной стороны душевной не только не мешало ей во всей силе чувствовать горе о брате, но, напротив, это душевное спокойствие в одном отношении давало ей большую возможность отдаваться вполне своему чувству к брату. Чувство это было так сильно в первую минуту выезда из Воронежа, что провожавшие ее были уверены, глядя на ее измученное, отчаянное лицо, что она непременно заболеет дорогой; но именно трудности и заботы путешествия, за которые с такою деятельностью взялась княжна Марья, спасли ее на время от ее горя и придали ей силы.
Как и всегда это бывает во время путешествия, княжна Марья думала только об одном путешествии, забывая о том, что было его целью. Но, подъезжая к Ярославлю, когда открылось опять то, что могло предстоять ей, и уже не через много дней, а нынче вечером, волнение княжны Марьи дошло до крайних пределов.
Когда посланный вперед гайдук, чтобы узнать в Ярославле, где стоят Ростовы и в каком положении находится князь Андрей, встретил у заставы большую въезжавшую карету, он ужаснулся, увидав страшно бледное лицо княжны, которое высунулось ему из окна.
– Все узнал, ваше сиятельство: ростовские стоят на площади, в доме купца Бронникова. Недалече, над самой над Волгой, – сказал гайдук.
Княжна Марья испуганно вопросительно смотрела на его лицо, не понимая того, что он говорил ей, не понимая, почему он не отвечал на главный вопрос: что брат? M lle Bourienne сделала этот вопрос за княжну Марью.
– Что князь? – спросила она.
– Их сиятельство с ними в том же доме стоят.
«Стало быть, он жив», – подумала княжна и тихо спросила: что он?
– Люди сказывали, все в том же положении.
Что значило «все в том же положении», княжна не стала спрашивать и мельком только, незаметно взглянув на семилетнего Николушку, сидевшего перед нею и радовавшегося на город, опустила голову и не поднимала ее до тех пор, пока тяжелая карета, гремя, трясясь и колыхаясь, не остановилась где то. Загремели откидываемые подножки.
Отворились дверцы. Слева была вода – река большая, справа было крыльцо; на крыльце были люди, прислуга и какая то румяная, с большой черной косой, девушка, которая неприятно притворно улыбалась, как показалось княжне Марье (это была Соня). Княжна взбежала по лестнице, притворно улыбавшаяся девушка сказала: – Сюда, сюда! – и княжна очутилась в передней перед старой женщиной с восточным типом лица, которая с растроганным выражением быстро шла ей навстречу. Это была графиня. Она обняла княжну Марью и стала целовать ее.
– Mon enfant! – проговорила она, – je vous aime et vous connais depuis longtemps. [Дитя мое! я вас люблю и знаю давно.]
Несмотря на все свое волнение, княжна Марья поняла, что это была графиня и что надо было ей сказать что нибудь. Она, сама не зная как, проговорила какие то учтивые французские слова, в том же тоне, в котором были те, которые ей говорили, и спросила: что он?
– Доктор говорит, что нет опасности, – сказала графиня, но в то время, как она говорила это, она со вздохом подняла глаза кверху, и в этом жесте было выражение, противоречащее ее словам.
– Где он? Можно его видеть, можно? – спросила княжна.
– Сейчас, княжна, сейчас, мой дружок. Это его сын? – сказала она, обращаясь к Николушке, который входил с Десалем. – Мы все поместимся, дом большой. О, какой прелестный мальчик!
Графиня ввела княжну в гостиную. Соня разговаривала с m lle Bourienne. Графиня ласкала мальчика. Старый граф вошел в комнату, приветствуя княжну. Старый граф чрезвычайно переменился с тех пор, как его последний раз видела княжна. Тогда он был бойкий, веселый, самоуверенный старичок, теперь он казался жалким, затерянным человеком. Он, говоря с княжной, беспрестанно оглядывался, как бы спрашивая у всех, то ли он делает, что надобно. После разорения Москвы и его имения, выбитый из привычной колеи, он, видимо, потерял сознание своего значения и чувствовал, что ему уже нет места в жизни.
Несмотря на то волнение, в котором она находилась, несмотря на одно желание поскорее увидать брата и на досаду за то, что в эту минуту, когда ей одного хочется – увидать его, – ее занимают и притворно хвалят ее племянника, княжна замечала все, что делалось вокруг нее, и чувствовала необходимость на время подчиниться этому новому порядку, в который она вступала. Она знала, что все это необходимо, и ей было это трудно, но она не досадовала на них.
– Это моя племянница, – сказал граф, представляя Соню, – вы не знаете ее, княжна?
Княжна повернулась к ней и, стараясь затушить поднявшееся в ее душе враждебное чувство к этой девушке, поцеловала ее. Но ей становилось тяжело оттого, что настроение всех окружающих было так далеко от того, что было в ее душе.
– Где он? – спросила она еще раз, обращаясь ко всем.
– Он внизу, Наташа с ним, – отвечала Соня, краснея. – Пошли узнать. Вы, я думаю, устали, княжна?
У княжны выступили на глаза слезы досады. Она отвернулась и хотела опять спросить у графини, где пройти к нему, как в дверях послышались легкие, стремительные, как будто веселые шаги. Княжна оглянулась и увидела почти вбегающую Наташу, ту Наташу, которая в то давнишнее свидание в Москве так не понравилась ей.
Но не успела княжна взглянуть на лицо этой Наташи, как она поняла, что это был ее искренний товарищ по горю, и потому ее друг. Она бросилась ей навстречу и, обняв ее, заплакала на ее плече.
Как только Наташа, сидевшая у изголовья князя Андрея, узнала о приезде княжны Марьи, она тихо вышла из его комнаты теми быстрыми, как показалось княжне Марье, как будто веселыми шагами и побежала к ней.