So Far, So Good… So What!

</td></tr>

So Far, So Good... So What!
студийный альбом Megadeth
Дата выпуска	19 января 1988 года
Записан	в 1987 году
Жанр	трэш-метал спид-метал
Длительность	34 мин 23 сек 54 мин 01 сек (переиздание)
Продюсеры	Дэйв Мастейн Пол Лэни
Страна	США США
Лейбл	Capitol Records
Профессиональные рецензии
Allmusic [www.allmusic.com/cg/amg.dll?p=amg&sql=10:k9frxqq5ldfe ссылка] Allmusic [www.allmusic.com/cg/amg.dll?p=amg&sql=10:fifrxq9sldfe (переиздание)] Rolling Stone [www.rollingstone.com/reviews/album/96934/review/5941254?utm_source=Rhapsody&utm_medium=CDreview ссылка]
Хронология Megadeth
Peace Sells... but Who's Buying? (1986) So Far, So Good... So What! (1988) Rust in Peace (1990)

К:Альбомы 1988 года

So Far, So Good… So What! (рус. Пока всё путём... Ну и что?) — третий студийный альбом американской треш-метал-группы Megadeth, выпущенный фирмой Capitol Records в 1988 году. Альбом добрался в английских чартах до 18 позиции, а в Америке попал на 28-мое место, но критики прохладно встретили эту работу, многие посчитали эту пластинку большим разочарованием по сравнению с двумя предшественниками.

В 2004 году вышло ремастированное переиздание, включающее несколько бонус-треков. Это единственная студийная работа группы с гитаристом Джеффом Янгом и барабанщиком Чаком Белером, которые покинули Megadeth после тура в поддержку альбома.

Песня «Anarchy in the U.K.» является кавер-версией на композицию английской панк-группы Sex Pistols. В записи этого кавера принял участие Стив Джонс, гитарист Sex Pistols.

Дэйв Мастейн о написании альбома

«Исходя из задач и целей, этот альбом был просто неподъемным. Я не мог разобраться со своей наркотической зависимостью: то я хотел завязать, то не хотел, мы работали в студии Woodstock (на окраине Нью-Йорка) и мне было плохо, и все просто разваливалось. А Пол Лани уходил в лесопарковую зону, срывал яблоки, чистил их и скармливал их гребаному оленю, пока мы пытались записать пластинку. А я думал, „Так, олень ест гребаные очистки от яблок. Значит, олени не едят очищенные яблоки без семечек!“. Нам дважды пришлось ремикшировать альбом, и микс всё ещё продолжал звучать отвратительно. Представляете, я платил Лани за то, что он уходил из студии, чтобы покормить долбанного олененка? Вместо того, чтобы выполнять свою работу: то есть корпеть над записью альбома. Эта пластинка была записана в тотальной спешке. Перед нами поставили просто нереальные сроки, и если честно, состав группы просто никуда не годился. Ни Чак, ни Джефф никак не вписывались в группу — не говоря уже о том, что они были не такими уж плохими музыкантами, но только не для уровня Megadeth. Для меня So Far, So Good… был шагом назад».

In My Darkest Hour

Песня «In My Darkest Hour» была написана лидером группы Дэйвом Мастейном вскоре после гибели Клиффа Бертона, бас-гитариста группы Metallica, участником которой был и сам Дэйв в период с 1981-го по 1983 годы, но был выгнан незадолго до записи дебютного альбома Kill 'Em All. По всей вероятности, In My Darkest Hour — это самая личная песня Мастейна, и, в какой-то степени, самая трудная.

Дэйв Мастейн: «Эта песня была написана в тот день, когда я узнал о смерти Клиффа. Это очень проникновенная песня для меня, потому что она великолепно выражает ту бурю эмоций поднявшуюся тогда во мне. Я очень расстроился и думаю, что это чувство утраты нашло своё отражение в музыке. За все эти годы, многие люди писали в наш фан клуб и говорили: „Дейв, мне не зачем больше жизнь, жизнь говно, ведь мы все и так умрем“, а потом: „Но эта песня дала мне надежду, и теперь я понимаю, и вижу таких же как ты, тех кто сражается с этими проблемами“, и давайте признаем, жизнь — стерва. Но есть определенные вещи, которые помогают тебе жить, и когда я узнаю о том, что других затронула эта музыка и дала им надежду продолжать жить и т. д., это реально радует меня».

Список композиций

№	Название	Слова	Музыка	Длительность
1.	«Into the Lungs of Hell» (инструментал)	(инструментальная)	Дэйв Мастейн	3:30
2.	«Set the World Afire»	Мастейн	Мастейн	5:48
3.	«Anarchy in the U.K.» (со Стивом Джонсом)	Джонни Роттен, Стив Джонс, Глен Мэтлок, Пол Кук	Роттен, Джонс, Мэтлок, Кук	3:01
4.	«Mary Jane»	Мастейн, Дэвид Эллефсон	Мастейн	4:24
5.	«502»	Мастейн	Мастейн	3:29
6.	«In My Darkest Hour»	Мастейн, Эллефсон	Мастейн	6:16
7.	«Liar»	Мастейн	Мастейн, Эллефсон	3:20
8.	«Hook in Mouth»	Мастейн	Мастейн, Эллефсон	4:48

Бонус-треки переиздания 2004 года
№	Название	Слова	Музыка	Длительность
9.	«Into the Lungs of Hell» (Paul Lani mix)	(инструментальная)		3:32
10.	«Set the World Afire» (Paul Lani mix)			5:53
11.	«Mary Jane» (Paul Lani mix)	Мастейн, Эллефсон		4:08
12.	«In My Darkest Hour» (Paul Lani mix)	Мастейн, Эллефсон		6:11

Участники записи

Megadeth

• Дэйв Мастейн — соло и ритм-гитара, акустическая гитара, вокал
• Джефф Янг — соло и ритм-гитара, акустическая гитара
• Дэвид Эллефсон — бас-гитара, бэк-вокал
• Чак Белер — барабаны, перкуссия

Приглашённые музыканты

• Стив Джонс (из Sex Pistols) — соло-гитара в песне Anarchy in the U.K.

Позиции в чартах

Чарт (1988)	Высшая позиция
Canadian Albums Chart	40
Dutch Albums Chart	51
Japanese Albums Chart	57
New Zealand Albums Chart	41
Swedish Albums Chart	37
Swiss Albums Chart	28
UK Albums Chart	18
Billboard 200	28

Отрывок, характеризующий So Far, So Good… So What!

Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.


Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.
«Душенька», – повторила она.
«Что он думал, когда сказал это слово? Что он думает теперь? – вдруг пришел ей вопрос, и в ответ на это она увидала его перед собой с тем выражением лица, которое у него было в гробу на обвязанном белым платком лице. И тот ужас, который охватил ее тогда, когда она прикоснулась к нему и убедилась, что это не только не был он, но что то таинственное и отталкивающее, охватил ее и теперь. Она хотела думать о другом, хотела молиться и ничего не могла сделать. Она большими открытыми глазами смотрела на лунный свет и тени, всякую секунду ждала увидеть его мертвое лицо и чувствовала, что тишина, стоявшая над домом и в доме, заковывала ее.
– Дуняша! – прошептала она. – Дуняша! – вскрикнула она диким голосом и, вырвавшись из тишины, побежала к девичьей, навстречу бегущим к ней няне и девушкам.


17 го августа Ростов и Ильин, сопутствуемые только что вернувшимся из плена Лаврушкой и вестовым гусаром, из своей стоянки Янково, в пятнадцати верстах от Богучарова, поехали кататься верхами – попробовать новую, купленную Ильиным лошадь и разузнать, нет ли в деревнях сена.
Богучарово находилось последние три дня между двумя неприятельскими армиями, так что так же легко мог зайти туда русский арьергард, как и французский авангард, и потому Ростов, как заботливый эскадронный командир, желал прежде французов воспользоваться тем провиантом, который оставался в Богучарове.
Ростов и Ильин были в самом веселом расположении духа. Дорогой в Богучарово, в княжеское именье с усадьбой, где они надеялись найти большую дворню и хорошеньких девушек, они то расспрашивали Лаврушку о Наполеоне и смеялись его рассказам, то перегонялись, пробуя лошадь Ильина.
Ростов и не знал и не думал, что эта деревня, в которую он ехал, была именье того самого Болконского, который был женихом его сестры.
Ростов с Ильиным в последний раз выпустили на перегонку лошадей в изволок перед Богучаровым, и Ростов, перегнавший Ильина, первый вскакал в улицу деревни Богучарова.
– Ты вперед взял, – говорил раскрасневшийся Ильин.
– Да, всё вперед, и на лугу вперед, и тут, – отвечал Ростов, поглаживая рукой своего взмылившегося донца.
– А я на французской, ваше сиятельство, – сзади говорил Лаврушка, называя французской свою упряжную клячу, – перегнал бы, да только срамить не хотел.
Они шагом подъехали к амбару, у которого стояла большая толпа мужиков.
Некоторые мужики сняли шапки, некоторые, не снимая шапок, смотрели на подъехавших. Два старые длинные мужика, с сморщенными лицами и редкими бородами, вышли из кабака и с улыбками, качаясь и распевая какую то нескладную песню, подошли к офицерам.
– Молодцы! – сказал, смеясь, Ростов. – Что, сено есть?