Аргумент лунной пыли

Аргумент лунной пыли (англ. Moondust argument) — один из наиболее популярных креационистских аргументов в пользу небольшого (не более 10 000 лет) возраста Земли и других планет. По утверждениям креационистов, научные данные о скорости оседания метеоритной пыли на поверхности Луны соответствуют (при возрасте Луны 4,6 млрд лет) толщине слоя пыли в несколько десятков метров. Реальная толщина слоя пыли на поверхности Луны по данным автоматических станций и пилотируемых экспедиций не превышает нескольких сантиметров или десятков сантиметров, что якобы свидетельствует о более молодом возрасте Луны.

Впервые этот аргумент появился в июне 1971 года в статье Гарольда Слашера, опубликованной в журнале Исследовательского общества креационистов «Creation Research Society Quarterly», где используются ошибочные данные измерений, проведённых Петтерсоном в 1957 году в пределах земной атмосферы, несмотря на то что к моменту публикации имелись более достоверные внеатмосферные данные. Широкую известность аргумент получил после публикации 1974 году в книге Генри Морриса «Научный креационизм».

Данные Петтерссона

В своей книге Генри Моррис утверждает, что наилучшие данные о скорости оседания пыли были получены Петтерссоном:

«Лучшие измерения были сделаны Хансом Петтерсоном, который получил цифру 14 млн. тонн в год». Оригинальный текст (англ.)   «The best measurements have been made by Hans Pettersson, who obtained the figure of 14 million tons per year».

В действительности эксперименты Петтерссона были первой и не очень удачной попыткой оценить поток метеоритной пыли, падающей на Землю из космоса, по концентрации пыли в атмосфере высокогорных районов. Первые его исследования относятся к концу 1950-х годов и представлены научной общественности в журнале «Nature» в 1958 году. В 1960 году вышла получившая широкую известность его статья в журнале «Scientific American». Замеры проводились в пределах земной атмосферы. Чтобы уменьшить влияние промышленных выбросов и пыли земного происхождения, Петтерсон проводил исследования на острове Гавайи, на вершине горы Мауна-Лоа в одноимённой обсерватории, расположенной на высоте 3300 м, и на острове Мауи на вершине горы Хелеакала) высотой 3055 м. Использовался прибор для определения уровня смога путём прокачки атмосферного воздуха через плотный фильтр с последующим исследованием отфильтрованного осадка. В качестве индикатора метеоритной пыли Петтерссон использовал содержание никеля, полагая, что он имеет исключительно космическое происхождение. Как выяснилось впоследствии, это предположение было неверным, что привело к значительным ошибкам измерения.

Петерссон был светским учёным, сотрудником Шведского океанографического института (англ. Swedish Oceanographic Institute) и приглашённым профессором университета шт. Гавайи, не имевший никакого отношения к креационизму. Им двигал научный интерес, вызванный запусками первых спутников Земли и возможными перспективами высадки человека на Луну.

Усреднив данные от 30 воздушных фильтров, Петтерссон получил среднее содержание никеля 14,3 мкг на 1000 кубометров воздуха. Полагая, что метеоритное вещество содержит примерно 2,5 % никеля, он оценил концентрацию метеоритной пыли в 0,6 мг на 1000 м³. Скорость осаждения метеоритной пыли была принята равной скорости осаждения пыли вулкана Кракатау, взорвавшегося в Индонезии в 1886 году. В результате количество пыли, падающей на полную поверхность Земли за год была оценена в 14 млн т. В 1959 году эта цифра использовалась известным учёным и писателем-фантастом Айзеком Азимовым в научно-популярном обзоре в журнале «Science Digest».

В момент опубликования Моррисом его книги, имелись более точные измерения, проведённые различными методами — путём исследования донных отложений, измерения интенсивности метеоритной бомбардировки искусственных спутников, подсчёта количества микрометеоритных ударов по поверхности образцов, оставленных на Луне. Все эти измерения давали оценки 20—40 тыс. тонн в год в пересчёте на полную поверхность Земли. Таким образом, данные Петтерссона были завышены примерно в 400—750 раз. Тем не менее, ни одно из этих измерений не было упомянуто в книге Морриса. Скорее всего, Моррис не знал об этих экспериментах, так как пользовался данными Слашера, который, в свою очередь, взял её из популярной статьи Айзека Азимова.

Принципы расчётов

При упрощенной оценке толщины слоя лунной пыли предполагается, что интенсивность метеоритной бомбардировки Земли и Луны приблизительно одинакова и неизменна на протяжении всего времени. Площадь поверхности Земли составляет 510 млн км². В реальных расчётах следует учитывать, что количество космического материала в солнечной системе существенно уменьшилось за миллиарды лет, а также влияние атмосферы Земли, большую гравитацию, образование пыли на Луне из лунного же материала в результате ударов и разрушения лунной породы другими механизмами а также спекание пыли в местах метеоритных ударов и излияния расплавленных пород.

Например, интенсивности метеоритной бомбардировки в 1 млн т. в год в перерасчёте на миллиард лет и площадь 1 м² соответствует масса пыли

M = 10⁹ лет · 10⁹ кг/год / 510·10¹² м² = 2 000 кг.

Принимая плотность лунной пыли равной плотности верхних слоёв лунного реголита, то есть около 1000 кг/м³, получим за миллиард лет толщину слоя

h = 2 000 кг / 1000 кг/м³ = 2 м.

Используя данные Петтерссона (15 млн т в год) получим за период 4,6 млрд лет толщину слоя

h = 2 · 15 · 4,6 = 138 м.

Более реалистичные данные (20—40 тыс. т или 0,02—0,04 млн т в год) дают толщину

h = 2 · (0.02-0,04) · 4,6 = 0,18-0,36 м.

Последний результат хорошо соответствует реальным характеристикам лунной поверхности. Например, толщина слоя пыли в месте высадки космического корабля «Аполлон-15» составляла 15-30 см.

В расчётах также следует учесть, что возраст лунной коры в районах лунных морей и метеоритных кратеров может быть значительно меньше указанных 4,6 млрд лет, а также то, что определённая часть микрометеоритов внедряется в толщу лунного реголита на глубины до 12 м.

Следует отметить, что даже ошибочные данные Петерссона при реальной толщине слоя пыли в 0,3 м дают возраст Луны около 10 млн лет, что по крайней мере в 1000 раз превышает возраст Луны, принятый сторонниками младоземельного креационизма.

Современные данные

Согласно данным полученым, при выполнении миссии "Апполон", основанными на засорении фотоэлементов космической пылью, скорость накопления космической пыли составляет приблизительно 1 мм за 1000 лет

Интенсивность тыс. т/год	Источник	Метод	Примечания
50 — 150	Barker, Anders, 1968	Ir и Os в глубоководных отложениях
91,3 — 913	Singer и Bandermann, 1967	Al-26 в морских отложениях
20,9	Dohnanyi, 1972	Радарные, спутниковые, оптические наблюдения
8 — 30	Hughes, 1974—1976	Радарные, спутниковые, оптические наблюдения
11	Millman, 1975	Радарные, спутниковые, оптические наблюдения
76	Wetherill, 1976	Наблюдение метеорных потоков
16	Hughes, 1978	Радарные наблюдения
330—340	Kyte, Wasson, 1982	Ir в глубоководных отложениях
400	Ganapathy, 1983	Ir в антарктических льдах
14,6	Grün и др., 1985	Спутниковые наблюдения
78	Wasson, Kyte, 1987
6 — 11	Tuncel G. и Zoller W. H., 1987	Пыль в атмосфере над Антарктидой
4,5	Maurette M. и др., 1987	Пыль гренландских ледников
16	Olsson-Steel D. I., 1988	Наблюдения с помощью радаров
20	Maurette M. и др., 1991	Пыль антарктических ледников
1,6	d’Alameida et al., 1991
170	Ceplecha, 1992
40 ± 20	Love & Brownlee, 1993		Только мелкие частицы
2,0 ± 0,6	Kane & Gardner, 1993		Только метеоритные обломки
150	Ceplecha, 1996

Разногласия в среде креационистов

В настоящее время всё больше креационистов склоняется к мнению, что «аргумент лунной пыли» основан на ошибочных экспериментальных данных. В статье «Аргументы, которые креационистам, на наш взгляд, не следует использовать», опубликованном на сайте [creation.com creation.com], в числе прочих сомнительных аргументов, компрометирующих креационизм, назван и «аргумент лунной пыли».

В 1993 году А. Снеллинг и Д. Раш опубликовали в креационистском журнале «Творение из ничего» (англ. Creation Ex Nihilo) статью, в которой проанализировали «аргумент лунной пыли» с точки зрения современных научных данных.

«… Таким образом, количество метеоритной пыли и метеоритных обломков в лунном реголите и поверхностном слое пыли, даже принимая во внимание интенсивную метеоритную бомбардировку на ранних этапах, не противоречит эволюционистской концепции о возрасте Луны, исчисляемом миллиардами лет (но и не доказывает её). К сожалению, контраргументация креационистов до сих пор не имела успеха из-за использования ложных аргументов и ошибочных вычислений. Таким образом, пока не появились новые данные, креационистам не следует использовать лунную пыль в качестве свидетельства против древнего возраста Луны и Солнечной системы». Оригинальный текст (англ.)   «… It thus appears that the amount of meteoritic dust and meteorite debris in the lunar regolith and surface dust layer, even taking into account the postulated early intense meteorite and meteoritic dust bombardment, does not contradict the evolutionists' multi-billion year timescale (while not proving it). Unfortunately, attempted counter-responses by creationists have so far failed because of spurious arguments or faulty calculations. Thus, until new evidence is forthcoming, creationists should not continue to use the dust on the moon as evidence against an old age for the moon and the solar system».

Однако несмотря на то, что шаткость аргументов Морриса становится очевидной в креационистской среде, «аргумент лунной пыли» продолжает широко распространяться в популярной литературе и в статьях на креационистских сайтах.

Ссылки

• [www.talkorigins.org/faqs/faq-age-of-earth.html The Age of the Earth]. Chris Stassen, 1996—2005. Last Update: September 10, 2005.
• [www.talkorigins.org/faqs/moon-dust.html Meteorite Dust and the Age of the Earth]. Tim Thompson, 1996. Last Update: September 5, 1996.
• [www.biblestudymanuals.net/k61.htm The Amount of Meteoritic Dust Points to a Young Earth].
• Andrew A. Snelling, David E. Rush [static.icr.org/i/pdf/technical/Moon-Dust-and-the-Age-of-the-Solar-System.pdf Moon Dust and the Age of the Solar System]. Creation Ex Nihilo Technical Journal 7(1):2-42, 1993.
• [www.infidels.org/library/modern/dave_matson/young-earth/specific_arguments/moon_dust.html Dave Matson: Young Earth: Specific Arguments: Moon Dust].
• J.L. Ortiz at al. [www.iac.es/galeria/epalle/reprints/Ortiz_etal_Icarus_2006.pdf Detection of sporadic impact flashes on the Moon: Implications for the luminous efficiency of hypervelocity impacts and derived terrestrial impact rates]. Elsevier, 2006. doi:10.1016/j.icarus.2006.05.002.
• Ronald L. Numbers. [books.google.ru/books?id=aDmZ5_iUixgC The creationists]. — University of California Press, 1993. — 458 p. — ISBN 0520083938, 9780520083936..

Отрывок, характеризующий Аргумент лунной пыли

– Он внизу, Наташа с ним, – отвечала Соня, краснея. – Пошли узнать. Вы, я думаю, устали, княжна?
У княжны выступили на глаза слезы досады. Она отвернулась и хотела опять спросить у графини, где пройти к нему, как в дверях послышались легкие, стремительные, как будто веселые шаги. Княжна оглянулась и увидела почти вбегающую Наташу, ту Наташу, которая в то давнишнее свидание в Москве так не понравилась ей.
Но не успела княжна взглянуть на лицо этой Наташи, как она поняла, что это был ее искренний товарищ по горю, и потому ее друг. Она бросилась ей навстречу и, обняв ее, заплакала на ее плече.
Как только Наташа, сидевшая у изголовья князя Андрея, узнала о приезде княжны Марьи, она тихо вышла из его комнаты теми быстрыми, как показалось княжне Марье, как будто веселыми шагами и побежала к ней.
На взволнованном лице ее, когда она вбежала в комнату, было только одно выражение – выражение любви, беспредельной любви к нему, к ней, ко всему тому, что было близко любимому человеку, выраженье жалости, страданья за других и страстного желанья отдать себя всю для того, чтобы помочь им. Видно было, что в эту минуту ни одной мысли о себе, о своих отношениях к нему не было в душе Наташи.
Чуткая княжна Марья с первого взгляда на лицо Наташи поняла все это и с горестным наслаждением плакала на ее плече.
– Пойдемте, пойдемте к нему, Мари, – проговорила Наташа, отводя ее в другую комнату.
Княжна Марья подняла лицо, отерла глаза и обратилась к Наташе. Она чувствовала, что от нее она все поймет и узнает.
– Что… – начала она вопрос, но вдруг остановилась. Она почувствовала, что словами нельзя ни спросить, ни ответить. Лицо и глаза Наташи должны были сказать все яснее и глубже.
Наташа смотрела на нее, но, казалось, была в страхе и сомнении – сказать или не сказать все то, что она знала; она как будто почувствовала, что перед этими лучистыми глазами, проникавшими в самую глубь ее сердца, нельзя не сказать всю, всю истину, какою она ее видела. Губа Наташи вдруг дрогнула, уродливые морщины образовались вокруг ее рта, и она, зарыдав, закрыла лицо руками.
Княжна Марья поняла все.
Но она все таки надеялась и спросила словами, в которые она не верила:
– Но как его рана? Вообще в каком он положении?
– Вы, вы… увидите, – только могла сказать Наташа.
Они посидели несколько времени внизу подле его комнаты, с тем чтобы перестать плакать и войти к нему с спокойными лицами.
– Как шла вся болезнь? Давно ли ему стало хуже? Когда это случилось? – спрашивала княжна Марья.
Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от страданий, но в Троице это прошло, и доктор боялся одного – антонова огня. Но и эта опасность миновалась. Когда приехали в Ярославль, рана стала гноиться (Наташа знала все, что касалось нагноения и т. п.), и доктор говорил, что нагноение может пойти правильно. Сделалась лихорадка. Доктор говорил, что лихорадка эта не так опасна.
– Но два дня тому назад, – начала Наташа, – вдруг это сделалось… – Она удержала рыданья. – Я не знаю отчего, но вы увидите, какой он стал.
– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…


Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.
Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.
– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.
– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.
– Что обо мне говорить! – сказала она спокойно и взглянула на Наташу. Наташа, чувствуя на себе ее взгляд, не смотрела на нее. Опять все молчали.
– Andre, ты хоч… – вдруг сказала княжна Марья содрогнувшимся голосом, – ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе.
Князь Андрей чуть заметно улыбнулся в первый раз, но княжна Марья, так знавшая его лицо, с ужасом поняла, что это была улыбка не радости, не нежности к сыну, но тихой, кроткой насмешки над тем, что княжна Марья употребляла, по ее мнению, последнее средство для приведения его в чувства.
– Да, я очень рад Николушке. Он здоров?

Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.

Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.

Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.


Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.

Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.