Архиепархия Вармии
Поделись знанием:
Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.
Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.
Когда после холостого ужина он, с доброй и сладкой улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался, чтобы ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики. На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n'a pas de seхе», [Он очень мил, но не имеет пола,] говорили про него.
Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.
Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.
На Пьера не находили, как прежде, минуты отчаяния, хандры и отвращения к жизни; но та же болезнь, выражавшаяся прежде резкими припадками, была вогнана внутрь и ни на мгновенье не покидала его. «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?» спрашивал он себя с недоумением по нескольку раз в день, невольно начиная вдумываться в смысл явлений жизни; но опытом зная, что на вопросы эти не было ответов, он поспешно старался отвернуться от них, брался за книгу, или спешил в клуб, или к Аполлону Николаевичу болтать о городских сплетнях.
«Елена Васильевна, никогда ничего не любившая кроме своего тела и одна из самых глупых женщин в мире, – думал Пьер – представляется людям верхом ума и утонченности, и перед ней преклоняются. Наполеон Бонапарт был презираем всеми до тех пор, пока он был велик, и с тех пор как он стал жалким комедиантом – император Франц добивается предложить ему свою дочь в незаконные супруги. Испанцы воссылают мольбы Богу через католическое духовенство в благодарность за то, что они победили 14 го июня французов, а французы воссылают мольбы через то же католическое духовенство о том, что они 14 го июня победили испанцев. Братья мои масоны клянутся кровью в том, что они всем готовы жертвовать для ближнего, а не платят по одному рублю на сборы бедных и интригуют Астрея против Ищущих манны, и хлопочут о настоящем Шотландском ковре и об акте, смысла которого не знает и тот, кто писал его, и которого никому не нужно. Все мы исповедуем христианский закон прощения обид и любви к ближнему – закон, вследствие которого мы воздвигли в Москве сорок сороков церквей, а вчера засекли кнутом бежавшего человека, и служитель того же самого закона любви и прощения, священник, давал целовать солдату крест перед казнью». Так думал Пьер, и эта вся, общая, всеми признаваемая ложь, как он ни привык к ней, как будто что то новое, всякий раз изумляла его. – «Я понимаю эту ложь и путаницу, думал он, – но как мне рассказать им всё, что я понимаю? Я пробовал и всегда находил, что и они в глубине души понимают то же, что и я, но стараются только не видеть ее . Стало быть так надо! Но мне то, мне куда деваться?» думал Пьер. Он испытывал несчастную способность многих, особенно русских людей, – способность видеть и верить в возможность добра и правды, и слишком ясно видеть зло и ложь жизни, для того чтобы быть в силах принимать в ней серьезное участие. Всякая область труда в глазах его соединялась со злом и обманом. Чем он ни пробовал быть, за что он ни брался – зло и ложь отталкивали его и загораживали ему все пути деятельности. А между тем надо было жить, надо было быть заняту. Слишком страшно было быть под гнетом этих неразрешимых вопросов жизни, и он отдавался первым увлечениям, чтобы только забыть их. Он ездил во всевозможные общества, много пил, покупал картины и строил, а главное читал.
| Епархия Вармии | |
| Archidioecesis Varmiensis | |
 Собор Успения Пресвятой Девы Марии и святого апостола Андрея, Фромборк, Польша | |
| Главный город | |
|---|---|
| Страна | |
| Дата основания | |
| Кафедральный собор |
Собор Успения Пресвятой Девы Марии и святого апостола Андрея |
| Приходов |
254 |
| Площадь епархии |
12.000 км² |
| Население епархии |
710.000 чел. |
| Число католиков |
693.000 чел. |
| Доля католиков |
97.6 % |
.
Архиепархия Вармии (лат. Archidioecesis Varmiensis) — архиепархия Римско-Католической церкви с центром в городе Фромборк, Польша. В митрополию Вармии входят епархии Эльблонга, Элка. Кафедральным собором архиепархии Вармии является Собор Успения Пресвятой Девы Марии и святого апостола Андрея. В городе Ольштыне находится сокафедральный собор святого Иакова.
Содержание
История
24 июля 1243 года папским легатом Гульельмо да Модена была установлена епархия Вармии. Первоначально кафедра епархии Вармии находилась в Браневе. С 1254 года епархия Вармии входила в митрополию Риги. С 1341 года кафедра епархии Вармии была перенесена в город Орнету, где находилась до 1350 года, когда вновь была переведена в Лидзбарк-Варминьски.
Во время протестантской Реформации Вармия находилась на территории Королевства Польши, позднее Вармия вошла в Пруссию, став католическим анклавом среди лютеранского немецкого населения.
В 1795 году кафедра епархии Вармии переместилась во Фромброк.
16 июля 1821 года Римский папа Пий VII издал буллу De salute animarum, которой подчинил епархию Вармии непосредственно Святому Престолу.
4 апреля 1926 года епархия Вармии передала часть своей территории апостольской прелатуре Клайпеды (сегодня — Епархия Тельшяя).
13 августа 1930 года Римский папа Пий XI издал буллу Pastoralis officii nostri, которой присоединил епархию Вармии к митрополии Вроцлава.
После 1945 года немецкое население епархии Вармии было переселено в город Верль, где было основан деканат епархии Вармии, просуществовавший до 1972 года. 28 июня 1972 года Римский папа Павел VI издал буллу Episcoporum Poloniae coetus, которой учредил апостольский викариат для немцев-эмигрантов с территории епархии Вармии.
25 марта 1992 года Римский папа Иоанн Павел II издал буллу Totus tuus Poloniae populus, которой возвёл епархию Вармии в ранг архиепархии, присоединив к ней новые епархии Эльблонга и Элка.
Ординарии епархии
- епископ Анцельм из Мейсена (1250—1278)
- епископ Хенрик Флеминг (1278 — 15.07.1300)
- епископ Эберхард из Нисы (1301 — 25.05.1326)
- епископ Йордан (1327 — 26.11.1328)
- епископ Хенрик Вогенап (1329 — 9.04.1334)
- Sede vacante (1334—1337)
- епископ Герман из Праги (3.12.1337 — 31.12.1349)
- епископ Ян из Мисни (1350 — 30.07.1355)
- епископ Ян Стрыпрок (17.11.1355 — 1.09.1373)
- епископ Хенрик Сорбом (5.09.1373 — 12.01.1401)
- епископ Хенрик Фогельзанг (29.03.1401 — 4.06.1415)
- епископ Ян Абецьер (8.06.1415 — 11.02.1424)
- епископ Франтишек Кушмальц (8.04.1424 — 10.06.1457)
- епископ Энеа Сильвио Пикколомини (12.08.1457 — 19.08.1458) — апостольский администратор; избран Римским папой Пием II
- епископ Павел Легендорф (1460 — 23.07.1467) — апостольский администратор
- епископ Миколай Тунген (4.11.1468 — 14.02.1489)
- епископ Лукаш Ватценроде (18.05.1489 — 29.03.1512)
- епископ Фабиан Лузяньский (сентябрь 1512 — 30.01.1523)
- епископ Маурыций Фербер (17.07.1523 — 1.07.1537)
- епископ Ян Дантышек (1537 — 28.11.1548)
- епископ Тидеман Гизе (25.05.1549 — 23.10.1550)
- епископ Станислав Гозий (1551 — 5.08.1579)
- епископ Марцин Кромер (1579 — 23.03.1589)
- епископ Анджей Батори (23.03.1589 — 3.11.1599) — кардинал с 1584 года
- епископ Пётр Тылицкий (1600—1604) — назначен епископом Влоцлавека
- епископ Шимон Рудницкий (1604 — 4.07.1621)
- епископ Ян Ольбрахт Ваза (21.10.1621 — 20.11.1632) — назначен епископом Кракова
- епископ Миколай Шишковский (1633 — 7.02.1643)
- епископ Ян Кароль Конопацкий (1643 — 23.12.1643)
- епископ Вацлав Лещиньский (6.04.1644 — 27.01.1659) — назначен архиепископом Гнезно
- епископ Ян Стефан Выджга (10.11.1659 — 17.07.1679) — назначен архиепископом Гнезно
- епископ Августын Михал Стефан Радзеёвский (23.09.1680 — 17.05.1688) — назначен архиепископом Гнезно; кардинал с 11.10.1705 года
- епископ Ян Станислав Збонский (3.09.1688 — 21.05.1697)
- епископ Анджей Хризостом Залуский (6.06.1698 — 1.05.1711)
- епископ Теодор Анджей Потоцкий (16.11.1711 — 9.01.1723) — назначен архиепископом Гнезно
- епископ Кшиштоф Анджей Ян Шембек (14.02.1724 — 16.03.1740)
- епископ Адам Станислав Грабовский (14.04.1741 — 15.12.1766)
- епископ Игнаций Блажей Франтишек Красицкий (15.12.1766 — 13.04.1795) — назначен архиепископом Гнезно
- епископ Иоганн Карл фон Гогенцоллерн-Эхинген (16.07.1795 — 11.08.1803)
- Sede vacante (1803—1817)
- епископ Йозеф, князь фон Гогенцоллерн-Эхинген (1817 — 26.09.1836)
- епископ Андреас Станислаус фон Хаттен (26.04.1837 — 3.01.1841)
- епископ Йозеф Амброзиус Гериц (21.01.1841 — 16.08.1867)
- епископ Филипп Кременц (22.10.1867 — 30.06.1885) — назначен архиепископом Кёльна
- епископ Андреас Тиль (15.12.1884 — 17.07.1908)
- епископ Аугустинус Блудау (26.11.1908 — 9.02.1930)
- епископ Максимилиан Йозеф Йоханнес Каллер (23.07.1930 — 7.07.1947)
- епископ Ян Гановский (28.07.1945 — 15.08.1945) — апостольский администратор
- епископ Теодор Бенш (15.08.1945 — 26.01.1951) — апостольский администратор
- епископ Войцех Цинк (1.08.1951 — 2.10.1953) — апостольский администратор
- епископ Стефан Бискупский (3.10.1953 — 28.11.1956) — апостольский администратор
- епископ Томаш Вильчиньский (1.12.1956 — 5.08.1965) — апостольский администратор
- епископ Юзеф Джазга (1965 — 28.06.1972) — апостольский администратор
- епископ Юзеф Джазга (28.06.1972 — 12.09.1978)
- епископ Юзеф Глемп (4.03.1979 — 7.07.1981) — назначен архиепископом Гнезно
- епископ Ян Облонк (13.04.1982 — 1988)
- архиепископ Эдмунд Михал Пищ (22.10.1988 — 30.05.2006)
- архиепископ Войцех Земба (30.05.2006 — по настоящее время)
Источник
- Annuario Pontificio, Libreria Editrice Vaticana, Città del Vaticano, 2003, ISBN 88-209-7422-3
- [www.archive.org/stream/iurispontificii00martgoog#page/n610/mode/1up Булла De salute animarum, Raffaele de Martinis, Iuris pontificii de propaganda fide. Pars prima, IV, Romae 1891, стр. 594] (лат.)
- [www.vatican.va/archive/aas/documents/AAS%2023%20%5B1931%5D%20-%20ocr.pdf Булла Pastoralis officii nostri, AAS 23 (1931), стр. 34] (лат.)
- [www.vatican.va/archive/aas/documents/AAS%2084%20%5B1992%5D%20-%20ocr.pdf Булла Totus Tuus Poloniae populus, AAS 84 (1992), стp. 1099] (лат.)
Напишите отзыв о статье "Архиепархия Вармии"
Ссылки
- [archidiecezjawarminska.pl/ Официальный сайт] (польск.)
- [www.catholic-hierarchy.org/diocese/dwarm.html Информация] (англ.)
Отрывок, характеризующий Архиепархия Вармии
В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.
Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.
Когда после холостого ужина он, с доброй и сладкой улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался, чтобы ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики. На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n'a pas de seхе», [Он очень мил, но не имеет пола,] говорили про него.
Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.
Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.
На Пьера не находили, как прежде, минуты отчаяния, хандры и отвращения к жизни; но та же болезнь, выражавшаяся прежде резкими припадками, была вогнана внутрь и ни на мгновенье не покидала его. «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?» спрашивал он себя с недоумением по нескольку раз в день, невольно начиная вдумываться в смысл явлений жизни; но опытом зная, что на вопросы эти не было ответов, он поспешно старался отвернуться от них, брался за книгу, или спешил в клуб, или к Аполлону Николаевичу болтать о городских сплетнях.
«Елена Васильевна, никогда ничего не любившая кроме своего тела и одна из самых глупых женщин в мире, – думал Пьер – представляется людям верхом ума и утонченности, и перед ней преклоняются. Наполеон Бонапарт был презираем всеми до тех пор, пока он был велик, и с тех пор как он стал жалким комедиантом – император Франц добивается предложить ему свою дочь в незаконные супруги. Испанцы воссылают мольбы Богу через католическое духовенство в благодарность за то, что они победили 14 го июня французов, а французы воссылают мольбы через то же католическое духовенство о том, что они 14 го июня победили испанцев. Братья мои масоны клянутся кровью в том, что они всем готовы жертвовать для ближнего, а не платят по одному рублю на сборы бедных и интригуют Астрея против Ищущих манны, и хлопочут о настоящем Шотландском ковре и об акте, смысла которого не знает и тот, кто писал его, и которого никому не нужно. Все мы исповедуем христианский закон прощения обид и любви к ближнему – закон, вследствие которого мы воздвигли в Москве сорок сороков церквей, а вчера засекли кнутом бежавшего человека, и служитель того же самого закона любви и прощения, священник, давал целовать солдату крест перед казнью». Так думал Пьер, и эта вся, общая, всеми признаваемая ложь, как он ни привык к ней, как будто что то новое, всякий раз изумляла его. – «Я понимаю эту ложь и путаницу, думал он, – но как мне рассказать им всё, что я понимаю? Я пробовал и всегда находил, что и они в глубине души понимают то же, что и я, но стараются только не видеть ее . Стало быть так надо! Но мне то, мне куда деваться?» думал Пьер. Он испытывал несчастную способность многих, особенно русских людей, – способность видеть и верить в возможность добра и правды, и слишком ясно видеть зло и ложь жизни, для того чтобы быть в силах принимать в ней серьезное участие. Всякая область труда в глазах его соединялась со злом и обманом. Чем он ни пробовал быть, за что он ни брался – зло и ложь отталкивали его и загораживали ему все пути деятельности. А между тем надо было жить, надо было быть заняту. Слишком страшно было быть под гнетом этих неразрешимых вопросов жизни, и он отдавался первым увлечениям, чтобы только забыть их. Он ездил во всевозможные общества, много пил, покупал картины и строил, а главное читал.
