Африканские войны Августа
| Африканские войны Августа | |||
| Дата |
35 до н. э. — 6 н. э. | ||
|---|---|---|---|
| Место | |||
| Итог |
Победы римлян | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Африканские войны 35 до н. э. — 6 н. э. — военные походы, организованные императором Августом против североафриканских племен гетулов, мусуламиев и гарамантов.
Содержание
Первые конфликты
Африканская политика Августа решала несколько задач: колонизация и хозяйственное освоение Северной Африки, организация обороны от набегов берберских племен, стремление взять под контроль караванные пути.
Войны с местными племенами начались в первые же годы после того, как Октавиан устранил из политики Эмилия Лепида и присоединил африканские провинции к своим владениям. Экспедиция Лепида на Сицилию, потребовавшая значительных сил, вероятно, ослабила римскую оборону, чем сразу же воспользовались кочевники-берберы, за победу над которыми Тит Статилий Тавр, принявший управление Африкой, в 34 до н. э. справил триумф[1].
Луций Автроний Пет, проконсул Африки в 29—28 до н. э., отпраздновал триумф в августе 28 до н. э., но за какие победы, неизвестно[2].
Войны с гетулами и мусуламиями
Мавретания после смерти в 33 до н. э. царя Бокха II фактически находилась под римским управлением. Октавиан вывел туда девять римских колоний — шесть на побережье и три — вглубь страны. В 25 до н. э., после аннексии остатков Нумидийского царства, его правитель Юба II был назначен царем Мавретании. Воспитанный сестрой Августа Октавией и женатый на Клеопатре Селене, он превосходно подходил на роль марионеточного правителя клиентского царства[3].
В состав его владений входила область на юге, населенная кочевыми племенами гетулов. Юба оказался не в состоянии держать в повиновении эти племена, которые, очевидно, вступили в конфликт с римскими колонистами и администрацией. По словам Диона Кассия, гетулы, «недовольные Юбой, не желавшие повиноваться римлянам, восстали против царя, опустошили соседние страны и перебили множество римлян, выступивших против них»[4].
Из-за недостатка сведений сложно определить размеры и характер антиримских выступлений, но предполагается, что набеги берберских племен продолжались около тридцати лет — с 20-х годов I века до н. э. до 5/6 годов н. э., причем римляне вели войну не только с гетулами юга Мавретании и окрестностей Сирта (южный Тунис), но и с многочисленными племенами мусуламиев, обитавших на территории современных Алжира и Туниса к югу от Меджерды[5].
Римляне усилили оборону региона, разместив там III Августов легион, ставший основой военной группировки в Африке и Нумидии. Постоянный лагерь легиона находился в Тевесте (Тебесса), зимний лагерь в Аммедаре (Хаидра)[6].
Наивысшей интенсивности атаки гетулов и мусуламиев достигли на рубеже нашей эры, когда римлянам пришлось вести с ними полномасштабную войну. Проконсул Африки Луций Пассиен Руф удостоился триумфальных отличий за победы над ними в 3—4 годах, однако решительного успеха не добился. Большего результата достиг его преемник Гней Корнелий Лентул Косс, который
подавил активность мусоланов и гетулов, которые кочевали на все более широких просторах, и, стеснив их более узкими пределами, с помощью страха принудил их держаться подальше от римских границ.— Орозий. VI. 21, 18.
За эту победу Лентул Косс получил триумфальные отличия и почетное прозвание «Гетульский» (Gaetulicus)[4][7]. Флор иронизирует над этим, говоря, что прозвище было более громким, чем одержанная победа, поскольку «на юге скорее происходили восстания, чем велась война»[7], однако Дион Кассий пишет, что могущество гетулов все возрастало, пока их не подчинил Косс[4].
Юба II оказывал римлянам помощь в войне, и также был награждён: сенат подарил ему среди прочего трон и скипетр из слоновой кости, а также золотой венец. Изображение этой атрибутики выбито на монетах, отчеканенных Юбой в XXXI и XXXII годах его царствования (6/7 и 7/8 годы). На других монетах этого же времени он приказал поместить Викторию, держащую пальмовую ветвь и венец[8]. Волнения в Северной Африке прекратились на несколько лет, до начала восстания Такфарината.
Война с гарамантами
В октябре 21 до н. э. справил триумф Луций Семпроний Атратин, бывший проконсулом Африки в 22—21 до н. э. За что именно, неизвестно; предполагается, что либо за победу над гетулами, либо за действия против гарамантов[9]. Около этого времени Август поручил наместнику Крита и Киренаики Публию Сульпицию Квиринию войну с мармаридами и гарамантами[10]. По словам Флора, за победу в этой войне Квириний мог бы, подобно Коссу, получить титул «Мармарийский», но его успехи были оценены скромнее[11]. Причины войны с гарамантами, чье влияние доходило до Мармарики, неясны, но предполагается, что они могли поддерживать антиримские выступления гетулов и мусуламиев[9]. Поскольку Квириний триумфа не удостоился, очевидно, что больших успехов он не достиг, в отличие от нового проконсула Африки Корнелия Бальба.
Поход Корнелия Бальба
О целях экспедиции, предпринятой в 20 до н. э. Корнелием Бальбом против гарамантов, высказывались разные мнения[12], так как основные центры этого народа находились далеко на юге, в Фазании и нагорье Тибести, и рассчитывать на их завоевание было сложно. Учитывая, что гараманты контролировали транссахарские торговые пути, и судя по результатам похода, можно предполагать, что помимо традиционных целей римских проконсулов — грабежа, стремления «далеко распространить страх перед римским именем»[13] и сбора сведений для будущей экспансии — предполагалось овладеть ключевыми пунктами на караванных трассах.
Корнелий Бальб выступил из Сабраты на юг, следуя караванным путём, связывавшим этот город с Ахаггаром. Римляне овладели оазисом племени тидаменсов, где было создано укрепление Цидам (Cydamus, или Cidamus; ныне Гадамес), ставшее самой южной точкой римских владений и контролировавшее перекресток торговых путей. Достигнув владений гарамантов, римляне взяли их столицу Гараму (Джерма) и ещё несколько городов или поселений, список которых приводит Плиний Старший[14].
Как полагают, обратно римская армия возвращалась другим путём — по-видимому, через вади Зизамет (Cizania) и горы Мисуллата (mons Gyri), после чего прибыла в Лептис-Магну[12]. Поход на гарамантов считался крупным достижением, так как помимо дальности и сложности пути, кочевники засыпали колодцы на пути следования армии. 27 марта 19 до н. э. Корнелий Бальб справил триумф, причем Плиний специально подчеркивает, что это был единственный случай, когда такой чести удостоился иностранец, получивший римское гражданство[14].
Напишите отзыв о статье "Африканские войны Августа"
Примечания
- ↑ [ancientrome.ru/gosudar/triumph.htm Триумфальные фасты]
- ↑ Pallu de Lessert, p. 67—68
- ↑ Жюльен, с. 166—167
- ↑ 1 2 3 Дион Кассий. LV. 28
- ↑ Жюльен, с. 170
- ↑ Cagnat, p. 429
- ↑ 1 2 Флор II. 31, 40
- ↑ Gsell, p. 228
- ↑ 1 2 Cagnat, p. 6
- ↑ Дата неизвестна, предполагается, что Квириний был наместником примерно между 20 и 15 до н. э. (Syme R. The Roman Revolution. Oxford, 2002, p. 399; Pauly-Wissowa. Bd IV. A 1, 1931, s. 825)
- ↑ Флор II. 31, 41
- ↑ 1 2 [rec.gerodot.ru/livia/02_garama_6.htm Айюб М. С. Гарама: возникновение и расцвет]
- ↑ Cagnat, p. 7
- ↑ 1 2 Плиний Старший. V. 5
Литература
- Cagnat R. L’armée romaine d’Afrique et l’occupation militaire de l’Afrique sous les empereurs. — P.: Imprimerie nationale, 1913
- Gsell S. Histoire ancienne de l’Afrique du Nord. T. VIII. P.: Hachette, 1928
- Pallu de Lessert A. C. Fastes des provinces africaines (Proconsulaire, Numidie, Maurétanies) sous la domination romaine. T. I. — P.: Ernest Leroux, 1896
- Жюльен Ш. А. История Северной Африки (Тунис, Алжир, Марокко) с древнейших времен до арабского завоевания (647). — М.: Издательство иностранной литературы, 1961
Отрывок, характеризующий Африканские войны Августа
– Ай, нашему барину чуть шляпку не сбила, – показывая зубы, смеялся на Пьера краснорожий шутник. – Эх, нескладная, – укоризненно прибавил он на ядро, попавшее в колесо и ногу человека.– Ну вы, лисицы! – смеялся другой на изгибающихся ополченцев, входивших на батарею за раненым.
– Аль не вкусна каша? Ах, вороны, заколянились! – кричали на ополченцев, замявшихся перед солдатом с оторванной ногой.
– Тое кое, малый, – передразнивали мужиков. – Страсть не любят.
Пьер замечал, как после каждого попавшего ядра, после каждой потери все более и более разгоралось общее оживление.
Как из придвигающейся грозовой тучи, чаще и чаще, светлее и светлее вспыхивали на лицах всех этих людей (как бы в отпор совершающегося) молнии скрытого, разгорающегося огня.
Пьер не смотрел вперед на поле сражения и не интересовался знать о том, что там делалось: он весь был поглощен в созерцание этого, все более и более разгорающегося огня, который точно так же (он чувствовал) разгорался и в его душе.
В десять часов пехотные солдаты, бывшие впереди батареи в кустах и по речке Каменке, отступили. С батареи видно было, как они пробегали назад мимо нее, неся на ружьях раненых. Какой то генерал со свитой вошел на курган и, поговорив с полковником, сердито посмотрев на Пьера, сошел опять вниз, приказав прикрытию пехоты, стоявшему позади батареи, лечь, чтобы менее подвергаться выстрелам. Вслед за этим в рядах пехоты, правее батареи, послышался барабан, командные крики, и с батареи видно было, как ряды пехоты двинулись вперед.
Пьер смотрел через вал. Одно лицо особенно бросилось ему в глаза. Это был офицер, который с бледным молодым лицом шел задом, неся опущенную шпагу, и беспокойно оглядывался.
Ряды пехотных солдат скрылись в дыму, послышался их протяжный крик и частая стрельба ружей. Через несколько минут толпы раненых и носилок прошли оттуда. На батарею еще чаще стали попадать снаряды. Несколько человек лежали неубранные. Около пушек хлопотливее и оживленнее двигались солдаты. Никто уже не обращал внимания на Пьера. Раза два на него сердито крикнули за то, что он был на дороге. Старший офицер, с нахмуренным лицом, большими, быстрыми шагами переходил от одного орудия к другому. Молоденький офицерик, еще больше разрумянившись, еще старательнее командовал солдатами. Солдаты подавали заряды, поворачивались, заряжали и делали свое дело с напряженным щегольством. Они на ходу подпрыгивали, как на пружинах.
Грозовая туча надвинулась, и ярко во всех лицах горел тот огонь, за разгоранием которого следил Пьер. Он стоял подле старшего офицера. Молоденький офицерик подбежал, с рукой к киверу, к старшему.
– Имею честь доложить, господин полковник, зарядов имеется только восемь, прикажете ли продолжать огонь? – спросил он.
– Картечь! – не отвечая, крикнул старший офицер, смотревший через вал.
Вдруг что то случилось; офицерик ахнул и, свернувшись, сел на землю, как на лету подстреленная птица. Все сделалось странно, неясно и пасмурно в глазах Пьера.
Одно за другим свистели ядра и бились в бруствер, в солдат, в пушки. Пьер, прежде не слыхавший этих звуков, теперь только слышал одни эти звуки. Сбоку батареи, справа, с криком «ура» бежали солдаты не вперед, а назад, как показалось Пьеру.
Ядро ударило в самый край вала, перед которым стоял Пьер, ссыпало землю, и в глазах его мелькнул черный мячик, и в то же мгновенье шлепнуло во что то. Ополченцы, вошедшие было на батарею, побежали назад.
– Все картечью! – кричал офицер.
Унтер офицер подбежал к старшему офицеру и испуганным шепотом (как за обедом докладывает дворецкий хозяину, что нет больше требуемого вина) сказал, что зарядов больше не было.
– Разбойники, что делают! – закричал офицер, оборачиваясь к Пьеру. Лицо старшего офицера было красно и потно, нахмуренные глаза блестели. – Беги к резервам, приводи ящики! – крикнул он, сердито обходя взглядом Пьера и обращаясь к своему солдату.
– Я пойду, – сказал Пьер. Офицер, не отвечая ему, большими шагами пошел в другую сторону.
– Не стрелять… Выжидай! – кричал он.
Солдат, которому приказано было идти за зарядами, столкнулся с Пьером.
– Эх, барин, не место тебе тут, – сказал он и побежал вниз. Пьер побежал за солдатом, обходя то место, на котором сидел молоденький офицерик.
Одно, другое, третье ядро пролетало над ним, ударялось впереди, с боков, сзади. Пьер сбежал вниз. «Куда я?» – вдруг вспомнил он, уже подбегая к зеленым ящикам. Он остановился в нерешительности, идти ему назад или вперед. Вдруг страшный толчок откинул его назад, на землю. В то же мгновенье блеск большого огня осветил его, и в то же мгновенье раздался оглушающий, зазвеневший в ушах гром, треск и свист.
Пьер, очнувшись, сидел на заду, опираясь руками о землю; ящика, около которого он был, не было; только валялись зеленые обожженные доски и тряпки на выжженной траве, и лошадь, трепля обломками оглобель, проскакала от него, а другая, так же как и сам Пьер, лежала на земле и пронзительно, протяжно визжала.
Пьер, не помня себя от страха, вскочил и побежал назад на батарею, как на единственное убежище от всех ужасов, окружавших его.
В то время как Пьер входил в окоп, он заметил, что на батарее выстрелов не слышно было, но какие то люди что то делали там. Пьер не успел понять того, какие это были люди. Он увидел старшего полковника, задом к нему лежащего на валу, как будто рассматривающего что то внизу, и видел одного, замеченного им, солдата, который, прорываясь вперед от людей, державших его за руку, кричал: «Братцы!» – и видел еще что то странное.
Но он не успел еще сообразить того, что полковник был убит, что кричавший «братцы!» был пленный, что в глазах его был заколон штыком в спину другой солдат. Едва он вбежал в окоп, как худощавый, желтый, с потным лицом человек в синем мундире, со шпагой в руке, набежал на него, крича что то. Пьер, инстинктивно обороняясь от толчка, так как они, не видав, разбежались друг против друга, выставил руки и схватил этого человека (это был французский офицер) одной рукой за плечо, другой за гордо. Офицер, выпустив шпагу, схватил Пьера за шиворот.
Несколько секунд они оба испуганными глазами смотрели на чуждые друг другу лица, и оба были в недоумении о том, что они сделали и что им делать. «Я ли взят в плен или он взят в плен мною? – думал каждый из них. Но, очевидно, французский офицер более склонялся к мысли, что в плен взят он, потому что сильная рука Пьера, движимая невольным страхом, все крепче и крепче сжимала его горло. Француз что то хотел сказать, как вдруг над самой головой их низко и страшно просвистело ядро, и Пьеру показалось, что голова французского офицера оторвана: так быстро он согнул ее.
Пьер тоже нагнул голову и отпустил руки. Не думая более о том, кто кого взял в плен, француз побежал назад на батарею, а Пьер под гору, спотыкаясь на убитых и раненых, которые, казалось ему, ловят его за ноги. Но не успел он сойти вниз, как навстречу ему показались плотные толпы бегущих русских солдат, которые, падая, спотыкаясь и крича, весело и бурно бежали на батарею. (Это была та атака, которую себе приписывал Ермолов, говоря, что только его храбрости и счастью возможно было сделать этот подвиг, и та атака, в которой он будто бы кидал на курган Георгиевские кресты, бывшие у него в кармане.)
Французы, занявшие батарею, побежали. Наши войска с криками «ура» так далеко за батарею прогнали французов, что трудно было остановить их.
С батареи свезли пленных, в том числе раненого французского генерала, которого окружили офицеры. Толпы раненых, знакомых и незнакомых Пьеру, русских и французов, с изуродованными страданием лицами, шли, ползли и на носилках неслись с батареи. Пьер вошел на курган, где он провел более часа времени, и из того семейного кружка, который принял его к себе, он не нашел никого. Много было тут мертвых, незнакомых ему. Но некоторых он узнал. Молоденький офицерик сидел, все так же свернувшись, у края вала, в луже крови. Краснорожий солдат еще дергался, но его не убирали.
