Рихтер, Андрей Александрович

Андрей Александрович Рихтер
Дата рождения:	3 (15) августа 1871(1871-08-15)
Место рождения:	село Куровское, Перемышльский уезд, Калужская губерния, Российская империя
Дата смерти:	2 апреля 1947(1947-04-02) (75 лет)
Место смерти:	Москва, РСФСР, СССР
Страна:	Российская империя Российская империя СССР СССР
Научная сфера:	физиология растений
Место работы:	Петербургский университет, Московский университет, Пермский государственный университет, Саратовский государственный университет имени Н. Г. Чернышевского, Институт физиологии растений им. К. А. Тимирязева РАН
Альма-матер:	Петербургский университет
Награды и премии:

Андре́й Алекса́ндрович Ри́хтер (1871—1947) — российский и советский учёный-физиолог, создатель кафедры анатомии и физиологии растений (1917), декан агрономического и физико-математического факультетов, ректор Пермского университета (1921–1923), член-корреспондент (1929), академик (1932) Академии наук СССР, академик ВАСХНИЛ (1935). Надворный советник (1912).

Биография

Родился 3 августа 1871 года (по старому стилю) в имении отца, в селе Куровском Перемышльского уезда Калужской губернии. Родители — надворный советник Александер Фридрих (Александр Александрович) фон Рихтер, впоследствии тайный советник, директор департамента окладных сборов, член совета министра финансов, и Мария-Берта фон Рихтер, урождённая Марпург.

В 1889 году окончил с золотой медалью 1-ю классическую гимназию в Санкт-Петербурге и поступил на физико-математический факультет Санкт-Петербургского университета по отделению естественных наук. В 1893 году окончил университет. После окончания университета по предложению попечителя Санкт-Петербургского учебного округа Андрей Александрович был оставлен при университете «для приготовления к профессорскому званию по кафедре ботаники на два года».

С 1895 года — хранитель ботанического кабинета Петербургского университета, эта должность была утверждена за ним Высочайшим приказом от 4 мая того же года. С этого же времени Высочайшим приказом по гражданскому ведомству от 16 февраля 1896 года Андрей Александрович утверждён в чине коллежского секретаря, ассистент на Высших женских курсах.

Высочайшим приказом по Министерству народного просвещения от 18 октября 1898 года произведён в чин титулярного советника, а аналогичным приказом от 21 сентября 1901 года он произведён в чин коллежского асессора.

С 1903 года допущен к чтению в Санкт-Петербургском университете лекций специального курса физиологии низших растений с зачислением в состав приват-доцентов университета с 1 марта 1903 года после сдачи магистерских экзаменов и прочтения пробной лекции. Приват-доцент Петербургского университета по кафедре физиологии растений (1903—1917).

В 1905 году за выслугу лет произведён в надворные советники.

С 1917 года — профессор Пермского университета, где организовал кафедру анатомии и физиологии растений.

31 мая 1918 года избран деканом физико-математического факультета Пермского университета, переняв эту должность у Н. В. Култашева, избранного тогда ректором. Этот пост с 1 октября 1919 года затем занял А. С. Безикович в связи с эвакуацией А. А. Рихтера в Томск.

18 апреля 1920 года избран и. о. декана агрономического (сельскохозяйственного) факультета Пермского университета; А. А. Рихтер является одним из его организаторов (ещё в мае 1918 года он был делегирован в Москву в качестве председателя исполнительной комиссии по открытию сельскохозяйственного факультета в Пермском университете). Позднее факультет преобразован в самостоятельный сельскохозяйственный институт. В 1921 году на этом посту его сменил А. Г. Генкель.

С 30 июня 1921 года — сначала и. о., а затем, с 9 августа 1921 года — вновь декан физико-математического факультета (эту должность принял от Д. М. Федотова, на тот момент — и. о. ректора).

13 сентября 1921 года избран ректором Пермского университета; в этой должности пробыл до 20 февраля 1923 года.

Провёл исследования по физиологии и биохимии ряда микроорганизмов и осмотическим свойствам и проницаемости корневых волосков растений.

А. А. Рихтер сыграл важную роль в становлении высшего биологического образования, а также в организации биологических и медико-биологических исследований в Пермском университете.

В 1924 году создал и возглавил кафедру анатомии и физиологии растений Саратовского государственного университета.

В 1929 году избран членом-корреспондентом Академии наук СССР.

В 1931 году приглашён заведовать кафедрой анатомии и физиологии растений в Московском университете, одновременно заведующий лабораторией биохимии и физиологии растений Академии наук в Ленинграде.

В 1932 году был избран действительным членом Академии наук и директором лаборатории биохимии и физиологии растений Академии наук.

С 1933 года — редактор журнала «Доклады Академии наук СССР» (серия биологическая, ботанический раздел).

В 1934 году организовал Институт физиологии растений имени К. А. Тимирязева РАН, который возглавлял до 1938 года.

В 1935 году избран действительным членом Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук имени Ленина.

Весной 1938 года газета «Правда» начала кампанию против Академии наук СССР, стремясь полностью подчинить её государственному и партийному контролю под лозунгом служения интересам «социалистического строительства». Рихтер, выступая против лженауки Лысенко, оказался одной из мишеней этой кампании. 26 июля 1938 года в «Правде» было опубликовано письмо в редакцию группы сотрудников Института физиологии растений под названием «Лженаучные методы академика Рихтера». Это письмо послужило отправным пунктом для начала расправы. Письмо подписали восемь человек. Все они были приняты в институт Рихтером, многие зачислены в докторантуру, а перед этим защитили кандидатские диссертации. После появления письма в «Правде» Президиум Академии наук образовал комиссию по обследованию Института физиологии растений, которую возглавил академик Прянишников. Комиссия постановила, что «необходимым условием оздоровления Института физиологии растений и обеспечения дальнейшей нормальной работы и роста является смена директора Института». 11 августа 1938 года Президиум АН СССР заслушал отчёт академика Рихтера о работе Института и доклад председателя комиссии Прянишникова. Последний сделал заявление, дезавуирующее выводы комиссии (особое мнение, приложенное к протоколу): «Я подписал этот документ по обязанности председателя комиссии, но как человек я не присоединяюсь к изложенному в заключении. С моей точки зрения, единственным недостатком в работе акад. А. А. Рихтера на посту директора института следует считать невнимательный подбор сотрудников, которые, использовав не по назначению доверие А. А. Рихтера, создали в институте сложную обстановку». Президиум принял постановление, в котором утвердил заключение и выводы комиссии, а также принял решение «за лженаучные направления, за создание в Институте обстановки зажима критики и самокритики, а также в целях оздоровления и обеспечения нормальной работы института — снять акад. Рихтера с поста директора Института физиологии растений им. К. А. Тимирязева».

В 1939—1947 годах — директор лаборатории фотосинтеза Академии наук СССР. В 1939 году по решению Президиума АН для академика Рихтера была организована лаборатория фотосинтеза непосредственно при Отделении биологических наук Академии наук СССР; сюда он перенёс ранее начатые по этой проблеме исследования. Здесь он работал до конца своей жизни. Позднее эта лаборатория влилась в Институт физиологии растений, где объединённой лаборатории фотосинтеза было присвоено имя Андрея Рихтера. Лабораторией с самого начала практически стал руководить его ученик профессор Анатолий Ничипорович, приглашённый Рихтером летом 1939 года.

В связи с отходом от активной исследовательской деятельности Рихтер всё более занимался работой на посту редактора «Докладов Академии наук СССР» (серия биологическая, ботанический раздел), который он занимал с 1933 года.

2 сентября 1946 года указом Президиума Верховного Совета СССР он был награждён орденом Ленина «за выдающиеся заслуги в области физиологии растений и подготовки кадров советских физиологов растений, в связи с исполняющимся 75-летием со дня рождения».

В октябре 1946 года Рихтер принял участие в работе всесоюзной конференции по фотосинтезу, организованной Институтом физиологии растений. Одним из важных решений конференции было создание постоянной комиссии по фотосинтезу при отделении биологических наук АН СССР для координации работ в различных научных подразделениях академии. В состав комиссии был включён и Рихтер как руководитель специальной лаборатории по фотосинтезу при Президиуме АН СССР.

В начале 1946 года вышли из печати неиздававшиеся на протяжении 40 лет труды Михаила Цвета о химии хлорофилла и открытом им хроматографическом адсорбционном анализе, отредактированные и подготовленные к изданию Рихтером вместе с Т. А. Красносельской.

В середине марта 1947 года Андрей Рихтер простудился и заболел воспалением лёгких в тяжёлой форме. Скончался в Москве 2 апреля 1947 года, похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве 4 апреля.

Рихтер работал в различных областях физиологии растений. Занимаясь изучением фотосинтеза, дал экспериментальное подтверждение теории хроматической адаптации, показав, что красные водоросли лучше используют дополнительные к их окраске зелёные и синие лучи; усовершенствовал прибор для точного анализа малых объёмов газа (прибор Половцова — Рихтера), который получил широкое применение в физиологических лабораториях.

В речи у гроба Андрея Рихтера президент Академии наук СССР Сергей Вавилов, говоря о многолетней совместной работе, охарактеризовал покойного как «Рыцаря науки».

Труды

• Исследования над холодостойкостью растений, «Журнал опытной агрономии Юго-Востока», 1927, т. 4, вып. 2;
• К практике воздушного удобрения углекислотой, «Доклады АН СССР», 1938, т. 18, № 1 (совм. с О. К. Элпидиной);
• Поглотитель углекислоты для тока атмосферного воздуха, там же, 1936, т. 11, № 7;
• Критические заметки к теории брожения (к вопросу о так называемом питании дрожжей сахаром без брожения), «Журнал опытной агрономии», 1903, кн. 3.

Награды

• орден Святого Станислава 3-й степени (1904)
• орден Ленина (1946)
• орден Трудового Красного Знамени (10.06.1945)
• медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.»

Семья

Супруга Наталья Павловна Ржевская (приёмная дочь П. Ф. и В. Ф. Ржевских) — брак 12.04.1898, развод 15.11.1908. Их дети: Наталья (20.1.1899–1969), Александр (14.03.1904 — 25.11.1981), Нина (15.08.1905 — 1982).

Супруга Вера Андреевна Власенко, врач-микробиолог — брак 23.11.1911. Их сын Андрей Андреевич Рихтер родился 26.3.1911 в селе Куровском Калужской губернии, скончался в Ленинграде 22.6.1950.

Супруга Татьяна Абрамовна Красносельская, физиолог растений — брак 1938.

Литература

• Костицын В. И. Рихтер Андрей Александрович // Костицын В. И. [www.psu.ru/files/docs/science/books/mono/kostitsyn_rektory_2006_65_128.pdf Ректоры Пермского университета. 1916—2006]. — Изд. 2-е, перераб. и доп. — Пермь: Перм. ун-т, 2006. — 352 с. — С. 66—69.
• Лженаучные методы академика Рихтера (письмо в редакцию). // Правда : газета. — № 204 (7529). — 6 июля 1938.
• [www.ras.ru/publishing/rasherald/rasherald_articleinfo.aspx?articleid=d10d8f4d-9bd0-4ffe-af4d-0ac1fd15d04e О работе Института физиологии растений им. К. А. Тимирязева] // Вест. АН СССР. — 1938. — № 7—8. — С. 55—61.
• Постановление Президиума АН СССР о работе Института физиологии растений им. К. А. Тимирязева // Вест. АН СССР. — 1938. — № 7—8. — С. 127—128.
• Рихтер Я. А. Академик А. А. Рихтер — профессор Саратовского университета // Изв. Саратовского ун-та. Нов. сер. — 2009.— Т. 9. — 30 с.

Ссылки

• [letopis.msu.ru/peoples/3251 Рихтер Андрей Александрович] // Летопись Московского университета.
• [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-51953.ln-ru Профиль Андрея Александровича Рихтера] на официальном сайте РАН.

Отрывок, характеризующий Рихтер, Андрей Александрович

Наполеон посмотрел на него.
– Vous rappelez vous, Sire, ce que vous m'avez fait l'honneur de dire a Smolensk, – сказал Рапп, – le vin est tire, il faut le boire. [Вы помните ли, сударь, те слова, которые вы изволили сказать мне в Смоленске, вино откупорено, надо его пить.]
Наполеон нахмурился и долго молча сидел, опустив голову на руку.
– Cette pauvre armee, – сказал он вдруг, – elle a bien diminue depuis Smolensk. La fortune est une franche courtisane, Rapp; je le disais toujours, et je commence a l'eprouver. Mais la garde, Rapp, la garde est intacte? [Бедная армия! она очень уменьшилась от Смоленска. Фортуна настоящая распутница, Рапп. Я всегда это говорил и начинаю испытывать. Но гвардия, Рапп, гвардия цела?] – вопросительно сказал он.
– Oui, Sire, [Да, государь.] – отвечал Рапп.
Наполеон взял пастильку, положил ее в рот и посмотрел на часы. Спать ему не хотелось, до утра было еще далеко; а чтобы убить время, распоряжений никаких нельзя уже было делать, потому что все были сделаны и приводились теперь в исполнение.
– A t on distribue les biscuits et le riz aux regiments de la garde? [Роздали ли сухари и рис гвардейцам?] – строго спросил Наполеон.
– Oui, Sire. [Да, государь.]
– Mais le riz? [Но рис?]
Рапп отвечал, что он передал приказанья государя о рисе, но Наполеон недовольно покачал головой, как будто он не верил, чтобы приказание его было исполнено. Слуга вошел с пуншем. Наполеон велел подать другой стакан Раппу и молча отпивал глотки из своего.
– У меня нет ни вкуса, ни обоняния, – сказал он, принюхиваясь к стакану. – Этот насморк надоел мне. Они толкуют про медицину. Какая медицина, когда они не могут вылечить насморка? Корвизар дал мне эти пастильки, но они ничего не помогают. Что они могут лечить? Лечить нельзя. Notre corps est une machine a vivre. Il est organise pour cela, c'est sa nature; laissez y la vie a son aise, qu'elle s'y defende elle meme: elle fera plus que si vous la paralysiez en l'encombrant de remedes. Notre corps est comme une montre parfaite qui doit aller un certain temps; l'horloger n'a pas la faculte de l'ouvrir, il ne peut la manier qu'a tatons et les yeux bandes. Notre corps est une machine a vivre, voila tout. [Наше тело есть машина для жизни. Оно для этого устроено. Оставьте в нем жизнь в покое, пускай она сама защищается, она больше сделает одна, чем когда вы ей будете мешать лекарствами. Наше тело подобно часам, которые должны идти известное время; часовщик не может открыть их и только ощупью и с завязанными глазами может управлять ими. Наше тело есть машина для жизни. Вот и все.] – И как будто вступив на путь определений, definitions, которые любил Наполеон, он неожиданно сделал новое определение. – Вы знаете ли, Рапп, что такое военное искусство? – спросил он. – Искусство быть сильнее неприятеля в известный момент. Voila tout. [Вот и все.]
Рапп ничего не ответил.
– Demainnous allons avoir affaire a Koutouzoff! [Завтра мы будем иметь дело с Кутузовым!] – сказал Наполеон. – Посмотрим! Помните, в Браунау он командовал армией и ни разу в три недели не сел на лошадь, чтобы осмотреть укрепления. Посмотрим!
Он поглядел на часы. Было еще только четыре часа. Спать не хотелось, пунш был допит, и делать все таки было нечего. Он встал, прошелся взад и вперед, надел теплый сюртук и шляпу и вышел из палатки. Ночь была темная и сырая; чуть слышная сырость падала сверху. Костры не ярко горели вблизи, во французской гвардии, и далеко сквозь дым блестели по русской линии. Везде было тихо, и ясно слышались шорох и топот начавшегося уже движения французских войск для занятия позиции.
Наполеон прошелся перед палаткой, посмотрел на огни, прислушался к топоту и, проходя мимо высокого гвардейца в мохнатой шапке, стоявшего часовым у его палатки и, как черный столб, вытянувшегося при появлении императора, остановился против него.
– С которого года в службе? – спросил он с той привычной аффектацией грубой и ласковой воинственности, с которой он всегда обращался с солдатами. Солдат отвечал ему.
– Ah! un des vieux! [А! из стариков!] Получили рис в полк?
– Получили, ваше величество.
Наполеон кивнул головой и отошел от него.

В половине шестого Наполеон верхом ехал к деревне Шевардину.
Начинало светать, небо расчистило, только одна туча лежала на востоке. Покинутые костры догорали в слабом свете утра.
Вправо раздался густой одинокий пушечный выстрел, пронесся и замер среди общей тишины. Прошло несколько минут. Раздался второй, третий выстрел, заколебался воздух; четвертый, пятый раздались близко и торжественно где то справа.
Еще не отзвучали первые выстрелы, как раздались еще другие, еще и еще, сливаясь и перебивая один другой.
Наполеон подъехал со свитой к Шевардинскому редуту и слез с лошади. Игра началась.


Вернувшись от князя Андрея в Горки, Пьер, приказав берейтору приготовить лошадей и рано утром разбудить его, тотчас же заснул за перегородкой, в уголке, который Борис уступил ему.
Когда Пьер совсем очнулся на другое утро, в избе уже никого не было. Стекла дребезжали в маленьких окнах. Берейтор стоял, расталкивая его.
– Ваше сиятельство, ваше сиятельство, ваше сиятельство… – упорно, не глядя на Пьера и, видимо, потеряв надежду разбудить его, раскачивая его за плечо, приговаривал берейтор.
– Что? Началось? Пора? – заговорил Пьер, проснувшись.
– Изволите слышать пальбу, – сказал берейтор, отставной солдат, – уже все господа повышли, сами светлейшие давно проехали.
Пьер поспешно оделся и выбежал на крыльцо. На дворе было ясно, свежо, росисто и весело. Солнце, только что вырвавшись из за тучи, заслонявшей его, брызнуло до половины переломленными тучей лучами через крыши противоположной улицы, на покрытую росой пыль дороги, на стены домов, на окна забора и на лошадей Пьера, стоявших у избы. Гул пушек яснее слышался на дворе. По улице прорысил адъютант с казаком.
– Пора, граф, пора! – прокричал адъютант.
Приказав вести за собой лошадь, Пьер пошел по улице к кургану, с которого он вчера смотрел на поле сражения. На кургане этом была толпа военных, и слышался французский говор штабных, и виднелась седая голова Кутузова с его белой с красным околышем фуражкой и седым затылком, утонувшим в плечи. Кутузов смотрел в трубу вперед по большой дороге.
Войдя по ступенькам входа на курган, Пьер взглянул впереди себя и замер от восхищенья перед красотою зрелища. Это была та же панорама, которою он любовался вчера с этого кургана; но теперь вся эта местность была покрыта войсками и дымами выстрелов, и косые лучи яркого солнца, поднимавшегося сзади, левее Пьера, кидали на нее в чистом утреннем воздухе пронизывающий с золотым и розовым оттенком свет и темные, длинные тени. Дальние леса, заканчивающие панораму, точно высеченные из какого то драгоценного желто зеленого камня, виднелись своей изогнутой чертой вершин на горизонте, и между ними за Валуевым прорезывалась большая Смоленская дорога, вся покрытая войсками. Ближе блестели золотые поля и перелески. Везде – спереди, справа и слева – виднелись войска. Все это было оживленно, величественно и неожиданно; но то, что более всего поразило Пьера, – это был вид самого поля сражения, Бородина и лощины над Колочею по обеим сторонам ее.
Над Колочею, в Бородине и по обеим сторонам его, особенно влево, там, где в болотистых берегах Во йна впадает в Колочу, стоял тот туман, который тает, расплывается и просвечивает при выходе яркого солнца и волшебно окрашивает и очерчивает все виднеющееся сквозь него. К этому туману присоединялся дым выстрелов, и по этому туману и дыму везде блестели молнии утреннего света – то по воде, то по росе, то по штыкам войск, толпившихся по берегам и в Бородине. Сквозь туман этот виднелась белая церковь, кое где крыши изб Бородина, кое где сплошные массы солдат, кое где зеленые ящики, пушки. И все это двигалось или казалось движущимся, потому что туман и дым тянулись по всему этому пространству. Как в этой местности низов около Бородина, покрытых туманом, так и вне его, выше и особенно левее по всей линии, по лесам, по полям, в низах, на вершинах возвышений, зарождались беспрестанно сами собой, из ничего, пушечные, то одинокие, то гуртовые, то редкие, то частые клубы дымов, которые, распухая, разрастаясь, клубясь, сливаясь, виднелись по всему этому пространству.
Эти дымы выстрелов и, странно сказать, звуки их производили главную красоту зрелища.
Пуфф! – вдруг виднелся круглый, плотный, играющий лиловым, серым и молочно белым цветами дым, и бумм! – раздавался через секунду звук этого дыма.
«Пуф пуф» – поднимались два дыма, толкаясь и сливаясь; и «бум бум» – подтверждали звуки то, что видел глаз.
Пьер оглядывался на первый дым, который он оставил округлым плотным мячиком, и уже на месте его были шары дыма, тянущегося в сторону, и пуф… (с остановкой) пуф пуф – зарождались еще три, еще четыре, и на каждый, с теми же расстановками, бум… бум бум бум – отвечали красивые, твердые, верные звуки. Казалось то, что дымы эти бежали, то, что они стояли, и мимо них бежали леса, поля и блестящие штыки. С левой стороны, по полям и кустам, беспрестанно зарождались эти большие дымы с своими торжественными отголосками, и ближе еще, по низам и лесам, вспыхивали маленькие, не успевавшие округляться дымки ружей и точно так же давали свои маленькие отголоски. Трах та та тах – трещали ружья хотя и часто, но неправильно и бедно в сравнении с орудийными выстрелами.
Пьеру захотелось быть там, где были эти дымы, эти блестящие штыки и пушки, это движение, эти звуки. Он оглянулся на Кутузова и на его свиту, чтобы сверить свое впечатление с другими. Все точно так же, как и он, и, как ему казалось, с тем же чувством смотрели вперед, на поле сражения. На всех лицах светилась теперь та скрытая теплота (chaleur latente) чувства, которое Пьер замечал вчера и которое он понял совершенно после своего разговора с князем Андреем.
– Поезжай, голубчик, поезжай, Христос с тобой, – говорил Кутузов, не спуская глаз с поля сражения, генералу, стоявшему подле него.
Выслушав приказание, генерал этот прошел мимо Пьера, к сходу с кургана.
– К переправе! – холодно и строго сказал генерал в ответ на вопрос одного из штабных, куда он едет. «И я, и я», – подумал Пьер и пошел по направлению за генералом.
Генерал садился на лошадь, которую подал ему казак. Пьер подошел к своему берейтору, державшему лошадей. Спросив, которая посмирнее, Пьер взлез на лошадь, схватился за гриву, прижал каблуки вывернутых ног к животу лошади и, чувствуя, что очки его спадают и что он не в силах отвести рук от гривы и поводьев, поскакал за генералом, возбуждая улыбки штабных, с кургана смотревших на него.


Генерал, за которым скакал Пьер, спустившись под гору, круто повернул влево, и Пьер, потеряв его из вида, вскакал в ряды пехотных солдат, шедших впереди его. Он пытался выехать из них то вправо, то влево; но везде были солдаты, с одинаково озабоченными лицами, занятыми каким то невидным, но, очевидно, важным делом. Все с одинаково недовольно вопросительным взглядом смотрели на этого толстого человека в белой шляпе, неизвестно для чего топчущего их своею лошадью.
– Чего ездит посерёд батальона! – крикнул на него один. Другой толконул прикладом его лошадь, и Пьер, прижавшись к луке и едва удерживая шарахнувшуюся лошадь, выскакал вперед солдат, где было просторнее.
Впереди его был мост, а у моста, стреляя, стояли другие солдаты. Пьер подъехал к ним. Сам того не зная, Пьер заехал к мосту через Колочу, который был между Горками и Бородиным и который в первом действии сражения (заняв Бородино) атаковали французы. Пьер видел, что впереди его был мост и что с обеих сторон моста и на лугу, в тех рядах лежащего сена, которые он заметил вчера, в дыму что то делали солдаты; но, несмотря на неумолкающую стрельбу, происходившую в этом месте, он никак не думал, что тут то и было поле сражения. Он не слыхал звуков пуль, визжавших со всех сторон, и снарядов, перелетавших через него, не видал неприятеля, бывшего на той стороне реки, и долго не видал убитых и раненых, хотя многие падали недалеко от него. С улыбкой, не сходившей с его лица, он оглядывался вокруг себя.
– Что ездит этот перед линией? – опять крикнул на него кто то.
– Влево, вправо возьми, – кричали ему. Пьер взял вправо и неожиданно съехался с знакомым ему адъютантом генерала Раевского. Адъютант этот сердито взглянул на Пьера, очевидно, сбираясь тоже крикнуть на него, но, узнав его, кивнул ему головой.
– Вы как тут? – проговорил он и поскакал дальше.
Пьер, чувствуя себя не на своем месте и без дела, боясь опять помешать кому нибудь, поскакал за адъютантом.
– Это здесь, что же? Можно мне с вами? – спрашивал он.
– Сейчас, сейчас, – отвечал адъютант и, подскакав к толстому полковнику, стоявшему на лугу, что то передал ему и тогда уже обратился к Пьеру.
– Вы зачем сюда попали, граф? – сказал он ему с улыбкой. – Все любопытствуете?
– Да, да, – сказал Пьер. Но адъютант, повернув лошадь, ехал дальше.
– Здесь то слава богу, – сказал адъютант, – но на левом фланге у Багратиона ужасная жарня идет.
– Неужели? – спросил Пьер. – Это где же?
– Да вот поедемте со мной на курган, от нас видно. А у нас на батарее еще сносно, – сказал адъютант. – Что ж, едете?
– Да, я с вами, – сказал Пьер, глядя вокруг себя и отыскивая глазами своего берейтора. Тут только в первый раз Пьер увидал раненых, бредущих пешком и несомых на носилках. На том самом лужке с пахучими рядами сена, по которому он проезжал вчера, поперек рядов, неловко подвернув голову, неподвижно лежал один солдат с свалившимся кивером. – А этого отчего не подняли? – начал было Пьер; но, увидав строгое лицо адъютанта, оглянувшегося в ту же сторону, он замолчал.
Пьер не нашел своего берейтора и вместе с адъютантом низом поехал по лощине к кургану Раевского. Лошадь Пьера отставала от адъютанта и равномерно встряхивала его.
– Вы, видно, не привыкли верхом ездить, граф? – спросил адъютант.
– Нет, ничего, но что то она прыгает очень, – с недоуменьем сказал Пьер.
– Ээ!.. да она ранена, – сказал адъютант, – правая передняя, выше колена. Пуля, должно быть. Поздравляю, граф, – сказал он, – le bapteme de feu [крещение огнем].
Проехав в дыму по шестому корпусу, позади артиллерии, которая, выдвинутая вперед, стреляла, оглушая своими выстрелами, они приехали к небольшому лесу. В лесу было прохладно, тихо и пахло осенью. Пьер и адъютант слезли с лошадей и пешком вошли на гору.
– Здесь генерал? – спросил адъютант, подходя к кургану.
– Сейчас были, поехали сюда, – указывая вправо, отвечали ему.
Адъютант оглянулся на Пьера, как бы не зная, что ему теперь с ним делать.
– Не беспокойтесь, – сказал Пьер. – Я пойду на курган, можно?
– Да пойдите, оттуда все видно и не так опасно. А я заеду за вами.
Пьер пошел на батарею, и адъютант поехал дальше. Больше они не видались, и уже гораздо после Пьер узнал, что этому адъютанту в этот день оторвало руку.
Курган, на который вошел Пьер, был то знаменитое (потом известное у русских под именем курганной батареи, или батареи Раевского, а у французов под именем la grande redoute, la fatale redoute, la redoute du centre [большого редута, рокового редута, центрального редута] место, вокруг которого положены десятки тысяч людей и которое французы считали важнейшим пунктом позиции.
Редут этот состоял из кургана, на котором с трех сторон были выкопаны канавы. В окопанном канавами место стояли десять стрелявших пушек, высунутых в отверстие валов.
В линию с курганом стояли с обеих сторон пушки, тоже беспрестанно стрелявшие. Немного позади пушек стояли пехотные войска. Входя на этот курган, Пьер никак не думал, что это окопанное небольшими канавами место, на котором стояло и стреляло несколько пушек, было самое важное место в сражении.
Пьеру, напротив, казалось, что это место (именно потому, что он находился на нем) было одно из самых незначительных мест сражения.
Войдя на курган, Пьер сел в конце канавы, окружающей батарею, и с бессознательно радостной улыбкой смотрел на то, что делалось вокруг него. Изредка Пьер все с той же улыбкой вставал и, стараясь не помешать солдатам, заряжавшим и накатывавшим орудия, беспрестанно пробегавшим мимо него с сумками и зарядами, прохаживался по батарее. Пушки с этой батареи беспрестанно одна за другой стреляли, оглушая своими звуками и застилая всю окрестность пороховым дымом.
В противность той жуткости, которая чувствовалась между пехотными солдатами прикрытия, здесь, на батарее, где небольшое количество людей, занятых делом, бело ограничено, отделено от других канавой, – здесь чувствовалось одинаковое и общее всем, как бы семейное оживление.