Балдуин I Иерусалимский

Балдуин I Иерусалимский Baudouin Ier de Jérusalem<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Коронация Балдуина I. Миниатюра XIII века</td></tr>
Граф Эдессы
1098 — 1100
Предшественник:	Торос I
Преемник:	Балдуин II
Король Иерусалима
1100 — 1118
Коронация:	25 декабря 1100, Вифлеем
Предшественник:	Готфрид Бульонский
Преемник:	Балдуин II
Рождение:	ок. 1060
Смерть:	2 апреля 1118(1118-04-02) Аль-Ариш,Фатимидский халифат
Отец:	Эсташ де Булонь
Мать:	Ида Лотарингская

Балдуин I Иерусалимский, Балдуин де Булонь (фр. Baudouin de Boulogne) (ок. 1060 — 2 апреля 1118, Аль-Ариш, Фатимидский халифат) — граф Эдессы (1097—1100), король Иерусалима (1100—1118), брат герцога Готфрида Бульонского.

Участие в Крестовом походе

Балдуин Булонский вместе со своим братом Готфридом принимал участие в Первом Крестовом походе. Однако главным его желанием, как следует из его действий, было отнюдь не освобождение Гроба Господня, а захват земель на Востоке и получение собственного феода.

Отделившись от основной армии крестоносцев у Киликийских Ворот, отряды Балдуина направились к городу Тарс, надеясь взять его штурмом, однако нашли город уже занятым войсками другого крестоносца — Танкреда Тарентского. В итоге Тарс был сдан ему армянами. После первых успехов в Киликии Балдуин ушел к Евфрату, «получив приглашение из Армении, где он овладел Тель-Баширом и Равенданом и подчинил своей власти всю ту страну».

Балдуин объявил себя сеньором Тарса, поставил там своего наместника и некоторое время спустя двинулся на юг. Когда отряды Балдуина проходили мимо крепости Мамистра, которую ранее заняли воины Танкреда, они подверглись обстрелу — Танкред мстил за потерю Тарса. Протесты рядовых участников похода вынудили Балдуина и Танкреда прекратить сражение, однако они навсегда остались врагами.

Воссоединившись с основной армией в Мараше, Балдуин недолго задержался там и спустя двое суток выступил с армией на покорение города Эдессы.

Таким образом, Балдуин, ставший позднее королём Иерусалима, не принял никакого участия в освобождении священного города.

Покорение Эдессы

Имея при себе 200 рыцарей и примерно столько же пеших воинов, Балдуин выступил на Эдессу. Христианское население окрестных земель сначала восторженно приветствовало его, поднимая мятежи и изгоняя небольшие мусульманские гарнизоны из крепостей.

Узнав о приближении крестоносцев, правитель Эдессы, армянский князь Торос призвал Балдуина на помощь против мусульман, угрожавших захватом города. Тот охотно откликнулся на призыв и с небольшим (80 всадников) отрядом прибыл в Эдессу, где его приняли с воодушевлением.

Торос предложил Балдуину стать наёмником на его службе, однако европейский барон потребовал в обмен на защиту Эдессы признание себя законным наследником Тороса и половину всех доходов с города. Торос был вынужден уступить и усыновил Балдуина. Искусно интригуя, Балдуин сумел настроить против нового приёмного отца городское население, в результате чего значительная часть горожан стала требовать, чтобы крестоносец принял единоличное правление.

Потерпев от мусульман поражение, Балдуин отступил обратно в город, где вместе с армянским военачальником Константином составил заговор с целью захвата власти в Эдессе. Заручившись поддержкой городской черни, заговорщики свергли Тороса.

Торос, запершись в цитадели, пообещал её сдать, если ему гарантируют свободный уход в Мелитену, где правил его родич Гавриил. Балдуин, поклявшись на святых реликвиях, обещал сохранить жизнь князю. Торос поверил его обещаниям и открыл врата цитадели, после чего был схвачен и казнён. Балдуин сделался полноправным правителем Эдессы.

Правление в Эдессе

Приняв титул графа Эдесского, Балдуин начал расширять границы своих владений, но вскоре оказался осаждён мусульманами и почти весь май 1098 года был заперт в окружённом городе. Лишь после снятия осады, набрав в свою армию крестоносцев, решивших свернуть с пути к Иерусалиму, он смог продолжить экспансию. В то же время он начал проводить жестокие репрессии против местной армянской знати, укрепляя свою власть террористическими методами.

В 1099 году графство Эдесское достигло наибольших размеров, включив в себя земли по обоим берегам Евфрата. Это делало владения Балдуина стратегически важными и существенно усиливало его власть на Востоке.

Правление в Иерусалиме

По смерти брата своего, Готфрида, в 1100 году, Балдуин наследовал ему, несмотря на сопротивление патриарха Иерусалима и других крестоносцев, и короновался в базилике Рождества в Вифлееме. Проводя все время в непрестанных войнах, Балдуин завоевал береговую полосу со значительными городами, обеспечив таким образом своим владениям сообщение с западными странами (ср. ст. Г. Зибеля в «Zeitschrift für Geschichte» Шмидта, т. 3-й: «Ueber das Königreich Jerusalem 1100—31»).

Умер Балдуин в апреле 1118 во время похода в Египет.

Брак и его аннулирование

Первый брак Балдуина I с армянской принцессой Ардой был неудачным: король, разгневанный вольным образом жизни супруги, настоял на её удалении в один из иерусалимских монастырей, а затем позволил ей уехать в Константинополь. Арда была дочерью князя Тороса, правителя Эдессы, и племянницей Константина Первого. В качестве приданого, по настоянию Константина, за неё было обещано огромное состояние, первая часть которого была доставлена сразу же после заключения брака. Вторую часть приданого, несмотря на договорённость, князь Торос вынужден был заплатить задолго до условленного срока, чтобы спасти зятя, Балдуина I, от разорения и бесчестья, так как кредиторы требовали, чтобы Балдуин сбрил бороду, что в то время считалось большим позором. Формально брак расторгнут не был; таким образом, Балдуин, не разведясь с Ардой и повторно женившись на Аделаиде Савонской, оказался двоежёнцем. Патриарх Иерусалимский Арнульф, венчавший этот брак, был лишён поста за симонию, но затем вновь возвращён на кафедру папой с условием добиться аннулирования противозаконного королевского союза. Весной 1117 года Балдуин I тяжело заболел и под давлением Арнульфа согласился удалить Аделаиду. Опозоренная и ограбленная (приданого ей не вернули) Аделаида вернулась на Сицилию и умерла.

Упоминания на Руси

• О встрече с королём Балдуином повествует игумен Даниил в «Хождении из Русской земли».
• В Воскресенском соборе Новоиерусалимского монастыря, повторяющем Храм Гроба Господня в Иерусалиме, место погребения Балдуина I отмечено белокаменной доской возле входа в церковь Усекновения главы Иоанна Предтечи под Голгофой, а сам он назван вторым Иудой Маккавеем.

Отрывок, характеризующий Балдуин I Иерусалимский

От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шел вслед за ними. 10 го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил по большой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стояли более трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняя солнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато красную мглу. Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочной пыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало, начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота по щиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этой песочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, тем выше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, не закрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялось большим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере. Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.
Князь Андрей командовал полком, и устройство полка, благосостояние его людей, необходимость получения и отдачи приказаний занимали его. Пожар Смоленска и оставление его были эпохой для князя Андрея. Новое чувство озлобления против врага заставляло его забывать свое горе. Он весь был предан делам своего полка, он был заботлив о своих людях и офицерах и ласков с ними. В полку его называли наш князь, им гордились и его любили. Но добр и кроток он был только с своими полковыми, с Тимохиным и т. п., с людьми совершенно новыми и в чужой среде, с людьми, которые не могли знать и понимать его прошедшего; но как только он сталкивался с кем нибудь из своих прежних, из штабных, он тотчас опять ощетинивался; делался злобен, насмешлив и презрителен. Все, что связывало его воспоминание с прошедшим, отталкивало его, и потому он старался в отношениях этого прежнего мира только не быть несправедливым и исполнять свой долг.
Правда, все в темном, мрачном свете представлялось князю Андрею – особенно после того, как оставили Смоленск (который, по его понятиям, можно и должно было защищать) 6 го августа, и после того, как отец, больной, должен был бежать в Москву и бросить на расхищение столь любимые, обстроенные и им населенные Лысые Горы; но, несмотря на то, благодаря полку князь Андрей мог думать о другом, совершенно независимом от общих вопросов предмете – о своем полку. 10 го августа колонна, в которой был его полк, поравнялась с Лысыми Горами. Князь Андрей два дня тому назад получил известие, что его отец, сын и сестра уехали в Москву. Хотя князю Андрею и нечего было делать в Лысых Горах, он, с свойственным ему желанием растравить свое горе, решил, что он должен заехать в Лысые Горы.
Он велел оседлать себе лошадь и с перехода поехал верхом в отцовскую деревню, в которой он родился и провел свое детство. Проезжая мимо пруда, на котором всегда десятки баб, переговариваясь, били вальками и полоскали свое белье, князь Андрей заметил, что на пруде никого не было, и оторванный плотик, до половины залитый водой, боком плавал посредине пруда. Князь Андрей подъехал к сторожке. У каменных ворот въезда никого не было, и дверь была отперта. Дорожки сада уже заросли, и телята и лошади ходили по английскому парку. Князь Андрей подъехал к оранжерее; стекла были разбиты, и деревья в кадках некоторые повалены, некоторые засохли. Он окликнул Тараса садовника. Никто не откликнулся. Обогнув оранжерею на выставку, он увидал, что тесовый резной забор весь изломан и фрукты сливы обдерганы с ветками. Старый мужик (князь Андрей видал его у ворот в детстве) сидел и плел лапоть на зеленой скамеечке.
Он был глух и не слыхал подъезда князя Андрея. Он сидел на лавке, на которой любил сиживать старый князь, и около него было развешено лычко на сучках обломанной и засохшей магнолии.
Князь Андрей подъехал к дому. Несколько лип в старом саду были срублены, одна пегая с жеребенком лошадь ходила перед самым домом между розанами. Дом был заколочен ставнями. Одно окно внизу было открыто. Дворовый мальчик, увидав князя Андрея, вбежал в дом.
Алпатыч, услав семью, один оставался в Лысых Горах; он сидел дома и читал Жития. Узнав о приезде князя Андрея, он, с очками на носу, застегиваясь, вышел из дома, поспешно подошел к князю и, ничего не говоря, заплакал, целуя князя Андрея в коленку.
Потом он отвернулся с сердцем на свою слабость и стал докладывать ему о положении дел. Все ценное и дорогое было отвезено в Богучарово. Хлеб, до ста четвертей, тоже был вывезен; сено и яровой, необыкновенный, как говорил Алпатыч, урожай нынешнего года зеленым взят и скошен – войсками. Мужики разорены, некоторый ушли тоже в Богучарово, малая часть остается.
Князь Андрей, не дослушав его, спросил, когда уехали отец и сестра, разумея, когда уехали в Москву. Алпатыч отвечал, полагая, что спрашивают об отъезде в Богучарово, что уехали седьмого, и опять распространился о долах хозяйства, спрашивая распоряжении.
– Прикажете ли отпускать под расписку командам овес? У нас еще шестьсот четвертей осталось, – спрашивал Алпатыч.
«Что отвечать ему? – думал князь Андрей, глядя на лоснеющуюся на солнце плешивую голову старика и в выражении лица его читая сознание того, что он сам понимает несвоевременность этих вопросов, но спрашивает только так, чтобы заглушить и свое горе.
– Да, отпускай, – сказал он.
– Ежели изволили заметить беспорядки в саду, – говорил Алпатыч, – то невозмежио было предотвратить: три полка проходили и ночевали, в особенности драгуны. Я выписал чин и звание командира для подачи прошения.
– Ну, что ж ты будешь делать? Останешься, ежели неприятель займет? – спросил его князь Андрей.
Алпатыч, повернув свое лицо к князю Андрею, посмотрел на него; и вдруг торжественным жестом поднял руку кверху.
– Он мой покровитель, да будет воля его! – проговорил он.
Толпа мужиков и дворовых шла по лугу, с открытыми головами, приближаясь к князю Андрею.
– Ну прощай! – сказал князь Андрей, нагибаясь к Алпатычу. – Уезжай сам, увози, что можешь, и народу вели уходить в Рязанскую или в Подмосковную. – Алпатыч прижался к его ноге и зарыдал. Князь Андрей осторожно отодвинул его и, тронув лошадь, галопом поехал вниз по аллее.
На выставке все так же безучастно, как муха на лице дорогого мертвеца, сидел старик и стукал по колодке лаптя, и две девочки со сливами в подолах, которые они нарвали с оранжерейных деревьев, бежали оттуда и наткнулись на князя Андрея. Увидав молодого барина, старшая девочка, с выразившимся на лице испугом, схватила за руку свою меньшую товарку и с ней вместе спряталась за березу, не успев подобрать рассыпавшиеся зеленые сливы.
Князь Андрей испуганно поспешно отвернулся от них, боясь дать заметить им, что он их видел. Ему жалко стало эту хорошенькую испуганную девочку. Он боялся взглянуть на нее, по вместе с тем ему этого непреодолимо хотелось. Новое, отрадное и успокоительное чувство охватило его, когда он, глядя на этих девочек, понял существование других, совершенно чуждых ему и столь же законных человеческих интересов, как и те, которые занимали его. Эти девочки, очевидно, страстно желали одного – унести и доесть эти зеленые сливы и не быть пойманными, и князь Андрей желал с ними вместе успеха их предприятию. Он не мог удержаться, чтобы не взглянуть на них еще раз. Полагая себя уже в безопасности, они выскочили из засады и, что то пища тоненькими голосками, придерживая подолы, весело и быстро бежали по траве луга своими загорелыми босыми ножонками.
Князь Андрей освежился немного, выехав из района пыли большой дороги, по которой двигались войска. Но недалеко за Лысыми Горами он въехал опять на дорогу и догнал свой полк на привале, у плотины небольшого пруда. Был второй час после полдня. Солнце, красный шар в пыли, невыносимо пекло и жгло спину сквозь черный сюртук. Пыль, все такая же, неподвижно стояла над говором гудевшими, остановившимися войсками. Ветру не было, В проезд по плотине на князя Андрея пахнуло тиной и свежестью пруда. Ему захотелось в воду – какая бы грязная она ни была. Он оглянулся на пруд, с которого неслись крики и хохот. Небольшой мутный с зеленью пруд, видимо, поднялся четверти на две, заливая плотину, потому что он был полон человеческими, солдатскими, голыми барахтавшимися в нем белыми телами, с кирпично красными руками, лицами и шеями. Все это голое, белое человеческое мясо с хохотом и гиком барахталось в этой грязной луже, как караси, набитые в лейку. Весельем отзывалось это барахтанье, и оттого оно особенно было грустно.