Брунненмайер, Рудольф

Рудольф Брунненмайер
Общая информация
Прозвище	Руди
Родился	11 февраля 1941(1941-02-11) Мюнхен, Третий Рейх
Умер	18 апреля 2003(2003-04-18) (62 года) Ольхинг, Германия
Гражданство	Германия
Позиция	нападающий
Карьера
Молодёжные клубы
1953—1960	Ольхинг
Клубная карьера*
1960—1968	Мюнхен 1860	213 (144)
1968—1972	Ксамакс	45+ (60)
1972—1973	Цюрих	20 (4)
1973—1975	Форарльберг	21+ (3)
1975—1977	Брегенц	? (?)
1977—1980	Бальцерс	? (?)
Национальная сборная**
	ФРГ (до 23)	4 (0)
1964—1965	ФРГ	5 (3)
1965	ФРГ (B)	1 (2)
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов. ** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Рудо́льф Брунненма́йер (нем. Rudolf Brunnenmeier; 11 февраля 1941 — 18 апреля 2003) — немецкий футболист, становившийся лучшим бомбардиром Бундеслиги. Он сыграл пять матчей за сборную ФРГ, на клубном уровне большую часть карьеры провёл в «Мюнхен 1860», во времена «золотого века» клуба в 1960-х.

Биография

«Мюнхен 1860»

С 1960 по 1968 год Брунненмайер играл за «Мюнхен 1860». Первоначально с 1960 по 1963 год клуб находился в Оберлиге Юг, одном из пяти высших немецких дивизионов. В 1963 году клуб выиграл лигу, став чемпионом Южной Германии и выйдя в плей-офф национального чемпионата. Кроме этого клуб получил место в первом сезоне Бундеслиги 1963/64. Выступая в Оберлиге, Брунненмайер забил впечатляющие 73 гола в 88 матчах.

В Бундеслиге команда тренера Макса Меркеля продолжила успешно выступать, выиграв кубок Германии в 1964 году. Брунненмайер забил 19 голов в 29 матчах чемпионата, а кроме этого принёс своему клубу победу в финале кубка против «Айнтрахт Франкфурт» со счётом 2:0.

В следующем сезоне Брунненмайер поднял планку до 24 голов, которые сделали его лучшим бомбардиром в том сезоне. Кроме этого клуб достиг финала Кубка обладателей кубков 1965, который прошёл перед 100-тысячной публикой на стадионе «Уэмбли» в Лондоне. Фактически это был выездной матч, так как противником был «Вест Хэм Юнайтед». Вратарь «молотов» Джим Станден сделал хороший сейв после удара Брунненмайера, и в конечном итоге два гола Алана Сили принесли англичанам победу.

В 1964—1965 годы Брунненмайер также сыграл пять матчей за сборную Германии. Он забил три гола в этих играх.

В 1966 году «шестидесятники» выиграли первый и единственный чемпионский титул в своей истории. Петер Гроссер и Ханс Ребеле были ключевыми игроками атаки, благодаря которой и прославился клуб. Большую роль в команде играл также югославская вратарь Петар Раденкович, один из первых звёздных футболистов в Бундеслиге. Такие игроки, как Луттроп и Рейх, были лидерами защиты, среди других выдающихся игроков были Альфред Хейс, Фридхельм Коницка, Вилфрид Коларс и Ханс Кюпперс.

Однако, Брунненмайер достиг своего пика раньше. В чемпионате он забил только 15 голов, его самый низкий результат за время игры в «Мюнхене». Да и клуб в конце концов опустился в турнирной таблице. Брунненмайер в свою очередь стал забивать всё меньше и меньше: семь голов по итогам 1966/67 сезона, а в последнем сезоне со «львами» ограничился лишь одним голом в 12 матчах.

Брунненмайер забил 66 голов в 119 матчах Бундеслиги, этот результат остаётся клубным рекордом, а Руди считается одним из величайших форвардов в истории «Мюнхен 1860».

Дальнейшая жизнь

После расставания с «Мюнхеном» он сначала в течение четырёх лет играл за «Ксамакс» в чемпионате Швейцарии, затем провёл один сезон в «Цюрихе».

С 1973 по 1977 год он играл за «Брегенц» в Австрии, прежде чем провести ещё три года в любительском клубе «Бальцерс» из Лихтенштейна.

После окончания карьеры игрока Брунненмайер испытывал проблемы из-за склонности к злоупотреблению алкоголем, которая в конечном итоге привела к обнищанию. Иногда он находил себе работу и временно переставал пить. В конце концов 18 апреля 2003 года он умер от проблем, связанных с алкоголем.

Его похороны проходили под большим вниманием общественности. Игроки чемпионского состава 1966 года и многие фанаты отдали последнюю дань звезде «Мюнхен 1860».

Статистика выступлений

Клубная карьера

Клуб	Сезон	Лига		Кубки		Еврокубки		Итого
		Игры	Голы	Игры	Голы	Игры	Голы	Игры	Голы
Мюнхен 1860	1960/61	29	23	0	0	0	0	29	23
	1961/62	30	25	1	1	0	0	31	26
	1962/63	35	30	2	0	0	0	37	30
	1963/64	29	19	5	5	0	0	34	24
	1964/65	30	24	3	1	10	4	43	29
	1965/66	27	15	1	0	4	4	32	19
	1966/67	21	7	1	0	4	2	26	9
	1967/68	12	1	1	0	1	0	14	1
	Итого	213	144	14	7	19	10	246	161
Ксамакс	1968/69	18	11	?	?	-	-	?	?
	1969/70	?	22	?	?	-	-	?	?
	1970/71	?	17	?	?	-	-	?	?
	1971/72	27	10	?	?	-	-	?	?
	Итого	45+	60	?	?	0	0	45+	60+
Цюрих	1972/73	20	4	?	?	-	-	?	?
	Итого	20	4	?	?	0	0	20+	4+
Форарльберг	1973/74	19	1	1	0	0	0	20	1
	1974/75	2+	2	2+	2	-	-	4+	4
	Итого	21+	3	3+	2	0	0	24+	5
Брегенц	1975/76	?	?	0	0	-	-	?	?
	1976/77	?	0	0	0	0	0	?	0
	Итого	?	?	0	0	0	0	?	?
Всего за карьеру		299+	211+	17+	9+	19	10	335+	230+

Ссылки

• [www.fussballdaten.de/spieler/{{{ID}}}/ Брунненмайер, Рудольф] на сайте fussballdaten.de
• [worldfootball.net/spieler_profil.php?id=4640 Rudolf Brunnenmeier] at worldfootball.net

Отрывок, характеризующий Брунненмайер, Рудольф

– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.

В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.
Графиня прослезилась и молча соображала что то.
– Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один… это огромное состояние… и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.
– Он, верно, оставит что нибудь Борису, – сказала графиня.
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.
И с приемами петербургской деловой барыни, умеющей пользоваться временем, Анна Михайловна послала за сыном и вместе с ним вышла в переднюю.
– Прощай, душа моя, – сказала она графине, которая провожала ее до двери, – пожелай мне успеха, – прибавила она шопотом от сына.
– Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chere? – сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. – Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chere. Ну, посмотрим, как то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.


– Mon cher Boris, [Дорогой Борис,] – сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухого. – Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович всё таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher, будь мил, как ты умеешь быть…
– Ежели бы я знал, что из этого выйдет что нибудь, кроме унижения… – отвечал сын холодно. – Но я обещал вам и делаю это для вас.
Несмотря на то, что чья то карета стояла у подъезда, швейцар, оглядев мать с сыном (которые, не приказывая докладывать о себе, прямо вошли в стеклянные сени между двумя рядами статуй в нишах), значительно посмотрев на старенький салоп, спросил, кого им угодно, княжен или графа, и, узнав, что графа, сказал, что их сиятельству нынче хуже и их сиятельство никого не принимают.