Венява-Длугошовский, Болеслав

Болеслав Игнаций Флориан Венява-Длугошовский Bolesław Wieniawa-Długoszowski<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Президент Польши в изгнании
25 — 30 сентября 1939 года
Предшественник:	Игнаций Мосцицкий (как президент II Речи Посполитой)
Преемник:	Владислав Рачкевич
Рождение:	Максимовка, ныне Долинский район Ивано-Франковская область, Австро-Венгрия
Смерть:	Нью-Йорк, США
Военная служба
Годы службы:	С 1914
Принадлежность:	Австро-Венгрия Польша
Род войск:	кавалерия
Звание:	генерал дивизии
Командовал:	1 и 2 кавалерийская дивизии.
Сражения:	Первая мировая война Советско-польская война *Чудо на Висле
Награды:

Болеслав Игнаций Флориан Венява-Длугошовский (польск. Bolesław Wieniawa-Długoszowski; 22 июля 1881, Максимовка, около нынешнего Ивано-Франковска, Австрийская империя, ныне территория Украины — 1 июля 1942, Нью-Йорк, США) — польский генерал, дипломат, политик и поэт; президент Польши в изгнании (25 сентября 1939 года — 26 сентября 1939 года).

Жизнь до Первой мировой войны

Родился 22 июля 1881 года в Максимовке, имении его родителей-дворян Болеслава Длугошовского и Жозефины Стручкевич. Детство провёл в Бобове — другом семейном имении. Болеслав был одним из лучших учеников львовской гимназии. Затем он учился в школе города Новы-Сонч, где в 1900 году сдал выпускные экзамены. Изучал медицину в университете Яна Казимира (Львов).

После учёбы переехал в Берлин, обучался в Берлинской академии искусств. Позже работал частным доктором в Париже, считался одним из лучших. В 1911 году при участии Венявы-Длугошовского было основано Товарищество польских художников (’’Towarzystwo Artystów Polskich’’). Он также вступил в Союз стрелков, где познакомился с Юзефом Пилсудским.

1914—1939

В 1914 году переехал в Краков, воевал на стороне Австро-Венгрии. В августе 1915 года, будучи лейтенантом, переехал в занятую германскими войсками Варшаву и стал адъютантом Пилсудского. В 1918 году Венява-Длугошовский был арестован ЧК во время дипломатической миссии в России как член Польской организации войсковой и освобождён через несколько месяцев. Помогал в проведении Виленской операции и битвы под Варшавой. После войны неоднократно награждался.

1921 год — польский военный атташе в Румынии. Способствовал подписанию польско-румынского соглашения 1922 года.

1926 год — окончил Высшую военную школу Польши. Один из организаторов майского переворота.

1931—1932 — командующий первой, иногда второй кавалерийской дивизией.

1931 — генерал бригады.

1932—1938 — командующий второй кавалерийской дивизией.

1938 — генерал дивизии.

1938—1940 — польский посол в Италии.

Президентство

25 сентября Игнаций Мосцицкий назначил Веняву-Длугошовского президентом Польши, но его кандидатура была отвергнута Францией и Великобританией. Следующим президентом стал Владислав Рачкевич. Венява-Длугошевский эмигрировал во Францию, затем в Лиссабон и в Нью-Йорк.

Смерть

Венява-Длугошевский стал посланником Польши на Кубе, но вскоре покончил с собой в Нью-Йорке, спрыгнув с пятого этажа.

В 1990 году останки генерала Болеслава Венява-Длугошовского были перевезены в Польшу и перезахоронены на воинском кладбище № 388 в Кракове.

Отрывок, характеризующий Венява-Длугошовский, Болеслав

Пьер, со времени исчезновения своего из дома, ужа второй день жил на пустой квартире покойного Баздеева. Вот как это случилось.
Проснувшись на другой день после своего возвращения в Москву и свидания с графом Растопчиным, Пьер долго не мог понять того, где он находился и чего от него хотели. Когда ему, между именами прочих лиц, дожидавшихся его в приемной, доложили, что его дожидается еще француз, привезший письмо от графини Елены Васильевны, на него нашло вдруг то чувство спутанности и безнадежности, которому он способен был поддаваться. Ему вдруг представилось, что все теперь кончено, все смешалось, все разрушилось, что нет ни правого, ни виноватого, что впереди ничего не будет и что выхода из этого положения нет никакого. Он, неестественно улыбаясь и что то бормоча, то садился на диван в беспомощной позе, то вставал, подходил к двери и заглядывал в щелку в приемную, то, махая руками, возвращался назад я брался за книгу. Дворецкий в другой раз пришел доложить Пьеру, что француз, привезший от графини письмо, очень желает видеть его хоть на минутку и что приходили от вдовы И. А. Баздеева просить принять книги, так как сама г жа Баздеева уехала в деревню.
– Ах, да, сейчас, подожди… Или нет… да нет, поди скажи, что сейчас приду, – сказал Пьер дворецкому.
Но как только вышел дворецкий, Пьер взял шляпу, лежавшую на столе, и вышел в заднюю дверь из кабинета. В коридоре никого не было. Пьер прошел во всю длину коридора до лестницы и, морщась и растирая лоб обеими руками, спустился до первой площадки. Швейцар стоял у парадной двери. С площадки, на которую спустился Пьер, другая лестница вела к заднему ходу. Пьер пошел по ней и вышел во двор. Никто не видал его. Но на улице, как только он вышел в ворота, кучера, стоявшие с экипажами, и дворник увидали барина и сняли перед ним шапки. Почувствовав на себя устремленные взгляды, Пьер поступил как страус, который прячет голову в куст, с тем чтобы его не видали; он опустил голову и, прибавив шагу, пошел по улице.
Из всех дел, предстоявших Пьеру в это утро, дело разборки книг и бумаг Иосифа Алексеевича показалось ему самым нужным.
Он взял первого попавшегося ему извозчика и велел ему ехать на Патриаршие пруды, где был дом вдовы Баздеева.
Беспрестанно оглядываясь на со всех сторон двигавшиеся обозы выезжавших из Москвы и оправляясь своим тучным телом, чтобы не соскользнуть с дребезжащих старых дрожек, Пьер, испытывая радостное чувство, подобное тому, которое испытывает мальчик, убежавший из школы, разговорился с извозчиком.
Извозчик рассказал ему, что нынешний день разбирают в Кремле оружие, и что на завтрашний народ выгоняют весь за Трехгорную заставу, и что там будет большое сражение.
Приехав на Патриаршие пруды, Пьер отыскал дом Баздеева, в котором он давно не бывал. Он подошел к калитке. Герасим, тот самый желтый безбородый старичок, которого Пьер видел пять лет тому назад в Торжке с Иосифом Алексеевичем, вышел на его стук.
– Дома? – спросил Пьер.
– По обстоятельствам нынешним, Софья Даниловна с детьми уехали в торжковскую деревню, ваше сиятельство.
– Я все таки войду, мне надо книги разобрать, – сказал Пьер.
– Пожалуйте, милости просим, братец покойника, – царство небесное! – Макар Алексеевич остались, да, как изволите знать, они в слабости, – сказал старый слуга.
Макар Алексеевич был, как знал Пьер, полусумасшедший, пивший запоем брат Иосифа Алексеевича.
– Да, да, знаю. Пойдем, пойдем… – сказал Пьер и вошел в дом. Высокий плешивый старый человек в халате, с красным носом, в калошах на босу ногу, стоял в передней; увидав Пьера, он сердито пробормотал что то и ушел в коридор.
– Большого ума были, а теперь, как изволите видеть, ослабели, – сказал Герасим. – В кабинет угодно? – Пьер кивнул головой. – Кабинет как был запечатан, так и остался. Софья Даниловна приказывали, ежели от вас придут, то отпустить книги.
Пьер вошел в тот самый мрачный кабинет, в который он еще при жизни благодетеля входил с таким трепетом. Кабинет этот, теперь запыленный и нетронутый со времени кончины Иосифа Алексеевича, был еще мрачнее.
Герасим открыл один ставень и на цыпочках вышел из комнаты. Пьер обошел кабинет, подошел к шкафу, в котором лежали рукописи, и достал одну из важнейших когда то святынь ордена. Это были подлинные шотландские акты с примечаниями и объяснениями благодетеля. Он сел за письменный запыленный стол и положил перед собой рукописи, раскрывал, закрывал их и, наконец, отодвинув их от себя, облокотившись головой на руки, задумался.
Несколько раз Герасим осторожно заглядывал в кабинет и видел, что Пьер сидел в том же положении. Прошло более двух часов. Герасим позволил себе пошуметь в дверях, чтоб обратить на себя внимание Пьера. Пьер не слышал его.
– Извозчика отпустить прикажете?
– Ах, да, – очнувшись, сказал Пьер, поспешно вставая. – Послушай, – сказал он, взяв Герасима за пуговицу сюртука и сверху вниз блестящими, влажными восторженными глазами глядя на старичка. – Послушай, ты знаешь, что завтра будет сражение?..
– Сказывали, – отвечал Герасим.