В. Володарский

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
В. Володарский
Имя при рождении:

Моисей Маркович Гольдштейн

Дата рождения:

11 декабря 1891(1891-12-11)

Место рождения:

село Острополь,
Староконстантиновский уезд,
Волынская губерния,
Российская империя
(ныне — село Старый Острополь, Староконстантиновский район, Хмельницкая область, Украина)

Дата смерти:

20 июня 1918(1918-06-20) (26 лет)

Место смерти:

Петроград РСФСР РСФСР

Гражданство:

Российская империя Российская империя
РСФСР РСФСР

Партия:

Бунд, РКП(б)

В. Волода́рский (настоящее имя Моисе́й Ма́ркович Гольдште́йн; 11 декабря 1891, Острополь, Староконстантиновский уезд, Волынская губерния — 20 июня 1918, Петроград) — деятель российского революционного движения. Убит 20 июня 1918 года.





Биография

Родился в местечке Острополь Волынской губернии (ныне — село Старый Острополь Староконстантиновского района Хмельницкой области, Украина) в еврейской семье ремесленника.

Поступил в 5-й класс гимназии в Дубно, уже через год был исключён оттуда за неблагонадёжность.

Член Бунда с 1905 года, затем работал в организации украинских социал-демократов «Спілка». Во время революции 1905—1907 гг. составлял и печатал нелегальные воззвания, организовывал митинги. С 1908 по 1911 г. работал революционным агитатором в Волынской и Подольской губерниях. В 1911 году сослан в Архангельскую губернию, освобождён по амнистии в 1913 году.

В 1913 году эмигрировал в США, где вступил в Социалистическую партию и международный профсоюз портных (работая портным). Во время Первой мировой войны вместе с Троцким и Бухариным издавал в Нью-Йорке газету «Новый Мир».

В мае 1917 года, после Февральской революции вернулся в Россию, «межрайонец», затем большевик, назначен главным агитатором Петроградского комитета РКП(б). Вошёл в президиум петроградского Совета и петроградской городской Думы. Делегат VI съезда РСДРП(б). На 2-м Всероссийском съезде советов избран в Президиум ВЦИК. Участник Октябрьской революции.

В начале 1918 года командирован ЦК на съезд армий Румынского фронта для агитации среди военных. В 1918 году — комиссар печати, пропаганды и агитации в Союзе коммун Северной области. На этом посту руководил репрессиями в отношении оппозиционной прессы, особенно активизировавшимися с мая 1918 года, когда он был главным обвинителем на получившем широкую огласку публичном процессе против нескольких небольшевистских вечерних газет. В середине июня 1918 года стал также основным организатором подтасовки результатов выборов в Петроградский совет, а также создателем и главным редактором одного из главных органов печати этого совета — «Красной Газеты». Все это сделало Володарского одним из наиболее ненавистных и презираемых со стороны врагов большевистской власти деятелей[1].

20 июня 1918 года Володарский на автомобиле направлялся на очередной митинг на Обуховском заводе. В это время в Прямом переулке за часовней его уже поджидал эсер-боевик рабочий Никита Сергеев (по некоторым сведения это псевдоним, организатором был Григорий Семёнов)[2]. О покушении на Володарского сохранились показания его шофёра Гуго Юргенса.

В советской историографии убийство Володарского считалось актом индивидуального белого террора, совершенного от имени партии правых эсеров и послужившего, наряду с убийством М. С. Урицкого и покушением на В. И. Ленина, причиной начала ответного красного террора. Несмотря на то, что ЦК партии эсеров категорически отрицал свою причастность к преступлению, данное обвинение было выдвинуто на прошедшем в 1922 году «процессе эсеров», на котором Г. Семёнов, ранее написавший в эмиграции книгу о военной и боевой работе эсеров в 1917-1918 годах, выступил с признательными показаниями. В то же время существуют и другие версии, в частности, что преступление носило бытовой характер и было связано с личной жизнью Володарского. Незавершенность следствия и отсутствие открытого слушания дела в суде не позволяла сделать окончательных выводов о мотивах убийства[3].

Версия теракта была подтверждена в новейшем исследовании петербургского историка, исследователя Гражданской войны И. С. Ратьковского[4].

Похоронен на Марсовом поле в Санкт-Петербурге.

Имя

Псевдоним «В. Володарский» не имел имени (см. БСЭ); в литературе вместо инициала иногда используют имя «Владимир».

Память

Напишите отзыв о статье "В. Володарский"

Примечания

  1. Рабинович А. Е. Моисей Урицкий: Робеспьер революционного Петрограда? (рус.) // Отечественная история : Журнал. — 2003. — № 1. — С. 3—23.
  2. [www.pereplet.ru/history/Author/Russ/B/Bajanov/vospom/glav1.html Б. Г. Бажанов «Воспоминания секретаря Сталина»]
  3. А. Л. Литвин. [www.e-reading.org.ua/bookreader.php/1004379/Litvin_Aleksey_-_Krasnyy_i_belyy_terror_v_Rossii._1918-1922_gg..html Красный и белый террор в России, 1918—1922 гг. — М.: Яуза: ЭКСМО, 2004, — стр. 234—245.]
  4. И. С. Ратьковский. Красный террор и деятельность ВЧК в 1918 году. Глава 3. Фактор белого террора в усилении карательно-репрессивной политики советского государства летом 1918 г. § 2. Индивидуальный белый террор летом 1918 г. С. 117—118. — Издательство СПбГУ, 2006. [www.pseudology.org/Abel/PetroVchk1918_RedTerror.pdf]
  5. [fias.nalog.ru/Public/SearchPage.aspx?SearchState=2 Федеральная информационная адресная система]

Литература

  • В.Володарский. Напутственная речь агитаторам. Пг., 1918.
  • Дерзновение / Д. Валовой, М. Валовая, Г. Лапшина. — М.: Мол. гвардия, 1989. — 314[6] c., ил. С.306-313.
  • В. Володарский // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>
  • [funeral-spb.narod.ru/necropols/marsovo/tombs/volodarsky/volodarsky.html В. ВОЛОДАРСКИЙ (1891-1918)]

Ссылки

  • [funeral-spb.narod.ru/necropols/marsovo/tombs/volodarsky/volodarsky.html Володарский В. (1891—1918)]

Отрывок, характеризующий В. Володарский

– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.
«Ну, тише, тише, замирайте теперь. – И звуки слушались его. – Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. – И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. – Ну, голоса, приставайте!» – приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские. Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостно было внимать их необычайной красоте.
С торжественным победным маршем сливалась песня, и капли капали, и вжиг, жиг, жиг… свистела сабля, и опять подрались и заржали лошади, не нарушая хора, а входя в него.
Петя не знал, как долго это продолжалось: он наслаждался, все время удивлялся своему наслаждению и жалел, что некому сообщить его. Его разбудил ласковый голос Лихачева.
– Готово, ваше благородие, надвое хранцуза распластаете.
Петя очнулся.
– Уж светает, право, светает! – вскрикнул он.
Невидные прежде лошади стали видны до хвостов, и сквозь оголенные ветки виднелся водянистый свет. Петя встряхнулся, вскочил, достал из кармана целковый и дал Лихачеву, махнув, попробовал шашку и положил ее в ножны. Казаки отвязывали лошадей и подтягивали подпруги.
– Вот и командир, – сказал Лихачев. Из караулки вышел Денисов и, окликнув Петю, приказал собираться.


Быстро в полутьме разобрали лошадей, подтянули подпруги и разобрались по командам. Денисов стоял у караулки, отдавая последние приказания. Пехота партии, шлепая сотней ног, прошла вперед по дороге и быстро скрылась между деревьев в предрассветном тумане. Эсаул что то приказывал казакам. Петя держал свою лошадь в поводу, с нетерпением ожидая приказания садиться. Обмытое холодной водой, лицо его, в особенности глаза горели огнем, озноб пробегал по спине, и во всем теле что то быстро и равномерно дрожало.
– Ну, готово у вас все? – сказал Денисов. – Давай лошадей.
Лошадей подали. Денисов рассердился на казака за то, что подпруги были слабы, и, разбранив его, сел. Петя взялся за стремя. Лошадь, по привычке, хотела куснуть его за ногу, но Петя, не чувствуя своей тяжести, быстро вскочил в седло и, оглядываясь на тронувшихся сзади в темноте гусар, подъехал к Денисову.
– Василий Федорович, вы мне поручите что нибудь? Пожалуйста… ради бога… – сказал он. Денисов, казалось, забыл про существование Пети. Он оглянулся на него.
– Об одном тебя пг'ошу, – сказал он строго, – слушаться меня и никуда не соваться.
Во все время переезда Денисов ни слова не говорил больше с Петей и ехал молча. Когда подъехали к опушке леса, в поле заметно уже стало светлеть. Денисов поговорил что то шепотом с эсаулом, и казаки стали проезжать мимо Пети и Денисова. Когда они все проехали, Денисов тронул свою лошадь и поехал под гору. Садясь на зады и скользя, лошади спускались с своими седоками в лощину. Петя ехал рядом с Денисовым. Дрожь во всем его теле все усиливалась. Становилось все светлее и светлее, только туман скрывал отдаленные предметы. Съехав вниз и оглянувшись назад, Денисов кивнул головой казаку, стоявшему подле него.
– Сигнал! – проговорил он.
Казак поднял руку, раздался выстрел. И в то же мгновение послышался топот впереди поскакавших лошадей, крики с разных сторон и еще выстрелы.
В то же мгновение, как раздались первые звуки топота и крика, Петя, ударив свою лошадь и выпустив поводья, не слушая Денисова, кричавшего на него, поскакал вперед. Пете показалось, что вдруг совершенно, как середь дня, ярко рассвело в ту минуту, как послышался выстрел. Он подскакал к мосту. Впереди по дороге скакали казаки. На мосту он столкнулся с отставшим казаком и поскакал дальше. Впереди какие то люди, – должно быть, это были французы, – бежали с правой стороны дороги на левую. Один упал в грязь под ногами Петиной лошади.
У одной избы столпились казаки, что то делая. Из середины толпы послышался страшный крик. Петя подскакал к этой толпе, и первое, что он увидал, было бледное, с трясущейся нижней челюстью лицо француза, державшегося за древко направленной на него пики.
– Ура!.. Ребята… наши… – прокричал Петя и, дав поводья разгорячившейся лошади, поскакал вперед по улице.
Впереди слышны были выстрелы. Казаки, гусары и русские оборванные пленные, бежавшие с обеих сторон дороги, все громко и нескладно кричали что то. Молодцеватый, без шапки, с красным нахмуренным лицом, француз в синей шинели отбивался штыком от гусаров. Когда Петя подскакал, француз уже упал. Опять опоздал, мелькнуло в голове Пети, и он поскакал туда, откуда слышались частые выстрелы. Выстрелы раздавались на дворе того барского дома, на котором он был вчера ночью с Долоховым. Французы засели там за плетнем в густом, заросшем кустами саду и стреляли по казакам, столпившимся у ворот. Подъезжая к воротам, Петя в пороховом дыму увидал Долохова с бледным, зеленоватым лицом, кричавшего что то людям. «В объезд! Пехоту подождать!» – кричал он, в то время как Петя подъехал к нему.
– Подождать?.. Ураааа!.. – закричал Петя и, не медля ни одной минуты, поскакал к тому месту, откуда слышались выстрелы и где гуще был пороховой дым. Послышался залп, провизжали пустые и во что то шлепнувшие пули. Казаки и Долохов вскакали вслед за Петей в ворота дома. Французы в колеблющемся густом дыме одни бросали оружие и выбегали из кустов навстречу казакам, другие бежали под гору к пруду. Петя скакал на своей лошади вдоль по барскому двору и, вместо того чтобы держать поводья, странно и быстро махал обеими руками и все дальше и дальше сбивался с седла на одну сторону. Лошадь, набежав на тлевший в утреннем свето костер, уперлась, и Петя тяжело упал на мокрую землю. Казаки видели, как быстро задергались его руки и ноги, несмотря на то, что голова его не шевелилась. Пуля пробила ему голову.