Гай Кальпурний Пизон Красс Фруги Лициниан

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Гай Кальпурний Пизон Красс Фруги Лициниан
лат. Gaius Calpurnius Piso Crassus Frugi Licinianus
Консул-суффект Римской империи
87 год
 
Отец: Марк Лициний Красс Фруги
Мать: Сульпиция Претекстата
Супруга: Агидия Квинтина

Гай Кальпурний Пизон Красс Фруги Лициниан (лат. Gaius Calpurnius Piso Crassus Frugi Licinianus) — римский политический деятель второй половины I века.

Его отцом был консул 64 года Марк Лициний Красс Фруги, потомок триумвиров Марка Лициния Красса и Гнея Помпея Великого, а матерью — Сульпиция Претекстата. В 87 году Лициниан занимал должность консула-суффекта. В эпоху правления Нервы он создал заговор против императора. По рассказу Диона Кассия,

«он [Нерва] во время какого-то представления усадил их [Лициниана и других заговорщиков] рядом с собой (они ещё не знали, что об их заговоре уже поступил донос) и дал им мечи, как это обычно делалось, якобы для того, чтобы проверить их остроту, но в действительности, чтобы показать, что его ни­сколько не тревожит опасность умереть прямо здесь и сейчас»[1].

Псевдо-Аврелий Виктор сообщает, что Лициниан при Нерве подбивал солдат к мятежу щедрыми обещаниями, но был изобличен и сослан с супругой в Тарент, хотя сенаторы укоряли императора за его снисходительность[2]. По всей видимости, он был замешан в заговоре против Траяна. Император отдал его на суд сената[3]. В правление Адриана Лициниан был убит прокуратором острова за то, что он якобы замышлял государственный переворот, на котором находился в ссылке, хотя сам император не хотел его убивать[4]. Он был похоронен в гробнице Лициниев. Супругой Лициниана была Агидия Квинтина.

Напишите отзыв о статье "Гай Кальпурний Пизон Красс Фруги Лициниан"



Примечания

  1. Дион Кассий. Римская история. LXVIII. 3. 2.
  2. Псевдо-Аврелий Виктор. Извлечения о жизни и нравах римских императоров. XII. 7.
  3. Дион Кассий. Римская история. LXVIII. 16. 2.
  4. Элий Спартиан. История Августов. Жизнеописание Адриана. V. 5—6.

Литература

  • Vasily Rudich. Political Dissidence Under Nero: The Price of Dissimulation. Psychology Press, 1993. р. 203—204.
  • Patrick Kragelund, Mette Moltesen, Jan Stubbe Østergaard. The Licinian Tomb: Fact Or Fiction?. Ny Carlsberg Glyptotek, 2003. р. 48.

Отрывок, характеризующий Гай Кальпурний Пизон Красс Фруги Лициниан

– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.