Геннадий (Драницын)
| Епископ Геннадий | ||
| ||
|---|---|---|
| 13 декабря 1761 — 12 апреля 1775 | ||
| Церковь: | Русская православная церковь | |
| Смерть: | 12 (23) апреля 1775 Москва | |
Епископ Геннадий (в миру Григорий Драницын; ?, село Всегодич, Ковровский уезд — 12 (23) апреля 1775, Москва) — епископ Суздальский и Юрьевский.
Биография
Родился в семье причетника села Всегодич (ныне Ковровский район Владимирской области).
Обучался в Московской духовной академии.
Н. И. Петров считает его малороссом под фамилией Грацинского, начавшим своё образование в Киеве или где-то на юге, а окончившим в Московской духовной академии.
С 1746 года по 1754 год последовательно занимал в ней должности учителя фары, грамматики, синтаксимы и пиитики.
После пострижения в монашество он в 1754 году был назначен учителем философии, в феврале 1755 года — префектом, а в сентябре — учителем богословия.
С 12 мая 1757 года — ректор академии и архимандрит Заиконоспасского монастыря.
В 1758 году переведён в Иосифо-Волоцкий монастырь «для облегчения и отдохновения от школьных трудов».
13 декабря 1761 года хиротонисан во епископа Суздальского и 31 марта 1762 года, в вербное воскресенье, прибыл в Суздаль; здесь его встретили «с крестным хождением и с вербою».
Геннадий заботился о благолепии своей «архиереепрестольной» церкви; между прочим он устроил в ней «место архиерейское резное». Он много заботился и о благоустройстве Суздальской семинарии и прежде всего упорядочил семинарское хозяйство. Он перевёл семинарию из тесного помещения при архиерейском доме в Спасо-Евфимиев монастырь, «подвергнул пересмотру весь продовольственный строй» и дал подробную инструкцию назначенному для заведования семинарским хозяйством комиссару. Личный состав семинарии и консистории был далеко не удовлетворителен. «В подаваемых владыке консисторских докладах он многократно усматривал, что в выписку вносятся правила, вовсе к тому не относящияся, что, по мнению Геннадия, ни от чего другого происходило, как только от простоты присутствующих». Геннадий старался замещать должности образованными и способными людьми, всячески поощрял своих ставленников, берёг их, смотрел сквозь пальцы на некоторые их слабости. Но он был несчастлив в выборе людей, да и некого, по-видимому, ему было выбирать. Пьянство со всевозможными дебошами доминировало над прочими суздальскими епархиальными неустройствами. Официально Геннадий не мог оставить без внимания «непристойных префектовских» и иных поступков и наряжал строгие следствия, но, стоило провинившемуся педагогу «припасть к стопам» владыки и «всерабски просить архипастырского милосердого прощения», а особенно подать «надежду монашества», Геннадий тотчас прелагал гнев на милость и предписывал «начатое следствие оставить и в учиненных погрешениях архипастырское прощение объявить и, дабы впредь таковых непристойных поступков не чинил, обязать в силу указов подпискою». При Геннадии Суздальская семинария, как говорит её историк Малицкий, «представляла типичный образец дореформенной школы со всеми её недостатками и крайностями». Преподавание в ней стояло на таком низком уровне, что ученики философии могли только «тупо» прочесть латинский отрывок и из философии «выводились обратно в риторику» по распоряжению преемника Геннадия. Кроме пьянства, в семинарии постоянным явлением были побеги учеников, находивших укрывателей в лице родителей.
С 27 сентября 1771 года — член Московской синодальной конторы.
15 октября 1774 года переносил мощи князя-мученика Михаила Черниговского в Архангельский собор Московского Кремля, во вновь устроенную раку.
17 февраля 1775 года Геннадий был назначен членом Синода для присутствования опять же в Московской Св. Синода Конторе, управлявшей в то время и Московской епархией, но менее чем через два месяца умер в Москве 12 апреля 1775 года, в первый день Пасхи, в 9 часов пополудни (по «Спискам Архиереев», 11 апреля). Погребен в Суздальском кафедральном соборе.
Напишите отзыв о статье "Геннадий (Драницын)"
Литература
- Шереметевский В. В. Геннадий (Границкий) // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.
Ссылки
- [www.ortho-rus.ru/cgi-bin/ps_file.cgi?2_1682 Геннадий (Драницын)]
Отрывок, характеризующий Геннадий (Драницын)
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
– Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
– Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… – Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.
Алпатыч подошел к большой толпе людей, стоявших против горевшего полным огнем высокого амбара. Стены были все в огне, задняя завалилась, крыша тесовая обрушилась, балки пылали. Очевидно, толпа ожидала той минуты, когда завалится крыша. Этого же ожидал Алпатыч.
– Алпатыч! – вдруг окликнул старика чей то знакомый голос.
– Батюшка, ваше сиятельство, – отвечал Алпатыч, мгновенно узнав голос своего молодого князя.
Князь Андрей, в плаще, верхом на вороной лошади, стоял за толпой и смотрел на Алпатыча.
– Ты как здесь? – спросил он.
– Ваше… ваше сиятельство, – проговорил Алпатыч и зарыдал… – Ваше, ваше… или уж пропали мы? Отец…
– Как ты здесь? – повторил князь Андрей.
Пламя ярко вспыхнуло в эту минуту и осветило Алпатычу бледное и изнуренное лицо его молодого барина. Алпатыч рассказал, как он был послан и как насилу мог уехать.
