Феофан Затворник

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
В Википедии существуют статьи о других людях с именем Феофан и фамилией Говоров.
Феофан Затворник<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Епископ Владимирский и Суздальский
22 июля 1863 — 17 июня 1866
Предшественник: Иустин (Михайлов)
Преемник: Антоний (Павлинский)
Епископ Тамбовский
1 июля 1859 — 22 июля 1863
Предшественник: Макарий (Булгаков)
Преемник: Феодосий (Шаповаленко)
 
Имя при рождении: Георгий Васильевич Говоров
Рождение: 10 (22) января 1815(1815-01-22)
село Чернава, Елецкий уезд, Орловская губерния
Смерть: 6 (19) января 1894(1894-01-19) (78 лет)
Вышенская пустынь, Рязанская губерния
 
Канонизирован: 6 июня 1988 года на Поместном Соборе Русской православной церкви
Лик святости: святитель
День памяти: 10 (23) января — рождение;
6 (19) января — преставление;
16 (29) июня — перенесение мощей
Подвижничество: пастырство
затворничество

Феофа́н Затво́рник (в миру Георгий Васильевич Говоров; 10 (22) января 1815 — 6 (18) января 1894) — епископ Православной Российской Церкви; богослов, публицист-проповедник. Прославлен в лике святителей.





Биография

Родился 10 (22) января 1815 года в селе Чернава Елецкого уезда Орловской губернии (ныне — Измалковский район Липецкой области) в семье сельского священника Василия Тимофеевича Говорова и его жены Татьяны Ивановны. В семье было три дочери и четыре сына[1].

Образование

В 1823 году его отдали учиться в Ливенское духовное училище. Через шесть лет, в 1829 году, он продолжил образование в Орловской духовной семинарии. В это время ректором семинарии был назначен архимандрит Исидор (Никольский); философские науки преподавал Е. А. Остромысленский. По окончании семинарии, в 1837 году, как лучший из воспитанников своего курса он был направлен в Киевскую духовную академию несмотря на то, что тогдашний ректор семинарии архимандрит Софоний (Сокольский) «ценивший в своих учениках больше всего твердое заучивание учебника, чем не отличался Говоров, не имел его в виду и даже был против»[2].

Во время его обучения в Киеве произошли события, повлиявшие на выбор жизненного пути Георгия Говорова: в 1838 году скончалась его мать, а через год — отец. И 1 октября 1840 года он подал академическому начальству прошение о пострижении в монашество; 15 (27) февраля 1841 года 26-летний Георгий Говоров принял в Киеве монашеский постриг с именем Феофан в честь преподобного Феофана Исповедника. Спустя два месяца, 6 апреля, ректор Киевской Духовной Академии Иеремия (Соловьёв) рукоположил Феофана во иеродиакона, а 1 июля — во иеромонаха.

На ниве духовного просвещения

В 1841 году иеромонах Феофан в числе первых закончил академию со степенью магистра богословия за курсовое сочинение «Обозрение подзаконной религии», которое в числе лучших сочинений было отправлено в Святейший Синод, постоянный член которого, митрополит московский Филарет, в своём отзыве указал: «Сочинение сие заключает в себе столько сведений и соображений о законе Моисеевом, что они служат достаточным свидетельством познаний сочинителя, дающих ему право на степень магистра». Сразу после окончания академии Феофан был назначен ректором Киево-Софийского духовного училища, в высшем отделении которого он стал преподавать латинский язык.

В конце 1842 года, 7 декабря, он был определён инспектором и преподавателем психологии и логики Новгородской духовной семинарии; 18 декабря, наконец-то, утверждён в степени магистра богословия.

С 16 октября 1844 года он был определён на должность бакалавра Санкт-Петербургской духовной академии по кафедре Нравственного и Пастырского богословия. С 22 марта 1845 года иеромонах Феофан — помощник инспектора академии; 3 июля был назначен членом комитета для рассмотрения конспектов преподаваемых в семинарии учебных предметов. За ревностное исполнение обязанностей, 25 мая 1846 года он был удостоен звания соборного иеромонаха Александро-Невской лавры.

Однако в это время его уже влекла уединённая монашеская жизнь; в письме к своему духовному отцу Иеремии, постригавшему и рукополагавшему его, он писал: «Ученою должностью начинаю тяготиться до нестерпимости. Пошел бы в церковь, да там и сидел»[3]. И вскоре, 21 августа 1847 года — по его собственной просьбе, он был назначен членом Русской духовной миссии в Иерусалиме, которую возглавлял архимандрит Порфирий (Успенский). В Иерусалиме Феофан выучился иконописи, прекрасно изучил греческий язык, основательно — французский, занимался еврейским и арабским. В Палестине он познакомился с древним подвижничеством восточных монастырей, с памятниками аскетической письменности прошлых веков; занялся переводом творений святых отцов греческого Добротолюбия. Кроме того, он близко познакомился с инославными христианскими вероисповеданиями, познав, как силу их пропаганды, так и слабость. Труды Феофана не остались незамеченными: 5 мая 1851 года он был пожалован «кабинетным золотым наперсным крестом», а 14 февраля 1852 года определением Св. Синода он был утверждён в звании «корреспондента конференции Киевской духовной академии»[4].

В 1853 году началась Крымская война и 3 мая 1854 года миссия была отозвана. Возвращение состоялось через Европу: Феофан побывал во многих городах, посещал храмы, музеи, библиотеки, учебные учреждения; архимандрит Порфирий и иеромонах Феофан имели аудиенцию у папы Пия IX[5].

По возвращении в Россию он был определён преподавателем канонического права в Санкт-Петербургскую духовную академию; 14 апреля 1855 года возведён в сан архимандрита. Уже в сентябре этого же года он был назначен ректором Олонецкой духовной семинарии, которая находилась в здании Петрозаводского духовного училища; архимандриту Феофану предстояло заниматься организацией постройки для семинарии собственного здания. В это время он писал: «Семинарии у нас нет. По праву сильного живем в корпусе, купленном для училища, а оно на квартире. Бурса семинарская тоже на квартире, — что весьма-весьма неудобно»[6]. В октябре 1855 года он был определён членом Олонецкой духовной консистории. По предложению архиепископа Аркадия он был назначен цензором проповедей Олонецкой епархии. При семинарии он организовал достаточно полную противораскольническую библиотеку.

Менее чем через год, 21 мая 1856 года, он был назначен настоятелем русской посольской церкви в Константинополе (Османская империя), как хорошо знакомый с православным Востоком. Феофану было поручено собирать сведения о назревавшем тогда греко-болгарском расколе. За свои труды 17 апреля 1857 года он был награждён орденом Св. Анны 2-й степени.

В мае 1857 года он был назначен ректором Санкт-Петербургской духовной академии. Кроме ректорства ему было поручено наблюдение за преподаванием Закона Божия в светских учебных заведениях Санкт-Петербургского округа; он был председателе комитета при Академии наук по изданию трудов византийских историков, а с 1858 года — председателем комитета по переводу Священного Писания на русский язык. Он регулярно произносил проповеди в большие праздники — в 1859 году они были изданы отдельной книгой: «Слова Санкт-Петербургской духовной академии ректора архимандрита Феофана»[7]. Во время его ректорства отмечалось 50-летие Санкт-Петербургской духовной академии (17 февраля 1859 года) и Феофан был награждён «за отлично-ревностную и полезную службу знаком ордена Святого Владимира 3-й степени».

Епископство

29 мая 1859 года архимандриту Феофану «высочайше повелено быть епископом Тамбовским и Шацким», а 1 июня в Троицком соборе Александро-Невской Лавры он был хиротонисан во епископа митрополитом Санкт-Петербургским Григорием, архиепископом Черниговским Филаретом, епископом Тверским Филофеем и епископом Ревельским Агафангелом; 5 июля он вступил в управление епархией[8]. Тамбовская епархия была одной из самых обширных и многолюдных: только священников было 1172, диаконов 681, несколько сотен монашествующих; среди населения немало было сектантов и раскольников. Особое внимание епископ Феофан обратил на проповедание; почти каждое богослужение он сопровождал проповедью.
И. Н. Корсунский отмечал:
Глубокое знание всех движений сердца человеческого и его духовных потребностей, опытное знакомство с духовной жизнью, обширные познания в области и Священного писания, и творений святоотеческих, и наук естественных, исторических и других, и иные высокие достоинства отличают слова преосвященного Феофана к тамбовской пастве, при необыкновенной ясности, живости и простоте изложения чрезвычайно сильное производившие впечатление на слушателей

— Корсунский И. Н. Преосвященный епископ Феофан, бывший Владимирский и Суздальский. — М., 1895

Епископ Феофан и духовенство убеждал, «что проповедничество есть первый, прямой и священный долг его, а вместе с тем должно быть и внутренней потребностью, если только правильно и сознательно относиться к своему высокому служению»[9]. Центром проповедничества стал тамбовский Казанский мужской монастырь при архиерейском доме; прекрасными поучениями здесь отличался преподаватель тамбовской семинарии И. М. Сладкопевцев. В «Тамбовских епархиальных ведомостях» епископ Феофан опубликовал свой гомилетический трактат «Как составить проповедь», в котором указал отличительные черты проповеди, дал практические советы по способу её составления, привёл собственный пример: «особенность моих проповедей та, что они не сочиняемы <…> Это писанные экспромты». Директор тамбовского учительского института И. И. Дубасов отметил: «Епископ Феофан поднял умственно-нравственный характер нашей епархии, привлекши в среду духовенства несколько лиц с академическим образованием, что до него было большой редкостью»[10]. К этому времени относится выход в свет четырёх выпусков «Писем о христианской жизни» (СПб., 1860).

В ноябре 1861 года в ведение преосвященного Феофана (на несколько месяцев) был передан из Нижегородской епархии Серафимо-Дивеевский монастырь — для устранения возникших в нём беспорядков.

В 1863 году, 22 июля, епископ Феофан был перемещён на древнюю и более обширную Владимирскую кафедру. По статистическим сведениям 1864 года «во Владимирской губернии значилось 1 254 960 жителей, в том числе духовного ведомства 9541 мужского и 11 434 женского пола; 20 мужских монастырей, в которых проживало 467 монахов, и 8 женских монастырей, в которых было 659 монахинь; 1152 православные церкви. 270 училищ, учрежденных духовенством»[11]. Во Владимирской епархии, которая нуждалась в православном миссионерстве, поскольку здесь было немало расколькников и сектантов, за ним окончательно укрепилась слава проповедника. Огромное значение имела его «Инструкция для проповедания слова Божия», напечатанная 27 ноября 1864 года во «Владимирских епархиальных ведомостях»; в этом же году он послал иеромонаха Моисея в Москву для сверки старопечатных книг; в Вязниковском уезде он открыл «Богоявленское православное братство». В 1865 году его заботами было открыто женское епархиальное училище.

За свою архипастырскую деятельность 19 апреля 1864 года он был удостоен ордена Св. Анны 1-й степени.

В мае 1865 года епископ Феофан писал уже ушедшему на покой епископу Игнатию (Брянчанинову):

… Совсем осуетился. И очень часто порываюсь на Вашу дорогу. Как бы устроилось сие! Не вижу ворот по моей близорукости. Иногда бываешь готов за перо взяться и писать прошение о том; да что-то в груди поперечит. И остаюсь при одном желании. Будем сидеть у моря и ждать погоды. А грехи так и тяготят, а страсти так и бьют по бокам.

А 11 марта 1866 года в письме к Н. В. Елагину сообщил: «Прошение подписано и послано в Святейший Синод в этот день».

Затвор

Его прошением были удивлены и первоначально недовольны митрополит Исидор (Никольский)[12] и митрополит Филарет (Дроздов)[13]; другие иерархи русской церкви.

В своём письме митрополиту Исидору от 30 мая 1866 года, разъясняя свои мотивы и побуждения, писал: «<…> Я ищу покоя, чтобы покойнее предаться занятиям желаемым, но не диллетанства[sic] ради, а с тем непременным намерением, чтобы был и плод трудов, — не бесполезный и не ненужный для Церкви Божией. Имею в мысли служить Церкви Божией, только иным образом служить»[14][15].

Прошение об увольнении его на покой было удовлетворено 17 июня того же года, — с назначением его настоятелем в Вышенскую пустынь Тамбовской епархии. Но уже 19 сентября, по его просьбе, он был уволен от управления монастырём.

Первые шесть лет своего пребывания в Вышенском монастыре он не уединялся окончательно, хотя ему был выделен отдельный флигель. У него даже возникала мысль вернуться к активной епископской деятельности и ему в 1872 году даже было предложено принять в управление московскую епархию[16].

В 1872 году ушёл в затвор, сначала на время поста, затем на целый год, после чего было принято решение о полном затворе. Устроив у себе в келии домовую Богоявленскую церковь, он служил в ней в воскресные и праздничные дни, а последние одиннадцать лет — ежедневно.

С 1873 года занимается переводами аскетических книг; смиренно писал о себе: «Из моего запора сделали затвор. Ничего тут затворнического нет. Я заперся, чтобы не мешали, но не в видах строжайшего подвижничества, а в видах беспрепятственного книжничества»[17]. Он не обольщался: «Можно и при затворенных дверях по миру шататься, или целый мир напустить в свою комнату»[18].

Когда его посетил тамбовский губернатор, Феофан единственный раз вышел из затвора. Тем самым он выразил своё послушание земному начальству. В царе, в губернаторе, в отце, в хозяине он видит иерархический чин, которому обязательно абсолютно покоряться. Всякий иерархический чин, будь то губернатор или отец, должен сознавать, что при нём «степенная важность, не высящаяся, но и не унижающая себя, привлекающая, но непоблажающая»[19].

Кроме трудов, он вёл обширную переписку: ежедневно почта приносила от 20 до 40 писем, при этом епископ Феофан обязательно отвечал на каждое из них.

Феофан в одном из писем более чем за 50 лет вперед предсказал революцию в России[20]. Для борьбы с революцией предлагал жёсткие меры: цензуру прессы, смертную казнь за революционную деятельность.

В 1876 году Феофан издал перевод на русский язык первого тома «Добротолюбия» (труд Никодима Святогорца). Он получил за него степень доктора.

С 1890 года состоял почётным членом в Свято-Князь-Владимирском братстве.

В последние годы страдал ревматизмом, невралгией, сердечной аритмией и головокружением, а также прогрессирующей катарактой, вследствие чего в 1888 году ослеп на правый глаз[21].

Скончался 6 января 1894 года около 4 часов дня, в праздник Крещения Господня. При его кончине никто не присутствовал.

Отпевание почившего совершил 11 января епископ Тамбовский Иероним (Экземплярский) при большом стечении духовенства и народа. Погребён в Казанском соборе Вышенской пустыни, во Владимирском приделе.

Почитание

На Поместном Соборе Русской православной церкви в 1988 году, посвящённом 1000-летию Крещения Руси, Феофан Затворник был прославлен в лике святителей; в деянии Собора отмечалось:

Глубокое богословское понимание христианского учения, а также опытное его исполнение, и как следствие сего, высота и святость жизни святителя позволяют смотреть на его писания как на развитие святоотеческого учения с сохранением той же православной чистоты и богопросвещенности.

29 июня 2002 года состоялось перенесение мощей святителя Феофана из храма деревни Эммануиловки (Шацкий район Рязанской области), где они хранились с 1988 года[22], в Вышенский женский монастырь. 14 марта 2009 года мощи были перенесены из Успенского собора в Казанский собор Вышенского монастыря.

Воззрения Феофана

О молитве

Существенное место в трудах Феофана Затворника занимает сотериология, а именно конкретные указания относительно праведной жизни. Он высоко чтил Иисусову молитву, однако понимал её ограниченность, поскольку «чувство к Богу» («сердечная теплота») важнее имени Иисусова «на языке». Сердечная молитва важнее умной. Феофан настаивал, что молитва может быть «без слов».[23]. Он критиковал отождествление молитвы с «богомыслием», то есть размышлением о Боге. Молитва — дела сердца, а богомыслие — дело ума[24] Соответственно и богослужение для Феофана «устроено совсем не для поучений, а для излияния святых чувств»[25]

Размышляя над тем, каким образом молитва верующего человека доходит до святых, к которым она обращена, Феофан сравнивал восприятие молитвы с действием электрического телеграфа: «Когда истинная молитва — сердечная — подвигнется в душе, тогда она по той стихии, воздействуя на неё, как лучом света пролетает до святых и сказывает им, чего мы хотим и о чём молимся. Между нашею молитвою и услышанием нет промежутка — только надобно, чтоб молитва шла из сердца. Оно у нас и есть телеграфный для неба снаряд. Те же молитвы, кои не из сердца, а из головы только и с языка идут, не дают луча, восходящего на небо, и не бывают слышны там. Да это и не молитва, а только приёмы молитвенные»[26]. Постоянная молитва является частью такого состояния как говение, в котором человек подготавливается ко встрече с Господом через принятие Таинств. Благоговение Феофан отождествляет со страхом Божьим[27]

О Церкви

В области экклезиологии Феофан, помимо новозаветной Церкви, признавал «Ветхозаветную Церковь»[28]. Феофан критикует «папистов» и «протестантов», которые ввергли Европу в кризис «лжеверия, неверия и индифферентизма»[29] Он утверждает, что «когда нет Церкви, нет спасения», уподобляя Церковь Ноеву ковчегу. Логика святителя такова: «спасение без благодати невозможно; благодать не дается без Таинств; Таинства не совершаются без священства. Нет священства, нет Таинств; нет Таинств, нет благодати; нет благодати, нет и спасения»[30] Соответственно, духовный рост возможен только в Церкви, посредством «благолепных священнодействий» и «повседневного доброделания»[31]

О благодати

В учении о благодати разработал учение о «благодатном возбуждении», которое приходи извне и ставит человека в «льготное состояние». При этом данное состояние может быть томительным и сопровождаться грустью, в которой человек начинает ощущать иную, более совершенную жизнь. Человек может либо воспользоваться этим состоянием и стать на путь спасения, либо впасть в обычную «дебелость»[32]. После того, как человек уже избрал путь спасения, к нему благодать приходит как «дерзновение», которое означает «сорастворение силы Божьей с силами человека» и высшую степень «упования»[33]

Политические воззрения

Феофан критикует «прогрессисток» за то, что они воспринимают человечество «как одно лицо» и, радея об «благе всего человечества», часто пренебрегают своими близкими[34]

В одном из своих писем (от 3 мая 1881 года) писал: «Как шла французская революция? Сначала распространились материалистические воззрения. Они пошатнули и христианские и общерелигиозные убеждения. Пошло повальное неверие: Бога нет; человек — ком грязи; за гробом нечего ждать. Несмотря однако на то, что ком грязи можно бы всем топтать, у них выходило: не замай! не тронь! дай свободу! И дали! Начались требования — инде разумные, далее полуумные, там безумные. И пошло всё вверх дном. Что у нас?! У нас материалистические воззрения всё более и более приобретают вес и обобщаются. Силы ещё не взяли, а берут. Неверие и безнравственность тоже расширяются. Требование свободы и самоуправства — выражается свободно. Выходит, что и мы на пути к революции. Как же быть? Надо — свободу замыслов пресечь — зажать рот журналистам и газетчикам. Неверие объявить государственным преступлением, материальные воззрения запретить под смертною казнью. Материальные воззрения чрез школы распространяются. Лапласовская теория самообразования мира с прибавкою Дарвиновских бредней идет в уроках»[35][36].

Оценки его трудов

Критически относился к епископу и его творчеству философ Н. А. Бердяев, говоря что он: «был мало оригинален как мыслитель, не чувствовал никаких проблем и высказывал возмущающие нравственные и социальные взгляды»[37].

В 1954 году, к 60-летию преставления святителя, епископ Русской православной церкви за границей Аверкий (Таушев) писал о его значении: «<…>[Феофан] находясь в глубине своего затвора, ещё в 60—70 годах прошлого столетия прозревал духом своим то страшное бедствие, которое надвигалось на не устоявший в верности своему св. Православию русский народ, предощущал ту жуткую кровавую бездну, в которую он катился. Всё предреченное Епископом Феофаном, как мы видим теперь, исполнилось. <…> Исполнилось и предречение свят. Феофана о том, что „вновь пошлёт Господь на нас таких же учителей наших, чтобы привели нас в чувство и поставили на путь исправления“, ибо „таков закон правды Божией: тем врачевать от греха, чем кто увлекается к нему“»[38].

Труды Феофана Затворника

Деятельность Феофана Затворника разделяется 1872 годом — до и после ухода в затвор.

До затвора написаны:

  • Сборник проповедей «Слово архимандрита Феофана» (1859).
  • Книга лекций «Путь ко спасению» (1868—1869) о православном образовании и воспитании (в том числе юношества).

На протяжении всего затвора (до самой смерти) в монастыре написаны:

  • «Что есть духовная жизнь и как на неё настроиться».
  • «[dlib.rsl.ru/viewer/01003630259#?page=5 Псалом сто восемнадцатый, истолкованный епископом Феофаном]» (1891).

Библиография

  • Святитель Феофан, Затворник Вышенский. Письма к разным лицам о разных предметах веры и жизни. — М.: Лепта Книга, 2007. — 800 с. — ISBN 978-5-91173-038-3.

Напишите отзыв о статье "Феофан Затворник"

Примечания

  1. ↑ Тертышников, 1999, с. 8—9.
  2. ↑ Тертышников, 1999, с. 12.
  3. ↑ Письмо иеромонаха Феофана (Говорова) к Иеремии, епископу Нижегородскому // Чтения в Обществе любителей духовного просвещения. — 1887. — С. 32.
  4. ↑ Тертышников, 1999, с. 28—29.
  5. ↑ Тертышников, 1999, с. 30.
  6. ↑ Письма архимандрита Феофана к преподавателю Киевской духовной академии (впоследствии епископу Петру) П. А. Троицкому // Душеспасительное чтение. — 1913. — Ч. 2. — С. 14.
  7. ↑ Тертышников, 1999, с. 42—44.
  8. ↑ Тертышников, 1999, с. 46.
  9. ↑ Тертышников, 1999, с. 52.
  10. ↑ Очерки из истории Тамбовского края. — М., 1883. — Вып.1. — С. 136.
  11. ↑ Тертышников, 1999, с. 65.
  12. ↑ См. письмо митрополита Исидора епископу Феофану от 27 апреля 1866: «Душеполезное Чтеніе». — М., 1899. — Ч. 1, январь. — С. 108.
  13. ↑ Архимандрит Георгий (Тертышников). «Светильник земли русской» // Богословские труды. Сборник 30-й. — М., 1990. — С. 167.
  14. ↑ Цит. по: «Душеполезное Чтеніе». — М., 1899. — Ч. 1, январь. — С. 111.
  15. ↑ [www.pagez.ru/olb/feofan1/0759.php Святитель Феофан Затворник. Письма. Выпуск V. Письмо 759]
  16. ↑ Тертышников, 1999, с. 86—87.
  17. ↑ Прот. Флоровский Г. [www.hrono.ru/biograf/bio_f/feofan_vysh.html Феофан Вышенский Затворник].
  18. ↑ Феофан Затворник. Письма к разным лицам о разных предметах веры и жизни.. — М.: Лепта Книга, 207. — С. 298. — 800 с. — ISBN 978-5-91173-038-3.
  19. ↑ [www.vehi.net/berdyaev/tvorch/07.html ГЛАВА VII. ТВОРЧЕСТВО И АСКЕТИЗМ. ГЕНИАЛЬНОСТЬ И СВЯТОСТЬ].
  20. ↑ Архиеп. Аверкий Таушев. Современность в свете Слова Божия. — М.: Институт русской цивилизации, 2012.
  21. ↑ Архимандрит Георгий (Тертышников). «Светильник земли русской» // Богословские труды. Сборник 30-й. — М., 1990. — С. 169.
  22. ↑ [www.pravmir.ru/printer_2623.html Обретение мощей святителя Феофана Затворника: как это было. Дорога к Храму] 23 января 2008.
  23. ↑ [azbyka.ru/otechnik/Feofan_Zatvornik/o-neprestannoj-molitve/1 Навык к Иисусовой молитве — средство, а не существо дела]
  24. ↑ [azbyka.ru/otechnik/Feofan_Zatvornik/pisma-o-dukhovnoj-zhizni/ Письма о духовной жизни]
  25. ↑ [azbyka.ru/otechnik/Feofan_Zatvornik/o-pravoslavii-s-predosterezhenijami-ot-pogreshenij-protiv-nego/#0_19 В Неделю 9-ю по Пятидесятнице]
  26. ↑ Жосул, Елена. [www.100lichnost.ru/rubrica/35/17961 Красота Божиего мира. Как постичь Веру] // Аргументы и факты — СтоЛичность. — 2014. — № 4 (53) за 9 апреля. — С. 5.  (Проверено 25 октября 2015)
  27. ↑ [azbyka.ru/otechnik/Feofan_Zatvornik/kratkoe-uchenie-o-bogopochitanii/1 Краткое учение о Богопочитании]
  28. ↑ [azbyka.ru/otechnik/Feofan_Zatvornik/kratkoe-uchenie-o-bogopochitanii/2_4 Краткое учение о Богопочитании]
  29. ↑ [azbyka.ru/otechnik/Feofan_Zatvornik/o-pravoslavii-s-predosterezhenijami-ot-pogreshenij-protiv-nego/#0_1 Слово на 50-летний юбилей Санкт-Петербургской духовной академии (в чем православие и как блюсти и поддерживать его)]
  30. ↑ [azbyka.ru/otechnik/Feofan_Zatvornik/o-pravoslavii-s-predosterezhenijami-ot-pogreshenij-protiv-nego/#0_16 Пред судогодскою паствою]
  31. ↑ [azbyka.ru/otechnik/Feofan_Zatvornik/vnutrennjaja-zhizn/8 Чем и как питать душу, чтоб росла духовно]
  32. ↑ [azbyka.ru/otechnik/Feofan_Zatvornik/put-ko-spaseniju/2_6 Путь ко спасению. Краткий очерк аскетики]
  33. ↑ [www.biblioteka3.ru/biblioteka/feof_zatv/tolkovanie-na-118-psalom/txt23.html Святитель Феофан Затворник. Толкование на 118-й псалом]
  34. ↑ [azbyka.ru/otechnik/Feofan_Zatvornik/chto-est-dukhovnaja-zhizn-i-kak-na-nee-nastroitsja/17 Что есть духовная жизнь и как на неё настроиться. Гл.17]
  35. ↑ «Собраніе писемъ святителя Ѳеофана». вып. VII. — М., 1900, стр. 142—143.
  36. ↑ [www.biblioteka3.ru/biblioteka/feof_zatv/pisma7/txt06.html Святитель Феофан Затворник. Письма]
  37. ↑ [www.vehi.net/berdyaev/florovsky.html Бердяев Н. А. Ортодоксия и человечность]
  38. ↑ Епископъ Аверкій. [www.pagez.ru/olb/078.php Провозвѣстникъ кары Божіей русскому народу]. Jordanville, N.Y., 1954, стр. 12, 19—20.
  39. ↑ Сочинение Лоренцо Скуполи (XVII в.), впервые появившееся в 1589 году в Венеции, было к концу XVI века переведено на многие европейские языки; с изданного в 1872 году в Варшаве издания, в 1787 году оно было переведено студентом медицинского факультета Московского университета Иваном Андреевским (Брань духовная, или Наука о совершенной победе самаго себя. — М.: Тип. Комп. типогр., 1787. — 254 с.).
    В начале XIX века она появилась в переводе с французского языка («Le Combat Spirituel») А. Ф. Лабзина: Брань духовная или наука побеждать свои страсти и торжествовать над пороками. — Спб., Морск. тип., 1816. — 254 с. (см. Глинникова С. В. Книга в духовном развитии и политической деятельности декабриста А. Н. Муравьева: диссертация: 05.25.04. — М., 2000. — 203 с.); в начале XX века: Брань духовная, или Наука побеждать страсти свои и торжествовать над пороками: Пер. с фр. перевода / О. Лаврентий (sic!) Скуполи. — Санкт-Петербург : тип. М. М. Стасюлевича, 1914. — 217 с.; А. Мень в [imwerden.de/pdf/men_bibliologihesky_slovar_tom2_2002.pdf Библиологическом словаре] указал, что на греческий это сочинение было переложено Никодимом Святогорцем («Брань духовная») и послужило источником другого, самого известного ныне перевода сочинения на русский язык — святителем Феофаном.

Литература

Ссылки

Феофан Затворник в Викицитатнике?
Феофан Затворник в Викитеке?
  • Архимандрит Георгий (Тертышников) [aliom.orthodoxy.ru/arch/022/022-tert.htm Жизнь и деятельность святителя Феофана Затворника]
  • [svtheofan.ru/feofan-zatvornik/biography-of-feofan-zatvornik.html Святитель Феофан Затворник. (Краткое жизнеописание) ] на сайте Свято-Успенского Вышенского монастыря
  • [theophanica.ru Проект издания полного собрания творений святителя Феофана Затворника]
  • [lib.eparhia-saratov.ru/books/20f/feofan/admonition/contents.html Труды Святителя Феофана]
  • [www.pagez.ru/olb/101.php Советы святителя Феофана Затворника]
  • [www.bible-center.ru/book/thoughts Феофан Затворник, Мысли на каждый день года по церковным чтениям из Слова Божия]
  • [svtheofan.ru/item/1181-pisyma-svyatitelya-feofana-zatvopnika-k-budushtemu-staptsu-feodosiyu-kapulyskomu-svyatogoptsu.html Письма святителя Феофана Затворника К будущему старцу Феодосию Карульскому Святогорцу]
  • [wikitranslate.org/wiki/%D0%9F%D0%B8%D1%81%D1%8C%D0%BC%D0%BE_%D0%A4%D0%B5%D0%BE%D1%84%D0%B0%D0%BD%D0%B0_%D0%97%D0%B0%D1%82%D0%B2%D0%BE%D1%80%D0%BD%D0%B8%D0%BA%D0%B0_%D0%BC%D1%83%D0%B6%D1%83_%D0%B5%D0%B3%D0%BE_%D1%81%D0%B5%D1%81%D1%82%D1%80%D1%8B Письмо Феофана Затворника мужу его сестры от 12 февраля 1874 года с англ. переводом]
  • [gov.karelia.ru/Karelia/1478/22.html Блеск умственной пытливости]
  • [1]
  • [2]
  1. ↑ Составитель А.Д. Сурина. [rounb.ru/kraeved/ryazan-region/daty/2238/ 200 лет со дня рождения святителя Феофана Затворника Вышенского] (23.01.2015).
  2. ↑ [rounbi.ru/feofan/ Святитель Феофан и книги].

Отрывок, характеризующий Феофан Затворник

– Это Долохов, – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Кутузов. – Надеюсь, что этот урок тебя исправит, служи хорошенько. Государь милостив. И я не забуду тебя, ежели ты заслужишь.
Голубые ясные глаза смотрели на главнокомандующего так же дерзко, как и на полкового командира, как будто своим выражением разрывая завесу условности, отделявшую так далеко главнокомандующего от солдата.
– Об одном прошу, ваше высокопревосходительство, – сказал он своим звучным, твердым, неспешащим голосом. – Прошу дать мне случай загладить мою вину и доказать мою преданность государю императору и России.
Кутузов отвернулся. На лице его промелькнула та же улыбка глаз, как и в то время, когда он отвернулся от капитана Тимохина. Он отвернулся и поморщился, как будто хотел выразить этим, что всё, что ему сказал Долохов, и всё, что он мог сказать ему, он давно, давно знает, что всё это уже прискучило ему и что всё это совсем не то, что нужно. Он отвернулся и направился к коляске.
Полк разобрался ротами и направился к назначенным квартирам невдалеке от Браунау, где надеялся обуться, одеться и отдохнуть после трудных переходов.
– Вы на меня не претендуете, Прохор Игнатьич? – сказал полковой командир, объезжая двигавшуюся к месту 3 ю роту и подъезжая к шедшему впереди ее капитану Тимохину. Лицо полкового командира выражало после счастливо отбытого смотра неудержимую радость. – Служба царская… нельзя… другой раз во фронте оборвешь… Сам извинюсь первый, вы меня знаете… Очень благодарил! – И он протянул руку ротному.
– Помилуйте, генерал, да смею ли я! – отвечал капитан, краснея носом, улыбаясь и раскрывая улыбкой недостаток двух передних зубов, выбитых прикладом под Измаилом.
– Да господину Долохову передайте, что я его не забуду, чтоб он был спокоен. Да скажите, пожалуйста, я всё хотел спросить, что он, как себя ведет? И всё…
– По службе очень исправен, ваше превосходительство… но карахтер… – сказал Тимохин.
– А что, что характер? – спросил полковой командир.
– Находит, ваше превосходительство, днями, – говорил капитан, – то и умен, и учен, и добр. А то зверь. В Польше убил было жида, изволите знать…
– Ну да, ну да, – сказал полковой командир, – всё надо пожалеть молодого человека в несчастии. Ведь большие связи… Так вы того…
– Слушаю, ваше превосходительство, – сказал Тимохин, улыбкой давая чувствовать, что он понимает желания начальника.
– Ну да, ну да.
Полковой командир отыскал в рядах Долохова и придержал лошадь.
– До первого дела – эполеты, – сказал он ему.
Долохов оглянулся, ничего не сказал и не изменил выражения своего насмешливо улыбающегося рта.
– Ну, вот и хорошо, – продолжал полковой командир. – Людям по чарке водки от меня, – прибавил он, чтобы солдаты слышали. – Благодарю всех! Слава Богу! – И он, обогнав роту, подъехал к другой.
– Что ж, он, право, хороший человек; с ним служить можно, – сказал Тимохин субалтерн офицеру, шедшему подле него.
– Одно слово, червонный!… (полкового командира прозвали червонным королем) – смеясь, сказал субалтерн офицер.
Счастливое расположение духа начальства после смотра перешло и к солдатам. Рота шла весело. Со всех сторон переговаривались солдатские голоса.
– Как же сказывали, Кутузов кривой, об одном глазу?
– А то нет! Вовсе кривой.
– Не… брат, глазастее тебя. Сапоги и подвертки – всё оглядел…
– Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю…
– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!
– Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит.
– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.
Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему:
– Друг сердечный, ты как? – сказал он при звуках песни, ровняя шаг своей лошади с шагом роты.
– Я как? – отвечал холодно Долохов, – как видишь.
Бойкая песня придавала особенное значение тону развязной веселости, с которой говорил Жерков, и умышленной холодности ответов Долохова.
– Ну, как ладишь с начальством? – спросил Жерков.
– Ничего, хорошие люди. Ты как в штаб затесался?
– Прикомандирован, дежурю.
Они помолчали.
«Выпускала сокола да из правого рукава», говорила песня, невольно возбуждая бодрое, веселое чувство. Разговор их, вероятно, был бы другой, ежели бы они говорили не при звуках песни.
– Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов.
– А чорт их знает, говорят.
– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
– Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков.
– Или у вас денег много завелось?
– Приходи.
– Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут.
– Да что ж, до первого дела…
– Там видно будет.
Опять они помолчали.
– Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков.
Долохов усмехнулся.
– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
– Да что ж, я так…
– Ну, и я так.
– Прощай.
– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.


Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
– А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор.
– Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал.
И Кутузов улыбнулся с таким выражением, как будто он говорил: «Вы имеете полное право не верить мне, и даже мне совершенно всё равно, верите ли вы мне или нет, но вы не имеете повода сказать мне это. И в этом то всё дело».
Австрийский генерал имел недовольный вид, но не мог не в том же тоне отвечать Кутузову.
– Напротив, – сказал он ворчливым и сердитым тоном, так противоречившим лестному значению произносимых слов, – напротив, участие вашего превосходительства в общем деле высоко ценится его величеством; но мы полагаем, что настоящее замедление лишает славные русские войска и их главнокомандующих тех лавров, которые они привыкли пожинать в битвах, – закончил он видимо приготовленную фразу.
Кутузов поклонился, не изменяя улыбки.
– А я так убежден и, основываясь на последнем письме, которым почтил меня его высочество эрцгерцог Фердинанд, предполагаю, что австрийские войска, под начальством столь искусного помощника, каков генерал Мак, теперь уже одержали решительную победу и не нуждаются более в нашей помощи, – сказал Кутузов.
Генерал нахмурился. Хотя и не было положительных известий о поражении австрийцев, но было слишком много обстоятельств, подтверждавших общие невыгодные слухи; и потому предположение Кутузова о победе австрийцев было весьма похоже на насмешку. Но Кутузов кротко улыбался, всё с тем же выражением, которое говорило, что он имеет право предполагать это. Действительно, последнее письмо, полученное им из армии Мака, извещало его о победе и о самом выгодном стратегическом положении армии.
– Дай ка сюда это письмо, – сказал Кутузов, обращаясь к князю Андрею. – Вот изволите видеть. – И Кутузов, с насмешливою улыбкой на концах губ, прочел по немецки австрийскому генералу следующее место из письма эрцгерцога Фердинанда: «Wir haben vollkommen zusammengehaltene Krafte, nahe an 70 000 Mann, um den Feind, wenn er den Lech passirte, angreifen und schlagen zu konnen. Wir konnen, da wir Meister von Ulm sind, den Vortheil, auch von beiden Uferien der Donau Meister zu bleiben, nicht verlieren; mithin auch jeden Augenblick, wenn der Feind den Lech nicht passirte, die Donau ubersetzen, uns auf seine Communikations Linie werfen, die Donau unterhalb repassiren und dem Feinde, wenn er sich gegen unsere treue Allirte mit ganzer Macht wenden wollte, seine Absicht alabald vereitelien. Wir werden auf solche Weise den Zeitpunkt, wo die Kaiserlich Ruseische Armee ausgerustet sein wird, muthig entgegenharren, und sodann leicht gemeinschaftlich die Moglichkeit finden, dem Feinde das Schicksal zuzubereiten, so er verdient». [Мы имеем вполне сосредоточенные силы, около 70 000 человек, так что мы можем атаковать и разбить неприятеля в случае переправы его через Лех. Так как мы уже владеем Ульмом, то мы можем удерживать за собою выгоду командования обоими берегами Дуная, стало быть, ежеминутно, в случае если неприятель не перейдет через Лех, переправиться через Дунай, броситься на его коммуникационную линию, ниже перейти обратно Дунай и неприятелю, если он вздумает обратить всю свою силу на наших верных союзников, не дать исполнить его намерение. Таким образом мы будем бодро ожидать времени, когда императорская российская армия совсем изготовится, и затем вместе легко найдем возможность уготовить неприятелю участь, коей он заслуживает».]
Кутузов тяжело вздохнул, окончив этот период, и внимательно и ласково посмотрел на члена гофкригсрата.
– Но вы знаете, ваше превосходительство, мудрое правило, предписывающее предполагать худшее, – сказал австрийский генерал, видимо желая покончить с шутками и приступить к делу.
Он невольно оглянулся на адъютанта.
– Извините, генерал, – перебил его Кутузов и тоже поворотился к князю Андрею. – Вот что, мой любезный, возьми ты все донесения от наших лазутчиков у Козловского. Вот два письма от графа Ностица, вот письмо от его высочества эрцгерцога Фердинанда, вот еще, – сказал он, подавая ему несколько бумаг. – И из всего этого чистенько, на французском языке, составь mеmorandum, записочку, для видимости всех тех известий, которые мы о действиях австрийской армии имели. Ну, так то, и представь его превосходительству.
Князь Андрей наклонил голову в знак того, что понял с первых слов не только то, что было сказано, но и то, что желал бы сказать ему Кутузов. Он собрал бумаги, и, отдав общий поклон, тихо шагая по ковру, вышел в приемную.
Несмотря на то, что еще не много времени прошло с тех пор, как князь Андрей оставил Россию, он много изменился за это время. В выражении его лица, в движениях, в походке почти не было заметно прежнего притворства, усталости и лени; он имел вид человека, не имеющего времени думать о впечатлении, какое он производит на других, и занятого делом приятным и интересным. Лицо его выражало больше довольства собой и окружающими; улыбка и взгляд его были веселее и привлекательнее.
Кутузов, которого он догнал еще в Польше, принял его очень ласково, обещал ему не забывать его, отличал от других адъютантов, брал с собою в Вену и давал более серьезные поручения. Из Вены Кутузов писал своему старому товарищу, отцу князя Андрея:
«Ваш сын, – писал он, – надежду подает быть офицером, из ряду выходящим по своим занятиям, твердости и исполнительности. Я считаю себя счастливым, имея под рукой такого подчиненного».
В штабе Кутузова, между товарищами сослуживцами и вообще в армии князь Андрей, так же как и в петербургском обществе, имел две совершенно противоположные репутации.
Одни, меньшая часть, признавали князя Андрея чем то особенным от себя и от всех других людей, ожидали от него больших успехов, слушали его, восхищались им и подражали ему; и с этими людьми князь Андрей был прост и приятен. Другие, большинство, не любили князя Андрея, считали его надутым, холодным и неприятным человеком. Но с этими людьми князь Андрей умел поставить себя так, что его уважали и даже боялись.
Выйдя в приемную из кабинета Кутузова, князь Андрей с бумагами подошел к товарищу,дежурному адъютанту Козловскому, который с книгой сидел у окна.
– Ну, что, князь? – спросил Козловский.
– Приказано составить записку, почему нейдем вперед.
– А почему?
Князь Андрей пожал плечами.
– Нет известия от Мака? – спросил Козловский.
– Нет.
– Ежели бы правда, что он разбит, так пришло бы известие.
– Вероятно, – сказал князь Андрей и направился к выходной двери; но в то же время навстречу ему, хлопнув дверью, быстро вошел в приемную высокий, очевидно приезжий, австрийский генерал в сюртуке, с повязанною черным платком головой и с орденом Марии Терезии на шее. Князь Андрей остановился.
– Генерал аншеф Кутузов? – быстро проговорил приезжий генерал с резким немецким выговором, оглядываясь на обе стороны и без остановки проходя к двери кабинета.
– Генерал аншеф занят, – сказал Козловский, торопливо подходя к неизвестному генералу и загораживая ему дорогу от двери. – Как прикажете доложить?
Неизвестный генерал презрительно оглянулся сверху вниз на невысокого ростом Козловского, как будто удивляясь, что его могут не знать.
– Генерал аншеф занят, – спокойно повторил Козловский.
Лицо генерала нахмурилось, губы его дернулись и задрожали. Он вынул записную книжку, быстро начертил что то карандашом, вырвал листок, отдал, быстрыми шагами подошел к окну, бросил свое тело на стул и оглянул бывших в комнате, как будто спрашивая: зачем они на него смотрят? Потом генерал поднял голову, вытянул шею, как будто намереваясь что то сказать, но тотчас же, как будто небрежно начиная напевать про себя, произвел странный звук, который тотчас же пресекся. Дверь кабинета отворилась, и на пороге ее показался Кутузов. Генерал с повязанною головой, как будто убегая от опасности, нагнувшись, большими, быстрыми шагами худых ног подошел к Кутузову.
– Vous voyez le malheureux Mack, [Вы видите несчастного Мака.] – проговорил он сорвавшимся голосом.
Лицо Кутузова, стоявшего в дверях кабинета, несколько мгновений оставалось совершенно неподвижно. Потом, как волна, пробежала по его лицу морщина, лоб разгладился; он почтительно наклонил голову, закрыл глаза, молча пропустил мимо себя Мака и сам за собой затворил дверь.
Слух, уже распространенный прежде, о разбитии австрийцев и о сдаче всей армии под Ульмом, оказывался справедливым. Через полчаса уже по разным направлениям были разосланы адъютанты с приказаниями, доказывавшими, что скоро и русские войска, до сих пор бывшие в бездействии, должны будут встретиться с неприятелем.
Князь Андрей был один из тех редких офицеров в штабе, который полагал свой главный интерес в общем ходе военного дела. Увидав Мака и услыхав подробности его погибели, он понял, что половина кампании проиграна, понял всю трудность положения русских войск и живо вообразил себе то, что ожидает армию, и ту роль, которую он должен будет играть в ней.
Невольно он испытывал волнующее радостное чувство при мысли о посрамлении самонадеянной Австрии и о том, что через неделю, может быть, придется ему увидеть и принять участие в столкновении русских с французами, впервые после Суворова.
Но он боялся гения Бонапарта, который мог оказаться сильнее всей храбрости русских войск, и вместе с тем не мог допустить позора для своего героя.
Взволнованный и раздраженный этими мыслями, князь Андрей пошел в свою комнату, чтобы написать отцу, которому он писал каждый день. Он сошелся в коридоре с своим сожителем Несвицким и шутником Жерковым; они, как всегда, чему то смеялись.
– Что ты так мрачен? – спросил Несвицкий, заметив бледное с блестящими глазами лицо князя Андрея.
– Веселиться нечему, – отвечал Болконский.
В то время как князь Андрей сошелся с Несвицким и Жерковым, с другой стороны коридора навстречу им шли Штраух, австрийский генерал, состоявший при штабе Кутузова для наблюдения за продовольствием русской армии, и член гофкригсрата, приехавшие накануне. По широкому коридору было достаточно места, чтобы генералы могли свободно разойтись с тремя офицерами; но Жерков, отталкивая рукой Несвицкого, запыхавшимся голосом проговорил:
– Идут!… идут!… посторонитесь, дорогу! пожалуйста дорогу!
Генералы проходили с видом желания избавиться от утруждающих почестей. На лице шутника Жеркова выразилась вдруг глупая улыбка радости, которой он как будто не мог удержать.
– Ваше превосходительство, – сказал он по немецки, выдвигаясь вперед и обращаясь к австрийскому генералу. – Имею честь поздравить.
Он наклонил голову и неловко, как дети, которые учатся танцовать, стал расшаркиваться то одной, то другой ногой.
Генерал, член гофкригсрата, строго оглянулся на него; не заметив серьезность глупой улыбки, не мог отказать в минутном внимании. Он прищурился, показывая, что слушает.
– Имею честь поздравить, генерал Мак приехал,совсем здоров,только немного тут зашибся, – прибавил он,сияя улыбкой и указывая на свою голову.
Генерал нахмурился, отвернулся и пошел дальше.
– Gott, wie naiv! [Боже мой, как он прост!] – сказал он сердито, отойдя несколько шагов.
Несвицкий с хохотом обнял князя Андрея, но Болконский, еще более побледнев, с злобным выражением в лице, оттолкнул его и обратился к Жеркову. То нервное раздражение, в которое его привели вид Мака, известие об его поражении и мысли о том, что ожидает русскую армию, нашло себе исход в озлоблении на неуместную шутку Жеркова.
– Если вы, милостивый государь, – заговорил он пронзительно с легким дрожанием нижней челюсти, – хотите быть шутом , то я вам в этом не могу воспрепятствовать; но объявляю вам, что если вы осмелитесь другой раз скоморошничать в моем присутствии, то я вас научу, как вести себя.
Несвицкий и Жерков так были удивлены этой выходкой, что молча, раскрыв глаза, смотрели на Болконского.
– Что ж, я поздравил только, – сказал Жерков.
– Я не шучу с вами, извольте молчать! – крикнул Болконский и, взяв за руку Несвицкого, пошел прочь от Жеркова, не находившего, что ответить.
– Ну, что ты, братец, – успокоивая сказал Несвицкий.
– Как что? – заговорил князь Андрей, останавливаясь от волнения. – Да ты пойми, что мы, или офицеры, которые служим своему царю и отечеству и радуемся общему успеху и печалимся об общей неудаче, или мы лакеи, которым дела нет до господского дела. Quarante milles hommes massacres et l'ario mee de nos allies detruite, et vous trouvez la le mot pour rire, – сказал он, как будто этою французскою фразой закрепляя свое мнение. – C'est bien pour un garcon de rien, comme cet individu, dont vous avez fait un ami, mais pas pour vous, pas pour vous. [Сорок тысяч человек погибло и союзная нам армия уничтожена, а вы можете при этом шутить. Это простительно ничтожному мальчишке, как вот этот господин, которого вы сделали себе другом, но не вам, не вам.] Мальчишкам только можно так забавляться, – сказал князь Андрей по русски, выговаривая это слово с французским акцентом, заметив, что Жерков мог еще слышать его.
Он подождал, не ответит ли что корнет. Но корнет повернулся и вышел из коридора.


Гусарский Павлоградский полк стоял в двух милях от Браунау. Эскадрон, в котором юнкером служил Николай Ростов, расположен был в немецкой деревне Зальценек. Эскадронному командиру, ротмистру Денисову, известному всей кавалерийской дивизии под именем Васьки Денисова, была отведена лучшая квартира в деревне. Юнкер Ростов с тех самых пор, как он догнал полк в Польше, жил вместе с эскадронным командиром.
11 октября, в тот самый день, когда в главной квартире всё было поднято на ноги известием о поражении Мака, в штабе эскадрона походная жизнь спокойно шла по старому. Денисов, проигравший всю ночь в карты, еще не приходил домой, когда Ростов, рано утром, верхом, вернулся с фуражировки. Ростов в юнкерском мундире подъехал к крыльцу, толконув лошадь, гибким, молодым жестом скинул ногу, постоял на стремени, как будто не желая расстаться с лошадью, наконец, спрыгнул и крикнул вестового.
– А, Бондаренко, друг сердечный, – проговорил он бросившемуся стремглав к его лошади гусару. – Выводи, дружок, – сказал он с тою братскою, веселою нежностию, с которою обращаются со всеми хорошие молодые люди, когда они счастливы.
– Слушаю, ваше сиятельство, – отвечал хохол, встряхивая весело головой.
– Смотри же, выводи хорошенько!
Другой гусар бросился тоже к лошади, но Бондаренко уже перекинул поводья трензеля. Видно было, что юнкер давал хорошо на водку, и что услужить ему было выгодно. Ростов погладил лошадь по шее, потом по крупу и остановился на крыльце.
«Славно! Такая будет лошадь!» сказал он сам себе и, улыбаясь и придерживая саблю, взбежал на крыльцо, погромыхивая шпорами. Хозяин немец, в фуфайке и колпаке, с вилами, которыми он вычищал навоз, выглянул из коровника. Лицо немца вдруг просветлело, как только он увидал Ростова. Он весело улыбнулся и подмигнул: «Schon, gut Morgen! Schon, gut Morgen!» [Прекрасно, доброго утра!] повторял он, видимо, находя удовольствие в приветствии молодого человека.
– Schon fleissig! [Уже за работой!] – сказал Ростов всё с тою же радостною, братскою улыбкой, какая не сходила с его оживленного лица. – Hoch Oestreicher! Hoch Russen! Kaiser Alexander hoch! [Ура Австрийцы! Ура Русские! Император Александр ура!] – обратился он к немцу, повторяя слова, говоренные часто немцем хозяином.
Немец засмеялся, вышел совсем из двери коровника, сдернул
колпак и, взмахнув им над головой, закричал:
– Und die ganze Welt hoch! [И весь свет ура!]
Ростов сам так же, как немец, взмахнул фуражкой над головой и, смеясь, закричал: «Und Vivat die ganze Welt»! Хотя не было никакой причины к особенной радости ни для немца, вычищавшего свой коровник, ни для Ростова, ездившего со взводом за сеном, оба человека эти с счастливым восторгом и братскою любовью посмотрели друг на друга, потрясли головами в знак взаимной любви и улыбаясь разошлись – немец в коровник, а Ростов в избу, которую занимал с Денисовым.
– Что барин? – спросил он у Лаврушки, известного всему полку плута лакея Денисова.
– С вечера не бывали. Верно, проигрались, – отвечал Лаврушка. – Уж я знаю, коли выиграют, рано придут хвастаться, а коли до утра нет, значит, продулись, – сердитые придут. Кофею прикажете?
– Давай, давай.
Через 10 минут Лаврушка принес кофею. Идут! – сказал он, – теперь беда. – Ростов заглянул в окно и увидал возвращающегося домой Денисова. Денисов был маленький человек с красным лицом, блестящими черными глазами, черными взлохмоченными усами и волосами. На нем был расстегнутый ментик, спущенные в складках широкие чикчиры, и на затылке была надета смятая гусарская шапочка. Он мрачно, опустив голову, приближался к крыльцу.
– Лавг'ушка, – закричал он громко и сердито. – Ну, снимай, болван!
– Да я и так снимаю, – отвечал голос Лаврушки.
– А! ты уж встал, – сказал Денисов, входя в комнату.
– Давно, – сказал Ростов, – я уже за сеном сходил и фрейлен Матильда видел.
– Вот как! А я пг'одулся, бг'ат, вчег'а, как сукин сын! – закричал Денисов, не выговаривая р . – Такого несчастия! Такого несчастия! Как ты уехал, так и пошло. Эй, чаю!
Денисов, сморщившись, как бы улыбаясь и выказывая свои короткие крепкие зубы, начал обеими руками с короткими пальцами лохматить, как пес, взбитые черные, густые волосы.
– Чог'т меня дег'нул пойти к этой кг'ысе (прозвище офицера), – растирая себе обеими руками лоб и лицо, говорил он. – Можешь себе пг'едставить, ни одной каг'ты, ни одной, ни одной каг'ты не дал.
Денисов взял подаваемую ему закуренную трубку, сжал в кулак, и, рассыпая огонь, ударил ею по полу, продолжая кричать.
– Семпель даст, паг'оль бьет; семпель даст, паг'оль бьет.
Он рассыпал огонь, разбил трубку и бросил ее. Денисов помолчал и вдруг своими блестящими черными глазами весело взглянул на Ростова.
– Хоть бы женщины были. А то тут, кг'оме как пить, делать нечего. Хоть бы дг'аться ског'ей.
– Эй, кто там? – обратился он к двери, заслышав остановившиеся шаги толстых сапог с бряцанием шпор и почтительное покашливанье.
– Вахмистр! – сказал Лаврушка.
Денисов сморщился еще больше.
– Сквег'но, – проговорил он, бросая кошелек с несколькими золотыми. – Г`остов, сочти, голубчик, сколько там осталось, да сунь кошелек под подушку, – сказал он и вышел к вахмистру.
Ростов взял деньги и, машинально, откладывая и ровняя кучками старые и новые золотые, стал считать их.
– А! Телянин! Здог'ово! Вздули меня вчег'а! – послышался голос Денисова из другой комнаты.
– У кого? У Быкова, у крысы?… Я знал, – сказал другой тоненький голос, и вслед за тем в комнату вошел поручик Телянин, маленький офицер того же эскадрона.
Ростов кинул под подушку кошелек и пожал протянутую ему маленькую влажную руку. Телянин был перед походом за что то переведен из гвардии. Он держал себя очень хорошо в полку; но его не любили, и в особенности Ростов не мог ни преодолеть, ни скрывать своего беспричинного отвращения к этому офицеру.
– Ну, что, молодой кавалерист, как вам мой Грачик служит? – спросил он. (Грачик была верховая лошадь, подъездок, проданная Теляниным Ростову.)
Поручик никогда не смотрел в глаза человеку, с кем говорил; глаза его постоянно перебегали с одного предмета на другой.
– Я видел, вы нынче проехали…
– Да ничего, конь добрый, – отвечал Ростов, несмотря на то, что лошадь эта, купленная им за 700 рублей, не стоила и половины этой цены. – Припадать стала на левую переднюю… – прибавил он. – Треснуло копыто! Это ничего. Я вас научу, покажу, заклепку какую положить.
– Да, покажите пожалуйста, – сказал Ростов.
– Покажу, покажу, это не секрет. А за лошадь благодарить будете.
– Так я велю привести лошадь, – сказал Ростов, желая избавиться от Телянина, и вышел, чтобы велеть привести лошадь.
В сенях Денисов, с трубкой, скорчившись на пороге, сидел перед вахмистром, который что то докладывал. Увидав Ростова, Денисов сморщился и, указывая через плечо большим пальцем в комнату, в которой сидел Телянин, поморщился и с отвращением тряхнулся.
– Ох, не люблю молодца, – сказал он, не стесняясь присутствием вахмистра.
Ростов пожал плечами, как будто говоря: «И я тоже, да что же делать!» и, распорядившись, вернулся к Телянину.
Телянин сидел всё в той же ленивой позе, в которой его оставил Ростов, потирая маленькие белые руки.
«Бывают же такие противные лица», подумал Ростов, входя в комнату.
– Что же, велели привести лошадь? – сказал Телянин, вставая и небрежно оглядываясь.
– Велел.
– Да пойдемте сами. Я ведь зашел только спросить Денисова о вчерашнем приказе. Получили, Денисов?
– Нет еще. А вы куда?
– Вот хочу молодого человека научить, как ковать лошадь, – сказал Телянин.
Они вышли на крыльцо и в конюшню. Поручик показал, как делать заклепку, и ушел к себе.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Феофан_Затворник&oldid=81274875»