Грэм, Билли
| Билли Грэм | |
| Billy Graham | |
| Билли Грэм. 11 апреля 1966 года. | |
|---|---|
| Место рождения: |
Шарлотт, штат Северная Каролина. |
| Награды и премии: |
|
| Баптизм |
|---|
 |
Уильям (Билли) Франклин Грэм (англ. William Franklin Graham; 7 ноября 1918) — американский религиозный и общественный деятель, служитель баптистской церкви. Член самого крупного баптистского объединения в мире Южной Баптистской Конвенции. На протяжении многих лет является духовным советником Президентов США; был особенно близок к Линдону Джонсону.
Содержание
Биография
Детство, отрочество, юность
Родился на ферме возле г. Шарлотт, Северная Каролина (англ. Charlotte, North Carolina). Родителями — Морроу Коффи (англ. Morrow Coffey) и Уильямом Франклином Грэмом Старшим (англ. William Franklin Graham) — был воспитан в Ассоциации Реформаторской Пресвитерианской Церкви (англ. Associate Reformed Presbyterian Church). В 1933 году, когда был отменен Сухой закон в США, его отец поил его пивом, пока Билли не начинало рвать, что воспитало в нём стойкое отвращение к алкоголю.
Вера и образование
В соответствии с Информацией Центра Билли Грэма, он обратился к вере в Иисуса Христа в 1934 году в результате серии проповедей евангелиста Мордехая Хэма (англ. Mordecai Ham).
После окончания средней школы Шарон (англ. Sharon High School) в мае 1936 Билли Грэм начал посещать Колледж Боба Джонса (сейчас называется «Университет Боба Джонса»), который находится в Кливленде, штат Теннесси. Он посещал его в течение одного семестра, но обнаружил, что Колледж был слишком «законническим» в плане теологии и требований.
В 1937 году Грэм перевелся в Библейский Институт Флориды (англ. Florida Bible Institute), в котором были менее строгие правила, но и там его образование продолжалось недолго. В конце концов, он окончил Уитон Колледж (англ. Wheaton College) в Иллинойсе в 1943 году.
Семья
В 1943 году Грэм женился на своей однокурснице по Уитонскому колледжу Руфь Белл (1920—2007), чьи родители были из пресвитерианской церкви в Китае.
Они поженились два месяца спустя окончания колледжа. За всё время у них родилось пятеро детей — Вирджиния (р. 1945), Анна Грэхам Лотц (р. 1948), Руфь (р. 1950), Франклин Грэм (р. 1952, возглавляет международную организацию «Сума Самарянина») и Нед Грэхам (р. 1958, возглавляет организацию, которая распространяет христианскую литературу в Китае).
Служение
Во время обучения в Семинарии Уитон колледжа в 1939 году Билли Грэм был рукоположен как служитель Южной Баптистской Конвенции, и служил короткое время пастором деревенской Церкви в Вестерн Спрингс (англ. Western Springs), Иллинойс.
Грэм запланировал серию Евангелизационных служений в Лос-Анджелесе в 1949 году. Он смонтировал большую цирковую палатку на территории парка для проведения этих служений. Эти собрания имели такой успех, что продолжались восемь недель вместо трёх, запланированных в начале. Эти собрания в Лос-Анджелесе сделали его религиозной личностью национального масштаба.
Билли Грэм служил, как Президент Северо-Западного колледжа (англ. Northwestern College) в Миннесоте с 1948 по 1952 годы. Он основал Евангельскую ассоциацию Билли Грэма (ЕАБГ) в 1950 году со штаб-квартирой в Миннеаполисе. Позже он перенёс штаб-квартиру в Шарлотт, Северная Каролина.
Структура ЕАБГ
В настоящее время ЕАБГ включает в себя:
- «Час Решения» — еженедельная радиопрограмма, которая транслируется по всему миру уже более 50 лет.
- Газетная колонка «Мой ответ», которая публикуется во многих газетах США.
- Журнал «Решение» (Decision), который является официальным изданием Ассоциации.
- World Wide Pictures, кинокомпания, которая выпустила уже более 130 продуктов.
В 1982 году удостоен Темплтоновской премии.
Служение в СССР и странах СНГ
Радиопередачи с участием Билли Грэма транслировались в переводах и на Советский Союз с 1983 года (то есть ещё в эпоху «железного занавеса») на волнах религиозных радиостанций Радио Монте-Карло, ИБРА-радио и др.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2926 дней]
В качестве проповедника Билли Грэм неоднократно в период с 1982 по 1992 г.г. посещал Советский Союз и страны СНГ.
В 1982 по приглашению Патриарха Пимена Грэм выступал на международной конференции «Религиозные деятели за спасение священного дара жизни от ядерной катастрофы», проповедуя в Богоявленском соборе и в Центральной баптистской церкви.
В 1984 году во время 12-дневной поездки по городам СССР посетил Ленинград, Москву, Таллин и Новосибирск, где выступил в общей сложности более 50 раз в православных храмах и евангельских церквах, в Ленинградской духовной академии, в новосибирском Академгородке и на праздновании 100-летия миссионерской работы баптистов в России.
В 1988 году в качестве почетного гостя Русской православной церкви приезжал в Советский Союз на празднование тысячелетия крещения Руси, проповедуя в православных и евангельских церквах Москвы и Киева, где на его проповедь собрались около 15 тыс. человек.
В 1991 году в Москве на школе благовестия Грэм выступил перед служителями церквей из республик бывшего СССР (пресвитеры, благовестники и другие служители) общей численностью около 5 тыс. человек, призывая их «использовать для благовестия грандиозную возможность, предоставленную им Богом впервые за долгие годы».
В 1992 году проповедь Грэма во время богослужения в Москве в спортивном комплексе «Олимпийский» в течение трёх дней услышали около 155 тыс. человек; трансляция велась через установленные на улице мониторы в том числе и для людей, которые не смогли попасть в «Олимпийский»[1][2].
Книги за авторством Билли Грэма
Билли Грэм является автором следующих книг:[3]
|
|
Напишите отзыв о статье "Грэм, Билли"
Примечания
Литература
- Митрохин Л. Н. «Социальная терапия» Билли Грейэма // Вопросы философии. — 1973. — № 6. — С. 130-142.
Ссылки
- [www.billygraham.org/ Евангелизационная Ассоциация Билли Грэма]
Отрывок, характеризующий Грэм, Билли
– А, в письме, да… – недовольно проговорил князь, – да… да… – Лицо его приняло вдруг мрачное выражение. Он помолчал. – Да, он пишет, французы разбиты, при какой это реке?Десаль опустил глаза.
– Князь ничего про это не пишет, – тихо сказал он.
– А разве не пишет? Ну, я сам не выдумал же. – Все долго молчали.
– Да… да… Ну, Михайла Иваныч, – вдруг сказал он, приподняв голову и указывая на план постройки, – расскажи, как ты это хочешь переделать…
Михаил Иваныч подошел к плану, и князь, поговорив с ним о плане новой постройки, сердито взглянув на княжну Марью и Десаля, ушел к себе.
Княжна Марья видела смущенный и удивленный взгляд Десаля, устремленный на ее отца, заметила его молчание и была поражена тем, что отец забыл письмо сына на столе в гостиной; но она боялась не только говорить и расспрашивать Десаля о причине его смущения и молчания, но боялась и думать об этом.
Ввечеру Михаил Иваныч, присланный от князя, пришел к княжне Марье за письмом князя Андрея, которое забыто было в гостиной. Княжна Марья подала письмо. Хотя ей это и неприятно было, она позволила себе спросить у Михаила Иваныча, что делает ее отец.
– Всё хлопочут, – с почтительно насмешливой улыбкой, которая заставила побледнеть княжну Марью, сказал Михаил Иваныч. – Очень беспокоятся насчет нового корпуса. Читали немножко, а теперь, – понизив голос, сказал Михаил Иваныч, – у бюра, должно, завещанием занялись. (В последнее время одно из любимых занятий князя было занятие над бумагами, которые должны были остаться после его смерти и которые он называл завещанием.)
– А Алпатыча посылают в Смоленск? – спросила княжна Марья.
– Как же с, уж он давно ждет.
Когда Михаил Иваныч вернулся с письмом в кабинет, князь в очках, с абажуром на глазах и на свече, сидел у открытого бюро, с бумагами в далеко отставленной руке, и в несколько торжественной позе читал свои бумаги (ремарки, как он называл), которые должны были быть доставлены государю после его смерти.
Когда Михаил Иваныч вошел, у него в глазах стояли слезы воспоминания о том времени, когда он писал то, что читал теперь. Он взял из рук Михаила Иваныча письмо, положил в карман, уложил бумаги и позвал уже давно дожидавшегося Алпатыча.
На листочке бумаги у него было записано то, что нужно было в Смоленске, и он, ходя по комнате мимо дожидавшегося у двери Алпатыча, стал отдавать приказания.
– Первое, бумаги почтовой, слышишь, восемь дестей, вот по образцу; золотообрезной… образчик, чтобы непременно по нем была; лаку, сургучу – по записке Михаила Иваныча.
Он походил по комнате и заглянул в памятную записку.
– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»
Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
Получив все приказания, Алпатыч, провожаемый домашними, в белой пуховой шляпе (княжеский подарок), с палкой, так же как князь, вышел садиться в кожаную кибиточку, заложенную тройкой сытых саврасых.
