Джентилони, Паоло

Паоло Джентилони итал. Paolo Gentiloni<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Министр иностранных дел и международного сотрудничества
с 31 октября 2014
Глава правительства:	Маттео Ренци
Президент:	Джорджо Наполитано (2014-2015) Серджо Маттарелла (с 3 февраля 2015)
Предшественник:	Федерика Могерини
Член Палаты депутатов Италии
с 2001
Министр связи Италии
17 мая 2006 — 6 мая 2008
Глава правительства:	Романо Проди
Президент:	Джорджо Наполитано
Предшественник:	Марио Ландольфи
Преемник:	Должность упразднена
Рождение:	22 ноября 1954(1954-11-22) (69 лет) Рим, Италия
Супруга:	Эмануэла Мауро
Партия:	Маргаритка (2002-2007) Демократическая партия (с 2007)
Профессия:	журналист
Деятельность:	политика

Паоло Джентилони Сильвери (итал. Paolo Gentiloni Silveri; род. 22 ноября 1954, Рим) — итальянский политик, министр связи во втором правительстве Проди (2006—2008), министр иностранных дел в правительстве Ренци (с 31 октября 2014).

Биография

Ранние годы

Паоло Джентилони происходит из старинной знатной семьи (его предок, лидер Католического союза избирателей граф Винченцо Отторино Джентилони, в 1913 году заключил с премьер-министром Джованни Джолитти так называемый пакт Джентилони, позволивший практикующим католикам включиться в политическую жизнь Италии вопреки запрету Папы Римского Пия IX). Имеет высшее образование в области политологии, профессиональный журналист. Начал проявлять политическую активность ещё в период обучения в римском лицее имени Торквато Тассо (Liceo ginnasio Torquato Tasso) и в университете. По воспоминаниям бывших одноклассников, в лицее Тассо юный Паоло был лидером студенческого движения, немногословным и решительным, ходил в «аляске», с «бунтарской» длинной чёлкой, очки он тогда не носил. Одновременно считал себя и коммунистом, и католиком, временами преподавал катехизис детям вместе с Аньезе Моро, дочерью Альдо Моро. В 1970 году бастующие студенты захватили здание лицея, и Джентилони спокойно ждал полицейской операции, которая действительно состоялась в достаточно жёсткой форме. Поссорившись тогда со своими родителями, Джентилони уехал в Милан на церемонию памяти жертв теракта 12 декабря 1969 года на площади Фонтана. Вероятно, тогда он и увидел для себя будущее в политической карьере, проникся идеями молодёжного движения «новых левых» во главе с Марио Капанной, а также симпатиями к Советскому Союзу, хотя сторонником Сталина никогда не был. Входил в леворадикальное «Студенческое движение» Капанны, но не последовал за тем, когда тот участвовал в создании «Пролетарской демократии».

Журналистика, экология, Рим

В разгар «свинцовых семидесятых» Джентилони отошёл от ультралевых движений. Одиннадцать лет занимался журналистикой, в том числе сотрудничал в еженедельнике Fronte popolare («Народный фронт»), затем в Pace e guerra («Мир и война») — журнале основателей Il Manifesto Лучианы Кастеллина и Микеланджело Нотарианни (Michelangelo Notarianni). В 1984 году примкнул к экологическому движению, руководил «La nuova ecologia» — периодическим изданием организации Legambiente, в тот же период познакомился с Франческо Рутелли. В 1993 году принял участие в избирательной кампании Рутелли, боровшегося за пост мэра Рима. После его победы Паоло Джентилони семь лет работал пресс-секретарём мэра, а также асессором римской мэрии по туризму и подготовке к празднованию Тысячелетия в 2000 году.

Время левого центра

Будучи экспертом в области коммуникаций, Джентилони стал координатором избирательной кампании коалиции «Оливковое дерево» в 2001 году, он также был среди основателей партии «Маргаритка» в 2002 году, входил в учредительный «комитет сорока пяти» Демократической партии в 2007 году.

В 2001 году Джентилони был избран в Палату депутатов и входил во фракцию Маргаритка: Демократия — это свобода, в 2006 году избран по списку коалиции «Оливковое дерево», в 2008 и 2013 годах — по списку Демократической партии. За всё время работы в нижней палате Джентилони только в период XIV созыва возглавлял парламентскую комиссию: с 12 октября 2005 года по 27 апреля 2006 года он являлся председателем Парламентской комиссии по надзору за оказанием услуг радиотелевизонного вещания (Commissione parlamentare per l’indirizzo generale e la vigilanza dei servizi radiotelevisivi).

C 17 мая 2006 по 6 мая 2008 года Паоло Джентилони являлся министром связи во втором правительстве Проди. Свои полномочия он использовал для поддержки законопроекта в развитие «закона Гаспарри» (Legge Gasparri), регулировавшего правила телевизионного вещания. В частности документ предполагал перевод каналов RAI и Retequattro на цифровой сигнал, а также ограничение количества рекламы в целях противодействия концентрации капитала. Сильвио Берлускони назвал законопроект «актом бандитизма» и «преступным проектом». Падение правительства помешало претворению планов Джентилони в жизнь.

В 2013 году Джентилони принял участие в предварительных выборах в Демократической партии, имевших целью определение кандидата на должность мэра Рима, и уступил не только победителю, Иньяцио Марино, но и третьему участнику, Давиду Сассоли.

Министр иностранных дел в правительстве Ренци

31 октября 2014 года Паоло Джентилони назначен министром иностранных дел Италии в связи с вступлением Федерики Могерини в должность верховного представителя Евросоюза по иностранным делам и политике безопасности.

15 ноября 2014 года в интервью газете Corriere della Sera Джентилони заявил, что необходимо проявить твёрдость в дипломатических усилиях, направленных на поиск политического решения украинского кризиса и гарантию сохранения независимости Украины. Тем не менее, по мнению Джентилони, кризис невозможно решить с помощью санкций, и следует гарантировать России обеспечение её интересов как великой державы — в частности, Украину не следует принимать в НАТО.

16 января 2015 года в Италию на самолете спецслужб вернулись Грета Рамелли (Greta Ramelli) и Ванесса Марцулло (Vanessa Marzullo) — сотрудницы неправительственной организации Horryaty, похищенные в Сирии 31 июля 2014 года силами антиправительственной оппозиции. Джентилони лично встречал девушек в аэропорту Чампино, а их родственники в интервью прессе признали важную роль Министерства иностранных дел в операции по освобождению заложниц. Джентилони категорически опроверг утверждения правой оппозиции об уплате выкупа (называлась цифра до 12 млн евро) и объяснил успех слаженной работой спецслужб и специально созданного в МИДе «чрезвычайного штаба».

22 января 2015 года значительный общественный отклик получило высказывание Джентилони, сделанное в Лондоне на встрече министров 21 государства — участников коалиции против Исламского государства:

Существуют риски, в том числе значительные, проникновения террористов в связи с иммиграцией. К счастью, наши службы безопасности настороже и действуют, но нельзя позволять даже минимального снижения степени озабоченности. Тем не менее, ни одна демократическая страна не может допустить какого-либо смешения между феноменами миграции и терроризма и распространения идеи, что в лодках с отчаявшимися людьми, которые пристают к нашим берегам, скрываются террористы с «калашниковыми». Такое предположение было бы ошибкой культурного масштаба, к тому же невероятным с технической точки зрения. Оригинальный текст (итал.)   – Ci sono di rischi di infiltrazione, anche notevoli, di terroristi dall'immigrazione. Per fortuna i nostri apparati di sicurezza sono allertati e funzionano, ma questo non ci consente di abbassare minimamente il grado di preoccupazione. Ma nessun Paese democratico può avallare alcuna confusione fra fenomeni migratori e terroristici e diffondere l'idea che dietro i barconi di disperati che approdano sulle nostre coste si annidi il terrorista col kalashnikov. Sarebbe un errore culturale, oltreché improbabile, dal punto di vista tecnico —

8 февраля 2015 года Джентилони выступил на канале Rai 3 в программе In ½ h, где заявил о необходимости введения новых санкций против России в случае провала мирных переговоров по урегулированию вооружённого конфликта в Донбассе, но начало поставок оружия Украине стало бы ошибкой. Тем не менее, по словам Джентилони, Италия примет любое решение США по этому вопросу. В то же время он высказался против направления наземных американских войск в район Мосула для противостояния силам ИГИЛ.

13 февраля 2015 года Джентилони заявил о готовности Италии присоединиться к коалиции государств, ведущих боевые действия против ИГИЛ, в связи с наступлением исламистов в Ливии. Радиостанция Аль Байян в Мосуле заявила в своей передаче, что министр «крестоносной Италии» объявил о готовности присоединиться к коалиции «безбожных наций», воюющих с Исламским государством (в арабском языке фразы «объединённые нации» и «безбожные нации» звучат похоже). 14 февраля Джентилони заявил, что отныне итальянское правительство внесено в официальный список врагов ИГИЛ.

В начале марта 2016 года завершилась трагическая история похищения одной из воюющих в Ливии группировок четырёх граждан Италии: Филиппо Кальганьо (Filippo Calcagno), Джино Полликардо (Gino Pollicardo), Сальваторе Фаилла (Salvatore Failla) и Фаусто Пиано (Fausto Piano). Двое последних были убиты похитителями, члены их семей обвинили власти Италии в бездействии. Кальганьо и Полликардо вернулись на родину, но также сделали публичные заявления, что бежали из плена, не получив помощи от государства. Джентилони заявил в Палате депутатов, что выкуп не выплачивался, и что похитителями являлась исламистская группировка, никак не связанная с Исламским государством.

29 апреля 2016 года, выступая на Radio 1, Джентилони поставил дальнейшее развитие отношений Италии с Египтом в зависимость от итогов расследования похищения 25 января 2016 года и гибели в этой стране итальянского учёного Джулио Реджени.

Личная жизнь

Женат на Эмануэле Мауро (архитектор), у супругов нет детей. Любит лирическую музыку, играет в теннис и покер, хорошо знает английский, французский и немецкий языки, одевается консервативно, по городу перемещается в основном пешком. Любимое изречение: «Мы — поколение, которое в восемнадцать лет вело себя, словно в сорок, но затем так и не согласилось с тем, что ему исполнилось сорок один» (Васкес Монтальбан).

Ссылки

• [ria.ru/world/20141031/1031218641.html Паоло Джентилони стал новым министром иностранных дел Италии]. РИА Новости (31 октября 2014). Проверено 7 ноября 2014.
• [ria.ru/world/20150601/1067563910.html Джентилони надеется, что разногласия между РФ и ЕС будут преодолены]. РИА Новости (1 июня 2015). Проверено 1 июня 2015.
• [tass.ru/opinions/interviews/2007522 Глава МИД Италии Паоло Джентилони: затянувшаяся война в сердце Европы никому не нужна]. ТАСС (31 мая 2015). Проверено 1 июня 2015.
• [www.partitodemocratico.it/utenti/profilo.htm?id=2707 Paolo Gentiloni] (итал.). Partito Democratico. Проверено 31 октября 2014.

Отрывок, характеризующий Джентилони, Паоло

«Давно я ждала тебя», как будто сказала эта испуганная и счастливая девочка, своей проявившейся из за готовых слез улыбкой, поднимая свою руку на плечо князя Андрея. Они были вторая пара, вошедшая в круг. Князь Андрей был одним из лучших танцоров своего времени. Наташа танцовала превосходно. Ножки ее в бальных атласных башмачках быстро, легко и независимо от нее делали свое дело, а лицо ее сияло восторгом счастия. Ее оголенные шея и руки были худы и некрасивы. В сравнении с плечами Элен, ее плечи были худы, грудь неопределенна, руки тонки; но на Элен был уже как будто лак от всех тысяч взглядов, скользивших по ее телу, а Наташа казалась девочкой, которую в первый раз оголили, и которой бы очень стыдно это было, ежели бы ее не уверили, что это так необходимо надо.
Князь Андрей любил танцовать, и желая поскорее отделаться от политических и умных разговоров, с которыми все обращались к нему, и желая поскорее разорвать этот досадный ему круг смущения, образовавшегося от присутствия государя, пошел танцовать и выбрал Наташу, потому что на нее указал ему Пьер и потому, что она первая из хорошеньких женщин попала ему на глаза; но едва он обнял этот тонкий, подвижной стан, и она зашевелилась так близко от него и улыбнулась так близко ему, вино ее прелести ударило ему в голову: он почувствовал себя ожившим и помолодевшим, когда, переводя дыханье и оставив ее, остановился и стал глядеть на танцующих.


После князя Андрея к Наташе подошел Борис, приглашая ее на танцы, подошел и тот танцор адъютант, начавший бал, и еще молодые люди, и Наташа, передавая своих излишних кавалеров Соне, счастливая и раскрасневшаяся, не переставала танцовать целый вечер. Она ничего не заметила и не видала из того, что занимало всех на этом бале. Она не только не заметила, как государь долго говорил с французским посланником, как он особенно милостиво говорил с такой то дамой, как принц такой то и такой то сделали и сказали то то, как Элен имела большой успех и удостоилась особенного внимания такого то; она не видала даже государя и заметила, что он уехал только потому, что после его отъезда бал более оживился. Один из веселых котильонов, перед ужином, князь Андрей опять танцовал с Наташей. Он напомнил ей о их первом свиданьи в отрадненской аллее и о том, как она не могла заснуть в лунную ночь, и как он невольно слышал ее. Наташа покраснела при этом напоминании и старалась оправдаться, как будто было что то стыдное в том чувстве, в котором невольно подслушал ее князь Андрей.
Князь Андрей, как все люди, выросшие в свете, любил встречать в свете то, что не имело на себе общего светского отпечатка. И такова была Наташа, с ее удивлением, радостью и робостью и даже ошибками во французском языке. Он особенно нежно и бережно обращался и говорил с нею. Сидя подле нее, разговаривая с ней о самых простых и ничтожных предметах, князь Андрей любовался на радостный блеск ее глаз и улыбки, относившейся не к говоренным речам, а к ее внутреннему счастию. В то время, как Наташу выбирали и она с улыбкой вставала и танцовала по зале, князь Андрей любовался в особенности на ее робкую грацию. В середине котильона Наташа, окончив фигуру, еще тяжело дыша, подходила к своему месту. Новый кавалер опять пригласил ее. Она устала и запыхалась, и видимо подумала отказаться, но тотчас опять весело подняла руку на плечо кавалера и улыбнулась князю Андрею.
«Я бы рада была отдохнуть и посидеть с вами, я устала; но вы видите, как меня выбирают, и я этому рада, и я счастлива, и я всех люблю, и мы с вами всё это понимаем», и еще многое и многое сказала эта улыбка. Когда кавалер оставил ее, Наташа побежала через залу, чтобы взять двух дам для фигур.
«Ежели она подойдет прежде к своей кузине, а потом к другой даме, то она будет моей женой», сказал совершенно неожиданно сам себе князь Андрей, глядя на нее. Она подошла прежде к кузине.
«Какой вздор иногда приходит в голову! подумал князь Андрей; но верно только то, что эта девушка так мила, так особенна, что она не протанцует здесь месяца и выйдет замуж… Это здесь редкость», думал он, когда Наташа, поправляя откинувшуюся у корсажа розу, усаживалась подле него.
В конце котильона старый граф подошел в своем синем фраке к танцующим. Он пригласил к себе князя Андрея и спросил у дочери, весело ли ей? Наташа не ответила и только улыбнулась такой улыбкой, которая с упреком говорила: «как можно было спрашивать об этом?»
– Так весело, как никогда в жизни! – сказала она, и князь Андрей заметил, как быстро поднялись было ее худые руки, чтобы обнять отца и тотчас же опустились. Наташа была так счастлива, как никогда еще в жизни. Она была на той высшей ступени счастия, когда человек делается вполне доверчив и не верит в возможность зла, несчастия и горя.

Пьер на этом бале в первый раз почувствовал себя оскорбленным тем положением, которое занимала его жена в высших сферах. Он был угрюм и рассеян. Поперек лба его была широкая складка, и он, стоя у окна, смотрел через очки, никого не видя.
Наташа, направляясь к ужину, прошла мимо его.
Мрачное, несчастное лицо Пьера поразило ее. Она остановилась против него. Ей хотелось помочь ему, передать ему излишек своего счастия.
– Как весело, граф, – сказала она, – не правда ли?
Пьер рассеянно улыбнулся, очевидно не понимая того, что ему говорили.
– Да, я очень рад, – сказал он.
«Как могут они быть недовольны чем то, думала Наташа. Особенно такой хороший, как этот Безухов?» На глаза Наташи все бывшие на бале были одинаково добрые, милые, прекрасные люди, любящие друг друга: никто не мог обидеть друг друга, и потому все должны были быть счастливы.


На другой день князь Андрей вспомнил вчерашний бал, но не на долго остановился на нем мыслями. «Да, очень блестящий был бал. И еще… да, Ростова очень мила. Что то в ней есть свежее, особенное, не петербургское, отличающее ее». Вот всё, что он думал о вчерашнем бале, и напившись чаю, сел за работу.
Но от усталости или бессонницы (день был нехороший для занятий, и князь Андрей ничего не мог делать) он всё критиковал сам свою работу, как это часто с ним бывало, и рад был, когда услыхал, что кто то приехал.
Приехавший был Бицкий, служивший в различных комиссиях, бывавший во всех обществах Петербурга, страстный поклонник новых идей и Сперанского и озабоченный вестовщик Петербурга, один из тех людей, которые выбирают направление как платье – по моде, но которые по этому то кажутся самыми горячими партизанами направлений. Он озабоченно, едва успев снять шляпу, вбежал к князю Андрею и тотчас же начал говорить. Он только что узнал подробности заседания государственного совета нынешнего утра, открытого государем, и с восторгом рассказывал о том. Речь государя была необычайна. Это была одна из тех речей, которые произносятся только конституционными монархами. «Государь прямо сказал, что совет и сенат суть государственные сословия ; он сказал, что правление должно иметь основанием не произвол, а твердые начала . Государь сказал, что финансы должны быть преобразованы и отчеты быть публичны», рассказывал Бицкий, ударяя на известные слова и значительно раскрывая глаза.
– Да, нынешнее событие есть эра, величайшая эра в нашей истории, – заключил он.
Князь Андрей слушал рассказ об открытии государственного совета, которого он ожидал с таким нетерпением и которому приписывал такую важность, и удивлялся, что событие это теперь, когда оно совершилось, не только не трогало его, но представлялось ему более чем ничтожным. Он с тихой насмешкой слушал восторженный рассказ Бицкого. Самая простая мысль приходила ему в голову: «Какое дело мне и Бицкому, какое дело нам до того, что государю угодно было сказать в совете! Разве всё это может сделать меня счастливее и лучше?»
И это простое рассуждение вдруг уничтожило для князя Андрея весь прежний интерес совершаемых преобразований. В этот же день князь Андрей должен был обедать у Сперанского «en petit comite«, [в маленьком собрании,] как ему сказал хозяин, приглашая его. Обед этот в семейном и дружеском кругу человека, которым он так восхищался, прежде очень интересовал князя Андрея, тем более что до сих пор он не видал Сперанского в его домашнем быту; но теперь ему не хотелось ехать.
В назначенный час обеда, однако, князь Андрей уже входил в собственный, небольшой дом Сперанского у Таврического сада. В паркетной столовой небольшого домика, отличавшегося необыкновенной чистотой (напоминающей монашескую чистоту) князь Андрей, несколько опоздавший, уже нашел в пять часов собравшееся всё общество этого petit comite, интимных знакомых Сперанского. Дам не было никого кроме маленькой дочери Сперанского (с длинным лицом, похожим на отца) и ее гувернантки. Гости были Жерве, Магницкий и Столыпин. Еще из передней князь Андрей услыхал громкие голоса и звонкий, отчетливый хохот – хохот, похожий на тот, каким смеются на сцене. Кто то голосом, похожим на голос Сперанского, отчетливо отбивал: ха… ха… ха… Князь Андрей никогда не слыхал смеха Сперанского, и этот звонкий, тонкий смех государственного человека странно поразил его.
Князь Андрей вошел в столовую. Всё общество стояло между двух окон у небольшого стола с закуской. Сперанский в сером фраке с звездой, очевидно в том еще белом жилете и высоком белом галстухе, в которых он был в знаменитом заседании государственного совета, с веселым лицом стоял у стола. Гости окружали его. Магницкий, обращаясь к Михайлу Михайловичу, рассказывал анекдот. Сперанский слушал, вперед смеясь тому, что скажет Магницкий. В то время как князь Андрей вошел в комнату, слова Магницкого опять заглушились смехом. Громко басил Столыпин, пережевывая кусок хлеба с сыром; тихим смехом шипел Жерве, и тонко, отчетливо смеялся Сперанский.
Сперанский, всё еще смеясь, подал князю Андрею свою белую, нежную руку.
– Очень рад вас видеть, князь, – сказал он. – Минутку… обратился он к Магницкому, прерывая его рассказ. – У нас нынче уговор: обед удовольствия, и ни слова про дела. – И он опять обратился к рассказчику, и опять засмеялся.
Князь Андрей с удивлением и грустью разочарования слушал его смех и смотрел на смеющегося Сперанского. Это был не Сперанский, а другой человек, казалось князю Андрею. Всё, что прежде таинственно и привлекательно представлялось князю Андрею в Сперанском, вдруг стало ему ясно и непривлекательно.
За столом разговор ни на мгновение не умолкал и состоял как будто бы из собрания смешных анекдотов. Еще Магницкий не успел докончить своего рассказа, как уж кто то другой заявил свою готовность рассказать что то, что было еще смешнее. Анекдоты большею частью касались ежели не самого служебного мира, то лиц служебных. Казалось, что в этом обществе так окончательно было решено ничтожество этих лиц, что единственное отношение к ним могло быть только добродушно комическое. Сперанский рассказал, как на совете сегодняшнего утра на вопрос у глухого сановника о его мнении, сановник этот отвечал, что он того же мнения. Жерве рассказал целое дело о ревизии, замечательное по бессмыслице всех действующих лиц. Столыпин заикаясь вмешался в разговор и с горячностью начал говорить о злоупотреблениях прежнего порядка вещей, угрожая придать разговору серьезный характер. Магницкий стал трунить над горячностью Столыпина, Жерве вставил шутку и разговор принял опять прежнее, веселое направление.
Очевидно, Сперанский после трудов любил отдохнуть и повеселиться в приятельском кружке, и все его гости, понимая его желание, старались веселить его и сами веселиться. Но веселье это казалось князю Андрею тяжелым и невеселым. Тонкий звук голоса Сперанского неприятно поражал его, и неумолкавший смех своей фальшивой нотой почему то оскорблял чувство князя Андрея. Князь Андрей не смеялся и боялся, что он будет тяжел для этого общества. Но никто не замечал его несоответственности общему настроению. Всем было, казалось, очень весело.
Он несколько раз желал вступить в разговор, но всякий раз его слово выбрасывалось вон, как пробка из воды; и он не мог шутить с ними вместе.
Ничего не было дурного или неуместного в том, что они говорили, всё было остроумно и могло бы быть смешно; но чего то, того самого, что составляет соль веселья, не только не было, но они и не знали, что оно бывает.
После обеда дочь Сперанского с своей гувернанткой встали. Сперанский приласкал дочь своей белой рукой, и поцеловал ее. И этот жест показался неестественным князю Андрею.
Мужчины, по английски, остались за столом и за портвейном. В середине начавшегося разговора об испанских делах Наполеона, одобряя которые, все были одного и того же мнения, князь Андрей стал противоречить им. Сперанский улыбнулся и, очевидно желая отклонить разговор от принятого направления, рассказал анекдот, не имеющий отношения к разговору. На несколько мгновений все замолкли.
Посидев за столом, Сперанский закупорил бутылку с вином и сказав: «нынче хорошее винцо в сапожках ходит», отдал слуге и встал. Все встали и также шумно разговаривая пошли в гостиную. Сперанскому подали два конверта, привезенные курьером. Он взял их и прошел в кабинет. Как только он вышел, общее веселье замолкло и гости рассудительно и тихо стали переговариваться друг с другом.
– Ну, теперь декламация! – сказал Сперанский, выходя из кабинета. – Удивительный талант! – обратился он к князю Андрею. Магницкий тотчас же стал в позу и начал говорить французские шутливые стихи, сочиненные им на некоторых известных лиц Петербурга, и несколько раз был прерываем аплодисментами. Князь Андрей, по окончании стихов, подошел к Сперанскому, прощаясь с ним.
– Куда вы так рано? – сказал Сперанский.
– Я обещал на вечер…
Они помолчали. Князь Андрей смотрел близко в эти зеркальные, непропускающие к себе глаза и ему стало смешно, как он мог ждать чего нибудь от Сперанского и от всей своей деятельности, связанной с ним, и как мог он приписывать важность тому, что делал Сперанский. Этот аккуратный, невеселый смех долго не переставал звучать в ушах князя Андрея после того, как он уехал от Сперанского.
Вернувшись домой, князь Андрей стал вспоминать свою петербургскую жизнь за эти четыре месяца, как будто что то новое. Он вспоминал свои хлопоты, искательства, историю своего проекта военного устава, который был принят к сведению и о котором старались умолчать единственно потому, что другая работа, очень дурная, была уже сделана и представлена государю; вспомнил о заседаниях комитета, членом которого был Берг; вспомнил, как в этих заседаниях старательно и продолжительно обсуживалось всё касающееся формы и процесса заседаний комитета, и как старательно и кратко обходилось всё что касалось сущности дела. Он вспомнил о своей законодательной работе, о том, как он озабоченно переводил на русский язык статьи римского и французского свода, и ему стало совестно за себя. Потом он живо представил себе Богучарово, свои занятия в деревне, свою поездку в Рязань, вспомнил мужиков, Дрона старосту, и приложив к ним права лиц, которые он распределял по параграфам, ему стало удивительно, как он мог так долго заниматься такой праздной работой.


На другой день князь Андрей поехал с визитами в некоторые дома, где он еще не был, и в том числе к Ростовым, с которыми он возобновил знакомство на последнем бале. Кроме законов учтивости, по которым ему нужно было быть у Ростовых, князю Андрею хотелось видеть дома эту особенную, оживленную девушку, которая оставила ему приятное воспоминание.
Наташа одна из первых встретила его. Она была в домашнем синем платье, в котором она показалась князю Андрею еще лучше, чем в бальном. Она и всё семейство Ростовых приняли князя Андрея, как старого друга, просто и радушно. Всё семейство, которое строго судил прежде князь Андрей, теперь показалось ему составленным из прекрасных, простых и добрых людей. Гостеприимство и добродушие старого графа, особенно мило поразительное в Петербурге, было таково, что князь Андрей не мог отказаться от обеда. «Да, это добрые, славные люди, думал Болконский, разумеется, не понимающие ни на волос того сокровища, которое они имеют в Наташе; но добрые люди, которые составляют наилучший фон для того, чтобы на нем отделялась эта особенно поэтическая, переполненная жизни, прелестная девушка!»
Князь Андрей чувствовал в Наташе присутствие совершенно чуждого для него, особенного мира, преисполненного каких то неизвестных ему радостей, того чуждого мира, который еще тогда, в отрадненской аллее и на окне, в лунную ночь, так дразнил его. Теперь этот мир уже более не дразнил его, не был чуждый мир; но он сам, вступив в него, находил в нем новое для себя наслаждение.
После обеда Наташа, по просьбе князя Андрея, пошла к клавикордам и стала петь. Князь Андрей стоял у окна, разговаривая с дамами, и слушал ее. В середине фразы князь Андрей замолчал и почувствовал неожиданно, что к его горлу подступают слезы, возможность которых он не знал за собой. Он посмотрел на поющую Наташу, и в душе его произошло что то новое и счастливое. Он был счастлив и ему вместе с тем было грустно. Ему решительно не об чем было плакать, но он готов был плакать. О чем? О прежней любви? О маленькой княгине? О своих разочарованиях?… О своих надеждах на будущее?… Да и нет. Главное, о чем ему хотелось плакать, была вдруг живо сознанная им страшная противуположность между чем то бесконечно великим и неопределимым, бывшим в нем, и чем то узким и телесным, чем он был сам и даже была она. Эта противуположность томила и радовала его во время ее пения.