Добровольский, Ерофей Владимирович

	Ерофей Владимирович Добровольский
	Ерафей Уладзіміравіч Дабравольскі
Дата рождения	9 ноября 1903
Место рождения	д. Шалаёвка, Чигиринская волость, Быховский уезд, Могилёвская губерния, ныне Кировский район Могилёвской области, Белоруссия
Дата смерти	21 апреля 1987 (83 года)
Место смерти	Москва
Принадлежность	СССР
Род войск	Пехота; Воздушно-десантные войска
Годы службы	1925—1958
Звание	<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение
Командовал	17-я гвардейская стрелковая дивизия ; 134-я стрелковая дивизия ; 84-й стрелковый корпус ; 16-й стрелковый корпус ; 38-й гвардейский воздушно-десантный корпус
Сражения/войны	Великая Отечественная война

В Википедии есть статьи о других людях с фамилией Добровольский.

Ерофе́й Влади́мирович Доброво́льский (9 ноября 1903 года, д. Шалаевка, Кировский район, Могилёвская область — 21 апреля 1987 года, Москва) — советский военачальник, генерал-лейтенант. Герой Советского Союза.

Начальная биография

Ерофей Владимирович Доброво́льский родился 19 ноября 1903 года в деревне Шалаевка ныне Кировского района Могилёвской области в семье крестьянина.

Окончив сельскую школу, работал на родине.

Военная служба

Довоенный период

В декабре 1925 года был призван в ряды РККА.

В 1927 году вступил в ряды ВКП(б).

Добровольский служил в 98-м стрелковом полку (33-я стрелковая дивизия) в качестве курсанта полковой школы, командира отделения, помощника командира взвода, заведующего складом полка и старшины роты.

По окончании в 1931 году Киевского военного пехотного училища был направлен в ту же дивизию, где служил командиром стрелкового взвода и командиром взвода полковой школы 99-го стрелкового полка и начальником хозяйственного довольствия военного склада, командиром роты и начальником штаба батальона в 98-м стрелковом полку, помощником начальника 1-й части штаба 33-й стрелковой дивизии, помощником командира полка, командиром батальона и начальником штаба 98-го стрелкового полка. С мая 1939 года работал помощником командира по строевой части 189-го стрелкового полка.

В 1940 году Ерофей Добровольский закончил курсы усовершенствования комсостава «Выстрел». С февраля 1941 года служил старшим помощником начальника отдела боевой подготовки штаба 2-й Краснознамённой армии.

Великая Отечественная война

С июля 1941 года принимал участие в боях на фронтах Великой Отечественной войны. Был назначен на должность командира 107-го мотострелкового полка 24-й армии. Принимал участие в Смоленском сражении, где проявил стойкость в обороне и был награждён первым орденом.

Во время Вяземской операции полк под командованием Добровольского попал в окружение, во время которого полк соединился 237-м мотострелковым полком 2-й гвардейской мотострелковой дивизии и через месяц вышли к линии фронта.

В декабре 1941 года Добровольский был назначен на должность начальника штаба и заместителя командира 2-й гвардейской мотострелковой дивизии. На этой должности принимал участие в обороне Москвы.

С 7 июля по 26 декабря 1942 года командовал 17-й гвардейской стрелковой дивизией.

27 ноября 1942 года было присвоено звание «генерал-майор».

С 26 декабря 1942 года по 28 сентября 1943 года командовал 134-й стрелковой дивизией, которая участвовала в Ржевско-Вяземской операции, освободив более 100 населённых пунктов, в том числе и город Белый. В августе 1943 года дивизия принимала участие в Смоленской наступательной операции, а 30 июля 1943 года дивизия участвовала в освобождении города Вердино (Смоленская область). Приказом Верховного Главнокомандующего 134-й стрелковой дивизии присвоено наименование Вердинской.

С сентября 1943 года командовал 84-го стрелкового корпуса, командовав которым, завершал Смоленскую наступательную операцию, а также участвовал в зимних операциях 1943—1944 годов на центральном участке фронта.

В мае 1944 года был назначен на должность командира 16-го стрелкового корпуса, командовал которым вплоть до конца войны и принимал участие в Белорусской наступательной операции. Под командованием Добровольского корпус отличился в Висло-Одерской операции, в начале которой корпус прорвал оборону противника в районе города Казимеж, а затем, форсировав реку Варта, прорвал оборонительный рубеж. 20 января 1945 года был освобождён город Калиш.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 6 апреля 1945 года за успешное руководство воинским соединениями и проявленные при этом мужество и героизм генерал-майору Ерофею Владимировичу Добровольскому присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда».

20 апреля 1945 года было присвоено звание «генерал-лейтенант».

Принимал участие в Восточно-Померанской и Берлинской операциях.

Послевоенная карьера

С июля 1945 по май 1946 года работал комендантом Дрездена.

В 1947 году закончил Высшие академические курсы при Высшей военной академии имени К. Е. Ворошилова.

С апреля 1947 года командовал 38-м гвардейским воздушно-десантным корпусом. С июня 1955 года работал помощником командующего Воздушно-десантными войсками и начальником отдела боевой подготовки ВДВ, с октября 1956 года — помощником командующего войсками и начальником Управления боевой подготовки Северного военного округа, с марта 1957 года — заместителем командующего войсками Северного военного округа по боевой подготовке.

В декабре 1958 года Ерофей Владимирович Добровольский ушёл в запас. Жил в Москве. С 1959 по 1982 годы работал заместителем директора производственного объединения Министерства газовой промышленности СССР. С 1982 года находился на пенсии.

Ерофей Владимирович Добровольский умер 21 апреля 1987 года в Москве. Похоронен на Кунцевском кладбище (участок 9-2).

Награды

Медаль «Золотая Звезда»;

два ордена Ленина;

четыре ордена Красного Знамени;

Память

В честь Добровольского названа улица в городе Жлобин (Гомельская область, Беларусь).

Напишите отзыв о статье "Добровольский, Ерофей Владимирович"

Ссылки

[www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=7857 Добровольский, Ерофей Владимирович]. Сайт «Герои Страны».

Отрывок, характеризующий Добровольский, Ерофей Владимирович

– Ah! – успокоенно и с ласковым блеском глаз сказал государь, ударяя по плечу Мишо. – Vous me tranquillisez, colonel. [А! Вы меня успокоиваете, полковник.]
Государь, опустив голову, молчал несколько времени.
– Eh bien, retournez a l'armee, [Ну, так возвращайтесь к армии.] – сказал он, выпрямляясь во весь рост и с ласковым и величественным жестом обращаясь к Мишо, – et dites a nos braves, dites a tous mes bons sujets partout ou vous passerez, que quand je n'aurais plus aucun soldat, je me mettrai moi meme, a la tete de ma chere noblesse, de mes bons paysans et j'userai ainsi jusqu'a la derniere ressource de mon empire. Il m'en offre encore plus que mes ennemis ne pensent, – говорил государь, все более и более воодушевляясь. – Mais si jamais il fut ecrit dans les decrets de la divine providence, – сказал он, подняв свои прекрасные, кроткие и блестящие чувством глаза к небу, – que ma dinastie dut cesser de rogner sur le trone de mes ancetres, alors, apres avoir epuise tous les moyens qui sont en mon pouvoir, je me laisserai croitre la barbe jusqu'ici (государь показал рукой на половину груди), et j'irai manger des pommes de terre avec le dernier de mes paysans plutot, que de signer la honte de ma patrie et de ma chere nation, dont je sais apprecier les sacrifices!.. [Скажите храбрецам нашим, скажите всем моим подданным, везде, где вы проедете, что, когда у меня не будет больше ни одного солдата, я сам стану во главе моих любезных дворян и добрых мужиков и истощу таким образом последние средства моего государства. Они больше, нежели думают мои враги… Но если бы предназначено было божественным провидением, чтобы династия наша перестала царствовать на престоле моих предков, тогда, истощив все средства, которые в моих руках, я отпущу бороду до сих пор и скорее пойду есть один картофель с последним из моих крестьян, нежели решусь подписать позор моей родины и моего дорогого народа, жертвы которого я умею ценить!..] Сказав эти слова взволнованным голосом, государь вдруг повернулся, как бы желая скрыть от Мишо выступившие ему на глаза слезы, и прошел в глубь своего кабинета. Постояв там несколько мгновений, он большими шагами вернулся к Мишо и сильным жестом сжал его руку пониже локтя. Прекрасное, кроткое лицо государя раскраснелось, и глаза горели блеском решимости и гнева.
– Colonel Michaud, n'oubliez pas ce que je vous dis ici; peut etre qu'un jour nous nous le rappellerons avec plaisir… Napoleon ou moi, – сказал государь, дотрогиваясь до груди. – Nous ne pouvons plus regner ensemble. J'ai appris a le connaitre, il ne me trompera plus… [Полковник Мишо, не забудьте, что я вам сказал здесь; может быть, мы когда нибудь вспомним об этом с удовольствием… Наполеон или я… Мы больше не можем царствовать вместе. Я узнал его теперь, и он меня больше не обманет…] – И государь, нахмурившись, замолчал. Услышав эти слова, увидав выражение твердой решимости в глазах государя, Мишо – quoique etranger, mais Russe de c?ur et d'ame – почувствовал себя в эту торжественную минуту – entousiasme par tout ce qu'il venait d'entendre [хотя иностранец, но русский в глубине души… восхищенным всем тем, что он услышал] (как он говорил впоследствии), и он в следующих выражениях изобразил как свои чувства, так и чувства русского народа, которого он считал себя уполномоченным.
– Sire! – сказал он. – Votre Majeste signe dans ce moment la gloire de la nation et le salut de l'Europe! [Государь! Ваше величество подписывает в эту минуту славу народа и спасение Европы!]
Государь наклонением головы отпустил Мишо.

В то время как Россия была до половины завоевана, и жители Москвы бежали в дальние губернии, и ополченье за ополченьем поднималось на защиту отечества, невольно представляется нам, не жившим в то время, что все русские люди от мала до велика были заняты только тем, чтобы жертвовать собою, спасать отечество или плакать над его погибелью. Рассказы, описания того времени все без исключения говорят только о самопожертвовании, любви к отечеству, отчаянье, горе и геройстве русских. В действительности же это так не было. Нам кажется это так только потому, что мы видим из прошедшего один общий исторический интерес того времени и не видим всех тех личных, человеческих интересов, которые были у людей того времени. А между тем в действительности те личные интересы настоящего до такой степени значительнее общих интересов, что из за них никогда не чувствуется (вовсе не заметен даже) интерес общий. Большая часть людей того времени не обращали никакого внимания на общий ход дел, а руководились только личными интересами настоящего. И эти то люди были самыми полезными деятелями того времени.
Те же, которые пытались понять общий ход дел и с самопожертвованием и геройством хотели участвовать в нем, были самые бесполезные члены общества; они видели все навыворот, и все, что они делали для пользы, оказывалось бесполезным вздором, как полки Пьера, Мамонова, грабившие русские деревни, как корпия, щипанная барынями и никогда не доходившая до раненых, и т. п. Даже те, которые, любя поумничать и выразить свои чувства, толковали о настоящем положении России, невольно носили в речах своих отпечаток или притворства и лжи, или бесполезного осуждения и злобы на людей, обвиняемых за то, в чем никто не мог быть виноват. В исторических событиях очевиднее всего запрещение вкушения плода древа познания. Только одна бессознательная деятельность приносит плоды, и человек, играющий роль в историческом событии, никогда не понимает его значения. Ежели он пытается понять его, он поражается бесплодностью.
Значение совершавшегося тогда в России события тем незаметнее было, чем ближе было в нем участие человека. В Петербурге и губернских городах, отдаленных от Москвы, дамы и мужчины в ополченских мундирах оплакивали Россию и столицу и говорили о самопожертвовании и т. п.; но в армии, которая отступала за Москву, почти не говорили и не думали о Москве, и, глядя на ее пожарище, никто не клялся отомстить французам, а думали о следующей трети жалованья, о следующей стоянке, о Матрешке маркитантше и тому подобное…
Николай Ростов без всякой цели самопожертвования, а случайно, так как война застала его на службе, принимал близкое и продолжительное участие в защите отечества и потому без отчаяния и мрачных умозаключений смотрел на то, что совершалось тогда в России. Ежели бы у него спросили, что он думает о теперешнем положении России, он бы сказал, что ему думать нечего, что на то есть Кутузов и другие, а что он слышал, что комплектуются полки, и что, должно быть, драться еще долго будут, и что при теперешних обстоятельствах ему не мудрено года через два получить полк.
По тому, что он так смотрел на дело, он не только без сокрушения о том, что лишается участия в последней борьбе, принял известие о назначении его в командировку за ремонтом для дивизии в Воронеж, но и с величайшим удовольствием, которое он не скрывал и которое весьма хорошо понимали его товарищи.
За несколько дней до Бородинского сражения Николай получил деньги, бумаги и, послав вперед гусар, на почтовых поехал в Воронеж.
Только тот, кто испытал это, то есть пробыл несколько месяцев не переставая в атмосфере военной, боевой жизни, может понять то наслаждение, которое испытывал Николай, когда он выбрался из того района, до которого достигали войска своими фуражировками, подвозами провианта, гошпиталями; когда он, без солдат, фур, грязных следов присутствия лагеря, увидал деревни с мужиками и бабами, помещичьи дома, поля с пасущимся скотом, станционные дома с заснувшими смотрителями. Он почувствовал такую радость, как будто в первый раз все это видел. В особенности то, что долго удивляло и радовало его, – это были женщины, молодые, здоровые, за каждой из которых не было десятка ухаживающих офицеров, и женщины, которые рады и польщены были тем, что проезжий офицер шутит с ними.