Дыховичный, Владимир Абрамович

Владимир Абрамович Дыховичный

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Влади́мир Абра́мович Дыхови́чный (25 марта 1911, Москва — 24 июня 1963, Ростов-на-Дону) — русский советский драматург, писатель-сатирик, поэт и эстрадный чтец-декламатор. Участник авторского дуэта Дыховичный—Слободской, автор слов к известным песням из репертуара Леонида Утёсова, Клавдии Шульженко и других эстрадных исполнителей.

Биография

Владимир Дыховичный родился в Москве старшим из трёх детей в интеллигентной еврейской семье. Его отец — инженер-строитель Абрам Ионович Дыховичный (1882, Каменец-Подольский — 1963, Москва), был в то время профессором геологического отделения Московского университета.

После окончания Московского геологоразведочного института (1931) В. А. Дыховичный работал инженером-геологом в Донбассе, на Кавказе и Памире, затем окончил театральную студию А. Д. Дикого и стал эстрадным чтецом. Во время советско-финской войны выступал на фронте в составе 1-го фронтового эстрадного ансамбля ВГКО с исполнением собственных фельетонов и стихов советских поэтов, был дружен с поэтом Константином Симоновым. В годы Великой Отечественной войны служил в блокадном Ленинграде, работал во фронтовой бригаде Л. Б. Мирова на Северном флоте, начал сочинять сцены для других эстрадных артистов. В это же время был приглашён в Московский театр миниатюр, где стал постоянным автором дуэта М. В. Мироновой и А. С. Менакера. В 1942 году во фронтовом филиале Театра имени Евгения Вахтангова был поставлен водевиль В. А. Дыховичного «Свадебное путешествие», который он впоследствии переработал вместе с Морисом Слободским. В 1943 году в Ленинградском театре комедии была поставлена пьеса Дыховичного «Братишка». Кавалер ордена Красной Звезды.

Начиная с 1945 года (с пьесы «Факир на час») В. А. Дыховичный на протяжении восемнадцати лет работал в соавторстве с М. Р. Слободским. В это время было созданы «Человек с того света», «Воскресенье в понедельник», «200 тысяч на мелкие расходы», «Ничего подобного», «Женский монастырь» и другие пьесы, сатирические стихи, пародии, фельетоны. Помимо пьес творческим дуэтом Дыховичный—Слободской были написаны и другие эстрадные произведения в различных жанрах для пародийного театра «Синяя птичка», Московского театра миниатюр, Театра эстрады. Среди них как отдельные эстрадные номера, так и целые эстрадные программы — «Вместо концерта» для А. И. Шурова и Н. Н. Рыкунина (1953), «Вот идёт пароход» для театра сада «Эрмитаж» (в соавторстве с Б. С. Ласкиным, 1953), «Кляксы» для Мироновой и Менакера (1960), пьесы для Московского мюзик-холла «Москва—Венера, далее везде…» (1961) и «Тик-так, тик-так» (1962), водевиль «Гурий Львович Синичкин» (1963) для Ленинградского театра комедии (с Владимиром Массом и Михаилом Червинским, на музыку Никиты Богословского).

В. А. Дыховичным были написаны стихи к большому количеству известных песен, в том числе «Весёлый танкист» (1943) и «Поезд идёт в Чикаго» (1945) на музыку Александра Цфасмана; «Два Максима» (Так, так, так — говорит пулемётчик; так-так-так — говорит пулемёт…, 1943) и «Морской козёл» (1945) на музыку Сигизмунда Каца; «Днём и ночью» (с М. Р. Слободским), «Морская песенка» (На кораблях ходил бывало…, с М. Р. Слободским), «Песня старого извозчика», «Песня старого портного», «Солдатский вальс» (Когда мы вернёмся домой…) и «Ермолова с Чистых прудов» (с М. Р. Слободским и другими) на музыку Никиты Богословского (исполняли Леонид Утёсов и Эдит Утёсова, Марк Бернес, Нина Пантелеева, Алла Пугачёва); «Машенька-Дашенька», «Песня космонавтов» (1962) и «Перед дальней дорогой» (1962) на музыку Матвея Блантера (все с М.Р. Слободским); «Мишка-Одессит» («Ты одессит, Мишка», 1942), «Четыре музыканта» и «Молчаливый морячок» на музыку Михаила Воловаца (исполняли Леонид и Эдит Утёсовы); «Старушки-бабушки» (с М. Р. Слободским, 1948) и «Ленинградские мосты» (с М. Р. Слободским) на музыку Модеста Табачникова (исполнял Леонид Утёсов); «Добрый день» (1959) и «Вас хочу будить утром» на музыку Эдуарда Колмановского (обе — с М. Р. Слободским, исполняли Иосиф Кобзон, Алла Иошпе, Алиса Фрейндлих, Владимир Трошин); «Маленькая Валенька» на музыку Бориса Фомина; «Россия» на музыку Василия Соловьёва-Седого (исполняла Клавдия Шульженко); «Партизаны» на музыку А. Гариса (исполняла Клавдия Шульженко); «Плохо варит котелок» на музыку Николая Минха; «Телеграммы» на музыку Нины Иллютович (исполняла Эдит Утёсова); «Аннушка» на музыку Давида Ашкенази (для дуэта Шуров и Рыкунин). Ряд песен на музыку Никиты Богословского были также созданы для картины «Факир на час».

Совместно с Морисом Слободским автор сценария к художественным фильмам «Жених с того света» (1958) режиссёра Леонида Гайдая и «Приятного аппетита» (1961) режиссёра Владимира Семакова, короткометражного фильма «Фонтан» (1955) режиссёра Эраста Гарина.

Произведения В. А. Дыховичного и М. Р. Слободского были изданы в совместных сборниках «Факир на час» (водевиль, 1946), «Маг и универмаг» (библиотека «Крокодила», с иллюстрациями Б. Е. Ефимова, 1948), «Агент» (комедия, 1949), «Дорожные знаки» (сатирические стихи, 1951), «Кто сеет ветер» (сатирические стихи, 1952), «О сегодняшней нашей весне: Литературно-музыкальное обозрение» (1952), «Похождения Петухова» (сатирические рассказы, библиотека «Огонька», 1954), «Стакан воды» (сатирическая повесть, 1955), «По личному вопросу» (сатирические стихи, 1957), «Бесполезные ископаемые» (сатирические стихи, 1958), «200 тысяч на мелкие расходы» (комедия, 1959), «Ничего подобного» (комедия, 1960), «Следующий номер программы» (сатира и юмор для эстрады, 1960), «Москва—Венера, далее везде…» (феерия-буфф, 1961), «Кляксы» (1961), «Три истории о любви» (1962), «Женский монастырь» (1962), «На земле, в небесах, на море: Сатирические стихи и немного прозы» (библиотечка «Крокодила», 1962), «Разные комедии» (1965). Самостоятельно В. А. Дыховичный опубликовал фельетоны в стихах «Честное слово» (1946).

Близкими друзьями В. А. Дыховичного были К. М. Симонов, М. Р. Слободской, М. В. Миронова и А. С. Менакер (с их сыном Андреем встречалась дочь Дыховичных Галина), Б. С. Ласкин, Н. В. Богословский.

Умер 24 июня 1963 года в Ростове-на-Дону, где он вместе с Морисом Слободским работал над постановкой мюзикла «Москва—Венера, далее везде…»; похоронен на Новодевичьем кладбище.

Семья

• Жена — Александра Иосифовна Дыховичная (урождённая Синани, 1920—1980) — балерина в Театре имени К. С. Станиславского.
  • Сын — режиссёр Иван Владимирович Дыховичный.
• Брат — советский конструктор и архитектор Юрий Абрамович Дыховичный, профессор и заведующий кафедрой архитектурных конструкций Московского архитектурного института.
• Сестра — архитектор и инженер-конструктор Нина Абрамовна Дыховичная (1914—2006), преподаватель Московского архитектурного института, главный специалист ЦНИИЭП жилища, автор проекта инженерной конструкции гостиницы «Украина» в Москве, заслуженный строитель России. Внучатые племянники — радиоведущие «Эха Москвы» Алексей Алексеевич Венедиктов и Алексей Валерьевич Дыховичный (внуки Н. А. Дыховичной).

Книги (с Морисом Слободским)

• Дорожные знаки. Сатирические стихи. Библиотека Крокодила. Москва: Правда, 1951.
• Кто сеет ветер… Сатирические стихи. Москва: Советский писатель, 1952.
• О сегодняшней нашей весне: Литературно-музыкальное обозрение в 1 действии. Москва: Искусство, 1952.
• Стакан воды. Юмористическая повесть. Москва: Молодая гвардия, 1955.
• Бесполезные ископаемые. Москва: Советский писатель, 1958.
• Следующий номер программы. Сатира и юмор для эстрады. Москва: Искусство, 1960.
• На земле, в небесах и на море. Сатирические стихи и немного прозы. Библиотека Крокодила. Москва: Правда, 1962.
• Разные комедии (Человек с того света, Факир на час, Воскресенье в понедельник, 200 тысяч на мелкие расходы, Ничего подобного). Москва: Советский писатель, 1965.

Книги (без соавторов)

• Честное слово: Фельетоны в стихах. Москва: Всесоюзное управление по охране авторских прав, 1946.
• Маг и универмаг. Иллюстрации Бориса Ефимова. Библиотека Крокодила. Москва: Правда, 1948.

Ссылки

• [www.odessitclub.org/reading_room/poizner/ikh_ne_znali/10_dykhovichny_500.jpg Надгробие В. А. Дыховичного на Новодевичьем кладбище]
• [www.odessitclub.org/index.php?name=reading_room/poizner/ikh_ne_znali&title=%D0%9C%D0%B8%D1%85%D0%B0%D0%B8%D0%BB%20%20%D0%9F%D0%BE%D0%B9%D0%B7%D0%BD%D0%B5%D1%80 Михаил Пойзнер «Ты одессит, Мишка» (с письмом Ивана Дыховичного)]
• [www.pahra.ru/map-list/lowphoto/dyhovichnyj.jpg Фотопортрет]

Отрывок, характеризующий Дыховичный, Владимир Абрамович

Князь Андрей открыл глаза и посмотрел из за носилок, в которые глубоко ушла его голова, на того, кто говорил, и опять опустил веки.
Ополченцы принесли князя Андрея к лесу, где стояли фуры и где был перевязочный пункт. Перевязочный пункт состоял из трех раскинутых, с завороченными полами, палаток на краю березника. В березнике стояла фуры и лошади. Лошади в хребтугах ели овес, и воробьи слетали к ним и подбирали просыпанные зерна. Воронья, чуя кровь, нетерпеливо каркая, перелетали на березах. Вокруг палаток, больше чем на две десятины места, лежали, сидели, стояли окровавленные люди в различных одеждах. Вокруг раненых, с унылыми и внимательными лицами, стояли толпы солдат носильщиков, которых тщетно отгоняли от этого места распоряжавшиеся порядком офицеры. Не слушая офицеров, солдаты стояли, опираясь на носилки, и пристально, как будто пытаясь понять трудное значение зрелища, смотрели на то, что делалось перед ними. Из палаток слышались то громкие, злые вопли, то жалобные стенания. Изредка выбегали оттуда фельдшера за водой и указывали на тех, который надо было вносить. Раненые, ожидая у палатки своей очереди, хрипели, стонали, плакали, кричали, ругались, просили водки. Некоторые бредили. Князя Андрея, как полкового командира, шагая через неперевязанных раненых, пронесли ближе к одной из палаток и остановились, ожидая приказания. Князь Андрей открыл глаза и долго не мог понять того, что делалось вокруг него. Луг, полынь, пашня, черный крутящийся мячик и его страстный порыв любви к жизни вспомнились ему. В двух шагах от него, громко говоря и обращая на себя общее внимание, стоял, опершись на сук и с обвязанной головой, высокий, красивый, черноволосый унтер офицер. Он был ранен в голову и ногу пулями. Вокруг него, жадно слушая его речь, собралась толпа раненых и носильщиков.
– Мы его оттеда как долбанули, так все побросал, самого короля забрали! – блестя черными разгоряченными глазами и оглядываясь вокруг себя, кричал солдат. – Подойди только в тот самый раз лезервы, его б, братец ты мой, звания не осталось, потому верно тебе говорю…
Князь Андрей, так же как и все окружавшие рассказчика, блестящим взглядом смотрел на него и испытывал утешительное чувство. «Но разве не все равно теперь, – подумал он. – А что будет там и что такое было здесь? Отчего мне так жалко было расставаться с жизнью? Что то было в этой жизни, чего я не понимал и не понимаю».


Один из докторов, в окровавленном фартуке и с окровавленными небольшими руками, в одной из которых он между мизинцем и большим пальцем (чтобы не запачкать ее) держал сигару, вышел из палатки. Доктор этот поднял голову и стал смотреть по сторонам, но выше раненых. Он, очевидно, хотел отдохнуть немного. Поводив несколько времени головой вправо и влево, он вздохнул и опустил глаза.
– Ну, сейчас, – сказал он на слова фельдшера, указывавшего ему на князя Андрея, и велел нести его в палатку.
В толпе ожидавших раненых поднялся ропот.
– Видно, и на том свете господам одним жить, – проговорил один.
Князя Андрея внесли и положили на только что очистившийся стол, с которого фельдшер споласкивал что то. Князь Андрей не мог разобрать в отдельности того, что было в палатке. Жалобные стоны с разных сторон, мучительная боль бедра, живота и спины развлекали его. Все, что он видел вокруг себя, слилось для него в одно общее впечатление обнаженного, окровавленного человеческого тела, которое, казалось, наполняло всю низкую палатку, как несколько недель тому назад в этот жаркий, августовский день это же тело наполняло грязный пруд по Смоленской дороге. Да, это было то самое тело, та самая chair a canon [мясо для пушек], вид которой еще тогда, как бы предсказывая теперешнее, возбудил в нем ужас.
В палатке было три стола. Два были заняты, на третий положили князя Андрея. Несколько времени его оставили одного, и он невольно увидал то, что делалось на других двух столах. На ближнем столе сидел татарин, вероятно, казак – по мундиру, брошенному подле. Четверо солдат держали его. Доктор в очках что то резал в его коричневой, мускулистой спине.
– Ух, ух, ух!.. – как будто хрюкал татарин, и вдруг, подняв кверху свое скуластое черное курносое лицо, оскалив белые зубы, начинал рваться, дергаться и визжат ь пронзительно звенящим, протяжным визгом. На другом столе, около которого толпилось много народа, на спине лежал большой, полный человек с закинутой назад головой (вьющиеся волоса, их цвет и форма головы показались странно знакомы князю Андрею). Несколько человек фельдшеров навалились на грудь этому человеку и держали его. Белая большая полная нога быстро и часто, не переставая, дергалась лихорадочными трепетаниями. Человек этот судорожно рыдал и захлебывался. Два доктора молча – один был бледен и дрожал – что то делали над другой, красной ногой этого человека. Управившись с татарином, на которого накинули шинель, доктор в очках, обтирая руки, подошел к князю Андрею. Он взглянул в лицо князя Андрея и поспешно отвернулся.
– Раздеть! Что стоите? – крикнул он сердито на фельдшеров.
Самое первое далекое детство вспомнилось князю Андрею, когда фельдшер торопившимися засученными руками расстегивал ему пуговицы и снимал с него платье. Доктор низко нагнулся над раной, ощупал ее и тяжело вздохнул. Потом он сделал знак кому то. И мучительная боль внутри живота заставила князя Андрея потерять сознание. Когда он очнулся, разбитые кости бедра были вынуты, клоки мяса отрезаны, и рана перевязана. Ему прыскали в лицо водою. Как только князь Андрей открыл глаза, доктор нагнулся над ним, молча поцеловал его в губы и поспешно отошел.
После перенесенного страдания князь Андрей чувствовал блаженство, давно не испытанное им. Все лучшие, счастливейшие минуты в его жизни, в особенности самое дальнее детство, когда его раздевали и клали в кроватку, когда няня, убаюкивая, пела над ним, когда, зарывшись головой в подушки, он чувствовал себя счастливым одним сознанием жизни, – представлялись его воображению даже не как прошедшее, а как действительность.
Около того раненого, очертания головы которого казались знакомыми князю Андрею, суетились доктора; его поднимали и успокоивали.
– Покажите мне… Ооооо! о! ооооо! – слышался его прерываемый рыданиями, испуганный и покорившийся страданию стон. Слушая эти стоны, князь Андрей хотел плакать. Оттого ли, что он без славы умирал, оттого ли, что жалко ему было расставаться с жизнью, от этих ли невозвратимых детских воспоминаний, оттого ли, что он страдал, что другие страдали и так жалостно перед ним стонал этот человек, но ему хотелось плакать детскими, добрыми, почти радостными слезами.
Раненому показали в сапоге с запекшейся кровью отрезанную ногу.
– О! Ооооо! – зарыдал он, как женщина. Доктор, стоявший перед раненым, загораживая его лицо, отошел.
– Боже мой! Что это? Зачем он здесь? – сказал себе князь Андрей.
В несчастном, рыдающем, обессилевшем человеке, которому только что отняли ногу, он узнал Анатоля Курагина. Анатоля держали на руках и предлагали ему воду в стакане, края которого он не мог поймать дрожащими, распухшими губами. Анатоль тяжело всхлипывал. «Да, это он; да, этот человек чем то близко и тяжело связан со мною, – думал князь Андрей, не понимая еще ясно того, что было перед ним. – В чем состоит связь этого человека с моим детством, с моею жизнью? – спрашивал он себя, не находя ответа. И вдруг новое, неожиданное воспоминание из мира детского, чистого и любовного, представилось князю Андрею. Он вспомнил Наташу такою, какою он видел ее в первый раз на бале 1810 года, с тонкой шеей и тонкими рукамис готовым на восторг, испуганным, счастливым лицом, и любовь и нежность к ней, еще живее и сильнее, чем когда либо, проснулись в его душе. Он вспомнил теперь ту связь, которая существовала между им и этим человеком, сквозь слезы, наполнявшие распухшие глаза, мутно смотревшим на него. Князь Андрей вспомнил все, и восторженная жалость и любовь к этому человеку наполнили его счастливое сердце.
Князь Андрей не мог удерживаться более и заплакал нежными, любовными слезами над людьми, над собой и над их и своими заблуждениями.
«Сострадание, любовь к братьям, к любящим, любовь к ненавидящим нас, любовь к врагам – да, та любовь, которую проповедовал бог на земле, которой меня учила княжна Марья и которой я не понимал; вот отчего мне жалко было жизни, вот оно то, что еще оставалось мне, ежели бы я был жив. Но теперь уже поздно. Я знаю это!»


Страшный вид поля сражения, покрытого трупами и ранеными, в соединении с тяжестью головы и с известиями об убитых и раненых двадцати знакомых генералах и с сознанием бессильности своей прежде сильной руки произвели неожиданное впечатление на Наполеона, который обыкновенно любил рассматривать убитых и раненых, испытывая тем свою душевную силу (как он думал). В этот день ужасный вид поля сражения победил ту душевную силу, в которой он полагал свою заслугу и величие. Он поспешно уехал с поля сражения и возвратился к Шевардинскому кургану. Желтый, опухлый, тяжелый, с мутными глазами, красным носом и охриплым голосом, он сидел на складном стуле, невольно прислушиваясь к звукам пальбы и не поднимая глаз. Он с болезненной тоской ожидал конца того дела, которого он считал себя причиной, но которого он не мог остановить. Личное человеческое чувство на короткое мгновение взяло верх над тем искусственным призраком жизни, которому он служил так долго. Он на себя переносил те страдания и ту смерть, которые он видел на поле сражения. Тяжесть головы и груди напоминала ему о возможности и для себя страданий и смерти. Он в эту минуту не хотел для себя ни Москвы, ни победы, ни славы. (Какой нужно было ему еще славы?) Одно, чего он желал теперь, – отдыха, спокойствия и свободы. Но когда он был на Семеновской высоте, начальник артиллерии предложил ему выставить несколько батарей на эти высоты, для того чтобы усилить огонь по столпившимся перед Князьковым русским войскам. Наполеон согласился и приказал привезти ему известие о том, какое действие произведут эти батареи.
Адъютант приехал сказать, что по приказанию императора двести орудий направлены на русских, но что русские все так же стоят.
– Наш огонь рядами вырывает их, а они стоят, – сказал адъютант.
– Ils en veulent encore!.. [Им еще хочется!..] – сказал Наполеон охриплым голосом.
– Sire? [Государь?] – повторил не расслушавший адъютант.
– Ils en veulent encore, – нахмурившись, прохрипел Наполеон осиплым голосом, – donnez leur en. [Еще хочется, ну и задайте им.]
И без его приказания делалось то, чего он хотел, и он распорядился только потому, что думал, что от него ждали приказания. И он опять перенесся в свой прежний искусственный мир призраков какого то величия, и опять (как та лошадь, ходящая на покатом колесе привода, воображает себе, что она что то делает для себя) он покорно стал исполнять ту жестокую, печальную и тяжелую, нечеловеческую роль, которая ему была предназначена.