Елизавета Боснийская

Елизавета Боснийская босн. Elizabeta Kotromanić<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Елизавета и Мария в тюрьме</td></tr>
Регент Венгерского королевства
11 сентября 1382 года — 16 января 1387 года
Вероисповедание:	католицизм
Рождение:	1340(1340)
Смерть:	16 января 1387(1387-01-16) Новиград (совр. Хорватия)
Род:	Котроманичи
Отец:	Стефан II Котроманич
Мать:	Елизавета Куявская
Супруг:	Людовик I Великий
Дети:	Екатерина, Мария, Ядвига

Елизавета Боснийская, Елизавета Котроманич (венг. Kotromanić Erzsébet, польск. Elżbieta Bośniaczka; 1340 — 16 января 1387) — вторая жена короля Венгрии и Польши Людовика I Великого. После смерти супруга была регентом при своей несовершеннолетней дочери Марии, ставшей венгерской королевой. Младшая дочь Елизаветы Боснийской, Ядвига, стала королевой Польши, была канонизирована Католической церковью.

Детство

Елизавета была дочерью бана Боснии Стефана II из дома Котроманичей. Её мать, Елизавета Куявская, была внучкой иновроцлавского князя Земомысла.

Стефан II отверг предложение сербского короля Стефана IV Душана о браке Елизаветы с его сыном, так как не хотел уступать королю Сербии земель, которые тот хотел в качестве приданого. Елизавета Польская, мать короля Венгрии Людовика I, содействовала тому, чтобы Елизавета переехала в Буду. После трёх лет жизни при венгерском дворе королева-мать организовала брак короля Людовика и Елизаветы, хотя последней было только 13 лет. Первая жена короля Венгрии, Маргарита Люксембургская, умерла, не оставив Людовику детей.

Замужество

Свадьба состоялась в Буде 20 июня 1353 года. Свадьбе могло помешать то обстоятельство, что Людовик и Елизавета состояли в четвёртой степени родства через князей Куявии, а брак родственников такой степени Церковью в обычных обстоятельствах запрещался. Проблема была решена после того, как папа Иннокентий VI дал диспенсацию и подтвердил законность этого брака.

Елизавета никогда не была коронована как королева Венгрии и не имела совершенно никакой власти при дворе, находясь под полным контролем своей свекрови. В 1370 году Людовик стал также и королём Польши. Елизавета не была коронована и как польская королева, став таким образом одной из пяти польских королев, не проходивших эту церемонию.

Людовик и Елизавета не имели детей в первые семнадцать лет брака. Елизавету считали бесплодной, а учитывая тот факт, что от первой жены у Людовика также не было наследников, это обстоятельство, казалось, гарантировало династический кризис. Однако ситуация резко изменилась, и за четыре следующих года королева родила трёх дочерей — Екатерину (1370 год), Марию (1371 год) и Ядвигу (1373 год). Старшая дочь умерла в возрасте 8 лет, после чего Мария стала рассматриваться как наследница обоих престолов — венгерского и польского. Известно, что Елизавета написала книгу по воспитанию своих дочерей.

Регентство

В 1382 году Людовик скончался, 10-летняя Мария стала королевой Венгрии, а Елизавета выполняла роль регента и фактического правителя страны. Большую власть при дворе Елизаветы приобрёл палатин Миклош Гараи. В Польше, однако, ситуация пошла по другому сценарию. Шляхта на съездах выступила против вступления Марии на польский престол, потребовала признать наследницей польского престола ту венгерскую принцессу, которая будет жить постоянно в Польше, и составила для защиты этого постановления конфедерацию. За этим началась борьба политических партий, доходившая до открытой междоусобицы. Елизавета предложила в качестве кандидатуры на польский трон свою младшую дочь Ядвигу, что позволило бы выполнить условие о постоянном проживании в Польше. После двух лет переговоров 15 ноября 1384 года Ядвига была коронована в Кракове. Впоследствии она вышла замуж за великого князя Литовского Ягайло, была подписана Кревская уния о династическом союзе между Великим княжеством Литовским и Польшей, причём Елизавета была одной из сторон, участвовавших в переговорах. Личная уния между Венгрией и Польшей была таким образом окончательно разорвана.

Борьба за престол

Мария была помолвлена с Сигизмундом Люксембургским. Представители могущественных венгерских и хорватских дворянских родов, однако, были настроены против него и поддерживали кандидатуру на венгерский престол Карла III, короля Неаполя, последнего представителя Анжуйской династии по мужской линии. И Сигизмунд и Карл угрожали прийти в Венгрию с войском, первый собирался реализовать помолвку, жениться на Марии и править вместе с ней; второй не признавал законности её коронации и собирался сместить её с венгерского трона.

Поскольку в обоих случаях Елизавета теряла реальную власть, она начала переговоры с королём Франции Карлом V, предлагая руку Марии его сыну Людовику Орлеанскому. Ситуация осложнялось тем обстоятельством, что для разрыва помолвки с Сигизмундом было необходимо папское разрешение, а Венгрия и Франция признавали разных пап в условиях продолжавшейся Великой западной схизмы. Признаваемый Францией Климент VII дал разрешение на разрыв помолвки, после чего в апреле 1385 года состоялась условная свадьба по доверенности между Марией и Людовиком Орлеанским, проходившая в отсутствие жениха.

Ни Сигизмунд, ни большая часть венгерских дворян не признали этот брак. Четыре месяца спустя Сигизмунд вторгся в Венгрию с войском и несмотря на противодействие Елизаветы сам женился на Марии. После того, как Сигизмунд осенью 1385 года вернулся в Богемию, сторонники Карла III помогли ему на короткое время захватить власть в стране. Коронация Карла состоялась в декабре 1385 года, Елизавета и Мария были принуждены на ней присутствовать. Елизавета, однако, не смирилась со свержением с престола своей дочери, через несколько месяцев после коронации Карл был убит по её приказу.

Плен и смерть

После убийства Карла началось восстание против Елизаветы, центром которого была Хорватия, связанная с Венгрией личной унией. Хорваты провозгласили законным королём Владислава, сына Карла III, который впоследствии ещё много лет безуспешно боролся за венгерский трон. Пытаясь успокоить ситуацию, Елизавета и Мария в сопровождении палатина Миклоша Гараи и вооружённой охраны направились в Хорватию. По дороге королевская карета попала в засаду, охрана была перебита, Миклош Гараи убит, а Елизавета с Марией взяты в плен.

Пленённые королевы были заключены в Новиградский замок неподалёку от Задара. Елизавета пыталась тайно связаться с Венецией, прося о помощи, но её письма были перехвачены тюремщиками. Вдова Карла Маргарита Дураццо, которая была против планов мужа стать венгерским королём, настаивала на отмщении. 16 января 1387 года Елизавета была задушена в темнице на глазах у дочери. Мария была вызволена из плена войсками своего мужа Сигизмунда и правила Венгрией совместно с ним вплоть до 1395 года, когда умерла при родах. Борьба Сигизмунда против короля Неаполя Владислава и поддерживавших его хорватов продолжалась вплоть до 1409 года, когда Владислав продал Далмацию Венецианской республике и отказался от дальнейшей борьбы, сосредоточившись на итальянских делах.

Елизавета Боснийская была сначала похоронена в Задаре, впоследствии её тело было перевезено в Секешфехервар, в усыпальницу венгерских королей. После неё ни одна женщина не правила Венгрией вплоть до Марии Терезии. В 1381 году Елизавета Боснийская выделила средства на создание раки святого Симеона Столпника, мощи которого хранятся в церкви Святого Симеона в Задаре. Рака считается одним из шедевров хорватского ювелирного искусства. Одна из улиц Задара названа в её честь «Улицей Елизаветы Котроманич».

Литература

• [www.world-history.ru/countries_about/2137.html Всемирная история. Венгрия в конце XIV — начале XV веков]
• Van Antwerp Fine, John. The Late Medieval Balkans: A Critical Survey from the Late Twelfth Century to the Ottoman Conquest. — University of Michigan Press, 1994. — ISBN 0-472-08260-4.
• Контлер Ласло. История Венгрии. Тысячелетие в центре Европы. — М.: Изд-во «Весь Мир», 2002.

Отрывок, характеризующий Елизавета Боснийская

Пчела, сидевшая на цветке, ужалила ребенка. И ребенок боится пчел и говорит, что цель пчелы состоит в том, чтобы жалить людей. Поэт любуется пчелой, впивающейся в чашечку цветка, и говорит, цель пчелы состоит во впивании в себя аромата цветов. Пчеловод, замечая, что пчела собирает цветочную пыль к приносит ее в улей, говорит, что цель пчелы состоит в собирании меда. Другой пчеловод, ближе изучив жизнь роя, говорит, что пчела собирает пыль для выкармливанья молодых пчел и выведения матки, что цель ее состоит в продолжении рода. Ботаник замечает, что, перелетая с пылью двудомного цветка на пестик, пчела оплодотворяет его, и ботаник в этом видит цель пчелы. Другой, наблюдая переселение растений, видит, что пчела содействует этому переселению, и этот новый наблюдатель может сказать, что в этом состоит цель пчелы. Но конечная цель пчелы не исчерпывается ни тою, ни другой, ни третьей целью, которые в состоянии открыть ум человеческий. Чем выше поднимается ум человеческий в открытии этих целей, тем очевиднее для него недоступность конечной цели.
Человеку доступно только наблюдение над соответственностью жизни пчелы с другими явлениями жизни. То же с целями исторических лиц и народов.


Свадьба Наташи, вышедшей в 13 м году за Безухова, было последнее радостное событие в старой семье Ростовых. В тот же год граф Илья Андреевич умер, и, как это всегда бывает, со смертью его распалась старая семья.
События последнего года: пожар Москвы и бегство из нее, смерть князя Андрея и отчаяние Наташи, смерть Пети, горе графини – все это, как удар за ударом, падало на голову старого графа. Он, казалось, не понимал и чувствовал себя не в силах понять значение всех этих событий и, нравственно согнув свою старую голову, как будто ожидал и просил новых ударов, которые бы его покончили. Он казался то испуганным и растерянным, то неестественно оживленным и предприимчивым.
Свадьба Наташи на время заняла его своей внешней стороной. Он заказывал обеды, ужины и, видимо, хотел казаться веселым; но веселье его не сообщалось, как прежде, а, напротив, возбуждало сострадание в людях, знавших и любивших его.
После отъезда Пьера с женой он затих и стал жаловаться на тоску. Через несколько дней он заболел и слег в постель. С первых дней его болезни, несмотря на утешения докторов, он понял, что ему не вставать. Графиня, не раздеваясь, две недели провела в кресле у его изголовья. Всякий раз, как она давала ему лекарство, он, всхлипывая, молча целовал ее руку. В последний день он, рыдая, просил прощения у жены и заочно у сына за разорение именья – главную вину, которую он за собой чувствовал. Причастившись и особоровавшись, он тихо умер, и на другой день толпа знакомых, приехавших отдать последний долг покойнику, наполняла наемную квартиру Ростовых. Все эти знакомые, столько раз обедавшие и танцевавшие у него, столько раз смеявшиеся над ним, теперь все с одинаковым чувством внутреннего упрека и умиления, как бы оправдываясь перед кем то, говорили: «Да, там как бы то ни было, а прекрасжейший был человек. Таких людей нынче уж не встретишь… А у кого ж нет своих слабостей?..»
Именно в то время, когда дела графа так запутались, что нельзя было себе представить, чем это все кончится, если продолжится еще год, он неожиданно умер.
Николай был с русскими войсками в Париже, когда к нему пришло известие о смерти отца. Он тотчас же подал в отставку и, не дожидаясь ее, взял отпуск и приехал в Москву. Положение денежных дел через месяц после смерти графа совершенно обозначилось, удивив всех громадностию суммы разных мелких долгов, существования которых никто и не подозревал. Долгов было вдвое больше, чем имения.
Родные и друзья советовали Николаю отказаться от наследства. Но Николай в отказе от наследства видел выражение укора священной для него памяти отца и потому не хотел слышать об отказе и принял наследство с обязательством уплаты долгов.
Кредиторы, так долго молчавшие, будучи связаны при жизни графа тем неопределенным, но могучим влиянием, которое имела на них его распущенная доброта, вдруг все подали ко взысканию. Явилось, как это всегда бывает, соревнование – кто прежде получит, – и те самые люди, которые, как Митенька и другие, имели безденежные векселя – подарки, явились теперь самыми требовательными кредиторами. Николаю не давали ни срока, ни отдыха, и те, которые, по видимому, жалели старика, бывшего виновником их потери (если были потери), теперь безжалостно накинулись на очевидно невинного перед ними молодого наследника, добровольно взявшего на себя уплату.
Ни один из предполагаемых Николаем оборотов не удался; имение с молотка было продано за полцены, а половина долгов оставалась все таки не уплаченною. Николай взял предложенные ему зятем Безуховым тридцать тысяч для уплаты той части долгов, которые он признавал за денежные, настоящие долги. А чтобы за оставшиеся долги не быть посаженным в яму, чем ему угрожали кредиторы, он снова поступил на службу.
Ехать в армию, где он был на первой вакансии полкового командира, нельзя было потому, что мать теперь держалась за сына, как за последнюю приманку жизни; и потому, несмотря на нежелание оставаться в Москве в кругу людей, знавших его прежде, несмотря на свое отвращение к статской службе, он взял в Москве место по статской части и, сняв любимый им мундир, поселился с матерью и Соней на маленькой квартире, на Сивцевом Вражке.
Наташа и Пьер жили в это время в Петербурге, не имея ясного понятия о положении Николая. Николай, заняв у зятя деньги, старался скрыть от него свое бедственное положение. Положение Николая было особенно дурно потому, что своими тысячью двумястами рублями жалованья он не только должен был содержать себя, Соню и мать, но он должен был содержать мать так, чтобы она не замечала, что они бедны. Графиня не могла понять возможности жизни без привычных ей с детства условий роскоши и беспрестанно, не понимая того, как это трудно было для сына, требовала то экипажа, которого у них не было, чтобы послать за знакомой, то дорогого кушанья для себя и вина для сына, то денег, чтобы сделать подарок сюрприз Наташе, Соне и тому же Николаю.
Соня вела домашнее хозяйство, ухаживала за теткой, читала ей вслух, переносила ее капризы и затаенное нерасположение и помогала Николаю скрывать от старой графини то положение нужды, в котором они находились. Николай чувствовал себя в неоплатном долгу благодарности перед Соней за все, что она делала для его матери, восхищался ее терпением и преданностью, но старался отдаляться от нее.
Он в душе своей как будто упрекал ее за то, что она была слишком совершенна, и за то, что не в чем было упрекать ее. В ней было все, за что ценят людей; но было мало того, что бы заставило его любить ее. И он чувствовал, что чем больше он ценит, тем меньше любит ее. Он поймал ее на слове, в ее письме, которым она давала ему свободу, и теперь держал себя с нею так, как будто все то, что было между ними, уже давным давно забыто и ни в каком случае не может повториться.
Положение Николая становилось хуже и хуже. Мысль о том, чтобы откладывать из своего жалованья, оказалась мечтою. Он не только не откладывал, но, удовлетворяя требования матери, должал по мелочам. Выхода из его положения ему не представлялось никакого. Мысль о женитьбе на богатой наследнице, которую ему предлагали его родственницы, была ему противна. Другой выход из его положения – смерть матери – никогда не приходила ему в голову. Он ничего не желал, ни на что не надеялся; и в самой глубине души испытывал мрачное и строгое наслаждение в безропотном перенесении своего положения. Он старался избегать прежних знакомых с их соболезнованием и предложениями оскорбительной помощи, избегал всякого рассеяния и развлечения, даже дома ничем не занимался, кроме раскладывания карт с своей матерью, молчаливыми прогулками по комнате и курением трубки за трубкой. Он как будто старательно соблюдал в себе то мрачное настроение духа, в котором одном он чувствовал себя в состоянии переносить свое положение.


В начале зимы княжна Марья приехала в Москву. Из городских слухов она узнала о положении Ростовых и о том, как «сын жертвовал собой для матери», – так говорили в городе.
«Я и не ожидала от него другого», – говорила себе княжна Марья, чувствуя радостное подтверждение своей любви к нему. Вспоминая свои дружеские и почти родственные отношения ко всему семейству, она считала своей обязанностью ехать к ним. Но, вспоминая свои отношения к Николаю в Воронеже, она боялась этого. Сделав над собой большое усилие, она, однако, через несколько недель после своего приезда в город приехала к Ростовым.
Николай первый встретил ее, так как к графине можно было проходить только через его комнату. При первом взгляде на нее лицо Николая вместо выражения радости, которую ожидала увидать на нем княжна Марья, приняло невиданное прежде княжной выражение холодности, сухости и гордости. Николай спросил о ее здоровье, проводил к матери и, посидев минут пять, вышел из комнаты.