Мительман, Ефим Исаевич

Ефим Исаевич Мительман (12 (25) января 1911, Орёл — 1965, Душанбе, Таджикская ССР) — советский таджикский театральный режиссёр. Народный артист Таджикской ССР (1963). Художественный руководитель Таджикского театра драмы имени А. Лахути (1936—1964).

Биография

После окончания ГИТИСа в 1936 году работал режиссёром, а затем художественным руководителем Таджикского театра драмы имени Абулкасема Лахути в Сталинабаде. В годы Великой Отечественной войны руководил фронтовым театральным коллективом (1943—1946).

Послe войны (с перерывом в 1949-1951 годах) — вновь художественный руководитель и режиссёр Таджикского театра драмы имени А. Лахути в Сталинабаде, с 1961 года — одновременно главный режиссёр Русского театра драмы имени В. В. Маяковского (Душанбе).

Постановщик спектаклей «Коварство и любовь» (1937), «Алькасар» Мдивани (1937), «Очная ставка» братьев Тур и Шейнина (1938), «Отелло» (1939), «Рустам и Сухроб» Абдулло и Волькенштейна (1941), «В бой» Акубджанова и Зелеранского (1941), «Матросы из Каттаро» Вольфа (1942), «Тахмос Ходжентский» Касымова и Саидмурадова (1943), «Ромео и Джульетта» (1947), «Свет в горах» Пирмухаммед-заде (1948), «Бесприданница» (1948), «Отелло» (новая постановка, 1948), «Овод» (1948), «Саодат» Саидмурадова и Рабиева (1948), «Алишер Навои» Уйгуна и Султанова (1949), «Заговор обречённых» Вирты (1949), «Незабываемый 1919-й» Вишневского (1951), «Мой город» Миршакара (1952), «Женихи» Токаева (1952), «Ревизор» (1952), «Намус» Ширванзаде (1953), «Ромео и Джульетта» (новая постановка, 1953), «Легенда о любви» Хикмета (1954), «Дохунда» Икрами (1954), «Чья вина?» Икрами и Мительмана (1956), «Король Лир» (1957), «Ураган» Абдулло и Киямова (1957), «Гроза» Цао Юя (1958), «Рудаки» Улуг-заде (1958), «Неписанный закон» Пистоленко (1959), «Эзоп» Фигейредо, «Совесть» Абдулло и Мительмана (1959), «Кремлёвские куранты» Погодина (1960), «Два цвета» Зака и Кузнецова (1960), «Горянка» Гамзатова (1961), «Ромео и Джульетта» (новая постановка, 1963), ряда других пьес современных таджикских драматургов.

Отрывок, характеризующий Мительман, Ефим Исаевич

Не только с того места внизу, где он стоял, не только с кургана, на котором стояли теперь некоторые его генералы, но и с самых флешей, на которых находились теперь вместе и попеременно то русские, то французские, мертвые, раненые и живые, испуганные или обезумевшие солдаты, нельзя было понять того, что делалось на этом месте. В продолжение нескольких часов на этом месте, среди неумолкаемой стрельбы, ружейной и пушечной, то появлялись одни русские, то одни французские, то пехотные, то кавалерийские солдаты; появлялись, падали, стреляли, сталкивались, не зная, что делать друг с другом, кричали и бежали назад.
С поля сражения беспрестанно прискакивали к Наполеону его посланные адъютанты и ординарцы его маршалов с докладами о ходе дела; но все эти доклады были ложны: и потому, что в жару сражения невозможно сказать, что происходит в данную минуту, и потому, что многие адъютапты не доезжали до настоящего места сражения, а передавали то, что они слышали от других; и еще потому, что пока проезжал адъютант те две три версты, которые отделяли его от Наполеона, обстоятельства изменялись и известие, которое он вез, уже становилось неверно. Так от вице короля прискакал адъютант с известием, что Бородино занято и мост на Колоче в руках французов. Адъютант спрашивал у Наполеона, прикажет ли он пореходить войскам? Наполеон приказал выстроиться на той стороне и ждать; но не только в то время как Наполеон отдавал это приказание, но даже когда адъютант только что отъехал от Бородина, мост уже был отбит и сожжен русскими, в той самой схватке, в которой участвовал Пьер в самом начале сраженья.
Прискакавший с флеш с бледным испуганным лицом адъютант донес Наполеону, что атака отбита и что Компан ранен и Даву убит, а между тем флеши были заняты другой частью войск, в то время как адъютанту говорили, что французы были отбиты, и Даву был жив и только слегка контужен. Соображаясь с таковыми необходимо ложными донесениями, Наполеон делал свои распоряжения, которые или уже были исполнены прежде, чем он делал их, или же не могли быть и не были исполняемы.
Маршалы и генералы, находившиеся в более близком расстоянии от поля сражения, но так же, как и Наполеон, не участвовавшие в самом сражении и только изредка заезжавшие под огонь пуль, не спрашиваясь Наполеона, делали свои распоряжения и отдавали свои приказания о том, куда и откуда стрелять, и куда скакать конным, и куда бежать пешим солдатам. Но даже и их распоряжения, точно так же как распоряжения Наполеона, точно так же в самой малой степени и редко приводились в исполнение. Большей частью выходило противное тому, что они приказывали. Солдаты, которым велено было идти вперед, подпав под картечный выстрел, бежали назад; солдаты, которым велено было стоять на месте, вдруг, видя против себя неожиданно показавшихся русских, иногда бежали назад, иногда бросались вперед, и конница скакала без приказания догонять бегущих русских. Так, два полка кавалерии поскакали через Семеновский овраг и только что въехали на гору, повернулись и во весь дух поскакали назад. Так же двигались и пехотные солдаты, иногда забегая совсем не туда, куда им велено было. Все распоряжение о том, куда и когда подвинуть пушки, когда послать пеших солдат – стрелять, когда конных – топтать русских пеших, – все эти распоряжения делали сами ближайшие начальники частей, бывшие в рядах, не спрашиваясь даже Нея, Даву и Мюрата, не только Наполеона. Они не боялись взыскания за неисполнение приказания или за самовольное распоряжение, потому что в сражении дело касается самого дорогого для человека – собственной жизни, и иногда кажется, что спасение заключается в бегстве назад, иногда в бегстве вперед, и сообразно с настроением минуты поступали эти люди, находившиеся в самом пылу сражения. В сущности же, все эти движения вперед и назад не облегчали и не изменяли положения войск. Все их набегания и наскакивания друг на друга почти не производили им вреда, а вред, смерть и увечья наносили ядра и пули, летавшие везде по тому пространству, по которому метались эти люди. Как только эти люди выходили из того пространства, по которому летали ядра и пули, так их тотчас же стоявшие сзади начальники формировали, подчиняли дисциплине и под влиянием этой дисциплины вводили опять в область огня, в которой они опять (под влиянием страха смерти) теряли дисциплину и метались по случайному настроению толпы.