Фелицын, Евгений Дмитриевич

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Е. Д. Фелицын»)
Перейти к: навигация, поиск
Евгений Дмитриевич Фелицын
Дата рождения

5 (17) марта 1848(1848-03-17)

Место рождения

Ставрополь

Дата смерти

11 (24) декабря 1903(1903-12-24) (55 лет)

Место смерти

Екатеринодар

Принадлежность

Российская империя Российская империя

Род войск

пехота, казачьи войска

Годы службы

1864, 1867 (1872) — 1903

Звание

Войсковой старшина

Сражения/войны

Кавказская война
Русско-турецкая война (1877—1878)

Награды и премии

* золотой председательский жетон ОЛЕАЭ

Евгений Дмитриевич Фелицын на Викискладе

Евге́ний Дми́триевич Фели́цын (Литературный псевдоним: Ф—ъ, Евгений[1]; 5 [17] марта 1848; Ставрополь, Российская империя — 11 [24] декабря 1903; Екатеринодар, Российская империя) — русский учёный историк, кавказовед и кубановед, археолог, этнограф, картограф, библиограф, статистик, биограф, геолог, минералог, энтомолог; общественный деятель; войсковой старшина Кубанского казачьего войска; участник Кавказской и Русско-турецкой (1877—1878) войн.

Фелицын являлся: почётным членом — Общества любителей изучения Кубанской области, Ставропольского губернского и Кубанского областного статистических комитетов; действительным членом — Императорского Московского археологического общества, Императорского общества любителей естествознания, антропологии и этнографии, Императорского Одесского общества истории и древностей и Кавказского отдела Императорского русского географического общества; членом-сотрудником — Императорского Русского археологического общества в Санкт-Петербурге и Общества любителей древней письменности[2].

Одной из характерных черт Фелицына на научном поприще являлось то, что он начал самостоятельно учиться не по научной литературе, а «на лоне природы, в условиях живого действительного мира»[3].

Ныне имя Е. Д. Фелицына носит основанный им в 1879 году Краснодарский государственный историко-археологический музей-заповедник[4].





Биография

Происхождение

Евгений Фелицын родился 5 марта 1848 года в Ставрополье в семье обер-офицера. Православного вероисповедания. В 1864 году окончил Ставропольскую губернскую гимназию[5].

Военная служба

13 апреля 1864 года поступил на военную службу унтер-офицером в 74-й Ставропольский пехотный полк, который вёл в то время боевые действия на Западном Кавказе. В составе того полка в том же году принял участие в ряде экспедиций против горцев[2]. После окончания Кавказской войны Фелицын в декабре того же 1864 года вышел в отставку «без именования воинским званием», но в декабре 1867 года вновь вступил в службу и был определён в 76-й Кубанский пехотный полк. В июле 1869 года был командирован в Тифлисское пехотное юнкерское училище для прохождения там курса. 2 июня 1871 года был переименован в портупей-юнкеры. По окончании курса по 1-му разряду Фелицын 20 октября 1872 года был произведён в первый офицерский чин прапорщика. В 1875 году по собственному желанию был переведён в Екатеринодарский конный полк Кубанского казачьего войска с переименованием в хорунжие, и в том же году был прикомандирован к штабу Кубанского казачьего войска[3].

Во время Русско-турецкой войны 1877—1878 годов Фелицын исполнял должность старшего адъютанта Баталпашинского военного отдела, но вскоре был прикомандирован к сводному Хопёрско-Кубанскому казачьему полку и составе так называемого Марухского отряда под командованием генерал-лейтенанта П. Д. Бабыча участвовал в походе против турецких войск на Сухум[6]. За проявленное усердие по обеспечению движения отряда Фелицын 30 ноября 1879 года был произведён в сотники[7]. По окончании в 1878 году войны с Турцией Фелицын вновь был причислен к штабу Кубанского казачьего войска старшим адъютантом[3].

В 1884 году Фелицын был награждён чином есаула, а в 1887 переведён в 1-й Екатеринодарский конный полк и назначен командиром сотни того полка. В следующем 1888 году вступил в должность правителя канцелярии начальника Кубанской области и наказного атамана Кубанского казачьего войска. В 1892 году был командирован в Тифлис, где 29 декабря назначен исполняющим должность председателя Кавказской археографической комиссии[8][9][10]. 26 февраля 1896 года был награждён чином войскового старшины[11].

Научная и общественная деятельности

Ещё в юном возрасте во время экскурсий и прогулок Фелицын любил собирать различные растения, минералы, ископаемые и принимался за их изучение[5].

Находясь на военной службе, Фелицын практически весь свой досуг посвящал изучению различных отраслей естествознания[2]. Общий круг его интересов был достаточно широк. Он собирал и изучал материалы по палеонтологии, ботанике, минералогии, геологии и др.[12][13] У архивариусов запрашивал архивные материалы для изучения истории Кубани, колонизации Закубанья, а также демографии и этнографии горских племён Северного Кавказа[Комм. 1]. Его интересовали прошлое Кавказа и его народов, а также история покорения Кавказа Россией. Кроме того, Фелицын собирал биографические сведения о видных военных деятелях на Кавказе, а также сведения о частных случаях героических подвигов как русских воинов, так и горцев, при этом лично посещая те места где происходили интересовавшие его события[Комм. 2][16].

Свою литературную деятельность Фелицын начал в 1873 году публикацией статей в газете «Кубанские областные ведомости». В дальнейшем, кроме «Кубанских ведомостей», его исследования публиковались в таких периодических изданиях как: «Тифлисские ведомости», «Кавказ», «Известия Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии», «Кубань», «Известия Кавказского отдела русского географического общества», «Кубанский сборник», «Известия Общества любителей изучения Кубанской области», а также в сборниках и других изданиях, таких как: «Памятная книжка Кубанской области», «Записки Одесского общества любителей истории и древностей», «Сборник сведений о Кавказе», «Труды Московского археологического общества», «Материалы по археологии Кавказа, собранные экспедицией Московского археологического общества» и «Материалы по археологии России»[17].

В 1879 году Фелицын был назначен первым секретарём вновь открытого Кубанского областного статистического комитета[3], а также редактировал его издания, повысив их информационную содержательность. С 15 июня 1879 по 23 сентября 1892 год он был редактором неофициальной части газеты «Кубанские областные ведомости», которая была полностью им преобразована. С 1875 по 1891 год также редактировал и издавал «Памятные книжки Кубанской области»[12]. Что касается последних, то по мнению Ф. А. Щербины, «по своей полноте и разнообразию материалов этот труд может быть отнесён к числу лучших изданий этого рода в России»[18]. При нём была полностью реорганизована типография[19]. Фелицын лично разъезжал по большим городам для повышения квалификации в отрасли печати и для покупки новейших машин и шрифтов[20].

Издал два тома «Кавказского сборника» и семь «Памятных и справочных книжек Кубанской области». Кроме того, Фелицын является автором ряда отдельных изданий. По просьбе сотрудников статистического комитета В. А. Щербины и А. С. Собриевского Фелицыным был издан «Библиографический указатель литературы о Кубанском казачьем войске и Черноморской губернии», который являлся первым и единственным дореволюционным капитальным трудом по библиографии Кубанской области[21]. Находясь на должности председателя Кавказской археографической комиссии в Тифлисе, Фелицын редактировал и подготовил к изданию 12-й том «Актов, собранных Кавказской археографической комиссией»[20].

В сентябре 1878 года на Фелицына был возложен сбор средств по Кубанской области на возведение памятника Лермонтову в Пятигорске[22]. Фелицын опубликовал обращение в газете «Кубанские областные ведомости»

Желающие почтить память нашего славного поэта посильным приношением на сооружение ему памятника могут присылать свои пожертвования или в редакцию «Кубанских областных ведомостей» или же на моё имя в Екатеринодар, или же на имя комитета, в канцелярию Начальника Терской области, в г. Владикавказе.

Собранные средства Фелицын направил в комитет. Открытие памятника М. Ю. Лермонтову (первого в России) состоялось 16 августа 1889 года[23].

Любимым предметом исследований Фелицына была археология. В 1878―1879 годах он совершил ряд археологических экспедиций по Кубанской области, в Баталпашинский и Майкопский отделы. Провёл много раскопок курганов. Занимался исследованием дольменов или, так называемых, «богатырских хат»[24]. Исследовал и описал более 700 мегалитических гробниц. Наиболее ценные находки Фелицын отправлял в Кавказский музей в Тифлисе, Российский исторический музей в Москве и Эрмитаж в Санкт-Петербурге. В последний в частности были переданы найденные предметы IV века до н. э. из серебра, золота и бронзы[25].

Ещё в 1878 году в Москве Фелицын организовал особый отдел Кубанской области для выставки Императорского общества любителей естествознания, антропологии и этнографии[8], на которой им были представлены собранные им экспонаты[24]. Организационный комитет выставки был сильно впечатлён богатством предоставленного материала, который составил ⅓ всей выставки, и за проделанные труды присудил Фелицыну награду — золотой председательский жетон. Впоследствии Фелицын был избран членом комитета выставок данного общества. В 1879 году он совместно с членом Московского археологического общества В. Л. Бернштамом исследовал курганы и городища близ Екатеринодара. В связи с подготовкой предстоящего в 1881 году с 8 по 21 сентября V Археологического съезда в Тифлисе, провёл раскопки, находившегося вверх по течению р. Кубани, Меотского городища[12][Комм. 3]. На тот съезд Фелицын был командирован в качестве представителя от Кубанского областного статистического комитета[8][13].

В 1882 году Московское археологическое общество поручило Фелицыну собрать сведения о древних изваяниях, носивших название Каменные бабы (или «Половецкие бабы»). Объездив значительное пространство степи, Фелицын с помощью своих помощников-энтузиастов успешно выполнил данное поручение, предоставив максимально сведений о малоизученных до того времени тех каменных статуй[25]. На основе общих исследований Фелицын составил в 20-вёрстном масштабе археологическую карту Кубанской области, которая была издана в 1882 году Московским археологическим обществом[26].

Фелицын активно занимался общественной деятельностью, имевшей официальное или полуофициальное отношение к его службе. Ещё будучи портупей-юнкером он в Майкопе зачитал речь о голодающих самарцах, после чего в пользу последних была собрана некоторая сумма денег[27]. С 1879 по 1888 годы исполнял обязанности секретаря правления Екатеринодарского женского благотворительного общества. В 1882 году он состоял членом комиссии по выбору направления для прокладывания новороссийской ветви Владикавказской железной дороги[28].

Осенью 1884 года Фелицын был командирован в Одессу для ознакомления с результатами энтомологического съезда. В 1885 году вместе с вице-губернатором Кубанской области он туда же в Одессу был командирован на съезд вице-губернаторов Южной России по обсуждению методов борьбы с вредными насекомыми. В том же году был назначен членом комиссии по пересмотру законоположений о переселенцах в Кубанскую область и по устройству их быта. В 1886 году в качестве члена-делопроизводителя по истреблению саранчи в Кубанской области принимал участие в проходившем в Одессе съезде по обсуждению мер для борьбы с вредными насекомыми[8].

Фелицын также занимался сельскохозяйственными и экономическими вопросами Кубанской области и в целом казачества. Занимался исследованием различных отраслей народного хозяйства. Кроме официальных отчётов им были напечатаны работы по хлебопашеству, рыболовству, коневодству, садоводству и виноградарству[29]. С 1890 по 1892 годы контролировал типографии, литографии, фотографии, библиотеки и книжную торговлю в Кубанской области и Черноморском округе[20].

Также Фелицын профессионально занимался фотографией. Производил фотосъёмки объектов, имеющих историческую ценность и природные места «выдающиеся по красоте или величественности видов»[30][27].

Некоторое время Фелицын увлекался музыкой. Учился играть на некоторых музыкальных инструментах, как правило уединённо «чтобы другие не слышали». Написал и напечатал несколько музыкальных пьес и маршей[30][31].

Личная жизнь

В 1880 году Фелицын был зачислен в казачье сословие Кубанского казачьего войска и приписан к станице Северской[8]. В благодарность за благоустройство ж/д станции станицы Северской, общество станицы в 1891 году выделило Фелицыну близ той станции в постоянное пользование участок земли. Последний развёл на нём своё хозяйство, но, испытывая крайние финансовые затруднения, вынужден был продать свою усадьбу для погашения долгов, навсегда покончив с делами по хозяйству[27]. В дальнейшем ввиду профессиональной деятельности переселился в Екатеринодар[32].

Семьёй Фелицын не обзавёлся, и по словам его друга Ф. А. Щербины, «впоследствии эта попытка обзавестись своим гнездом вызывала у одинокого Евгения Дмитриевича лишь грустные и тяжёлые воспоминания». По мнению Щербины, виной тому главным образом служили непрактичность и неумение Фелицыным распоряжаться деньгами[30].

Болезнь и смерть

В последние годы своей жизни Фелицын, проживая в Екатеринодаре, вёл уединённый образ жизни. Занимался подготовкой к печати ещё неизданных работ и приведением в порядок собранных архивных материалов. Вскоре он стал испытывать явные признаки нервного истощения и умственного переутомления, при этом не соглашаясь оставить своей работы. Для поправки пошатнувшегося здоровья Фелицын конце лета 1903 года отправился в Геленджик. Однако эта поездка не принесла пользы и вскоре он вернулся в Екатеринодар, где был помещён в кубанскую войсковую больницу[29]. В ней же он скончался от энцефалита в 11 часов вечера 11 декабря 1903 года[5].

Похоронен был на войсковом кладбище в офицерской его части. Высочайшем приказом по военному ведомству был исключён из списков умершим 15 января 1904 года[33].

Архивариус И. И. Кияшко просил передать все собранные Фелицыным материалы, оставшиеся у него в доме, в Кубанский войсковой архив под именем «Материалов, собранных войсковым старшиной Фелицыным». Данное предложение было поддержано многими должностными лицами, однако архив Фелицына, предположительно, был разобран различными ведомствами и отдельными лицами[14].

Отзывы современников о Евгение Фелицыне

Современники называли Фелицына «ходячей энциклопедией Кавказа», «живой летописью»[34]. Также отзывались о нём как о «труженике, который вдали от главнейших центров науки единоначальным трудом, при ничтожных средствах накопил необходимый материал для создания священного здания науки»[25].

В поездках Фелицын, кроме фотографического аппарата, всегда имел при себе кинжал, шашку, револьвер и возил с собой ружьё, однако, как отмечал Ф. А. Щербина

…я ни разу не был свидетелем фактического проявления воинственных наклонностей Евгения Дмитриевича, он ни разу не покушался на жизнь диких животных, которые попадались нам.

Ф. А. Щербина, «Собрание сочинений» [35]

Но в то же время Фелицын при, как он выражался, ― «возмутительно безобразных» нарушений спокойного течения жизни бывал крайне резок в выражениях к своему оппоненту. При этом по словам Ф. А. Щербины

…Евгений Дмитриевич никогда и никого пальцем не тронул и не обидел; напротив, сам он был настоящим ребёнком в этом отношении, и его мог всякий обидеть, провести, обобрать и залезть в карман.

Ф. А. Щербина, «Собрание сочинений» [35]

Кроме того, по словам Щербины, «характеру Фелицына вообще был присущ меткий и безобидный юмор»[36].

По словам B. C. Шамрая, Фелицын отличался «незлобливым характером и мягкостью в обращении». Быстро забывал причинённую ему обиду, при этом уже на следующий день мог оказать своему «обидчику» какую-нибудь услугу или помощь[20].

Награды

Труды Е. Д. Фелицына

Библиография

Отдельные издания
  • Программа статистико-экономического описания населённых мест Кубанской области. (Екд., 1879)
  • [dlib.rsl.ru/viewer/01003610097#?page=1&view=list Кубанские древности: Дольмены — богатырские дома станицы Баговской Майкопского уезда] (Екд., 1879)
  • Кошевые, войсковые и наказные атаманы бывших Черноморского, Кавказского линейного и Кубанского казачьих войск. 1788—1888 гг.: Краткие биографические сведения с портретами атаманов (Екд., 1888)
  • [dlib.rsl.ru/viewer/01003547717#?page=1&view=list Кубанское казачье войско. 1696—1888: Сборник кратких сведений о войске] (Воронеж, 1888) — В соавторстве с Ф. А. Щербиной.
  • Материалы для истории Кубанской области. Переписка по вопросу о покорении горцев (Екд.)
  • Князь Сефер-Бей Зан — политический деятель и поборник независимости чеченского народа // Кубанский сборник. Екатеринодар, 1904 (Нальчик, 2010).
Статьи

Топографические карты

Музыкальные произведения

  • «Шутка» (полька)
  • «Ласточка» (полька) ― Посвящена Софье Васильевне Лысенко.
  • «Кубанская мазурка»
  • «Кубанский войсковой марш» (марш) ― К 100-летнему юбилею всемилостивейшего пожалования Черноморскому (Кубанскому) войску Высочайшей грамоты о даровании земли на Кубани 30 июня 1792 года.
  • «Привет с берегов Кубани» (вальс) ― Посвящён Евдокии Борисовне Шереметевой.
  • «Вдохновение» (вальс) ― Посвящён А. П. Соколовскому.

Память

Напишите отзыв о статье "Фелицын, Евгений Дмитриевич"

Примечания

Комментарии
  1. Поскольку Фелицын работал не только днём, но и ночью, ему было предоставлено право брать архивные документы на дом[14].
  2. Для того чтобы досконально изучить «беспримерный подвиг» рядового Архипа Осипова, Фелицын, кроме разбора архивных и других письменных материалов, несколько раз приезжал в селение Архипо-Осиповку и производил там фотосъёмку[15].
  3. К нынешнему времени Меотское городище и курганы в верховьях р. Кубани не сохранились[12].
Источники
  1. Масанов И. Ф. [feb-web.ru/feb/masanov/man/09/man17441.htm Фелицын, Евгений Дмитриевич] // Словарь псевдонимов русских писателей, учёных и общественных деятелей. — М.: Всесоюзная книжная палата, 1956—1960.
  2. 1 2 3 Васькова, 2003, с. 140.
  3. 1 2 3 4 Щербина, 2014, с. 407 / Т. 4.
  4. 1 2 Бондарь, 1993, с. 743.
  5. 1 2 3 Щербина, 2014, с. 404 / Т. 4.
  6. ИКО ИРГО, 1904, с. 97 / Т. 17, № 1.
  7. Бардадым, 1993, с. 108.
  8. 1 2 3 4 5 Городецкий, 1913, с. 352 / Т. 18.
  9. Басханов, 2005, с. 46.
  10. Казачество, 2008, с. 607.
  11. 1 2 3 4 СП, 1903, с. 383.
  12. 1 2 3 4 Бондарь, 1993, с. 153―155.
  13. 1 2 Лапченко, 1990, с. 23.
  14. 1 2 Бондарь, 1993, с. 246—247.
  15. Щербина, 2014, с. 411 / Т. 4.
  16. Шамрай, 1907, с. 78—79 / Т. 19.
  17. Шамрай, 1907, с. 82—88 / Т. 19.
  18. Щербина, 2014, с. 413 / Т. 4.
  19. Городецкий, 1913, с. 353 / Т. 18.
  20. 1 2 3 4 Шамрай, 1907, с. 73—75 / Т. 19.
  21. Васькова, 2003, с. 140—141.
  22. Ламосова, 2014, с. 71.
  23. Ламосова, 2014, с. 73.
  24. 1 2 Богданов, 1879, с. 13.
  25. 1 2 3 Корсакова, 2007.
  26. 1 2 3 4 5 ИКО ИРГО, 1904, с. 99 / Т. 17, № 1.
  27. 1 2 3 Шамрай, 1907, с. 75―76 / Т. 19.
  28. 1 2 ИКО ИРГО, 1904, с. 98 / Т. 17, № 1.
  29. 1 2 Шамрай, 1907, с. 81—82 / Т. 19.
  30. 1 2 3 Щербина, 2014, с. 406 / Т. 4.
  31. Шамрай, 1907, с. 88 / Т. 19.
  32. Городецкий, 1913, с. 354 / Т. 18.
  33. Высочайшие приказы по Военному ведомству // Разведчик : журнал военный и литературный / Ред.-издатель В. А. Березовский. — СПб.: Тип. Тренке и Фюсно, 1904. — № 692. — С. 89.
  34. Ратушняк, 2012.
  35. 1 2 Щербина, 2014, с. 405 / Т. 4.
  36. Щербина, 2014, с. 409 / Т. 4.
  37. Бондарь, 1993, с. 169.
  38. [www.museum.ru/N40180 Фелицынские чтения (региональная научная конференция)]. «Музеи России».

Литература

  • Бардадым В. П. [books.google.ru/books/about/Ратная_доблесть_кубан.html?id=2bLiAAAAMAAJ&redir_esc=y Ратная доблесть кубанцев]. — Краснодар: Северный Кавказ, 1993. — ISBN 5-207-00278-3.
  • Богданов А. П. [e-heritage.ru/ras/view/publication/general.html?id=42085428 Московская антропологическая выставка]. — М.: Тип. М. Н. Лаврова и К°, 1879. — Т. 3, Ч. 2. — 28 с.
  • Бойчук С. Г. [cheloveknauka.com/v/96551/d#?page=1 Общественно-просветительская и научная деятельность Е. Д. Фелицына] / Науч. рук. Л. М. Галутво. — Краснодар: Минобр РФ КубГУ, 2003. — 218 с.
  • Басханов М. К. [books.google.ru/books/about/Русские_военные_восто.html?id=xjVtAAAAMAAJ&redir_esc=y Русские военные востоковеды до 1917 года: биобиблиографический словарь]. — М.: «Восточная литература» РАН, 2005. — С. 246—248. — ISBN 5-02-018435-7.
  • Васькова Н. И., Елистратова О. А. [vivaldi.dspl.ru/bv0000205/view#page=141 Материалы к истории библиографии Северного Кавказа (середина XIX ― начало XX веков)] // Книжное дело на Северном Кавказе: история и современность : Сборник статей / Ред.-сост. А. И. Слуцкий. — Краснодар: КГУКИ, 2003. — Вып. 1. — С. 138—146.
  • Городецкий Б. М. Литературные и общественные деятели Северного Кавказа: Россинский, Абих, Фелицин, Попка, Щербина и Короленко: Био-библиографические очерки. 1912 // Кубанский сборник / Ред. Л. Т. Соколов. — Екатеринодар: Тип. Куб. обл. правл., 1913. — Т. 18. — С. 353—395.
  • [www.kubgosarhiv.ru/activity/izdaniya/1993-Ekaterinodar-Krasnodar/index.html#1 Екатеринодар — Краснодар. 1973—1993. Два века города в датах, событиях, воспоминаниях: Материалы к летописи] / Ред.-сост. И. Ю. Бондарь, отв. за вып. В. Н. Прохоров. — Краснодар: Краснод. кн. изд., 1993. — 799 с. — ISBN 5-7561-0719-3.
  • Фелицын Евгений Дмитриевич // Казачество. Энциклопедия / Гл. ред. А. П. Федотов. — М.: Изд. «Энциклопедия», 2008. — С. 607. — ISBN 978-5-94802-021-1.
  • Корсакова Н. А. [www.gipanis.ru/?level=335&type=page Кубанский войсковой музей] // Кубанский Сборник / Ред. О. В. Матвеев. — Краснодар, 2007. — Т. 2 (23), Ч. 2: Наследие.
  • Ламосова Н. В. [sbricur.com/wp-content/uploads/2015/07/7.-Ламосова-Л-2.pdf Вклад Е. Д. Фелицына в увековечение памяти М. Ю. Лермонтова] // Лермонтов в исторической судьбе народов Кавказа : Сборник научных статей / Отв. ред. В. К. Чумаченко; редкол. И. И. Горлова и др. — Краснодар: Экоинвес, 2014. — Вып. 2. — С. 72―73. — ISBN 978-5-94215-217-8.
  • Некролог // Исторический вестник : историко-литературный журнал. — СПб.: Тип. А. С. Суворина, 1904. — Т. 95, № 1—2. — С. 829.
  • Отчёт о действиях и состоянии Кавказского Отдела Императорского Русского Географического Общества за 1903 год // Известия Кавказского отдела Императорского русского географического общества / Под ред. Д. Д. Пагирева. — Тф.: Тип. К. П. Козловского, 1904. — Т. [lib.rgo.ru/reader/flipping/Resource-661/RuPRLIB12047976/index.html 17], № 1—2. — С. 85—115.
  • [books.google.ru/books/about/Первые_жители_Екатери.html?id=TDgJAQAAIAAJ&redir_esc=y Первые жители Екатеринодара] / Отв. ред. В. Лапченко, ред. В. Мадонов. — Краснодар: СП «Буревестник», 1990. — 24 с.
  • Ратушняк Т. В. [www.gipanis.ru/?level=1521&type=page Кубанский областной статистический комитет: создание, основные направления и результаты деятельност] // Кубанский сборник / Науч. ред. О. В. Матвеев. — Краснодар, 2012. — Т. 4 (25), Ч. 2.
  • Список подполковникам по старшинству. — Составлен по 1 января 1903 года. — СПб.: Воен. тип., 1903. — С. 383.
  • Сысоев В. М. Евгений Дмитриевич Фелицын // Материалы по археологии Кавказа, собранные экспедициями императорского Московского археологического общества, снаряженными на высочайше дарованные средства / Под ред. гр. П. С. Уваровой. — М.: Т-во тип. А. И. Мамонтова, 1904. — Вып. 9. — С. I—VII.
  • Шамрай B. C. Евгений Дмитриевич Фелицын: биографический очерк // Известия Кавказского отдела Императорского русского географического общества / Под. ред. Д. Д. Пагирева. — Тф.: Тип. К. П. Козловского, 1907. — Т. [lib.rgo.ru/reader/flipping/Resource-699/RuPRLIB12047986/index.html 19], № 1. — С. 71—88.
  • Щербина Ф. А. Собрание сочинений / Сост. и науч. ред. В. К. Чумаченко. — Краснодар: Книга, 2014. — Т. 4: [www.gipanis.ru/media/publish/tom4.pdf Пережитое, передуманное и осуществлённое]. — 499 с. — (Серия 1. Неизданные сочинения). — ISBN 978-5-905568-02-2.

Ссылки

  • Кира Капустина. [krd.best-city.ru/articles/?id=74 Краснодарский государственный историко-археологический музей-заповедник имени Е. Д. Фелицына]. «Лучший Город».
  • Юрий Лучинский. [kuban.mk.ru/articles/2013/07/17/885160-trudyi-i-dni-voyskovogo-starshinyi-felitsyina.html Труды и дни войскового старшины Фелицына]. Сетевое издание «МК на Кубани».

Отрывок, характеризующий Фелицын, Евгений Дмитриевич

– A! – сказал Пьер с недоуменьем, через очки глядя на князя Андрея. – Ну, как вы скажете насчет назначения Кутузова? – сказал он.
– Я очень рад был этому назначению, вот все, что я знаю, – сказал князь Андрей.
– Ну, а скажите, какое ваше мнение насчет Барклая де Толли? В Москве бог знает что говорили про него. Как вы судите о нем?
– Спроси вот у них, – сказал князь Андрей, указывая на офицеров.
Пьер с снисходительно вопросительной улыбкой, с которой невольно все обращались к Тимохину, посмотрел на него.
– Свет увидали, ваше сиятельство, как светлейший поступил, – робко и беспрестанно оглядываясь на своего полкового командира, сказал Тимохин.
– Отчего же так? – спросил Пьер.
– Да вот хоть бы насчет дров или кормов, доложу вам. Ведь мы от Свенцян отступали, не смей хворостины тронуть, или сенца там, или что. Ведь мы уходим, ему достается, не так ли, ваше сиятельство? – обратился он к своему князю, – а ты не смей. В нашем полку под суд двух офицеров отдали за этакие дела. Ну, как светлейший поступил, так насчет этого просто стало. Свет увидали…
– Так отчего же он запрещал?
Тимохин сконфуженно оглядывался, не понимая, как и что отвечать на такой вопрос. Пьер с тем же вопросом обратился к князю Андрею.
– А чтобы не разорять край, который мы оставляли неприятелю, – злобно насмешливо сказал князь Андрей. – Это очень основательно; нельзя позволять грабить край и приучаться войскам к мародерству. Ну и в Смоленске он тоже правильно рассудил, что французы могут обойти нас и что у них больше сил. Но он не мог понять того, – вдруг как бы вырвавшимся тонким голосом закричал князь Андрей, – но он не мог понять, что мы в первый раз дрались там за русскую землю, что в войсках был такой дух, какого никогда я не видал, что мы два дня сряду отбивали французов и что этот успех удесятерял наши силы. Он велел отступать, и все усилия и потери пропали даром. Он не думал об измене, он старался все сделать как можно лучше, он все обдумал; но от этого то он и не годится. Он не годится теперь именно потому, что он все обдумывает очень основательно и аккуратно, как и следует всякому немцу. Как бы тебе сказать… Ну, у отца твоего немец лакей, и он прекрасный лакей и удовлетворит всем его нуждам лучше тебя, и пускай он служит; но ежели отец при смерти болен, ты прогонишь лакея и своими непривычными, неловкими руками станешь ходить за отцом и лучше успокоишь его, чем искусный, но чужой человек. Так и сделали с Барклаем. Пока Россия была здорова, ей мог служить чужой, и был прекрасный министр, но как только она в опасности; нужен свой, родной человек. А у вас в клубе выдумали, что он изменник! Тем, что его оклеветали изменником, сделают только то, что потом, устыдившись своего ложного нарекания, из изменников сделают вдруг героем или гением, что еще будет несправедливее. Он честный и очень аккуратный немец…
– Однако, говорят, он искусный полководец, – сказал Пьер.
– Я не понимаю, что такое значит искусный полководец, – с насмешкой сказал князь Андрей.
– Искусный полководец, – сказал Пьер, – ну, тот, который предвидел все случайности… ну, угадал мысли противника.
– Да это невозможно, – сказал князь Андрей, как будто про давно решенное дело.
Пьер с удивлением посмотрел на него.
– Однако, – сказал он, – ведь говорят же, что война подобна шахматной игре.
– Да, – сказал князь Андрей, – только с тою маленькою разницей, что в шахматах над каждым шагом ты можешь думать сколько угодно, что ты там вне условий времени, и еще с той разницей, что конь всегда сильнее пешки и две пешки всегда сильнее одной, a на войне один батальон иногда сильнее дивизии, а иногда слабее роты. Относительная сила войск никому не может быть известна. Поверь мне, – сказал он, – что ежели бы что зависело от распоряжений штабов, то я бы был там и делал бы распоряжения, а вместо того я имею честь служить здесь, в полку вот с этими господами, и считаю, что от нас действительно будет зависеть завтрашний день, а не от них… Успех никогда не зависел и не будет зависеть ни от позиции, ни от вооружения, ни даже от числа; а уж меньше всего от позиции.
– А от чего же?
– От того чувства, которое есть во мне, в нем, – он указал на Тимохина, – в каждом солдате.
Князь Андрей взглянул на Тимохина, который испуганно и недоумевая смотрел на своего командира. В противность своей прежней сдержанной молчаливости князь Андрей казался теперь взволнованным. Он, видимо, не мог удержаться от высказывания тех мыслей, которые неожиданно приходили ему.
– Сражение выиграет тот, кто твердо решил его выиграть. Отчего мы под Аустерлицем проиграли сражение? У нас потеря была почти равная с французами, но мы сказали себе очень рано, что мы проиграли сражение, – и проиграли. А сказали мы это потому, что нам там незачем было драться: поскорее хотелось уйти с поля сражения. «Проиграли – ну так бежать!» – мы и побежали. Ежели бы до вечера мы не говорили этого, бог знает что бы было. А завтра мы этого не скажем. Ты говоришь: наша позиция, левый фланг слаб, правый фланг растянут, – продолжал он, – все это вздор, ничего этого нет. А что нам предстоит завтра? Сто миллионов самых разнообразных случайностей, которые будут решаться мгновенно тем, что побежали или побегут они или наши, что убьют того, убьют другого; а то, что делается теперь, – все это забава. Дело в том, что те, с кем ты ездил по позиции, не только не содействуют общему ходу дел, но мешают ему. Они заняты только своими маленькими интересами.
– В такую минуту? – укоризненно сказал Пьер.
– В такую минуту, – повторил князь Андрей, – для них это только такая минута, в которую можно подкопаться под врага и получить лишний крестик или ленточку. Для меня на завтра вот что: стотысячное русское и стотысячное французское войска сошлись драться, и факт в том, что эти двести тысяч дерутся, и кто будет злей драться и себя меньше жалеть, тот победит. И хочешь, я тебе скажу, что, что бы там ни было, что бы ни путали там вверху, мы выиграем сражение завтра. Завтра, что бы там ни было, мы выиграем сражение!
– Вот, ваше сиятельство, правда, правда истинная, – проговорил Тимохин. – Что себя жалеть теперь! Солдаты в моем батальоне, поверите ли, не стали водку, пить: не такой день, говорят. – Все помолчали.
Офицеры поднялись. Князь Андрей вышел с ними за сарай, отдавая последние приказания адъютанту. Когда офицеры ушли, Пьер подошел к князю Андрею и только что хотел начать разговор, как по дороге недалеко от сарая застучали копыта трех лошадей, и, взглянув по этому направлению, князь Андрей узнал Вольцогена с Клаузевицем, сопутствуемых казаком. Они близко проехали, продолжая разговаривать, и Пьер с Андреем невольно услыхали следующие фразы:
– Der Krieg muss im Raum verlegt werden. Der Ansicht kann ich nicht genug Preis geben, [Война должна быть перенесена в пространство. Это воззрение я не могу достаточно восхвалить (нем.) ] – говорил один.
– O ja, – сказал другой голос, – da der Zweck ist nur den Feind zu schwachen, so kann man gewiss nicht den Verlust der Privatpersonen in Achtung nehmen. [О да, так как цель состоит в том, чтобы ослабить неприятеля, то нельзя принимать во внимание потери частных лиц (нем.) ]
– O ja, [О да (нем.) ] – подтвердил первый голос.
– Да, im Raum verlegen, [перенести в пространство (нем.) ] – повторил, злобно фыркая носом, князь Андрей, когда они проехали. – Im Raum то [В пространстве (нем.) ] у меня остался отец, и сын, и сестра в Лысых Горах. Ему это все равно. Вот оно то, что я тебе говорил, – эти господа немцы завтра не выиграют сражение, а только нагадят, сколько их сил будет, потому что в его немецкой голове только рассуждения, не стоящие выеденного яйца, а в сердце нет того, что одно только и нужно на завтра, – то, что есть в Тимохине. Они всю Европу отдали ему и приехали нас учить – славные учители! – опять взвизгнул его голос.
– Так вы думаете, что завтрашнее сражение будет выиграно? – сказал Пьер.
– Да, да, – рассеянно сказал князь Андрей. – Одно, что бы я сделал, ежели бы имел власть, – начал он опять, – я не брал бы пленных. Что такое пленные? Это рыцарство. Французы разорили мой дом и идут разорить Москву, и оскорбили и оскорбляют меня всякую секунду. Они враги мои, они преступники все, по моим понятиям. И так же думает Тимохин и вся армия. Надо их казнить. Ежели они враги мои, то не могут быть друзьями, как бы они там ни разговаривали в Тильзите.
– Да, да, – проговорил Пьер, блестящими глазами глядя на князя Андрея, – я совершенно, совершенно согласен с вами!
Тот вопрос, который с Можайской горы и во весь этот день тревожил Пьера, теперь представился ему совершенно ясным и вполне разрешенным. Он понял теперь весь смысл и все значение этой войны и предстоящего сражения. Все, что он видел в этот день, все значительные, строгие выражения лиц, которые он мельком видел, осветились для него новым светом. Он понял ту скрытую (latente), как говорится в физике, теплоту патриотизма, которая была во всех тех людях, которых он видел, и которая объясняла ему то, зачем все эти люди спокойно и как будто легкомысленно готовились к смерти.
– Не брать пленных, – продолжал князь Андрей. – Это одно изменило бы всю войну и сделало бы ее менее жестокой. А то мы играли в войну – вот что скверно, мы великодушничаем и тому подобное. Это великодушничанье и чувствительность – вроде великодушия и чувствительности барыни, с которой делается дурнота, когда она видит убиваемого теленка; она так добра, что не может видеть кровь, но она с аппетитом кушает этого теленка под соусом. Нам толкуют о правах войны, о рыцарстве, о парламентерстве, щадить несчастных и так далее. Все вздор. Я видел в 1805 году рыцарство, парламентерство: нас надули, мы надули. Грабят чужие дома, пускают фальшивые ассигнации, да хуже всего – убивают моих детей, моего отца и говорят о правилах войны и великодушии к врагам. Не брать пленных, а убивать и идти на смерть! Кто дошел до этого так, как я, теми же страданиями…
Князь Андрей, думавший, что ему было все равно, возьмут ли или не возьмут Москву так, как взяли Смоленск, внезапно остановился в своей речи от неожиданной судороги, схватившей его за горло. Он прошелся несколько раз молча, но тлаза его лихорадочно блестели, и губа дрожала, когда он опять стал говорить:
– Ежели бы не было великодушничанья на войне, то мы шли бы только тогда, когда стоит того идти на верную смерть, как теперь. Тогда не было бы войны за то, что Павел Иваныч обидел Михаила Иваныча. А ежели война как теперь, так война. И тогда интенсивность войск была бы не та, как теперь. Тогда бы все эти вестфальцы и гессенцы, которых ведет Наполеон, не пошли бы за ним в Россию, и мы бы не ходили драться в Австрию и в Пруссию, сами не зная зачем. Война не любезность, а самое гадкое дело в жизни, и надо понимать это и не играть в войну. Надо принимать строго и серьезно эту страшную необходимость. Всё в этом: откинуть ложь, и война так война, а не игрушка. А то война – это любимая забава праздных и легкомысленных людей… Военное сословие самое почетное. А что такое война, что нужно для успеха в военном деле, какие нравы военного общества? Цель войны – убийство, орудия войны – шпионство, измена и поощрение ее, разорение жителей, ограбление их или воровство для продовольствия армии; обман и ложь, называемые военными хитростями; нравы военного сословия – отсутствие свободы, то есть дисциплина, праздность, невежество, жестокость, разврат, пьянство. И несмотря на то – это высшее сословие, почитаемое всеми. Все цари, кроме китайского, носят военный мундир, и тому, кто больше убил народа, дают большую награду… Сойдутся, как завтра, на убийство друг друга, перебьют, перекалечат десятки тысяч людей, а потом будут служить благодарственные молебны за то, что побили много люден (которых число еще прибавляют), и провозглашают победу, полагая, что чем больше побито людей, тем больше заслуга. Как бог оттуда смотрит и слушает их! – тонким, пискливым голосом прокричал князь Андрей. – Ах, душа моя, последнее время мне стало тяжело жить. Я вижу, что стал понимать слишком много. А не годится человеку вкушать от древа познания добра и зла… Ну, да не надолго! – прибавил он. – Однако ты спишь, да и мне пера, поезжай в Горки, – вдруг сказал князь Андрей.
– О нет! – отвечал Пьер, испуганно соболезнующими глазами глядя на князя Андрея.
– Поезжай, поезжай: перед сраженьем нужно выспаться, – повторил князь Андрей. Он быстро подошел к Пьеру, обнял его и поцеловал. – Прощай, ступай, – прокричал он. – Увидимся ли, нет… – и он, поспешно повернувшись, ушел в сарай.
Было уже темно, и Пьер не мог разобрать того выражения, которое было на лице князя Андрея, было ли оно злобно или нежно.
Пьер постоял несколько времени молча, раздумывая, пойти ли за ним или ехать домой. «Нет, ему не нужно! – решил сам собой Пьер, – и я знаю, что это наше последнее свидание». Он тяжело вздохнул и поехал назад в Горки.
Князь Андрей, вернувшись в сарай, лег на ковер, но не мог спать.
Он закрыл глаза. Одни образы сменялись другими. На одном он долго, радостно остановился. Он живо вспомнил один вечер в Петербурге. Наташа с оживленным, взволнованным лицом рассказывала ему, как она в прошлое лето, ходя за грибами, заблудилась в большом лесу. Она несвязно описывала ему и глушь леса, и свои чувства, и разговоры с пчельником, которого она встретила, и, всякую минуту прерываясь в своем рассказе, говорила: «Нет, не могу, я не так рассказываю; нет, вы не понимаете», – несмотря на то, что князь Андрей успокоивал ее, говоря, что он понимает, и действительно понимал все, что она хотела сказать. Наташа была недовольна своими словами, – она чувствовала, что не выходило то страстно поэтическое ощущение, которое она испытала в этот день и которое она хотела выворотить наружу. «Это такая прелесть был этот старик, и темно так в лесу… и такие добрые у него… нет, я не умею рассказать», – говорила она, краснея и волнуясь. Князь Андрей улыбнулся теперь той же радостной улыбкой, которой он улыбался тогда, глядя ей в глаза. «Я понимал ее, – думал князь Андрей. – Не только понимал, но эту то душевную силу, эту искренность, эту открытость душевную, эту то душу ее, которую как будто связывало тело, эту то душу я и любил в ней… так сильно, так счастливо любил…» И вдруг он вспомнил о том, чем кончилась его любовь. «Ему ничего этого не нужно было. Он ничего этого не видел и не понимал. Он видел в ней хорошенькую и свеженькую девочку, с которой он не удостоил связать свою судьбу. А я? И до сих пор он жив и весел».
Князь Андрей, как будто кто нибудь обжег его, вскочил и стал опять ходить перед сараем.


25 го августа, накануне Бородинского сражения, префект дворца императора французов m r de Beausset и полковник Fabvier приехали, первый из Парижа, второй из Мадрида, к императору Наполеону в его стоянку у Валуева.
Переодевшись в придворный мундир, m r de Beausset приказал нести впереди себя привезенную им императору посылку и вошел в первое отделение палатки Наполеона, где, переговариваясь с окружавшими его адъютантами Наполеона, занялся раскупориванием ящика.
Fabvier, не входя в палатку, остановился, разговорясь с знакомыми генералами, у входа в нее.
Император Наполеон еще не выходил из своей спальни и оканчивал свой туалет. Он, пофыркивая и покряхтывая, поворачивался то толстой спиной, то обросшей жирной грудью под щетку, которою камердинер растирал его тело. Другой камердинер, придерживая пальцем склянку, брызгал одеколоном на выхоленное тело императора с таким выражением, которое говорило, что он один мог знать, сколько и куда надо брызнуть одеколону. Короткие волосы Наполеона были мокры и спутаны на лоб. Но лицо его, хоть опухшее и желтое, выражало физическое удовольствие: «Allez ferme, allez toujours…» [Ну еще, крепче…] – приговаривал он, пожимаясь и покряхтывая, растиравшему камердинеру. Адъютант, вошедший в спальню с тем, чтобы доложить императору о том, сколько было во вчерашнем деле взято пленных, передав то, что нужно было, стоял у двери, ожидая позволения уйти. Наполеон, сморщась, взглянул исподлобья на адъютанта.
– Point de prisonniers, – повторил он слова адъютанта. – Il se font demolir. Tant pis pour l'armee russe, – сказал он. – Allez toujours, allez ferme, [Нет пленных. Они заставляют истреблять себя. Тем хуже для русской армии. Ну еще, ну крепче…] – проговорил он, горбатясь и подставляя свои жирные плечи.
– C'est bien! Faites entrer monsieur de Beausset, ainsi que Fabvier, [Хорошо! Пускай войдет де Боссе, и Фабвье тоже.] – сказал он адъютанту, кивнув головой.
– Oui, Sire, [Слушаю, государь.] – и адъютант исчез в дверь палатки. Два камердинера быстро одели его величество, и он, в гвардейском синем мундире, твердыми, быстрыми шагами вышел в приемную.
Боссе в это время торопился руками, устанавливая привезенный им подарок от императрицы на двух стульях, прямо перед входом императора. Но император так неожиданно скоро оделся и вышел, что он не успел вполне приготовить сюрприза.
Наполеон тотчас заметил то, что они делали, и догадался, что они были еще не готовы. Он не захотел лишить их удовольствия сделать ему сюрприз. Он притворился, что не видит господина Боссе, и подозвал к себе Фабвье. Наполеон слушал, строго нахмурившись и молча, то, что говорил Фабвье ему о храбрости и преданности его войск, дравшихся при Саламанке на другом конце Европы и имевших только одну мысль – быть достойными своего императора, и один страх – не угодить ему. Результат сражения был печальный. Наполеон делал иронические замечания во время рассказа Fabvier, как будто он не предполагал, чтобы дело могло идти иначе в его отсутствие.
– Я должен поправить это в Москве, – сказал Наполеон. – A tantot, [До свиданья.] – прибавил он и подозвал де Боссе, который в это время уже успел приготовить сюрприз, уставив что то на стульях, и накрыл что то покрывалом.
Де Боссе низко поклонился тем придворным французским поклоном, которым умели кланяться только старые слуги Бурбонов, и подошел, подавая конверт.
Наполеон весело обратился к нему и подрал его за ухо.
– Вы поспешили, очень рад. Ну, что говорит Париж? – сказал он, вдруг изменяя свое прежде строгое выражение на самое ласковое.
– Sire, tout Paris regrette votre absence, [Государь, весь Париж сожалеет о вашем отсутствии.] – как и должно, ответил де Боссе. Но хотя Наполеон знал, что Боссе должен сказать это или тому подобное, хотя он в свои ясные минуты знал, что это было неправда, ему приятно было это слышать от де Боссе. Он опять удостоил его прикосновения за ухо.
– Je suis fache, de vous avoir fait faire tant de chemin, [Очень сожалею, что заставил вас проехаться так далеко.] – сказал он.
– Sire! Je ne m'attendais pas a moins qu'a vous trouver aux portes de Moscou, [Я ожидал не менее того, как найти вас, государь, у ворот Москвы.] – сказал Боссе.
Наполеон улыбнулся и, рассеянно подняв голову, оглянулся направо. Адъютант плывущим шагом подошел с золотой табакеркой и подставил ее. Наполеон взял ее.
– Да, хорошо случилось для вас, – сказал он, приставляя раскрытую табакерку к носу, – вы любите путешествовать, через три дня вы увидите Москву. Вы, верно, не ждали увидать азиатскую столицу. Вы сделаете приятное путешествие.
Боссе поклонился с благодарностью за эту внимательность к его (неизвестной ему до сей поры) склонности путешествовать.
– А! это что? – сказал Наполеон, заметив, что все придворные смотрели на что то, покрытое покрывалом. Боссе с придворной ловкостью, не показывая спины, сделал вполуоборот два шага назад и в одно и то же время сдернул покрывало и проговорил:
– Подарок вашему величеству от императрицы.
Это был яркими красками написанный Жераром портрет мальчика, рожденного от Наполеона и дочери австрийского императора, которого почему то все называли королем Рима.
Весьма красивый курчавый мальчик, со взглядом, похожим на взгляд Христа в Сикстинской мадонне, изображен был играющим в бильбоке. Шар представлял земной шар, а палочка в другой руке изображала скипетр.
Хотя и не совсем ясно было, что именно хотел выразить живописец, представив так называемого короля Рима протыкающим земной шар палочкой, но аллегория эта, так же как и всем видевшим картину в Париже, так и Наполеону, очевидно, показалась ясною и весьма понравилась.
– Roi de Rome, [Римский король.] – сказал он, грациозным жестом руки указывая на портрет. – Admirable! [Чудесно!] – С свойственной итальянцам способностью изменять произвольно выражение лица, он подошел к портрету и сделал вид задумчивой нежности. Он чувствовал, что то, что он скажет и сделает теперь, – есть история. И ему казалось, что лучшее, что он может сделать теперь, – это то, чтобы он с своим величием, вследствие которого сын его в бильбоке играл земным шаром, чтобы он выказал, в противоположность этого величия, самую простую отеческую нежность. Глаза его отуманились, он подвинулся, оглянулся на стул (стул подскочил под него) и сел на него против портрета. Один жест его – и все на цыпочках вышли, предоставляя самому себе и его чувству великого человека.
Посидев несколько времени и дотронувшись, сам не зная для чего, рукой до шероховатости блика портрета, он встал и опять позвал Боссе и дежурного. Он приказал вынести портрет перед палатку, с тем, чтобы не лишить старую гвардию, стоявшую около его палатки, счастья видеть римского короля, сына и наследника их обожаемого государя.
Как он и ожидал, в то время как он завтракал с господином Боссе, удостоившимся этой чести, перед палаткой слышались восторженные клики сбежавшихся к портрету офицеров и солдат старой гвардии.
– Vive l'Empereur! Vive le Roi de Rome! Vive l'Empereur! [Да здравствует император! Да здравствует римский король!] – слышались восторженные голоса.
После завтрака Наполеон, в присутствии Боссе, продиктовал свой приказ по армии.
– Courte et energique! [Короткий и энергический!] – проговорил Наполеон, когда он прочел сам сразу без поправок написанную прокламацию. В приказе было:
«Воины! Вот сражение, которого вы столько желали. Победа зависит от вас. Она необходима для нас; она доставит нам все нужное: удобные квартиры и скорое возвращение в отечество. Действуйте так, как вы действовали при Аустерлице, Фридланде, Витебске и Смоленске. Пусть позднейшее потомство с гордостью вспомнит о ваших подвигах в сей день. Да скажут о каждом из вас: он был в великой битве под Москвою!»
– De la Moskowa! [Под Москвою!] – повторил Наполеон, и, пригласив к своей прогулке господина Боссе, любившего путешествовать, он вышел из палатки к оседланным лошадям.
– Votre Majeste a trop de bonte, [Вы слишком добры, ваше величество,] – сказал Боссе на приглашение сопутствовать императору: ему хотелось спать и он не умел и боялся ездить верхом.
Но Наполеон кивнул головой путешественнику, и Боссе должен был ехать. Когда Наполеон вышел из палатки, крики гвардейцев пред портретом его сына еще более усилились. Наполеон нахмурился.
– Снимите его, – сказал он, грациозно величественным жестом указывая на портрет. – Ему еще рано видеть поле сражения.
Боссе, закрыв глаза и склонив голову, глубоко вздохнул, этим жестом показывая, как он умел ценить и понимать слова императора.


Весь этот день 25 августа, как говорят его историки, Наполеон провел на коне, осматривая местность, обсуживая планы, представляемые ему его маршалами, и отдавая лично приказания своим генералам.
Первоначальная линия расположения русских войск по Ко лоче была переломлена, и часть этой линии, именно левый фланг русских, вследствие взятия Шевардинского редута 24 го числа, была отнесена назад. Эта часть линии была не укреплена, не защищена более рекою, и перед нею одною было более открытое и ровное место. Очевидно было для всякого военного и невоенного, что эту часть линии и должно было атаковать французам. Казалось, что для этого не нужно было много соображений, не нужно было такой заботливости и хлопотливости императора и его маршалов и вовсе не нужно той особенной высшей способности, называемой гениальностью, которую так любят приписывать Наполеону; но историки, впоследствии описывавшие это событие, и люди, тогда окружавшие Наполеона, и он сам думали иначе.
Наполеон ездил по полю, глубокомысленно вглядывался в местность, сам с собой одобрительно или недоверчиво качал головой и, не сообщая окружавшим его генералам того глубокомысленного хода, который руководил его решеньями, передавал им только окончательные выводы в форме приказаний. Выслушав предложение Даву, называемого герцогом Экмюльским, о том, чтобы обойти левый фланг русских, Наполеон сказал, что этого не нужно делать, не объясняя, почему это было не нужно. На предложение же генерала Компана (который должен был атаковать флеши), провести свою дивизию лесом, Наполеон изъявил свое согласие, несмотря на то, что так называемый герцог Эльхингенский, то есть Ней, позволил себе заметить, что движение по лесу опасно и может расстроить дивизию.
Осмотрев местность против Шевардинского редута, Наполеон подумал несколько времени молча и указал на места, на которых должны были быть устроены к завтрему две батареи для действия против русских укреплений, и места, где рядом с ними должна была выстроиться полевая артиллерия.
Отдав эти и другие приказания, он вернулся в свою ставку, и под его диктовку была написана диспозиция сражения.
Диспозиция эта, про которую с восторгом говорят французские историки и с глубоким уважением другие историки, была следующая:
«С рассветом две новые батареи, устроенные в ночи, на равнине, занимаемой принцем Экмюльским, откроют огонь по двум противостоящим батареям неприятельским.
В это же время начальник артиллерии 1 го корпуса, генерал Пернетти, с 30 ю орудиями дивизии Компана и всеми гаубицами дивизии Дессе и Фриана, двинется вперед, откроет огонь и засыплет гранатами неприятельскую батарею, против которой будут действовать!
24 орудия гвардейской артиллерии,
30 орудий дивизии Компана
и 8 орудий дивизии Фриана и Дессе,
Всего – 62 орудия.
Начальник артиллерии 3 го корпуса, генерал Фуше, поставит все гаубицы 3 го и 8 го корпусов, всего 16, по флангам батареи, которая назначена обстреливать левое укрепление, что составит против него вообще 40 орудий.
Генерал Сорбье должен быть готов по первому приказанию вынестись со всеми гаубицами гвардейской артиллерии против одного либо другого укрепления.
В продолжение канонады князь Понятовский направится на деревню, в лес и обойдет неприятельскую позицию.
Генерал Компан двинется чрез лес, чтобы овладеть первым укреплением.
По вступлении таким образом в бой будут даны приказания соответственно действиям неприятеля.
Канонада на левом фланге начнется, как только будет услышана канонада правого крыла. Стрелки дивизии Морана и дивизии вице короля откроют сильный огонь, увидя начало атаки правого крыла.
Вице король овладеет деревней [Бородиным] и перейдет по своим трем мостам, следуя на одной высоте с дивизиями Морана и Жерара, которые, под его предводительством, направятся к редуту и войдут в линию с прочими войсками армии.
Все это должно быть исполнено в порядке (le tout se fera avec ordre et methode), сохраняя по возможности войска в резерве.
В императорском лагере, близ Можайска, 6 го сентября, 1812 года».
Диспозиция эта, весьма неясно и спутанно написанная, – ежели позволить себе без религиозного ужаса к гениальности Наполеона относиться к распоряжениям его, – заключала в себе четыре пункта – четыре распоряжения. Ни одно из этих распоряжений не могло быть и не было исполнено.
В диспозиции сказано, первое: чтобы устроенные на выбранном Наполеоном месте батареи с имеющими выравняться с ними орудиями Пернетти и Фуше, всего сто два орудия, открыли огонь и засыпали русские флеши и редут снарядами. Это не могло быть сделано, так как с назначенных Наполеоном мест снаряды не долетали до русских работ, и эти сто два орудия стреляли по пустому до тех пор, пока ближайший начальник, противно приказанию Наполеона, не выдвинул их вперед.
Второе распоряжение состояло в том, чтобы Понятовский, направясь на деревню в лес, обошел левое крыло русских. Это не могло быть и не было сделано потому, что Понятовский, направясь на деревню в лес, встретил там загораживающего ему дорогу Тучкова и не мог обойти и не обошел русской позиции.
Третье распоряжение: Генерал Компан двинется в лес, чтоб овладеть первым укреплением. Дивизия Компана не овладела первым укреплением, а была отбита, потому что, выходя из леса, она должна была строиться под картечным огнем, чего не знал Наполеон.
Четвертое: Вице король овладеет деревнею (Бородиным) и перейдет по своим трем мостам, следуя на одной высоте с дивизиями Марана и Фриана (о которых не сказано: куда и когда они будут двигаться), которые под его предводительством направятся к редуту и войдут в линию с прочими войсками.
Сколько можно понять – если не из бестолкового периода этого, то из тех попыток, которые деланы были вице королем исполнить данные ему приказания, – он должен был двинуться через Бородино слева на редут, дивизии же Морана и Фриана должны были двинуться одновременно с фронта.
Все это, так же как и другие пункты диспозиции, не было и не могло быть исполнено. Пройдя Бородино, вице король был отбит на Колоче и не мог пройти дальше; дивизии же Морана и Фриана не взяли редута, а были отбиты, и редут уже в конце сражения был захвачен кавалерией (вероятно, непредвиденное дело для Наполеона и неслыханное). Итак, ни одно из распоряжений диспозиции не было и не могло быть исполнено. Но в диспозиции сказано, что по вступлении таким образом в бой будут даны приказания, соответственные действиям неприятеля, и потому могло бы казаться, что во время сражения будут сделаны Наполеоном все нужные распоряжения; но этого не было и не могло быть потому, что во все время сражения Наполеон находился так далеко от него, что (как это и оказалось впоследствии) ход сражения ему не мог быть известен и ни одно распоряжение его во время сражения не могло быть исполнено.


Многие историки говорят, что Бородинское сражение не выиграно французами потому, что у Наполеона был насморк, что ежели бы у него не было насморка, то распоряжения его до и во время сражения были бы еще гениальнее, и Россия бы погибла, et la face du monde eut ete changee. [и облик мира изменился бы.] Для историков, признающих то, что Россия образовалась по воле одного человека – Петра Великого, и Франция из республики сложилась в империю, и французские войска пошли в Россию по воле одного человека – Наполеона, такое рассуждение, что Россия осталась могущественна потому, что у Наполеона был большой насморк 26 го числа, такое рассуждение для таких историков неизбежно последовательно.
Ежели от воли Наполеона зависело дать или не дать Бородинское сражение и от его воли зависело сделать такое или другое распоряжение, то очевидно, что насморк, имевший влияние на проявление его воли, мог быть причиной спасения России и что поэтому тот камердинер, который забыл подать Наполеону 24 го числа непромокаемые сапоги, был спасителем России. На этом пути мысли вывод этот несомненен, – так же несомненен, как тот вывод, который, шутя (сам не зная над чем), делал Вольтер, говоря, что Варфоломеевская ночь произошла от расстройства желудка Карла IX. Но для людей, не допускающих того, чтобы Россия образовалась по воле одного человека – Петра I, и чтобы Французская империя сложилась и война с Россией началась по воле одного человека – Наполеона, рассуждение это не только представляется неверным, неразумным, но и противным всему существу человеческому. На вопрос о том, что составляет причину исторических событий, представляется другой ответ, заключающийся в том, что ход мировых событий предопределен свыше, зависит от совпадения всех произволов людей, участвующих в этих событиях, и что влияние Наполеонов на ход этих событий есть только внешнее и фиктивное.
Как ни странно кажется с первого взгляда предположение, что Варфоломеевская ночь, приказанье на которую отдано Карлом IX, произошла не по его воле, а что ему только казалось, что он велел это сделать, и что Бородинское побоище восьмидесяти тысяч человек произошло не по воле Наполеона (несмотря на то, что он отдавал приказания о начале и ходе сражения), а что ему казалось только, что он это велел, – как ни странно кажется это предположение, но человеческое достоинство, говорящее мне, что всякий из нас ежели не больше, то никак не меньше человек, чем великий Наполеон, велит допустить это решение вопроса, и исторические исследования обильно подтверждают это предположение.
В Бородинском сражении Наполеон ни в кого не стрелял и никого не убил. Все это делали солдаты. Стало быть, не он убивал людей.
Солдаты французской армии шли убивать русских солдат в Бородинском сражении не вследствие приказания Наполеона, но по собственному желанию. Вся армия: французы, итальянцы, немцы, поляки – голодные, оборванные и измученные походом, – в виду армии, загораживавшей от них Москву, чувствовали, что le vin est tire et qu'il faut le boire. [вино откупорено и надо выпить его.] Ежели бы Наполеон запретил им теперь драться с русскими, они бы его убили и пошли бы драться с русскими, потому что это было им необходимо.
Когда они слушали приказ Наполеона, представлявшего им за их увечья и смерть в утешение слова потомства о том, что и они были в битве под Москвою, они кричали «Vive l'Empereur!» точно так же, как они кричали «Vive l'Empereur!» при виде изображения мальчика, протыкающего земной шар палочкой от бильбоке; точно так же, как бы они кричали «Vive l'Empereur!» при всякой бессмыслице, которую бы им сказали. Им ничего больше не оставалось делать, как кричать «Vive l'Empereur!» и идти драться, чтобы найти пищу и отдых победителей в Москве. Стало быть, не вследствие приказания Наполеона они убивали себе подобных.
И не Наполеон распоряжался ходом сраженья, потому что из диспозиции его ничего не было исполнено и во время сражения он не знал про то, что происходило впереди его. Стало быть, и то, каким образом эти люди убивали друг друга, происходило не по воле Наполеона, а шло независимо от него, по воле сотен тысяч людей, участвовавших в общем деле. Наполеону казалось только, что все дело происходило по воле его. И потому вопрос о том, был ли или не был у Наполеона насморк, не имеет для истории большего интереса, чем вопрос о насморке последнего фурштатского солдата.
Тем более 26 го августа насморк Наполеона не имел значения, что показания писателей о том, будто вследствие насморка Наполеона его диспозиция и распоряжения во время сражения были не так хороши, как прежние, – совершенно несправедливы.
Выписанная здесь диспозиция нисколько не была хуже, а даже лучше всех прежних диспозиций, по которым выигрывались сражения. Мнимые распоряжения во время сражения были тоже не хуже прежних, а точно такие же, как и всегда. Но диспозиция и распоряжения эти кажутся только хуже прежних потому, что Бородинское сражение было первое, которого не выиграл Наполеон. Все самые прекрасные и глубокомысленные диспозиции и распоряжения кажутся очень дурными, и каждый ученый военный с значительным видом критикует их, когда сражение по ним не выиграно, и самью плохие диспозиции и распоряжения кажутся очень хорошими, и серьезные люди в целых томах доказывают достоинства плохих распоряжений, когда по ним выиграно сражение.
Диспозиция, составленная Вейротером в Аустерлицком сражении, была образец совершенства в сочинениях этого рода, но ее все таки осудили, осудили за ее совершенство, за слишком большую подробность.
Наполеон в Бородинском сражении исполнял свое дело представителя власти так же хорошо, и еще лучше, чем в других сражениях. Он не сделал ничего вредного для хода сражения; он склонялся на мнения более благоразумные; он не путал, не противоречил сам себе, не испугался и не убежал с поля сражения, а с своим большим тактом и опытом войны спокойно и достойно исполнял свою роль кажущегося начальствованья.


Вернувшись после второй озабоченной поездки по линии, Наполеон сказал:
– Шахматы поставлены, игра начнется завтра.
Велев подать себе пуншу и призвав Боссе, он начал с ним разговор о Париже, о некоторых изменениях, которые он намерен был сделать в maison de l'imperatrice [в придворном штате императрицы], удивляя префекта своею памятливостью ко всем мелким подробностям придворных отношений.
Он интересовался пустяками, шутил о любви к путешествиям Боссе и небрежно болтал так, как это делает знаменитый, уверенный и знающий свое дело оператор, в то время как он засучивает рукава и надевает фартук, а больного привязывают к койке: «Дело все в моих руках и в голове, ясно и определенно. Когда надо будет приступить к делу, я сделаю его, как никто другой, а теперь могу шутить, и чем больше я шучу и спокоен, тем больше вы должны быть уверены, спокойны и удивлены моему гению».
Окончив свой второй стакан пунша, Наполеон пошел отдохнуть пред серьезным делом, которое, как ему казалось, предстояло ему назавтра.
Он так интересовался этим предстоящим ему делом, что не мог спать и, несмотря на усилившийся от вечерней сырости насморк, в три часа ночи, громко сморкаясь, вышел в большое отделение палатки. Он спросил о том, не ушли ли русские? Ему отвечали, что неприятельские огни всё на тех же местах. Он одобрительно кивнул головой.
Дежурный адъютант вошел в палатку.
– Eh bien, Rapp, croyez vous, que nous ferons do bonnes affaires aujourd'hui? [Ну, Рапп, как вы думаете: хороши ли будут нынче наши дела?] – обратился он к нему.
– Sans aucun doute, Sire, [Без всякого сомнения, государь,] – отвечал Рапп.
Наполеон посмотрел на него.
– Vous rappelez vous, Sire, ce que vous m'avez fait l'honneur de dire a Smolensk, – сказал Рапп, – le vin est tire, il faut le boire. [Вы помните ли, сударь, те слова, которые вы изволили сказать мне в Смоленске, вино откупорено, надо его пить.]