Ираклий Старший

Ираклий Старший
лат. Heraklius, греч. Ηράκλειος
Принадлежность	Византийская империя
Звание	экзарх Африки
Командовал	византийскими войсками в походах против персов

Ира́клий Ста́рший (лат. Heraklius, греч. Ηράκλειος) — византийский военачальник, отец византийского императора Ираклия I (правил в 610—641 годах).

Армянин по происхождению, Ираклий Старший отличился в войнах против Сасанидского Ирана в 580-х годах. Около 600 года он был назначен экзархом Африки. В 608 году Ираклий и его сын восстали против узурпатора Фоки (правил в 602—610 годах). Используя византийскую часть Африки в качестве своей базы, Ираклий Младший сумел свергнуть Фоку, после чего основал династию Ираклия, правившую Византией на протяжении целого столетия. Ираклий Старший скончался вскоре после получения известия о восхождении своего сына на престол.

Происхождение

Происхождение Ираклия из византийской Армении устанавливается из сообщения Феофилакта Симокатты:

Филиппик во время своего пути узнал, что стратигом император назначил Приска. Поэтому, прибыв в Тарс, он отправил письмо Ираклию, в котором дал ему знать, чтобы тот, покинув войско, вернулся в свой родной город в Армению, откуда был родом, а войско передал Нарсесу, эгемону города Константины.

Название армянского города в сообщении Симокатты не упоминается. По предположению британских историков Мэри и Майкла Уитби, Ираклий занимал в то время должность военного магистра Армении. Если это так, то под «его родным городом» подразумевается Феодосиополис (ныне Эрзурум) — штаб византийских войск в Армении и главный военный оплот Византии на северо-восточной границе империи, заново отстроенный и укреплённый в правление императоров Анастасия I и Юстиниана I.

Сведений о предках Ираклия Старшего не сохранилось. По мнению британского византиниста Сирила Мэнго, Ираклий был потомком своего тёзки, византийского полководца V века Ираклия Эдесского. Американский специалист по истории Закавказья Кирилл Туманов, основываясь на одном из мест в сочинении армянского историка VII века Себеоса «История императора Иракла», причислял Ираклия к потомкам армянской царской династии Аршакидов. К той же точке зрения склонялись русский востоковед Александр Васильев, арабский историк Ирфан Шахид. Византийские хронисты Иоанн Никиусский и Константин Манассия, судя по всему, считали сына Ираклия каппадокийцем. Это, однако, может указывать лишь на место рождения, а не на этническую принадлежность Ираклия Младшего.

Семья

В «Краткой истории» патриарха Константинопольского Никифора содержится упоминание о брате Ираклия Старшего Григории — отце военачальника Никиты. Феофан Исповедник сообщает о матери императора Ираклия — жене Ираклия Старшего Епифании.

Отцом императора Ираклия называют Ираклия Старшего Феофилакт, Иоанн Никиусский, патриарх Никифор, Феофан, Агапий, Георгий Кедрин, Иоанн Зонара, Михаил Сириец, Никифор Каллист Ксанфопул, Суда, Хроники 1234 года и другие источники.

Сведения об остальных наследниках Ираклия противоречивы. С большой степенью достоверности засвидетельствовано существование брата Ираклия Младшего по имени Феодор. Патриарх Никифор сообщает о сестре императора Марии, приходившейся матерью его супруге Мартине. В свою очередь, Георгий Кедрин и Михаил Сириец считают Мартину дочерью неназванного брата Ираклия Младшего. Феофан кратко упоминает об умершем в Гелиополисе (ныне Баальбек) в 652/653 году брате Ираклия Младшего по имени Григорий — возможно, спутав его с дядей императора, носившим то же имя.

Карьера

Под начальством Филиппика

Ираклий Старший впервые упоминается в качестве военачальника при византийском полководце Филиппике во время ирано-византийской войны 572—591 годов. Ираклий командовал центром византийской армии в битве при Солахоне весной 586 года. После битвы он был послан на разведку, чтобы подтвердить слухи о прибытии персидских подкреплений.

Во главе византийских войск, вторгшихся в Арзанену, Филиппик приступил к осаде главного города области — Хломарона. На следующий день на сторону Византии перешли местные вожди Иовий и Маруфас, пообещавшие византийцам показать идеальные позиции для строительства неприступных крепостей. Укрепления должны были обеспечить Византии господство над проходом через Таврские горы и Хаккари и, как следствие, контроль над маршрутами, связывавшими Арзанену с Персарменией и Нижней Месопотамией. Филиппик отправил на осмотр предполагаемых позиций своего заместителя (ипостратига) Ираклия.

Миссия Ираклия состояла из двадцати человек, неодетых в доспехи. Вскоре византийский отряд столкнулся с войсками нового персидского военачальника Хардаригана. Феофилакт Симокатта отмечает, что

Хардариган направился против ромеев, собрав множество людей, неопытных в военном искусстве, чуждых звукам военных труб; кроме того, он собрал большое количество вьючных животных и верблюдов и с ними двинулся вперёд.

Тем не менее, Хардариган атаковал плохо оснащённый отряд Ираклия, и византийский военачальник был вынужден отступить, постоянно передвигаясь по холмам. Ночью он отослал гонца с предупреждением о приближающейся угрозе.

Армия Филиппика в беспорядке бежала на византийскую территорию. Достигнув Амиды и приступив к восстановлению старой крепости на горе Изала, Филиппик — возможно, из-за болезни — передал командование армией Ираклию. Войско, приведённое в порядок Ираклием, двинулось походом, держась небольших возвышенностей вдоль берегов Изалы и Тигра, оставило Фаманон (крепость на восточном берегу Тигра) и вошло в южную часть Мидии. Разорив всю эту область, Ираклий вернулся в пределы византийского государства и укрылся в Феодосиополисе. Феофилакт Симокатта указывает, что Филиппик и Ираклий перезимовали в Феодосиополисе вместе.

Весной 587 года Филиппик опять заболел, из-за чего был неспособен продолжать кампанию лично. Две трети своего войска он передал под командование Ираклия, оставшуюся часть — военачальникам Феодору и Андрею, поручив им производить набеги и вторжения в персидские земли и разорять их. Через некоторое время Ираклий осадил и взял неназванную сильную персидскую крепость. Сообщение Феофана Исповедника о том, что после взятия крепости Ираклий присоединился к Феодору, осаждавшему Беиудаес, по всей видимости, ошибочно: Феофан явно не понял соответствующее место из Феофилакта, согласно которому в этой осаде участвовали только Феодор и Андрей.

В конце 587 года Филиппик вернулся в Константинополь, оставив Ираклия во главе армии на зимовку. Ираклий принял меры для восстановления дисциплины в войсках. По словам Феофилакта, «Ираклий стал наказывать тех, которые ушли из римского войска. И тех, которые, сказав „прости“ трудам, без толку переходили то туда, то сюда, он приводил в разум, применяя к ним пытки». В начале 588 года император Маврикий (правил в 582—602 годах) заменил Филиппика на Приска. Тогда Филиппик отправил письмо Ираклию, в котором написал, чтобы тот покинул армию и вернулся в свой родной город, а войско оставил эгемону города Константины Нарсесу. Желая причинить неприятности Приску, он отослал солдатам императорский указ, снижавший норму воинского продовольствия на четверть. Это привело к мятежу войск, отказавшихся выполнять приказы Приска. Мятеж закончился, когда Приск был снят с должности, а Филиппик вновь назначен командующим восточной армией.

Под начальством Коментиола

Осенью 589 года Ираклий предположительно принял участие в битве при Сисарбаноне (неподалёку от Нисибиса) под командованием Коментиола. По сообщению Феофилакта, во время сражения Коментиол бежал (возможно, к Феодосиополису — ныне Рас-эль-Айн), после чего Ираклий, принявший на себя командование над оставшимися войсками, одержал вместе с ними победу. Не исключено, однако, что Феофилакт, живший и писавший в царствование Ираклия I, выдумал постыдное бегство Коментиола, пытаясь преувеличить боевые заслуги отца императора. Современник битвы писатель Евагрий Схоластик сообщает, что Коментиол находился в гуще сражения, а Ираклия Старшего вообще не упоминает.

Армянское восстание

Около 595 года Ираклий Старший исполнял обязанности военного магистра Армении — вероятно, сменив на этом посту Иоанна Мистакона. В Армении он воевал против восставших местных князей. Преемником Ираклия стал, по всей видимости, Сурен. Служба в Армении, хотя и была недолгой, укрепила связи Ираклия с этой страной.

Экзарх Африки

В 608 году Ираклий упоминается как патриций и экзарх Африки. По словам патриарха Никифора, Ираклий был назначен на эту должность императором Маврикием незадолго до свержения последнего в 602 году. Возможно, Ираклий сменил на этом посту Иннокентия, бывшего экзархом между 598 и 600 годами. Пользовавшийся благосклонностью Маврикия, Ираклий Старший имел все основания сохранять ему верность. Экзарх и его африканский двор открыто оплакивали казнь Маврикия узурпатором Фокой, расточая похвалы умершему императору.

По мнению известного французского византиниста Шарля Диля, в начале VII века византийская Африка, находившаяся под постоянной угрозой набегов враждебных берберов, претерпела экономический и демографический спад. Согласно новым археологическим свидетельствам Африканский экзархат, напротив, был одним из самых богатых районов империи — хотя и имел меньшее значение, чем византийский Египет. Есть доказательства оживлённой торговли между византийской Африкой и Франкским государством, продолжавшейся в течение всего VII столетия. Рыболовство и сельское хозяйство, особенно в непосредственной близости от реки Меджерда, также, по-видимому, переживали расцвет. Зерно, оливковое масло и вина не только спасали местное население от голода, но и составляли значительную часть экспорта. Местная элита занималась строительством церквей. Вероятно, Ираклий стремился установить родственные связи с её представителями: первой женой Ираклия Младшего стала Евдокия, дочь местного землевладельца Рогаса.

Восстание против Фоки

В 608 году Африканский экзархат восстал против императора Фоки. Последующий поход против Фоки представляется византийскими историками как месть за смерть Маврикия, возможно, ставшую одной из причин этого восстания. В качестве другой причины историк Уолтер Кэги назвал «холодный политический расчёт»: Карфаген находился на безопасном расстоянии от Константинополя, и Фока не мог легко атаковать его. Источником финансирования восстания могло стать относительное богатство Африканского экзархата. Кроме того, режим Фоки зависел от поставок зерна и налогов из Африки. Между тем персидский шах Хосров II Парвиз взял под контроль византийскую крепость Дару, мобилизовав свои войска для крупномасштабного вторжения в византийские пределы. Фока, столкнувшийся с врагами сразу на двух фронтах, был не в состоянии сосредоточить сильную армию только на одном из них, что давало Ираклию шанс победить в противостоянии с императором.

После начала восстания Ираклий Старший и Ираклий Младший были объявлены консулами. Значение этого провозглашения очевидно: ни один человек, кроме императора, не объявлялся консулом начиная с правления Юстиниана I. Монетные дворы Карфагена, а затем и Александрии отчеканили монеты, изображавшие Ираклия и его сына в консульских одеждах.

Иоанн Антиохийский и патриарх Никифор сообщают, что Ираклий Старший вёл переписку с Приском, комитом экскувиторов. Недовольный императором, Приск — к тому времени зять Фоки — якобы обещал Ираклию поддержку в случае восстания и сдержал слово, когда оно началось. Данная история сомнительна: когда был поднят бунт, Приск действительно занял сторону Ираклия, но нет никаких оснований предполагать, что он подстрекал его к восстанию. По словам патриарха Никифора, перед началом восстания Ираклий Старший советовался со своим братом Григорием, что может указывать на причастность последнего к подстреканию мятежа. Никифор сообщает также, что Григорий надеялся возвести на престол собственного сына Никиту, но современные историки считают это маловероятным.

В 609—610 годах положение Фоки и его сторонников серьёзно осложнилось. Война против империи Сасанидов окончилась поражением. Персидская армия вторглась в Месопотамию, Армению, Сирию и анатолийские провинции. В Африке и Египте поднялись восстания. Славяне заняли северную Иллирию. В Фессалониках и других городах Анатолии и Сирии вспыхнул конфликт между синей и зелёной партиями ипподрома. Евреи, восставшие в сирийских областях, убивали христиан. В самом Константинополе народ открыто насмехался над пристрастием Фоки к алкоголю.

В 610 году к границам Антиохии приблизились войска персидского полководца Фаррухана Шахрвараза. Персидский фронт, однако, не был непосредственной угрозой власти Фоки; гораздо большую опасность для неё представляли африканские мятежники. Обеспечив контроль над Египтом, они вторглись в Сирию и на Кипр, в то время как большой флот под командованием Ираклия Младшего отплыл в Константинополь. К походу Ираклия Младшего присоединились его сицилийские, критские и фессалоникийские союзники. В октябре 610 года мятежники достигли Константинополя. Фока мог защищать город только при помощи экскувиторов и нерегулярных частей синих и зелёных, однако комит экскувиторов Приск и партия зелёных приняли сторону Ираклия. Константинополь перешёл к Ираклию практически без сопротивления.

Заняв трон, Ираклий Младший казнил Фоку, а также нескольких родственников и сторонников бывшего императора. По словам Иоанна Никиусского, Ираклий Старший умер вскоре после получения известия о восхождении сына на престол.

Оценка деятельности

Военные достижения Ираклия Старшего, считавшегося видным военачальником своего времени, были довольно скромными. Вероятно, византийские историки преувеличивали его боевые заслуги, стремясь вывести происхождение Ираклия I от «прославленных предков».

Литература

• Феофилакт Симокатта. История / Вступительная статья Н. В. Пигулевской. Перевод С. П. Кондратьева. — М.: Издательство АН СССР, 1957. — (Памятники средневековой истории народов Центральной и Восточной Европы).
• The Cambridge Ancient History / Averil Cameron, Bryan Ward-Perkins, Michael Whitby (eds.). — Cambridge University Press, 2000. — Vol. XIV. Late Antiquity: Empire and Successors, A.D. 425–600. — ISBN 978-0-521-32591-2.
• John, Bishop of Nikiu. [books.google.gr/books?id=KgZ-DOr77OQC&printsec=frontcover&hl=ru#v=onepage&q&f=false Christian Roman Empire Series] / Translated with an introduction by R. H. Charles. — Arx Publishing, LLC, 2007. — Vol. 4. The Chronicle of John, Bishop of Nikiu: Translated from Zotenberg’s Ethiopic Text. — ISBN 1-889758-87-6.
• Greatrex, Geoffrey; Lieu, Samuel N. C. The Roman Eastern Frontier and the Persian Wars (Part II, 363–630 AD). — Routledge, 2002. — ISBN 0-415-14687-9.
• Kaegi, Walter Emil. [books.google.gr/books?id=tlNlFZ_7UhoC Heraclius: Emperor of Byzantium]. — Cambridge University Press, 2003. — ISBN 0-521-81459-6.
• Martindale, J. R. Prosopography of the Later Roman Empire. — Cambridge University Press, 1992. — Vol. III (a) : A.D. 527–641. — ISBN 0-521-20160-8 [2001 reprint].
• Treadgold, Warren T. [books.google.com/books?id=nYbnr5XVbzUC A History of the Byzantine State and Society]. — Stanford, CA: Stanford University Press, 1997. — ISBN 0-8047-2630-2.
• Theophylact Simocatta. The History of Theophylact Simocatta / An English translation with introduction and notes by Michael and Mary Whitby. — Oxford University Press, 1986. — ISBN 0-19-822799-X.
• Whitby, Michael. [books.google.gr/books?id=VAcAJfJP9KUC&hl=en The Emperor Maurice and his Historian – Theophylact Simocatta on Persian and Balkan Warfare]. — Oxford University Press, 1988. — ISBN 0-19-822945-3.

Ссылки

• Cawley, Charles. [fmg.ac/Projects/MedLands/BYZANTIUM.htm#_Toc204564474 Byzantium 395–1057. Family of Emperor Heraklius]. Medieval Lands. Проверено 8 мая 2013. [www.webcitation.org/6GWuG9VJJ Архивировано из первоисточника 11 мая 2013].

Византия   Персоналии

Отрывок, характеризующий Ираклий Старший

На другой день князь Андрей поехал к Ростовым обедать, так как его звал граф Илья Андреич, и провел у них целый день.
Все в доме чувствовали для кого ездил князь Андрей, и он, не скрывая, целый день старался быть с Наташей. Не только в душе Наташи испуганной, но счастливой и восторженной, но во всем доме чувствовался страх перед чем то важным, имеющим совершиться. Графиня печальными и серьезно строгими глазами смотрела на князя Андрея, когда он говорил с Наташей, и робко и притворно начинала какой нибудь ничтожный разговор, как скоро он оглядывался на нее. Соня боялась уйти от Наташи и боялась быть помехой, когда она была с ними. Наташа бледнела от страха ожидания, когда она на минуты оставалась с ним с глазу на глаз. Князь Андрей поражал ее своей робостью. Она чувствовала, что ему нужно было сказать ей что то, но что он не мог на это решиться.
Когда вечером князь Андрей уехал, графиня подошла к Наташе и шопотом сказала:
– Ну что?
– Мама, ради Бога ничего не спрашивайте у меня теперь. Это нельзя говорить, – сказала Наташа.
Но несмотря на то, в этот вечер Наташа, то взволнованная, то испуганная, с останавливающимися глазами лежала долго в постели матери. То она рассказывала ей, как он хвалил ее, то как он говорил, что поедет за границу, то, что он спрашивал, где они будут жить это лето, то как он спрашивал ее про Бориса.
– Но такого, такого… со мной никогда не бывало! – говорила она. – Только мне страшно при нем, мне всегда страшно при нем, что это значит? Значит, что это настоящее, да? Мама, вы спите?
– Нет, душа моя, мне самой страшно, – отвечала мать. – Иди.
– Все равно я не буду спать. Что за глупости спать? Maмаша, мамаша, такого со мной никогда не бывало! – говорила она с удивлением и испугом перед тем чувством, которое она сознавала в себе. – И могли ли мы думать!…
Наташе казалось, что еще когда она в первый раз увидала князя Андрея в Отрадном, она влюбилась в него. Ее как будто пугало это странное, неожиданное счастье, что тот, кого она выбрала еще тогда (она твердо была уверена в этом), что тот самый теперь опять встретился ей, и, как кажется, неравнодушен к ней. «И надо было ему нарочно теперь, когда мы здесь, приехать в Петербург. И надо было нам встретиться на этом бале. Всё это судьба. Ясно, что это судьба, что всё это велось к этому. Еще тогда, как только я увидала его, я почувствовала что то особенное».
– Что ж он тебе еще говорил? Какие стихи то эти? Прочти… – задумчиво сказала мать, спрашивая про стихи, которые князь Андрей написал в альбом Наташе.
– Мама, это не стыдно, что он вдовец?
– Полно, Наташа. Молись Богу. Les Marieiages se font dans les cieux. [Браки заключаются в небесах.]
– Голубушка, мамаша, как я вас люблю, как мне хорошо! – крикнула Наташа, плача слезами счастья и волнения и обнимая мать.
В это же самое время князь Андрей сидел у Пьера и говорил ему о своей любви к Наташе и о твердо взятом намерении жениться на ней.

В этот день у графини Елены Васильевны был раут, был французский посланник, был принц, сделавшийся с недавнего времени частым посетителем дома графини, и много блестящих дам и мужчин. Пьер был внизу, прошелся по залам, и поразил всех гостей своим сосредоточенно рассеянным и мрачным видом.
Пьер со времени бала чувствовал в себе приближение припадков ипохондрии и с отчаянным усилием старался бороться против них. Со времени сближения принца с его женою, Пьер неожиданно был пожалован в камергеры, и с этого времени он стал чувствовать тяжесть и стыд в большом обществе, и чаще ему стали приходить прежние мрачные мысли о тщете всего человеческого. В это же время замеченное им чувство между покровительствуемой им Наташей и князем Андреем, своей противуположностью между его положением и положением его друга, еще усиливало это мрачное настроение. Он одинаково старался избегать мыслей о своей жене и о Наташе и князе Андрее. Опять всё ему казалось ничтожно в сравнении с вечностью, опять представлялся вопрос: «к чему?». И он дни и ночи заставлял себя трудиться над масонскими работами, надеясь отогнать приближение злого духа. Пьер в 12 м часу, выйдя из покоев графини, сидел у себя наверху в накуренной, низкой комнате, в затасканном халате перед столом и переписывал подлинные шотландские акты, когда кто то вошел к нему в комнату. Это был князь Андрей.
– А, это вы, – сказал Пьер с рассеянным и недовольным видом. – А я вот работаю, – сказал он, указывая на тетрадь с тем видом спасения от невзгод жизни, с которым смотрят несчастливые люди на свою работу.
Князь Андрей с сияющим, восторженным и обновленным к жизни лицом остановился перед Пьером и, не замечая его печального лица, с эгоизмом счастия улыбнулся ему.
– Ну, душа моя, – сказал он, – я вчера хотел сказать тебе и нынче за этим приехал к тебе. Никогда не испытывал ничего подобного. Я влюблен, мой друг.
Пьер вдруг тяжело вздохнул и повалился своим тяжелым телом на диван, подле князя Андрея.
– В Наташу Ростову, да? – сказал он.
– Да, да, в кого же? Никогда не поверил бы, но это чувство сильнее меня. Вчера я мучился, страдал, но и мученья этого я не отдам ни за что в мире. Я не жил прежде. Теперь только я живу, но я не могу жить без нее. Но может ли она любить меня?… Я стар для нее… Что ты не говоришь?…
– Я? Я? Что я говорил вам, – вдруг сказал Пьер, вставая и начиная ходить по комнате. – Я всегда это думал… Эта девушка такое сокровище, такое… Это редкая девушка… Милый друг, я вас прошу, вы не умствуйте, не сомневайтесь, женитесь, женитесь и женитесь… И я уверен, что счастливее вас не будет человека.
– Но она!
– Она любит вас.
– Не говори вздору… – сказал князь Андрей, улыбаясь и глядя в глаза Пьеру.
– Любит, я знаю, – сердито закричал Пьер.
– Нет, слушай, – сказал князь Андрей, останавливая его за руку. – Ты знаешь ли, в каком я положении? Мне нужно сказать все кому нибудь.
– Ну, ну, говорите, я очень рад, – говорил Пьер, и действительно лицо его изменилось, морщина разгладилась, и он радостно слушал князя Андрея. Князь Андрей казался и был совсем другим, новым человеком. Где была его тоска, его презрение к жизни, его разочарованность? Пьер был единственный человек, перед которым он решался высказаться; но зато он ему высказывал всё, что у него было на душе. То он легко и смело делал планы на продолжительное будущее, говорил о том, как он не может пожертвовать своим счастьем для каприза своего отца, как он заставит отца согласиться на этот брак и полюбить ее или обойдется без его согласия, то он удивлялся, как на что то странное, чуждое, от него независящее, на то чувство, которое владело им.
– Я бы не поверил тому, кто бы мне сказал, что я могу так любить, – говорил князь Андрей. – Это совсем не то чувство, которое было у меня прежде. Весь мир разделен для меня на две половины: одна – она и там всё счастье надежды, свет; другая половина – всё, где ее нет, там всё уныние и темнота…
– Темнота и мрак, – повторил Пьер, – да, да, я понимаю это.
– Я не могу не любить света, я не виноват в этом. И я очень счастлив. Ты понимаешь меня? Я знаю, что ты рад за меня.
– Да, да, – подтверждал Пьер, умиленными и грустными глазами глядя на своего друга. Чем светлее представлялась ему судьба князя Андрея, тем мрачнее представлялась своя собственная.


Для женитьбы нужно было согласие отца, и для этого на другой день князь Андрей уехал к отцу.
Отец с наружным спокойствием, но внутренней злобой принял сообщение сына. Он не мог понять того, чтобы кто нибудь хотел изменять жизнь, вносить в нее что нибудь новое, когда жизнь для него уже кончалась. – «Дали бы только дожить так, как я хочу, а потом бы делали, что хотели», говорил себе старик. С сыном однако он употребил ту дипломацию, которую он употреблял в важных случаях. Приняв спокойный тон, он обсудил всё дело.
Во первых, женитьба была не блестящая в отношении родства, богатства и знатности. Во вторых, князь Андрей был не первой молодости и слаб здоровьем (старик особенно налегал на это), а она была очень молода. В третьих, был сын, которого жалко было отдать девчонке. В четвертых, наконец, – сказал отец, насмешливо глядя на сына, – я тебя прошу, отложи дело на год, съезди за границу, полечись, сыщи, как ты и хочешь, немца, для князя Николая, и потом, ежели уж любовь, страсть, упрямство, что хочешь, так велики, тогда женись.
– И это последнее мое слово, знай, последнее… – кончил князь таким тоном, которым показывал, что ничто не заставит его изменить свое решение.
Князь Андрей ясно видел, что старик надеялся, что чувство его или его будущей невесты не выдержит испытания года, или что он сам, старый князь, умрет к этому времени, и решил исполнить волю отца: сделать предложение и отложить свадьбу на год.
Через три недели после своего последнего вечера у Ростовых, князь Андрей вернулся в Петербург.

На другой день после своего объяснения с матерью, Наташа ждала целый день Болконского, но он не приехал. На другой, на третий день было то же самое. Пьер также не приезжал, и Наташа, не зная того, что князь Андрей уехал к отцу, не могла себе объяснить его отсутствия.
Так прошли три недели. Наташа никуда не хотела выезжать и как тень, праздная и унылая, ходила по комнатам, вечером тайно от всех плакала и не являлась по вечерам к матери. Она беспрестанно краснела и раздражалась. Ей казалось, что все знают о ее разочаровании, смеются и жалеют о ней. При всей силе внутреннего горя, это тщеславное горе усиливало ее несчастие.
Однажды она пришла к графине, хотела что то сказать ей, и вдруг заплакала. Слезы ее были слезы обиженного ребенка, который сам не знает, за что он наказан.
Графиня стала успокоивать Наташу. Наташа, вслушивавшаяся сначала в слова матери, вдруг прервала ее:
– Перестаньте, мама, я и не думаю, и не хочу думать! Так, поездил и перестал, и перестал…
Голос ее задрожал, она чуть не заплакала, но оправилась и спокойно продолжала: – И совсем я не хочу выходить замуж. И я его боюсь; я теперь совсем, совсем, успокоилась…
На другой день после этого разговора Наташа надела то старое платье, которое было ей особенно известно за доставляемую им по утрам веселость, и с утра начала тот свой прежний образ жизни, от которого она отстала после бала. Она, напившись чаю, пошла в залу, которую она особенно любила за сильный резонанс, и начала петь свои солфеджи (упражнения пения). Окончив первый урок, она остановилась на середине залы и повторила одну музыкальную фразу, особенно понравившуюся ей. Она прислушалась радостно к той (как будто неожиданной для нее) прелести, с которой эти звуки переливаясь наполнили всю пустоту залы и медленно замерли, и ей вдруг стало весело. «Что об этом думать много и так хорошо», сказала она себе и стала взад и вперед ходить по зале, ступая не простыми шагами по звонкому паркету, но на всяком шагу переступая с каблучка (на ней были новые, любимые башмаки) на носок, и так же радостно, как и к звукам своего голоса прислушиваясь к этому мерному топоту каблучка и поскрипыванью носка. Проходя мимо зеркала, она заглянула в него. – «Вот она я!» как будто говорило выражение ее лица при виде себя. – «Ну, и хорошо. И никого мне не нужно».
Лакей хотел войти, чтобы убрать что то в зале, но она не пустила его, опять затворив за ним дверь, и продолжала свою прогулку. Она возвратилась в это утро опять к своему любимому состоянию любви к себе и восхищения перед собою. – «Что за прелесть эта Наташа!» сказала она опять про себя словами какого то третьего, собирательного, мужского лица. – «Хороша, голос, молода, и никому она не мешает, оставьте только ее в покое». Но сколько бы ни оставляли ее в покое, она уже не могла быть покойна и тотчас же почувствовала это.
В передней отворилась дверь подъезда, кто то спросил: дома ли? и послышались чьи то шаги. Наташа смотрелась в зеркало, но она не видала себя. Она слушала звуки в передней. Когда она увидала себя, лицо ее было бледно. Это был он. Она это верно знала, хотя чуть слышала звук его голоса из затворенных дверей.
Наташа, бледная и испуганная, вбежала в гостиную.
– Мама, Болконский приехал! – сказала она. – Мама, это ужасно, это несносно! – Я не хочу… мучиться! Что же мне делать?…
Еще графиня не успела ответить ей, как князь Андрей с тревожным и серьезным лицом вошел в гостиную. Как только он увидал Наташу, лицо его просияло. Он поцеловал руку графини и Наташи и сел подле дивана.
– Давно уже мы не имели удовольствия… – начала было графиня, но князь Андрей перебил ее, отвечая на ее вопрос и очевидно торопясь сказать то, что ему было нужно.
– Я не был у вас всё это время, потому что был у отца: мне нужно было переговорить с ним о весьма важном деле. Я вчера ночью только вернулся, – сказал он, взглянув на Наташу. – Мне нужно переговорить с вами, графиня, – прибавил он после минутного молчания.
Графиня, тяжело вздохнув, опустила глаза.
– Я к вашим услугам, – проговорила она.
Наташа знала, что ей надо уйти, но она не могла этого сделать: что то сжимало ей горло, и она неучтиво, прямо, открытыми глазами смотрела на князя Андрея.
«Сейчас? Сию минуту!… Нет, это не может быть!» думала она.
Он опять взглянул на нее, и этот взгляд убедил ее в том, что она не ошиблась. – Да, сейчас, сию минуту решалась ее судьба.
– Поди, Наташа, я позову тебя, – сказала графиня шопотом.
Наташа испуганными, умоляющими глазами взглянула на князя Андрея и на мать, и вышла.
– Я приехал, графиня, просить руки вашей дочери, – сказал князь Андрей. Лицо графини вспыхнуло, но она ничего не сказала.
– Ваше предложение… – степенно начала графиня. – Он молчал, глядя ей в глаза. – Ваше предложение… (она сконфузилась) нам приятно, и… я принимаю ваше предложение, я рада. И муж мой… я надеюсь… но от нее самой будет зависеть…
– Я скажу ей тогда, когда буду иметь ваше согласие… даете ли вы мне его? – сказал князь Андрей.
– Да, – сказала графиня и протянула ему руку и с смешанным чувством отчужденности и нежности прижалась губами к его лбу, когда он наклонился над ее рукой. Она желала любить его, как сына; но чувствовала, что он был чужой и страшный для нее человек. – Я уверена, что мой муж будет согласен, – сказала графиня, – но ваш батюшка…
– Мой отец, которому я сообщил свои планы, непременным условием согласия положил то, чтобы свадьба была не раньше года. И это то я хотел сообщить вам, – сказал князь Андрей.
– Правда, что Наташа еще молода, но так долго.
– Это не могло быть иначе, – со вздохом сказал князь Андрей.
– Я пошлю вам ее, – сказала графиня и вышла из комнаты.
– Господи, помилуй нас, – твердила она, отыскивая дочь. Соня сказала, что Наташа в спальне. Наташа сидела на своей кровати, бледная, с сухими глазами, смотрела на образа и, быстро крестясь, шептала что то. Увидав мать, она вскочила и бросилась к ней.
– Что? Мама?… Что?
– Поди, поди к нему. Он просит твоей руки, – сказала графиня холодно, как показалось Наташе… – Поди… поди, – проговорила мать с грустью и укоризной вслед убегавшей дочери, и тяжело вздохнула.
Наташа не помнила, как она вошла в гостиную. Войдя в дверь и увидав его, она остановилась. «Неужели этот чужой человек сделался теперь всё для меня?» спросила она себя и мгновенно ответила: «Да, всё: он один теперь дороже для меня всего на свете». Князь Андрей подошел к ней, опустив глаза.
– Я полюбил вас с той минуты, как увидал вас. Могу ли я надеяться?
Он взглянул на нее, и серьезная страстность выражения ее лица поразила его. Лицо ее говорило: «Зачем спрашивать? Зачем сомневаться в том, чего нельзя не знать? Зачем говорить, когда нельзя словами выразить того, что чувствуешь».
Она приблизилась к нему и остановилась. Он взял ее руку и поцеловал.
– Любите ли вы меня?
– Да, да, – как будто с досадой проговорила Наташа, громко вздохнула, другой раз, чаще и чаще, и зарыдала.
– Об чем? Что с вами?
– Ах, я так счастлива, – отвечала она, улыбнулась сквозь слезы, нагнулась ближе к нему, подумала секунду, как будто спрашивая себя, можно ли это, и поцеловала его.
Князь Андрей держал ее руки, смотрел ей в глаза, и не находил в своей душе прежней любви к ней. В душе его вдруг повернулось что то: не было прежней поэтической и таинственной прелести желания, а была жалость к ее женской и детской слабости, был страх перед ее преданностью и доверчивостью, тяжелое и вместе радостное сознание долга, навеки связавшего его с нею. Настоящее чувство, хотя и не было так светло и поэтично как прежнее, было серьезнее и сильнее.
– Сказала ли вам maman, что это не может быть раньше года? – сказал князь Андрей, продолжая глядеть в ее глаза. «Неужели это я, та девочка ребенок (все так говорили обо мне) думала Наташа, неужели я теперь с этой минуты жена , равная этого чужого, милого, умного человека, уважаемого даже отцом моим. Неужели это правда! неужели правда, что теперь уже нельзя шутить жизнию, теперь уж я большая, теперь уж лежит на мне ответственность за всякое мое дело и слово? Да, что он спросил у меня?»
– Нет, – отвечала она, но она не понимала того, что он спрашивал.
– Простите меня, – сказал князь Андрей, – но вы так молоды, а я уже так много испытал жизни. Мне страшно за вас. Вы не знаете себя.
Наташа с сосредоточенным вниманием слушала, стараясь понять смысл его слов и не понимала.
– Как ни тяжел мне будет этот год, отсрочивающий мое счастье, – продолжал князь Андрей, – в этот срок вы поверите себя. Я прошу вас через год сделать мое счастье; но вы свободны: помолвка наша останется тайной и, ежели вы убедились бы, что вы не любите меня, или полюбили бы… – сказал князь Андрей с неестественной улыбкой.