Искусство Норвегии

Искусство Норвегии — визуальные и изящные искусства населения Норвегии.

История

Одни из первых памятников, характеризующих норвежскую художественную культуру, относятся у концу VIII—IX веков, к так называемой эпохи викингов. К IX веку относится расцвет орнаментальной деревянной резьбы, обнаруженные в знаменитом археологическом комплексе погребальной ладьи из Усеберга (около 850 г.).

Средневековье

В XI—XII веках, в эпоху романского стиля, норвежское искусство обогащается новыми чертами, умножаются области, в которых работают мастера: появляются монументальная скульптура и живопись. Высокохудожественными памятниками, исполненными в конце XII века являются дверь церкви в Хиллестаде и фрагмент тканой шпалеры из Балдисхола. Одновременно создаются своеобразнейшие памятники деревянной архитектуры норвежского средневековья — ставкирки. Примерно из 900 деревянных церквей, построенных в Норвегии к началу XIV в., сохранилось лишь несколько десятков, в том числе ставкирки в Урнесе (1060—1130), Боргунне (около 1150 г.), Гуле (XII в., ныне в Народном музее на Бюгдё, Осло) и др. Сохранившиеся до наших дней отдельные церковные сооружения из камня — собор в Тронхейме (1140—1320, достроен в XIX—XX вв.), собор в Ставангере (1130—1300) — показывают влияние на церковное зодчество английской романской и готической архитектуры. Из готических сооружений гражданского назначения сохранились лишь Королевский зал в Бергене (Haakonshallen, 1246—1261) и крепость Акерсхус в Осло (начата около 1300 г.).

Ставкирка в Хеддале	Ставкирка в Боргунне	Нидаросский собор	Ставангерский собор

Готический стиль в изобразительном искусстве Норвегии широко распространился в XIII—XIV веках — миниатюры рукописи Магнуса Лагабётера (около 1300 г.), алтарный образ из церкви в Дале (начало XIV в.), скульптурное распятие из церкви в Студеберге (около 1260 г.), статуя Богоматери с младенцем из церкви в Энебакке (середина XIII в.).

Эпоха Возрождения

Ренессанс и барокко нашли слабое выражение в Норвегии в XV—XVII вв. С XIV по первую половину XVI веков в стране преобладает крестьянское искусство: резьба по дереву, вышивание, литье и другие виды работ из металла, плетение кружев и др. Ни один из норвежских мастеров не добился широкой известности, за исключением резчика по слоновой кости Магнуса Берга (1666—1739), работавшего на рубеже XVII—XVIII веков преимущественно за пределами Норвегии.

Оживление норвежского искусства начинается уже в конце XVI — первой половине XVII веков, когда усиливаются торговые и культурные связи страны с Германией, Нидерландами, Англией. Черты архитектуры Возрождения в XVII веке проявляются в значительной мере в городских сооружениях: Эстроте (Austråt, 1654—1656, в Эстланне), Розендале (1661—1665, в Хардангере) и в крепостных сооружениях Тронхейма, Фредрикстада и др. Образцами барокко и рококо XVIII века, специфически трактованные норвежскими мастерами, могут служить церковь в Конгсберге, созданная архитектором И. А. Стуккенброком (1698—1756), а также здания, сооруженные архитекторами И. К. Эрнстом (1666—1750), С. Аспосом (Aspaas, 1736—1816) и др.

На рубеже XVIII—XIX веков в Норвегии появляются сооружения в духе раннего классицизма — королевская резиденция в Тронхейме (1774—1778), усадьбы в Богстаде (1759—1762), Улефоссе (1802—1807), построенные зодчим И. X. Равертом (1751—1853).

Живопись

Во второй половине XVIII века в Норвегии начинают выделяться две группы живописцев — сформировавшихся в Бергене и Кристиании. Для художественной жизни Бергена большое значение имела деятельность Матиаса Блументаля (около 1719—1763 гг.), который работал над декоративными росписями в стиле барокко, а также был популярным портретистом и пейзажистом.

Наиболее значительными художниками из Кристиании были П. Однес (1739—1792), портретист, пейзажист и декоратор, работавший в усадьбах вокруг озера Рандсфьорд; Ф. Хоссифеллер (Hosenfelder, около 1722—1805 гг.), переселившийся в Норвегию из Берлина, трудившийся на керамической мануфактуре в Херребё, а после её закрытия в 1772 году выполнявший портреты, пейзажи и декоративные росписи. Разносторонней была деятельность скульптора Г. Бека (ум. в 1776 г.), модельера на той же мануфактуре и резчика матриц для железных литых рельефов — литья, процветавшего в Норвегии более 300 лет. Резьбой по дереву прославился Я. Клукстад (около 1715—1773 гг.), создававший великолепные резные алтарные преграды и кафедры в церквах Гудбрансдаля, Ромсдаля и др.

Худ. Матиас Блументаль	Худ. Юхан Даль	Худ. Юхан Даль	Худ. Томас Фернлей

Общественно-политический подъем 1810-х годов создал благоприятные условия для развития изобразительных искусств в Норвегии. Не имея своей профессиональной школы, норвежские художники вынуждены были на протяжении всего XIX века получать образование за границей, преимущественно в Дании и Германии, во Франции, а также в Италии. Норвежский художник XIX века Юхан Даль (1788—1857) снискал славу основателя норвежской школы живописи («Горный пейзаж в Норвегии», 1836; «Пороги близ Хаугесунда», 1839). С его именем связано начало в развитии норвежской графики. В 1837 году Даль был инициатором создания в столице Национальной галереи, открытой для публики в 1842 году. Им же в 1839 году основано объединение художников норвежской столицы, а в 1860 году — общенациональное. Среди многочисленных учеников Даля выделяется Т. Фернлей (1802—1842) («Лаброфоссен», 1837), а изображение национального ландшафта в пейзаже в первой половине XIX столетия становится ведущим жанром норвежской живописи («Одинокие старики», 1849; «Сектанты», 1852).

С 1840-х годов большинство норвежских художников учится в Дюссельдорфе, живопись обогащается темами из народной жизни, и наряду с пейзажем самостоятельное место в норвежском искусстве занимает жанровая картина. Ярким представителем этого направления является А. Тидеманн (Tidemand, 1814—1876), основоположник норвежской бытовой живописи. Видной фигурой в Дюссельдорфе был также X. Гуде (Gude, 1825—1903) («Вид Осло-фьорда», 1874), продолжительное время занимавший пост профессора в художественных учебных центрах Германии, где у него обучались многие известные норвежские мастера — Фриц Таулов, Кристиан Крог, Отто Синдинг.

В 1870-е годы новым художественным центром для норвежских живописцев становится Мюнхен, а у побывавших там северных мастеров обнаруживается большой интерес к историческим сюжетам. Позднее на смену Мюнхену приходит Париж, возникает пленэрная живопись. В 1884 году впервые учреждается ежегодная национальная художественная выставка (проводится до настоящего времени); в 1876 г. был основан Музей прикладного искусства, в 1894 году — Норвежский народный музей, этнографический музей на открытом воздухе, а в 1909 году — Академия художеств Норвегии.

11 (23) октября 1897 года в помещениях Императорского общества поощрения художеств состоялась первая в России выставка скандинавского искусства, организованная Сергеем Дягилевым, на которой среди прочих были представлены 27 норвежских живописцев. Критиками были особо отмечены работы Кристиана Скредсвига, Кристиана Крога, Якоба Глёэрсена, Ханса Хейердала, Ларса Юрде, Эйлифа Петерссена, Отто Синдинга и Густава Венцеля. Отобранные Сергеем Дягилевым для выставки полотно представителя норвежского экспрессионизма Эдварда Мунка, работы Оды Крог и Герхарда Мюнте вызвали в тот период самые противоречивые отклики. С особым восторгом были встречены произведения Андерса Цорна, Эрика Вереншёлля и Фрица Таулова.

Худ. Эрик Вереншёлль «På slätten», 1883	Худ. Фриц Таулов «Winter at the River Simoa», 1883	Худ. Герхард Мюнте «View of Nevlunghavn», 1880	Худ. Андерс Цорн «Ernest Cassel», 1886

Другими представителями норвежской школы живописи являются , Китти Хьелланн, Ларс Хертервиг, Юхан Эккерсберг, Хальфдан Эгедиус.

Скульптура

Одним из выдающихся норвежских скульпторов считается Густав Вигеланд, создавший большое количество скульптур, отражающих человеческие отношения. Парк скульптур Вигеланда в Осло содержит более 200 скульптурных групп, передающих определенный набор эмоций.

Ювелирное дело

Среди известных ювелиров Норвегии — Ивер Бух, работавший при дворе Екатерины Великой в Санкт-Петербурге; Якоб Тоструп и его сын Удаф Тоструп; Торольф Прютц.

Отрывок, характеризующий Искусство Норвегии

– Настоящэ й гусар, молодой человэк, – крикнул полковник, ударив опять по столу.
– О чем вы там шумите? – вдруг послышался через стол басистый голос Марьи Дмитриевны. – Что ты по столу стучишь? – обратилась она к гусару, – на кого ты горячишься? верно, думаешь, что тут французы перед тобой?
– Я правду говору, – улыбаясь сказал гусар.
– Всё о войне, – через стол прокричал граф. – Ведь у меня сын идет, Марья Дмитриевна, сын идет.
– А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На всё воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует, – прозвучал без всякого усилия, с того конца стола густой голос Марьи Дмитриевны.
– Это так.
И разговор опять сосредоточился – дамский на своем конце стола, мужской на своем.
– А вот не спросишь, – говорил маленький брат Наташе, – а вот не спросишь!
– Спрошу, – отвечала Наташа.
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери:
– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски грудной голос.
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.
Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.


Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.
И она целовала ее в голову. Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично.
– Ты думаешь? Право? Ей Богу? – сказала она, быстро оправляя платье и прическу.
– Право, ей Богу! – отвечала Наташа, оправляя своему другу под косой выбившуюся прядь жестких волос.
И они обе засмеялись.
– Ну, пойдем петь «Ключ».
– Пойдем.
– А знаешь, этот толстый Пьер, что против меня сидел, такой смешной! – сказала вдруг Наташа, останавливаясь. – Мне очень весело!
И Наташа побежала по коридору.
Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами, с раскрасневшимся лицом, побежала вслед за Наташей по коридору в диванную. По просьбе гостей молодые люди спели квартет «Ключ», который всем очень понравился; потом Николай спел вновь выученную им песню.
В приятну ночь, при лунном свете,
Представить счастливо себе,
Что некто есть еще на свете,
Кто думает и о тебе!
Что и она, рукой прекрасной,
По арфе золотой бродя,
Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.

Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?

В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке: