История Чебоксар

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Доктор исторических наук, профессор В.Д. Дмитриев пишет: «Нам удалось установить, что на большой карте венецианцев Франциска и Доминика Пицигани 1367 года и на третьей карте атласа Каталинского 1375 года на месте Чебоксар нарисовано изображение города без указания названия. На карте 1459 года, составленной Фра-Мауро для португальского короля Альфонса V на основе более ранних карт, на месте Чебоксар помещен город Вета-Суар (чув. Вата Савар, то есть „Средний Сувар“)»[1].





XV век

Дату основания города по традиции принято определять по его первому упоминанию в письменных источниках. Русские летописи упоминают о Чебоксарах как о хорошо известном поселении на волжском пути в связи с походом воеводы Ивана Дмитриевича Руна на Казань в мае 1469 года: «…ночевали на Чебоксарке, а от Чебоксаря шли весь день, да и ночь всю шли, а приидоша под Казань на ранней зоре…»[2]. По утверждению исследователя Поспелова Е. М., в письменных источниках с 1469 года наименование города упоминается в форме единственного числа — Чебоксар[3]). Однако как населенный пункт он существовал значительно раньше. По данным археологических раскопок на его месте с рубежа XIIIXIV веков существовало булгаро-чувашское поселение. В настоящее время именно 1469 год принято считать временем основания города. Историки настаивают на пересмотре этой даты — найденные во время последних археологических раскопок материалы указывают, что Чебоксары основаны еще в XIII веке переселенцами из булгарского города Сувар[4].

XVI век

В 1969 году в Чебоксарах при раскопках был найден фрагмент берестяного сосуда с русской надписью и орнаментом, датируемый первой четвертью XVI века[5].

В 1555 году, после мирного вхождения чувашского края в состав Русского царства, здесь была заложена крепость для защиты южных рубежей страны и создан Чебоксарский уезд. Расположение города на берегу Волги давало преимущества для развития торговли. Кроме военной крепости в 1555 году был построен и торгово-промышленный посад. Наличие небольшой внутренней речки Чебоксарки позволяло удовлетворять повседневные нужды посадского, ремесленного населения. С севера и юга подступы к кремлю были затруднены естественными обрывистыми склонами, с запада преградой для неприятеля служил глубокий ров длиной 200 саженей. С востока к кремлю примыкал посад, развивающийся в одном восточном направлении. По имеющимся данным Чебоксарский кремль возводился под руководством именитого в годы правления Ивана IV дьяка Ивана Выродкова.

Основным ядром городского организма являлся Кремль, занимающий главенствующее положение в застройке, расположенный на самой высокой и защищенной точке холма.

Первым строением религиозного назначения Чебоксар была соборная Введенская церковь (Введенский собор), построенная в XVI — 1-й половине XVII века. В 1566 году по указу царя Ивана Грозного на территории посада создается Свято-Троицкий мужской монастырь. Между кремлем и Свято-Троицким монастырем, предположительно в 1584 году, возводятся деревянные строения Николаевского женского монастыря.

XVII век

В XVI — первой половине XVII вв. в Чебоксарах построены Троицкий и Преображенский мужские монастыри, Николаевский и Благовещенский женские монастыри. Купцы строили для себя каменные дома.

В 1625 году в Чебоксарах насчитывалось 458 военнослужащих; по данным 1646 года, на посаде проживал 1661 человек мужского пола. К концу века город утрачивает свои оборонительные функции и Чебоксары становятся известным торговым центром Поволжья.

Город повсеместно славился своим колокололитным производством — чебоксарские колокола были известны и в России, и в Европе.

Развитие торговли, распространение православия и массовое крещение чувашского народа привели и к архитектурному расцвету города — город изобиловал церквями и храмами. До настоящего времени действует Введенский собор с шатровой колокольней и древними фресками — это было первое кирпичное здание, построенное в городе в 60-х годах XVII века.

В конце века возведение монастырей осуществляется за пределами города. С запада от города, на берегу Волги, располагалась основанная в 1672 году Спасо-Преображенская Геронтьевская мужская пустынь. С юга, на возвышении между холмами, в 1700 году возводится Сретенский мужской монастырь.

Имеются данные, что в «деревянный» период формирования города, на правом берегу Чебоксарки была сооружена Покровская церковь. Храм сгорел. В 1672 году на месте деревянной церкви за счет средств прихожан Полубояровых, Колокольниковых и других построена каменная. Со строительством указанного храма как бы завершается ранний период формирования города, условно названный «деревянным». И хотя сосна и дуб во второй половине XVII века продолжали оставаться основным строительным материалом, возводятся и каменные строения.

XVIII век

В XVIII в. построены Вознесенская, Покровская, Воскресенская церкви.

В 1-й четверти XVIII века некоторые категории «военнослужилых людей» (стрельцы, казаки) были переведены в податные сословия.

По результатам 1-й ревизии 1723 года, в Чебоксарах насчитывалось 1924 человек податного населения (мужского пола). С конца XVII— начала XVIII столетия Чебоксары считались известным торговым городом Поволжья, в 1781 году приобрели статус провинциального города Казанской губернии.

В XVIII веке в Чебоксарах были построены каменные здания казны и архива, магистрата, кружечного двора, 10 каменных церквей.

В 1767 году императрица Екатерина II, проплывая по Волге мимо Чебоксар, выразила своё восхищение живописными видами города, она считала Чебоксары «во всем лучше Нижнего Новгорода». О Чебоксарах писали Радищев и Шевченко. Красоту города отмечали и другие путешественники, о чём в исторических документах сохранились соответствующие записи. К примеру, академик И. Г. Георги, посетивший Чебоксары в 1774 г., писал: «Тринадцать красивых каменных церквей, четыре монастыря, ратуша и некоторые солидные купеческие дома придают городу приятный вид».

Конец XVII — первая половина XVIII века. Наряду с дальнейшим развитием абсолютной монархии и феодально-крепостнических отношений происходит ускоренное формирование всероссийского рынка, товарного производства.

Достаточно полное представление о характере дорегулярной планировки Чебоксар, основных закономерностях и особенностях её формирования дает план 1773 года. Планировка Чебоксар при кажущейся запутанности все же имеет свою закономерность и функционально обоснованная.

Время с конца XVII до второй половины XVIII века в истории градостроительства Чебоксар отмечено необычайным размахом каменного строительства. В этот период были возведены основные памятники религиозного назначения и гражданского зодчества. Характерным для строений XVII века декоративным оформлением отличалась тёплая Вознесенская церковь, датируемая документами 1702—1703 годами. В XVII веке построены также Благовещенская церковь и скромная по размерам и декоративному оформлению Толгская церковь Свято-Троицкого мужского монастыря. К самым ранним образцам каменного гражданского зодчества Чебоксар относится здание известное в литературе под названием «Дом купца Зелейщикова». Строительство каменных зданий в Чебоксарах интенсивно продолжалось в XVIII веке. Время возведения многих приходских и монастырских храмов, основанных гражданских строений города приходится на первую половину века. Объёмно-пространственная композиция храмов решалась традиционно, в формах барокко. В основном это были небольшие одноэтажные церкви, храмовая часть которых состояла из односветного или двухсветного четверика с рядом кокошников. Храмы были либо одноглавые — Христорождественская, Христовоздвиженская церкви, либо пятиглавые — Михаило-Архангельская, Покровская церкви.

Оригинальностью декоративного оформления оконных проемов отличается Михаило-Архангельская церковь.

Во второй половине XVIII века в Чебоксарах построено всего две церкви Успенская (1763 г.) и Спасская (Кладбищенская) возведенная в 1795 г. на средства купца А.Арбатова. В XVIII веке в Чебоксарах возведено немало казенных, общественных (на средства городского общества) и частных купеческих каменных зданий. Среди них двухэтажное здание центрального административного учреждения города — магистрата (1737—1742 гг.)

Чебоксары в конце XVIII века являлись самым крупным городским поселением на территории Чувашии.

Каменные строения, при всей их значимости в городском ансамбле, составляли малую часть построек. Рядовая застройка Чебоксар XVIII века оставалась деревянной и не сохранилась. Бывший почти сплошь деревянным город часто страдал от опустошительных пожаров. Крупные пожары произошли в 1704, 1720, 1755, 1758 и 1773 годах. Сильнейший экономический ущерб городу и чебоксарскому купечеству был нанесен пожаром 1773 года, когда выгорело более 2/3 территории Чебоксар. В докладе Казанского губернатора Фон Бранта, направленном в Сенат, сказано: «апреля 30 числа в городе Чебоксарах был пожар, в котором сгорело церквей 29, обывательских домов 717, заводов кожевенных, сальных и колокольных 14, кладовых на пристанях, амбаров с хлебными и другими припасами 49, торговых лавок с мелочными товарами 38, казенный амбар с илецкой солью, питейных домов с ледниками и напитками 4»3. Необходимо отметить, что количество церквей в Чебоксарах никогда не достигало 29. Возможно, в это число наряду с храмами вошли колокольни, дома причтов, монастырские строения.

Пожар 1773 года отрицательно сказался на дальнейшем развитии города. Негативное влияние на экономическую жизнь города, оказывала и постепенная утрата значения Волги, как главной торговой магистрали в связи со строительством новой столицы и установившимися оживленными связями России со странами Европы по Балтийскому морю. Поток грузов по Волге резко сократился. Некогда бурная экономическая жизнь города, создавшая условия для расцвета каменного строительства в Чебоксарах, стала затихать. Правительством Екатерины принимаются конкретные меры по перепланированию городов и изменению принципов строительства.

XIX век

В 1879 году проживало 4498 человек (2308 женщин, 2190 мужчин), в том числе 2450 мещан, 277 купцов, 146 дворян. В начале XIX века население его составляло пять с половиной тысяч жителей, а промышленность ограничивалась лесопилкой и несколькими маленькими заводами. В 1880 году здесь насчитывалось 783 дома (в том числе 33 каменных), 91 лавка и магазин, 3 училища, 2 больницы, 1 банк.

В 18-19 веках в Чебоксарах упор делался в основном на развитие торговли, а не промышленности. Тем не менее, в городе, разрабатываются залежи биролита — пивного камня, действуют кирпичные, кожевенные, сальные и колоколенные заводы. Город становится центром по производству солода, вина. Основные городские улицы являются продолжением дорог на Казань и Москву.

Второй регулярный план Чебоксар был утвержден императором Николаем I 19 июня 1829 года.

Каменное строительство в указанный период широкого распространения не получило. На протяжении XIX века в городе были возведены всего одна каменная Христорождественская церковь (1897 г.), несколько колоколен, взамен пришедших в ветхое состояние, здание тюрьмы (1810 г.) и здание духовного училища (1847 г.).

Каменное жилищное строительство начинает оживать лишь на исходе века. К наиболее значительным постройкам этой поры относятся, сохранившиеся до наших дней, четыре строения связанные с именами известных чебоксарских купцов Ефремовых. Ярким образцом богатого купеческого особняка конца XIX века является дом П. Е. Ефремова (1884 г., бульвар Купца Ефремова, 10).

XX век

В начале XX века в городе проживало 5,1 тыс. человек. Общая площадь территории, вместе с пригородными селениями Геронтьевской слободой, Лакреевкой, Усадкой, Набережной, Кнутихой, Будайкой, Селивановкой, Якимовом, Свечкином, составляла приблизительно 600 га.

С 1920 года — центр Чувашской АО, в 19251992 годах — столица Чувашской АССР.

После создания Чувашской автономии в 1920 году, город Чебоксары становится её столицей. Столичный статус положительно сказался на развитии города. В 1940 году население города Чебоксары насчитывало уже более 40 тысяч человек, в 1958 году — более 100 тысяч человек.

Во время Великой Отечественной войны в Чебоксары были эвакуированы Харьковский и Московский электроаппаратные заводы, а в послевоенные годы был построен ряд других градообразующих промышленных предприятий. В Чебоксарах формировались 324-я Верхнеднепровская Краснознамённая стрелковая и 139-я Рославльская Краснознамённая ордена Суворова стрелковая дивизии. Обе дивизии прошли тяжкий, но славный боевой путь, в их честь в городе названы улицы[6]. 4 ноября 1941 года город был подвергнут бомбардировке — в тёмное время суток Чебоксары бомбил один самолёт, сбросив около 20 бомб.[7]

Своеобразным, не имеющим аналогов на территории Чувашии, памятником мемориальной архитектуры является усыпальница Ефремовых. Часовня-усыпальница сооружена в 1911 году, по проекту архитектора Э. Д. Малиновского, в формах зрелого классицизма. К характерным образцам промышленной архитектуры конца XIX — начала XX веков относится здание ликероводочного завода «Чебоксарский» (1901 год., ул. К.Иванова, 63). Здание завода (первое официальное название — «Казенный винный склад N 3») состоит из рельефных, выложенных из кирпича деталей и оригинальных по форме, ярко выраженных аттиков с люкарнами.

В соответствии с декретом ВЦИК и Совнаркома РСФСР 24 июня 1920 года была образована Чувашская автономная область, а 21 апреля 1925 года постановлением Президиума ВЦИК она преобразована в Чувашскую АССР. Город Чебоксары приобретает столичный статус, что способствует развитию и активизации строительства. К числу наиболее значимых строений конца 20-х годов XX века относятся возведенные по проектам архитектора В. Н. Александрова трехэтажное здание Главсуда (1926 год, ул. Р.Люксембург, 9) и сохранившееся до наших дней здание «Дом крестьянина» (1927 год, ул. К.Иванова, 5)

В 1930 году были начаты работы по составлению первого в советский период генерального плана города. Проектирование велось Ленинградским и Горьковским филиалами института урбанистики Гипрогор (авторы арх. Успенский С. П., экон. Крылов Л. В.). Разработанный в 1937 году генеральный план не представлялся на утверждение в связи с нерешенностью вопроса о месте и сроках строительства Чебоксарской ГЭС.

В первой половине 30-х годов XX века в архитектуре преобладает конструктивизм, означающий функционализм строений и стремление подчеркнуть в них экспрессию конструкций. Ярким событием в архитектурной практике Чебоксар стало строительство первого звукового кинотеатра «Родина» (ул. К.Иванова, 9/25). Из жилых домов этого периода следует выделить 26-квартирный дом (Дом ЦИК), построенный в 1938 году по проекту архитектора Е. И. Громаковского на углу улиц К.Иванова и Бондарева. Одним из крупнейших реализованных проектов по праву можно считать Дом Советов (в настоящее время Дом правительства), построенный в 1934—1940 гг. по проекту архитектора М. М. Базилевича.

Классические приемы и формы нашли широкое отражение в многочисленных жилых и общественных зданиях Чебоксар, возведенных по проектам известного чувашского архитектора Ф. С. Сергеева. Наиболее значительными работами являются 24-х квартирный жилой дом (1948 год, ул. Ленинградская, 28), Дом политпросвещения (в настоящее время Театр кукол. 1954 год, ул. Урицкого, 41), здания МВД (1952 год, ул. К.Маркса, 41), Чувашоблпрофсовета и Чувашоблпромсовета (в настоящее время Русский драматический театр. 1959 год, ул. Гагарина, 14).

К 1987 году, в связи со строительством Чебоксарской ГЭС, в центре города на месте ряда кварталов старой застройки был создан искусственный залив. При этом были утрачены многие исторические здания.

Знаменательные даты

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Напишите отзыв о статье "История Чебоксар"

Примечания

  1. Е. И. Иванов. Старые Чебоксары. — Чебоксары: 1994
  2. Полное собрание русских летописей, т.VI — СПб: Типография Эдуарда Праца, 1853 г.
  3. Поспелов Е. М. «Географические названия России». — М.: Книжная находка, 2003 г.
  4. [gov.cap.ru/hierarhy.asp?page=./11848/27730 О городе Чебоксары — столице Чувашской Республики] // gov.cap.ru
  5. [mfi.chuvsu.ru/~./sanyomix/articles/excavat.htm#_ftnref35 Один из важных итогов раскопок в Чебоксарах — выделение комплекса материальной культуры, который может быть назван древнечувашским]
  6. [gov.cap.ru/hierarhy.asp?page=./5002/5131/5141 Суровые испытания 1941—1945.]
  7. [www.gia.archives21.ru/novelty.aspx?id=102&s_page=1 Сайт Государственного исторического архива Чувашской Республики.]

Отрывок, характеризующий История Чебоксар

Диспозиция была очень сложная и трудная. В оригинальной диспозиции значилось:
Da der Feind mit seinerien linken Fluegel an die mit Wald bedeckten Berge lehnt und sich mit seinerien rechten Fluegel laengs Kobeinitz und Sokolienitz hinter die dort befindIichen Teiche zieht, wir im Gegentheil mit unserem linken Fluegel seinen rechten sehr debordiren, so ist es vortheilhaft letzteren Fluegel des Feindes zu attakiren, besondere wenn wir die Doerfer Sokolienitz und Kobelienitz im Besitze haben, wodurch wir dem Feind zugleich in die Flanke fallen und ihn auf der Flaeche zwischen Schlapanitz und dem Thuerassa Walde verfolgen koennen, indem wir dem Defileen von Schlapanitz und Bellowitz ausweichen, welche die feindliche Front decken. Zu dieserien Endzwecke ist es noethig… Die erste Kolonne Marieschirt… die zweite Kolonne Marieschirt… die dritte Kolonne Marieschirt… [Так как неприятель опирается левым крылом своим на покрытые лесом горы, а правым крылом тянется вдоль Кобельница и Сокольница позади находящихся там прудов, а мы, напротив, превосходим нашим левым крылом его правое, то выгодно нам атаковать сие последнее неприятельское крыло, особливо если мы займем деревни Сокольниц и Кобельниц, будучи поставлены в возможность нападать на фланг неприятеля и преследовать его в равнине между Шлапаницем и лесом Тюрасским, избегая вместе с тем дефилеи между Шлапаницем и Беловицем, которою прикрыт неприятельский фронт. Для этой цели необходимо… Первая колонна марширует… вторая колонна марширует… третья колонна марширует…] и т. д., читал Вейротер. Генералы, казалось, неохотно слушали трудную диспозицию. Белокурый высокий генерал Буксгевден стоял, прислонившись спиною к стене, и, остановив свои глаза на горевшей свече, казалось, не слушал и даже не хотел, чтобы думали, что он слушает. Прямо против Вейротера, устремив на него свои блестящие открытые глаза, в воинственной позе, оперев руки с вытянутыми наружу локтями на колени, сидел румяный Милорадович с приподнятыми усами и плечами. Он упорно молчал, глядя в лицо Вейротера, и спускал с него глаза только в то время, когда австрийский начальник штаба замолкал. В это время Милорадович значительно оглядывался на других генералов. Но по значению этого значительного взгляда нельзя было понять, был ли он согласен или несогласен, доволен или недоволен диспозицией. Ближе всех к Вейротеру сидел граф Ланжерон и с тонкой улыбкой южного французского лица, не покидавшей его во всё время чтения, глядел на свои тонкие пальцы, быстро перевертывавшие за углы золотую табакерку с портретом. В середине одного из длиннейших периодов он остановил вращательное движение табакерки, поднял голову и с неприятною учтивостью на самых концах тонких губ перебил Вейротера и хотел сказать что то; но австрийский генерал, не прерывая чтения, сердито нахмурился и замахал локтями, как бы говоря: потом, потом вы мне скажете свои мысли, теперь извольте смотреть на карту и слушать. Ланжерон поднял глаза кверху с выражением недоумения, оглянулся на Милорадовича, как бы ища объяснения, но, встретив значительный, ничего не значущий взгляд Милорадовича, грустно опустил глаза и опять принялся вертеть табакерку.
– Une lecon de geographie, [Урок из географии,] – проговорил он как бы про себя, но довольно громко, чтобы его слышали.
Пржебышевский с почтительной, но достойной учтивостью пригнул рукой ухо к Вейротеру, имея вид человека, поглощенного вниманием. Маленький ростом Дохтуров сидел прямо против Вейротера с старательным и скромным видом и, нагнувшись над разложенною картой, добросовестно изучал диспозиции и неизвестную ему местность. Он несколько раз просил Вейротера повторять нехорошо расслышанные им слова и трудные наименования деревень. Вейротер исполнял его желание, и Дохтуров записывал.
Когда чтение, продолжавшееся более часу, было кончено, Ланжерон, опять остановив табакерку и не глядя на Вейротера и ни на кого особенно, начал говорить о том, как трудно было исполнить такую диспозицию, где положение неприятеля предполагается известным, тогда как положение это может быть нам неизвестно, так как неприятель находится в движении. Возражения Ланжерона были основательны, но было очевидно, что цель этих возражений состояла преимущественно в желании дать почувствовать генералу Вейротеру, столь самоуверенно, как школьникам ученикам, читавшему свою диспозицию, что он имел дело не с одними дураками, а с людьми, которые могли и его поучить в военном деле. Когда замолк однообразный звук голоса Вейротера, Кутузов открыл глава, как мельник, который просыпается при перерыве усыпительного звука мельничных колес, прислушался к тому, что говорил Ланжерон, и, как будто говоря: «а вы всё еще про эти глупости!» поспешно закрыл глаза и еще ниже опустил голову.
Стараясь как можно язвительнее оскорбить Вейротера в его авторском военном самолюбии, Ланжерон доказывал, что Бонапарте легко может атаковать, вместо того, чтобы быть атакованным, и вследствие того сделать всю эту диспозицию совершенно бесполезною. Вейротер на все возражения отвечал твердой презрительной улыбкой, очевидно вперед приготовленной для всякого возражения, независимо от того, что бы ему ни говорили.
– Ежели бы он мог атаковать нас, то он нынче бы это сделал, – сказал он.
– Вы, стало быть, думаете, что он бессилен, – сказал Ланжерон.
– Много, если у него 40 тысяч войска, – отвечал Вейротер с улыбкой доктора, которому лекарка хочет указать средство лечения.
– В таком случае он идет на свою погибель, ожидая нашей атаки, – с тонкой иронической улыбкой сказал Ланжерон, за подтверждением оглядываясь опять на ближайшего Милорадовича.
Но Милорадович, очевидно, в эту минуту думал менее всего о том, о чем спорили генералы.
– Ma foi, [Ей Богу,] – сказал он, – завтра всё увидим на поле сражения.
Вейротер усмехнулся опять тою улыбкой, которая говорила, что ему смешно и странно встречать возражения от русских генералов и доказывать то, в чем не только он сам слишком хорошо был уверен, но в чем уверены были им государи императоры.
– Неприятель потушил огни, и слышен непрерывный шум в его лагере, – сказал он. – Что это значит? – Или он удаляется, чего одного мы должны бояться, или он переменяет позицию (он усмехнулся). Но даже ежели бы он и занял позицию в Тюрасе, он только избавляет нас от больших хлопот, и распоряжения все, до малейших подробностей, остаются те же.
– Каким же образом?.. – сказал князь Андрей, уже давно выжидавший случая выразить свои сомнения.
Кутузов проснулся, тяжело откашлялся и оглянул генералов.
– Господа, диспозиция на завтра, даже на нынче (потому что уже первый час), не может быть изменена, – сказал он. – Вы ее слышали, и все мы исполним наш долг. А перед сражением нет ничего важнее… (он помолчал) как выспаться хорошенько.
Он сделал вид, что привстает. Генералы откланялись и удалились. Было уже за полночь. Князь Андрей вышел.

Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и др., не одобрявшими план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из за придворных и личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моей, моей жизнью?» думал он.
«Да, очень может быть, завтра убьют», подумал он. И вдруг, при этой мысли о смерти, целый ряд воспоминаний, самых далеких и самых задушевных, восстал в его воображении; он вспоминал последнее прощание с отцом и женою; он вспоминал первые времена своей любви к ней! Вспомнил о ее беременности, и ему стало жалко и ее и себя, и он в нервично размягченном и взволнованном состоянии вышел из избы, в которой он стоял с Несвицким, и стал ходить перед домом.
Ночь была туманная, и сквозь туман таинственно пробивался лунный свет. «Да, завтра, завтра! – думал он. – Завтра, может быть, всё будет кончено для меня, всех этих воспоминаний не будет более, все эти воспоминания не будут иметь для меня более никакого смысла. Завтра же, может быть, даже наверное, завтра, я это предчувствую, в первый раз мне придется, наконец, показать всё то, что я могу сделать». И ему представилось сражение, потеря его, сосредоточение боя на одном пункте и замешательство всех начальствующих лиц. И вот та счастливая минута, тот Тулон, которого так долго ждал он, наконец, представляется ему. Он твердо и ясно говорит свое мнение и Кутузову, и Вейротеру, и императорам. Все поражены верностью его соображения, но никто не берется исполнить его, и вот он берет полк, дивизию, выговаривает условие, чтобы уже никто не вмешивался в его распоряжения, и ведет свою дивизию к решительному пункту и один одерживает победу. А смерть и страдания? говорит другой голос. Но князь Андрей не отвечает этому голосу и продолжает свои успехи. Диспозиция следующего сражения делается им одним. Он носит звание дежурного по армии при Кутузове, но делает всё он один. Следующее сражение выиграно им одним. Кутузов сменяется, назначается он… Ну, а потом? говорит опять другой голос, а потом, ежели ты десять раз прежде этого не будешь ранен, убит или обманут; ну, а потом что ж? – «Ну, а потом, – отвечает сам себе князь Андрей, – я не знаю, что будет потом, не хочу и не могу знать: но ежели хочу этого, хочу славы, хочу быть известным людям, хочу быть любимым ими, то ведь я не виноват, что я хочу этого, что одного этого я хочу, для одного этого я живу. Да, для одного этого! Я никогда никому не скажу этого, но, Боже мой! что же мне делать, ежели я ничего не люблю, как только славу, любовь людскую. Смерть, раны, потеря семьи, ничто мне не страшно. И как ни дороги, ни милы мне многие люди – отец, сестра, жена, – самые дорогие мне люди, – но, как ни страшно и неестественно это кажется, я всех их отдам сейчас за минуту славы, торжества над людьми, за любовь к себе людей, которых я не знаю и не буду знать, за любовь вот этих людей», подумал он, прислушиваясь к говору на дворе Кутузова. На дворе Кутузова слышались голоса укладывавшихся денщиков; один голос, вероятно, кучера, дразнившего старого Кутузовского повара, которого знал князь Андрей, и которого звали Титом, говорил: «Тит, а Тит?»
– Ну, – отвечал старик.
– Тит, ступай молотить, – говорил шутник.
– Тьфу, ну те к чорту, – раздавался голос, покрываемый хохотом денщиков и слуг.
«И все таки я люблю и дорожу только торжеством над всеми ими, дорожу этой таинственной силой и славой, которая вот тут надо мной носится в этом тумане!»


Ростов в эту ночь был со взводом во фланкёрской цепи, впереди отряда Багратиона. Гусары его попарно были рассыпаны в цепи; сам он ездил верхом по этой линии цепи, стараясь преодолеть сон, непреодолимо клонивший его. Назади его видно было огромное пространство неясно горевших в тумане костров нашей армии; впереди его была туманная темнота. Сколько ни вглядывался Ростов в эту туманную даль, он ничего не видел: то серелось, то как будто чернелось что то; то мелькали как будто огоньки, там, где должен быть неприятель; то ему думалось, что это только в глазах блестит у него. Глаза его закрывались, и в воображении представлялся то государь, то Денисов, то московские воспоминания, и он опять поспешно открывал глаза и близко перед собой он видел голову и уши лошади, на которой он сидел, иногда черные фигуры гусар, когда он в шести шагах наезжал на них, а вдали всё ту же туманную темноту. «Отчего же? очень может быть, – думал Ростов, – что государь, встретив меня, даст поручение, как и всякому офицеру: скажет: „Поезжай, узнай, что там“. Много рассказывали же, как совершенно случайно он узнал так какого то офицера и приблизил к себе. Что, ежели бы он приблизил меня к себе! О, как бы я охранял его, как бы я говорил ему всю правду, как бы я изобличал его обманщиков», и Ростов, для того чтобы живо представить себе свою любовь и преданность государю, представлял себе врага или обманщика немца, которого он с наслаждением не только убивал, но по щекам бил в глазах государя. Вдруг дальний крик разбудил Ростова. Он вздрогнул и открыл глаза.
«Где я? Да, в цепи: лозунг и пароль – дышло, Ольмюц. Экая досада, что эскадрон наш завтра будет в резервах… – подумал он. – Попрошусь в дело. Это, может быть, единственный случай увидеть государя. Да, теперь недолго до смены. Объеду еще раз и, как вернусь, пойду к генералу и попрошу его». Он поправился на седле и тронул лошадь, чтобы еще раз объехать своих гусар. Ему показалось, что было светлей. В левой стороне виднелся пологий освещенный скат и противоположный, черный бугор, казавшийся крутым, как стена. На бугре этом было белое пятно, которого никак не мог понять Ростов: поляна ли это в лесу, освещенная месяцем, или оставшийся снег, или белые дома? Ему показалось даже, что по этому белому пятну зашевелилось что то. «Должно быть, снег – это пятно; пятно – une tache», думал Ростов. «Вот тебе и не таш…»
«Наташа, сестра, черные глаза. На… ташка (Вот удивится, когда я ей скажу, как я увидал государя!) Наташку… ташку возьми…» – «Поправей то, ваше благородие, а то тут кусты», сказал голос гусара, мимо которого, засыпая, проезжал Ростов. Ростов поднял голову, которая опустилась уже до гривы лошади, и остановился подле гусара. Молодой детский сон непреодолимо клонил его. «Да, бишь, что я думал? – не забыть. Как с государем говорить буду? Нет, не то – это завтра. Да, да! На ташку, наступить… тупить нас – кого? Гусаров. А гусары в усы… По Тверской ехал этот гусар с усами, еще я подумал о нем, против самого Гурьева дома… Старик Гурьев… Эх, славный малый Денисов! Да, всё это пустяки. Главное теперь – государь тут. Как он на меня смотрел, и хотелось ему что то сказать, да он не смел… Нет, это я не смел. Да это пустяки, а главное – не забывать, что я нужное то думал, да. На – ташку, нас – тупить, да, да, да. Это хорошо». – И он опять упал головой на шею лошади. Вдруг ему показалось, что в него стреляют. «Что? Что? Что!… Руби! Что?…» заговорил, очнувшись, Ростов. В то мгновение, как он открыл глаза, Ростов услыхал перед собою там, где был неприятель, протяжные крики тысячи голосов. Лошади его и гусара, стоявшего подле него, насторожили уши на эти крики. На том месте, с которого слышались крики, зажегся и потух один огонек, потом другой, и по всей линии французских войск на горе зажглись огни, и крики всё более и более усиливались. Ростов слышал звуки французских слов, но не мог их разобрать. Слишком много гудело голосов. Только слышно было: аааа! и рррр!
– Что это? Ты как думаешь? – обратился Ростов к гусару, стоявшему подле него. – Ведь это у неприятеля?
Гусар ничего не ответил.
– Что ж, ты разве не слышишь? – довольно долго подождав ответа, опять спросил Ростов.
– А кто ё знает, ваше благородие, – неохотно отвечал гусар.
– По месту должно быть неприятель? – опять повторил Ростов.
– Може он, а може, и так, – проговорил гусар, – дело ночное. Ну! шали! – крикнул он на свою лошадь, шевелившуюся под ним.
Лошадь Ростова тоже торопилась, била ногой по мерзлой земле, прислушиваясь к звукам и приглядываясь к огням. Крики голосов всё усиливались и усиливались и слились в общий гул, который могла произвести только несколько тысячная армия. Огни больше и больше распространялись, вероятно, по линии французского лагеря. Ростову уже не хотелось спать. Веселые, торжествующие крики в неприятельской армии возбудительно действовали на него: Vive l'empereur, l'empereur! [Да здравствует император, император!] уже ясно слышалось теперь Ростову.
– А недалеко, – должно быть, за ручьем? – сказал он стоявшему подле него гусару.
Гусар только вздохнул, ничего не отвечая, и прокашлялся сердито. По линии гусар послышался топот ехавшего рысью конного, и из ночного тумана вдруг выросла, представляясь громадным слоном, фигура гусарского унтер офицера.
– Ваше благородие, генералы! – сказал унтер офицер, подъезжая к Ростову.
Ростов, продолжая оглядываться на огни и крики, поехал с унтер офицером навстречу нескольким верховым, ехавшим по линии. Один был на белой лошади. Князь Багратион с князем Долгоруковым и адъютантами выехали посмотреть на странное явление огней и криков в неприятельской армии. Ростов, подъехав к Багратиону, рапортовал ему и присоединился к адъютантам, прислушиваясь к тому, что говорили генералы.
– Поверьте, – говорил князь Долгоруков, обращаясь к Багратиону, – что это больше ничего как хитрость: он отступил и в арьергарде велел зажечь огни и шуметь, чтобы обмануть нас.
– Едва ли, – сказал Багратион, – с вечера я их видел на том бугре; коли ушли, так и оттуда снялись. Г. офицер, – обратился князь Багратион к Ростову, – стоят там еще его фланкёры?
– С вечера стояли, а теперь не могу знать, ваше сиятельство. Прикажите, я съезжу с гусарами, – сказал Ростов.
Багратион остановился и, не отвечая, в тумане старался разглядеть лицо Ростова.
– А что ж, посмотрите, – сказал он, помолчав немного.
– Слушаю с.
Ростов дал шпоры лошади, окликнул унтер офицера Федченку и еще двух гусар, приказал им ехать за собою и рысью поехал под гору по направлению к продолжавшимся крикам. Ростову и жутко и весело было ехать одному с тремя гусарами туда, в эту таинственную и опасную туманную даль, где никто не был прежде его. Багратион закричал ему с горы, чтобы он не ездил дальше ручья, но Ростов сделал вид, как будто не слыхал его слов, и, не останавливаясь, ехал дальше и дальше, беспрестанно обманываясь, принимая кусты за деревья и рытвины за людей и беспрестанно объясняя свои обманы. Спустившись рысью под гору, он уже не видал ни наших, ни неприятельских огней, но громче, яснее слышал крики французов. В лощине он увидал перед собой что то вроде реки, но когда он доехал до нее, он узнал проезженную дорогу. Выехав на дорогу, он придержал лошадь в нерешительности: ехать по ней, или пересечь ее и ехать по черному полю в гору. Ехать по светлевшей в тумане дороге было безопаснее, потому что скорее можно было рассмотреть людей. «Пошел за мной», проговорил он, пересек дорогу и стал подниматься галопом на гору, к тому месту, где с вечера стоял французский пикет.
– Ваше благородие, вот он! – проговорил сзади один из гусар.
И не успел еще Ростов разглядеть что то, вдруг зачерневшееся в тумане, как блеснул огонек, щелкнул выстрел, и пуля, как будто жалуясь на что то, зажужжала высоко в тумане и вылетела из слуха. Другое ружье не выстрелило, но блеснул огонек на полке. Ростов повернул лошадь и галопом поехал назад. Еще раздались в разных промежутках четыре выстрела, и на разные тоны запели пули где то в тумане. Ростов придержал лошадь, повеселевшую так же, как он, от выстрелов, и поехал шагом. «Ну ка еще, ну ка еще!» говорил в его душе какой то веселый голос. Но выстрелов больше не было.