Коне, Жан-Мари

Жан Мари Коне фр.  Jean Marie Koné <tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Председатель Правительственного совета Французского Судана
26 июля 1958 — 24 ноября 1958
Предшественник:	Анри Виктор Жипулон (как Верховный комиссар Французского Судана)
Преемник:	Пост упразднён
Председатель Временного правительства Суданской республики
24 ноября 1958 — 16 апреля 1959
Предшественник:	Пост учреждён
Преемник:	Пост упразднён
Вице-председатель Правительственного совета Французского Судана
24 мая 1957 — 26 июля 1958
Предшественник:	Пост учреждён
Преемник:	Пост упразднён
Заместитель председателя Совета министров Суданской республики по вопросам юстиции и государственной службы
16 апреля 1959 — 26 сентября 1960
Предшественник:	Пост учреждён
Преемник:	Пост упразднён
Заместитель председателя Совета министров Республики Мали по вопросам юстиции и государственной службы, министр юстиции
26 сентября 1960 — 25 января 1961
Предшественник:	Пост учреждён
Преемник:	Пост упразднён
Государственный министр по вопросам юстиции Республики Мали
25 января 1961 — 17 сентября 1962
Предшественник:	Пост учреждён
Преемник:	Мамаду Мадейра Кейта
Государственный министр по вопросам планирования и координации экономической деятельности Республики Мали
17 сентября 1962 — 7 февраля 1968
Предшественник:	Пост учреждён
Министр планирования Республики Мали
17 сентября 1962 — 7 февраля 1968
Преемник:	Луи Негр
Министр иностранных дел Республики Мали
22 ноября 1968 — 19 сентября 1969
Предшественник:	Усман Ба
Преемник:	Сори Кулибали
Рождение:	5 октября 1913(1913-10-05) деревня Тиниана, Сикасо, Французский Судан
Смерть:	15 мая 1988(1988-05-15) (74 года) Абиджан, Кот-д’Ивуар
Место погребения:	Тиниана, Сискасо, Мали
Партия:	Суданский союз
Образование:	Высшая нормальная школа Уильям Понти (Дакар, Сенегал)
Профессия:	Учитель

Жан-Мари Коне (фр. Jean-Marie Koné; 5 октября 1913 года, деревня Тиниана, Сикассо, Французский Судан — 15 мая 1988 года, Абиджан, Кот-д’Ивуар) — политический и государственный деятель Мали, первый глава правительства автономной Суданской республики.

Биография

Жан-Мари Коне родился 5 октября 1913 года на юге Французского Судана в деревне Тиниана (ныне область Сикасо). Получив начальное образование в местных школах он был направлен для дальнейшего обучения в Сенегал, где в 1935 году окончил Высшую нормальную школу Уильям Понти в Дакаре. Там, во время учёбы, Коне познакомился со своим земляком Модибо Кейтой, будущим президентом Мали. Вернувшись на родину, во Французский Судан, Коне долгие годы работал учителем в начальной школе в Сикасо, одновременно возглавляя производственный кооператив. Уже в 1953 году, когда Коне был уже известной фигурой, его назначили директором начальной школы, где он преподавал.

Соратник Модибо Кейты

В Сикасо в 1939 году Жан-Мари Коне вновь встретился со своим бывшим соучеником Модибо Кейтой, которого за антифранцузские театральные выступления сослали преподавать в провинцию. Между ними сложились дружеские отношения, укрепленные общим интересом к политике. Коне и Кейта совместно продолжили участие в освободительном движении. В 1943 году они вновь встретились в Кенедугу и начали издавать там журнал «L’Oeil du Kénédougou», в котором критиковали колониальную администрацию. В 1946 году Жан-Мари Коне стал одним из основателей и лидеров партии Суданский союз, которую возглавил Модибо Кейта. В дальнейшем он был членом, кандидатом в члены Национального политбюро Суданского союза, возглавлял дисциплинарную комиссию партии, был генеральным секретарем секции Суданского союза в Сикассо. В 1947 году он был впервые избран в Территориальную ассамблею Французского Судана, а в марте 1952 года был переизбран вновь.

Во главе Правительственного совета

После того, как Суданский союз победил на муниципальных выборах 18 ноября 1956 года и на территориальных выборах в марте 1957 года, Жан-Мари Коне как один из лидеров партии стал заместителем Председателя Правительственного совета Французского Судана. Хотя формально Совет возглавлялся французским губернатором, многие решения принимались, прежде всего, с учётом позиции победившей партии. При участии Коне в колонии стали создаваться центры модернизации сельского хозяйства, а в Бамако открылись краткосрочные курсы подготовки кадров для этих центров. В 1958 году были созданы 3 государственные фермы, Общества предусмотрительности были преобразованы в Общества взаимопомощи и развития сельского хозяйства. Были введены новые ставки заработной платы, началось кооперативное движение. Был создан ряд школ ускоренной подготовки среднего медицинского персонала, открыты новые амбулатории и роддома, расширилась сеть начальных школ. Судьбоносной для будущего страны стала позиция Жана-Мари Коне и Суданского союза, выступивших в конце 1957 года против планов изменения административных границ колонии. В то время, как общинные вожди пытались добиться отделения кочевого арабо-туарегского Севера и включения его в административную систему Общинной организации Сахарских районов, в южных районах была создана Делегация петли Нигера, выступившая за самостоятельное развитие африканского юга территории. Планы раздела Французского Судана не были реализованы, и в начале 1958 года Территориальная ассамблея приняла решение о реформе государственного аппарата, предусматривавшей «африканизацию» кадров.

26 июля 1958 года Жан-Мари Коне возглавил Правительственный совет Французского Судана. После того как в августе на V съезде Суданского союза было решено одобрить на референдуме французскую Конституцию 1958 года, Правительственный совет и партия приложили возможные усилия для её поддержки. 14 сентября 1958 года Жан-Мари Коне вместе с главой автономного Чада Габриэлем Лизеттом и председателем Постоянной комиссии Большого совета Французской Западной Африки Дуду Геем, даже совершил поездку в Гвинею, где безуспешно пытался уговорить Ахмеда Секу Туре поддержать Конституцию. В ноябре он безуспешно баллотировался в Национальное собрание Франции, но был избран в территориальное Законодательное собрание. После того, как 28 сентября 1958 года во Французском Судане из 970 000 избирателей за новую Конституцию Франции проголосовали 945 500, была провозглашена автономная Суданская республика, а Жан-Мари Коне возглавил её Временное правительство. После того, как 21 января 1959 года Законодательное собрание республики одобрило Конституцию Федерации Мали, а 23 января приняло Конституцию Суданской республики, 8 марта 1959 года были проведены новые парламентские выборы.

С Кейтой и без Кейты в независимом Мали

Новым главой правительства Суданской республики должен был стать Модибо Кейта, одновременно возглавлявший правительство Федерации Мали. 16 апреля 1959 года он занял этот пост, и Жан-Мари Коне стал заместителем Председателя Совета министров по вопросам юстиции и государственной службы. С этого времени его влияние стало падать — в отсутствие лидера, решавшего проблемы Федерации в Дакаре, того замещал уже не Коне, а Мадейра Кейта. После распада Федерации Мали в августе 1960 года и провозглашения независимой Республики Мали, положение Коне почти не изменилось. При формировании правительства 26 сентября 1960 года он был назначен заместителем Председателя Совета министров по вопросам юстиции и государственной службы и министром юстиции. Уже в январе 1961 года Коне перестал быть заместителем Кейты и получил пост государственного министра юстиции, но 17 сентября 1962 года был поставлен руководить вопросами экономики в качестве государственного министра по вопросам планирования и координации внешнеэкономической финансовой деятельности. Жану-Мари Коне предстояло руководить экономикой страны пять с лишним лет.

Экономика была одним из слабых мест Первой республики в Мали. Проводимая Модибо Кейтой индустриализация истощала государственный бюджет, выход страны из зоны франка нанёс удары по финансам и внешней торговле, а новая национальная валюта — малийский франк — оказался крайне слабым. Возможности для привлечения новых капиталовложений сужались, внутренняя торговля приходила в упадок, возникал дефицит товаров, снижался жизненный уровень. Модибо Кейта был вынужден капитулировать, но взять на себя ответственность за это решение пришлось Жану-Мари Коне. 15 февраля 1967 года Мали заключила с Францией финансовые соглашения. Они предусматривали в возвращение Мали в Западноафриканский валютный союз и девальвацию малийского франка в обмен на финансовую помощь. В этот период Коне входил в пятёрку ближайших соратников президента и считался одним из лидеров двух противоборствующих группировок в руководстве партии и страны. Если руководитель экономики олицетворял умеренное крыло, то идеолог Суданского союза Мадейера Кейта возглавлял левых, активно критикующих отступления от идеалов революции.

Девальвация малийского франка на 50 % по отношению к франку КФА, ухудшение продовольственной ситуации и капитуляция перед Францией, с шумом изгнанной из страны всего несколько лет назад, стали главными обвинениями со стороны левых. Жан Мари Коне оказался в изоляции внутри правительства. При реорганизации кабинета 7 февраля 1968 года Кейта снял его с поста государственного министра и понизил до министра планирования. В ноябре 1968 года опальный министр сопровождал Кейту во время его поездки в регион Мопти, но держался несколько в стороне. 18 ноября он по каким-то причинам отказался возвращаться вместе со всеми в Бамако на пароходе, а поехал в столицу на автомобиле. Той же ночью в Мали произошёл государственный переворот, и Жан-Мари Коне сам явился к военным и предложил им свои услуги.

Первоначально его опыт оказался востребован. Уже 22 ноября Коне был назначен на важный пост Государственного министра иностранных дел и сотрудничества во временном правительстве капитана Йоро Диаките . Его главной задачей было укрепление позиций нового режима на международной арене. В начале 1969 года в различные страны мира были направлены делегации, которые разъясняли политику пришедших к власти военных и налаживали нарушенные переворотом связи. Сам Коне возглавлял миссию доброй воли, посетившую Советский Союз 12-14 декабря 1968 года. В мае 1969 года он посетил Берег Слоновой Кости, Верхнюю Вольту и Нигер, а в июле Алжир. Но 19 сентября 1969 года Временное правительство было отправлено в отставку и в следующий кабинет Коне уже не вошёл. Как и другие министры Модибо Кейты, сотрудничавшие с военными, он был навсегда вытеснен с политической арены.

Жан-Мари Коне скончался 15 мая 1988 года в Абиджане, Кот-д’Ивуар. Его останки были доставлены на родину и захоронены рядом с его отцом в деревне Киниана сельской общины Кебила.

18 июня 2007 года и 14 июля 2008 года общественность Сикасо направляла президенту Мали Амаду Тумани Туре просьбы о «реабилитации одного из отцов независимости» и об увековечении его памяти.

Литература

• Жан-Мари Конэ. Люди и события. // Новое время. — М., 1968 года. — № 52. — С. 31-32.
• Кондратьев Г.С. Путь Мали к независимости. 1945-1960.. — М.: Институт Африки. Издательство «Наука», 1970.
• Мали // Ежегодник Большой советской энциклопедии. — М., 1970. — С. 311.
• Pascal James Imperato, Gavin I. Imperato. Historical Dictionary of Mali. — Toronto: Scarcrow Press Inc., 2008. — С. 187-188.
• Mohamadoun Baréma Bocoum. Les hommes politiques maliens et africains. — Paris: Editions L'Harmattan, 2010. — 310 с. — P. 208-209. — ISBN 978-2-298-12898-9.
• Documents diplomatiques Français: 1968-Tome II (1er juillet-31 Décembre) . Edited by Ministere Des Affaires Etrangeres. — Paris: P.I.E. Piter Lang, 2010.
• Documents diplomatiques Français: 1967-Tome I (1er janvier-31 juillet) . Edited by Ministere Des Affaires Etrangeres. — Paris: P.I.E. Piter Lang, 2008.

Ссылки

• [www.justice.gouv.ml/contenu_page.aspx?pa=10 Historique LISTE DES DIFFERENTS MINISTRES DE LA JUSTICE  :] (французский). Ministère de la Justice. Проверено 21 января 2014.

Отрывок, характеризующий Коне, Жан-Мари

«В наших храмах мы не знаем других степеней, – читал „великий мастер, – кроме тех, которые находятся между добродетелью и пороком. Берегись делать какое нибудь различие, могущее нарушить равенство. Лети на помощь к брату, кто бы он ни был, настави заблуждающегося, подними упадающего и не питай никогда злобы или вражды на брата. Будь ласков и приветлив. Возбуждай во всех сердцах огнь добродетели. Дели счастье с ближним твоим, и да не возмутит никогда зависть чистого сего наслаждения. Прощай врагу твоему, не мсти ему, разве только деланием ему добра. Исполнив таким образом высший закон, ты обрящешь следы древнего, утраченного тобой величества“.
Кончил он и привстав обнял Пьера и поцеловал его. Пьер, с слезами радости на глазах, смотрел вокруг себя, не зная, что отвечать на поздравления и возобновления знакомств, с которыми окружили его. Он не признавал никаких знакомств; во всех людях этих он видел только братьев, с которыми сгорал нетерпением приняться за дело.
Великий мастер стукнул молотком, все сели по местам, и один прочел поучение о необходимости смирения.
Великий мастер предложил исполнить последнюю обязанность, и важный сановник, который носил звание собирателя милостыни, стал обходить братьев. Пьеру хотелось записать в лист милостыни все деньги, которые у него были, но он боялся этим выказать гордость, и записал столько же, сколько записывали другие.
Заседание было кончено, и по возвращении домой, Пьеру казалось, что он приехал из какого то дальнего путешествия, где он провел десятки лет, совершенно изменился и отстал от прежнего порядка и привычек жизни.


На другой день после приема в ложу, Пьер сидел дома, читая книгу и стараясь вникнуть в значение квадрата, изображавшего одной своей стороною Бога, другою нравственное, третьею физическое и четвертою смешанное. Изредка он отрывался от книги и квадрата и в воображении своем составлял себе новый план жизни. Вчера в ложе ему сказали, что до сведения государя дошел слух о дуэли, и что Пьеру благоразумнее бы было удалиться из Петербурга. Пьер предполагал ехать в свои южные имения и заняться там своими крестьянами. Он радостно обдумывал эту новую жизнь, когда неожиданно в комнату вошел князь Василий.
– Мой друг, что ты наделал в Москве? За что ты поссорился с Лёлей, mon сher? [дорогой мoй?] Ты в заблуждении, – сказал князь Василий, входя в комнату. – Я всё узнал, я могу тебе сказать верно, что Элен невинна перед тобой, как Христос перед жидами. – Пьер хотел отвечать, но он перебил его. – И зачем ты не обратился прямо и просто ко мне, как к другу? Я всё знаю, я всё понимаю, – сказал он, – ты вел себя, как прилично человеку, дорожащему своей честью; может быть слишком поспешно, но об этом мы не будем судить. Одно ты помни, в какое положение ты ставишь ее и меня в глазах всего общества и даже двора, – прибавил он, понизив голос. – Она живет в Москве, ты здесь. Помни, мой милый, – он потянул его вниз за руку, – здесь одно недоразуменье; ты сам, я думаю, чувствуешь. Напиши сейчас со мною письмо, и она приедет сюда, всё объяснится, а то я тебе скажу, ты очень легко можешь пострадать, мой милый.
Князь Василий внушительно взглянул на Пьера. – Мне из хороших источников известно, что вдовствующая императрица принимает живой интерес во всем этом деле. Ты знаешь, она очень милостива к Элен.
Несколько раз Пьер собирался говорить, но с одной стороны князь Василий не допускал его до этого, с другой стороны сам Пьер боялся начать говорить в том тоне решительного отказа и несогласия, в котором он твердо решился отвечать своему тестю. Кроме того слова масонского устава: «буди ласков и приветлив» вспоминались ему. Он морщился, краснел, вставал и опускался, работая над собою в самом трудном для него в жизни деле – сказать неприятное в глаза человеку, сказать не то, чего ожидал этот человек, кто бы он ни был. Он так привык повиноваться этому тону небрежной самоуверенности князя Василия, что и теперь он чувствовал, что не в силах будет противостоять ей; но он чувствовал, что от того, что он скажет сейчас, будет зависеть вся дальнейшая судьба его: пойдет ли он по старой, прежней дороге, или по той новой, которая так привлекательно была указана ему масонами, и на которой он твердо верил, что найдет возрождение к новой жизни.
– Ну, мой милый, – шутливо сказал князь Василий, – скажи же мне: «да», и я от себя напишу ей, и мы убьем жирного тельца. – Но князь Василий не успел договорить своей шутки, как Пьер с бешенством в лице, которое напоминало его отца, не глядя в глаза собеседнику, проговорил шопотом:
– Князь, я вас не звал к себе, идите, пожалуйста, идите! – Он вскочил и отворил ему дверь.
– Идите же, – повторил он, сам себе не веря и радуясь выражению смущенности и страха, показавшемуся на лице князя Василия.
– Что с тобой? Ты болен?
– Идите! – еще раз проговорил дрожащий голос. И князь Василий должен был уехать, не получив никакого объяснения.
Через неделю Пьер, простившись с новыми друзьями масонами и оставив им большие суммы на милостыни, уехал в свои именья. Его новые братья дали ему письма в Киев и Одессу, к тамошним масонам, и обещали писать ему и руководить его в его новой деятельности.


Дело Пьера с Долоховым было замято, и, несмотря на тогдашнюю строгость государя в отношении дуэлей, ни оба противника, ни их секунданты не пострадали. Но история дуэли, подтвержденная разрывом Пьера с женой, разгласилась в обществе. Пьер, на которого смотрели снисходительно, покровительственно, когда он был незаконным сыном, которого ласкали и прославляли, когда он был лучшим женихом Российской империи, после своей женитьбы, когда невестам и матерям нечего было ожидать от него, сильно потерял во мнении общества, тем более, что он не умел и не желал заискивать общественного благоволения. Теперь его одного обвиняли в происшедшем, говорили, что он бестолковый ревнивец, подверженный таким же припадкам кровожадного бешенства, как и его отец. И когда, после отъезда Пьера, Элен вернулась в Петербург, она была не только радушно, но с оттенком почтительности, относившейся к ее несчастию, принята всеми своими знакомыми. Когда разговор заходил о ее муже, Элен принимала достойное выражение, которое она – хотя и не понимая его значения – по свойственному ей такту, усвоила себе. Выражение это говорило, что она решилась, не жалуясь, переносить свое несчастие, и что ее муж есть крест, посланный ей от Бога. Князь Василий откровеннее высказывал свое мнение. Он пожимал плечами, когда разговор заходил о Пьере, и, указывая на лоб, говорил:
– Un cerveau fele – je le disais toujours. [Полусумасшедший – я всегда это говорил.]
– Я вперед сказала, – говорила Анна Павловна о Пьере, – я тогда же сейчас сказала, и прежде всех (она настаивала на своем первенстве), что это безумный молодой человек, испорченный развратными идеями века. Я тогда еще сказала это, когда все восхищались им и он только приехал из за границы, и помните, у меня как то вечером представлял из себя какого то Марата. Чем же кончилось? Я тогда еще не желала этой свадьбы и предсказала всё, что случится.
Анна Павловна по прежнему давала у себя в свободные дни такие вечера, как и прежде, и такие, какие она одна имела дар устроивать, вечера, на которых собиралась, во первых, la creme de la veritable bonne societe, la fine fleur de l'essence intellectuelle de la societe de Petersbourg, [сливки настоящего хорошего общества, цвет интеллектуальной эссенции петербургского общества,] как говорила сама Анна Павловна. Кроме этого утонченного выбора общества, вечера Анны Павловны отличались еще тем, что всякий раз на своем вечере Анна Павловна подавала своему обществу какое нибудь новое, интересное лицо, и что нигде, как на этих вечерах, не высказывался так очевидно и твердо градус политического термометра, на котором стояло настроение придворного легитимистского петербургского общества.
В конце 1806 года, когда получены были уже все печальные подробности об уничтожении Наполеоном прусской армии под Иеной и Ауерштетом и о сдаче большей части прусских крепостей, когда войска наши уж вступили в Пруссию, и началась наша вторая война с Наполеоном, Анна Павловна собрала у себя вечер. La creme de la veritable bonne societe [Сливки настоящего хорошего общества] состояла из обворожительной и несчастной, покинутой мужем, Элен, из MorteMariet'a, обворожительного князя Ипполита, только что приехавшего из Вены, двух дипломатов, тетушки, одного молодого человека, пользовавшегося в гостиной наименованием просто d'un homme de beaucoup de merite, [весьма достойный человек,] одной вновь пожалованной фрейлины с матерью и некоторых других менее заметных особ.
Лицо, которым как новинкой угащивала в этот вечер Анна Павловна своих гостей, был Борис Друбецкой, только что приехавший курьером из прусской армии и находившийся адъютантом у очень важного лица.
Градус политического термометра, указанный на этом вечере обществу, был следующий: сколько бы все европейские государи и полководцы ни старались потворствовать Бонапартию, для того чтобы сделать мне и вообще нам эти неприятности и огорчения, мнение наше на счет Бонапартия не может измениться. Мы не перестанем высказывать свой непритворный на этот счет образ мыслей, и можем сказать только прусскому королю и другим: тем хуже для вас. Tu l'as voulu, George Dandin, [Ты этого хотел, Жорж Дандэн,] вот всё, что мы можем сказать. Вот что указывал политический термометр на вечере Анны Павловны. Когда Борис, который должен был быть поднесен гостям, вошел в гостиную, уже почти всё общество было в сборе, и разговор, руководимый Анной Павловной, шел о наших дипломатических сношениях с Австрией и о надежде на союз с нею.
Борис в щегольском, адъютантском мундире, возмужавший, свежий и румяный, свободно вошел в гостиную и был отведен, как следовало, для приветствия к тетушке и снова присоединен к общему кружку.
Анна Павловна дала поцеловать ему свою сухую руку, познакомила его с некоторыми незнакомыми ему лицами и каждого шопотом определила ему.
– Le Prince Hyppolite Kouraguine – charmant jeune homme. M r Kroug charge d'affaires de Kopenhague – un esprit profond, и просто: М r Shittoff un homme de beaucoup de merite [Князь Ипполит Курагин, милый молодой человек. Г. Круг, Копенгагенский поверенный в делах, глубокий ум. Г. Шитов, весьма достойный человек] про того, который носил это наименование.
Борис за это время своей службы, благодаря заботам Анны Михайловны, собственным вкусам и свойствам своего сдержанного характера, успел поставить себя в самое выгодное положение по службе. Он находился адъютантом при весьма важном лице, имел весьма важное поручение в Пруссию и только что возвратился оттуда курьером. Он вполне усвоил себе ту понравившуюся ему в Ольмюце неписанную субординацию, по которой прапорщик мог стоять без сравнения выше генерала, и по которой, для успеха на службе, были нужны не усилия на службе, не труды, не храбрость, не постоянство, а нужно было только уменье обращаться с теми, которые вознаграждают за службу, – и он часто сам удивлялся своим быстрым успехам и тому, как другие могли не понимать этого. Вследствие этого открытия его, весь образ жизни его, все отношения с прежними знакомыми, все его планы на будущее – совершенно изменились. Он был не богат, но последние свои деньги он употреблял на то, чтобы быть одетым лучше других; он скорее лишил бы себя многих удовольствий, чем позволил бы себе ехать в дурном экипаже или показаться в старом мундире на улицах Петербурга. Сближался он и искал знакомств только с людьми, которые были выше его, и потому могли быть ему полезны. Он любил Петербург и презирал Москву. Воспоминание о доме Ростовых и о его детской любви к Наташе – было ему неприятно, и он с самого отъезда в армию ни разу не был у Ростовых. В гостиной Анны Павловны, в которой присутствовать он считал за важное повышение по службе, он теперь тотчас же понял свою роль и предоставил Анне Павловне воспользоваться тем интересом, который в нем заключался, внимательно наблюдая каждое лицо и оценивая выгоды и возможности сближения с каждым из них. Он сел на указанное ему место возле красивой Элен, и вслушивался в общий разговор.
– Vienne trouve les bases du traite propose tellement hors d'atteinte, qu'on ne saurait y parvenir meme par une continuite de succes les plus brillants, et elle met en doute les moyens qui pourraient nous les procurer. C'est la phrase authentique du cabinet de Vienne, – говорил датский charge d'affaires. [Вена находит основания предлагаемого договора до того невозможными, что достигнуть их нельзя даже рядом самых блестящих успехов: и она сомневается в средствах, которые могут их нам доставить. Это подлинная фраза венского кабинета, – сказал датский поверенный в делах.]
– C'est le doute qui est flatteur! – сказал l'homme a l'esprit profond, с тонкой улыбкой. [Сомнение лестно! – сказал глубокий ум,]
– Il faut distinguer entre le cabinet de Vienne et l'Empereur d'Autriche, – сказал МorteMariet. – L'Empereur d'Autriche n'a jamais pu penser a une chose pareille, ce n'est que le cabinet qui le dit. [Необходимо различать венский кабинет и австрийского императора. Австрийский император никогда не мог этого думать, это говорит только кабинет.]
– Eh, mon cher vicomte, – вмешалась Анна Павловна, – l'Urope (она почему то выговаривала l'Urope, как особенную тонкость французского языка, которую она могла себе позволить, говоря с французом) l'Urope ne sera jamais notre alliee sincere. [Ах, мой милый виконт, Европа никогда не будет нашей искренней союзницей.]
Вслед за этим Анна Павловна навела разговор на мужество и твердость прусского короля с тем, чтобы ввести в дело Бориса.
Борис внимательно слушал того, кто говорит, ожидая своего череда, но вместе с тем успевал несколько раз оглядываться на свою соседку, красавицу Элен, которая с улыбкой несколько раз встретилась глазами с красивым молодым адъютантом.
Весьма естественно, говоря о положении Пруссии, Анна Павловна попросила Бориса рассказать свое путешествие в Глогау и положение, в котором он нашел прусское войско. Борис, не торопясь, чистым и правильным французским языком, рассказал весьма много интересных подробностей о войсках, о дворе, во всё время своего рассказа старательно избегая заявления своего мнения насчет тех фактов, которые он передавал. На несколько времени Борис завладел общим вниманием, и Анна Павловна чувствовала, что ее угощенье новинкой было принято с удовольствием всеми гостями. Более всех внимания к рассказу Бориса выказала Элен. Она несколько раз спрашивала его о некоторых подробностях его поездки и, казалось, весьма была заинтересована положением прусской армии. Как только он кончил, она с своей обычной улыбкой обратилась к нему: