Корсаков, Сергей Сергеевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Сергей Сергеевич Корсаков
Дата рождения:

22 января (3 февраля) 1854(1854-02-03)

Место рождения:

Гусь-Хрустальный, Российская империя

Дата смерти:

1 (14) мая 1900(1900-05-14) (46 лет)

Место смерти:

Москва, Российская империя

Страна:

Российская империя

Научная сфера:

Психиатрия

Альма-матер:

Московский государственный университет имени М. В. Ломоносова

Научный руководитель:

А. Я. Кожевников

Известные ученики:

В. П. Сербский, П. Б. Ганнушкин, А. Н. Бернштейн

Известен как:

Корсаковский синдром

Награды и премии:

Серге́й Серге́евич Ко́рсаков (18541900) — русский психиатр, один из основоположников нозологического направления в психиатрии и московской научной школы психиатрии, автор классического «Курса психиатрии» (1893), один из основателей экспериментальной психологической лаборатории в Москве в 1886 году.





Биография

Рождение, ранние годы

Родился 22 января (3 февраля1854 года в селе Гусь-Хрустальный, широко известном в то время своей стекольной промышленностью. Отец Корсакова, Сергей Григорьевич Корсаков, главный управляющий всеми имениями и фабриками И. С. Мальцова, был человеком с хорошим образованием и выдающимися организаторскими способностями, почётным гражданином города Касимов. Среди его заслуг — организация больницы на 50 коек при заводе, которым он управлял. Мать Сергея Корсакова, Акилина Яковлевна Алянчикова, также имела хорошее образование. Современники считали, что Сергей «унаследовал от матери характер, поразительную мягкость, безграничную деликатность, своеобразное духовное целомудрие при необыкновенной нравственной чуткости». У Сергея Сергеевича было 2 сестры: Мария и Анна — и брат Николай[1].

В 1857 году его отец ушёл в отставку и переехал с семьёй в имение Дубровку в Рязанской губернии. Спустя два года они переехали в имение Тимонино Богородского уезда Московской губернии.

Обучение

В пять лет он уже умел читать[2]. В 1864 году Сергей и Николай Корсаковы поселились в Москве у дяди. В сентябре Сергей Корсаков поступил в 1-ю гимназию, сразу во второй класс. В следующем году гимназия была переименована в 5-ю Московскую, которую и окончил С. С. Корсаков с золотой медалью в 1870 году. В гимназии Сергей активно участвовал в ученическом театре и начал писать стихи и повести. С одиннадцатилетнего возраста Корсаков стал давать частные уроки другим гимназистам[3].

Далее Сергей Сергеевич Корсаков поступил на медицинский факультет Московского университета. Здесь он учился под руководством основателя русской гистологии А. И. Бабухина, первого заведующего кафедрой медицины Московского университета и выдающегося терапевта Г. А. Захарьина и его ученика — талантливого невропатолога А. Я. Кожевникова. В студенческие годы Корсаков особенно заинтересовался философией и психологией, составил конспект книги И. М. Сеченова «Рефлексы головного мозга»[3]. На старших курсах Сергей Корсаков увлекался лекциями фр. Leçons du Mardi Ж.-М. Шарко.

В 1875 году он с отличием окончил университет: им была написана студенческая дипломная работа «История болезни дворянина Ильи Смирнова, 29 лет»[4].

Расцвет, зрелые годы

Личная жизнь

Со своей будущей женой Анной Константиновной Барсовой Сергей Сергеевич Корсаков познакомился в университете. Она была племянницей и воспитанницей субинспектора Московского университета Павла Петровича Барсова; в октябре 1872 года он посвятил ей свой «Первый самообразовательный труд»[3]. Их свадьба состоялась 19 августа 1879 года[5].

Начало научной деятельности

По окончании университета он был рекомендован А. Я. Кожевниковым главврачу Преображенской психиатрической больницы С. И. Штейнбергу на должность младшего ординатора. А осенью 1876 года стал сверхштатным ординатором клиники нервных болезней Московского университета, где занимался под руководством того же А. Я. Кожевникова. В этом же году летний отпуск он провёл в деревне, ухаживая за психически больной графиней С. И. Татищевой, что во-первых, улучшило его материальное положение, а во-вторых, дало ценный опыт амбулаторного наблюдения за психически больным человеком[6].

В январе 1877 года Корсаков опубликовал свою первую свою научную работу: «Курс электротерапии»[6] и начал работать над докторской диссертацией «Об алкогольном параличе». В конце 1879 года он вернулся в Преображенскую психиатрическую больницу и одновременно начал работать в частной психиатрической больнице Александра Фёдоровича Беккера.

В следующем году, 29 апреля, С. С. Корсаков впервые выступил как специалист по судебной психиатрии[5]. В это время на конференции в Преображенской психиатрической больнице рассматривалось дело Прасковьи Качки, убившей своего возлюбленного. При проведении судебно-психиатрических экспертиз по этому делу мнения врачей о вменяемости обвиняемой различались и во время суда их разногласия продолжились. Несмотря на то, что в результате Качку признали невменяемой, этот сложный случай, не укладывающийся в рамки юриспруденции того времени, стал поводом для конференции. С. С. Корсаков выделил психическую болезнь преступницы в отдельную форму, отличную от признанных законом в то время понятий «безумие» и «сумасшест­вие» — врождённое и приобретённое психическое расстройство соответственно. Он сделал вывод, что поведение Качки обусловлено не психогенией, а расстройством личности. Он первый и единственный из осматривавших больную психиатров прямо назвал это состояние психопатией и указал, что это болезненное явление, которое входит в компетенцию психиатрииД. Б. Эльконин, Т. В. Драгунова. [psimax.ru/zaklyuchenie-s-s-korsakova-po-delu-p-kachki-vii/ Заключение С. С. Корсакова по делу П. Качки] (рус.). Пси Макс. Проверено 25 октября 2012. [www.webcitation.org/6Bwscxur0 Архивировано из первоисточника 5 ноября 2012].</ref>.

В том же 1880 году Сергей Сергеевич Корсаков стал членом кружка доцента физиологии В. Е. Глики. Кружок позже стал основой общества невропатологов и психиатров[7].

Продолжая работать в больнице Беккера, в которой для этого были созданы благоприятные условия, Корсаков впервые организовал режим нестеснения. Опыт оказался настолько удачным, что позже он применил аналогичные мероприятия в Преображенской больнице, а затем такой режим был применён во всех государственных психиатрических больницах Российской империи. После смерти в 1881 году А. Ф. Беккера его вдова Мария Фёдоровна предложила Корсакову заведовать больницей. В этот период он впервые смог полностью осуществить идеи нестеснения, устроив в больнице режим по типу санатория или пансиона. Здесь же он начал преподавательскую деятельность, позже создав собственную психиатрическую школу. Его учениками были Н. Н. Баженов, В. П. Сербский, А. А. Токарский и другие[8].

В 1883 году он получил чин коллежского асессора[7]. Летом того же года С. С. Корсаков познакомился с устройством психиатрических больниц в Санкт-Петербурге и Великом княжестве Финляндском.

В 1885 году он активно занимался общественной деятельностью: в январе участвовал в организации Московского психологического общества[7]; принимал участие в создании и работе неврологического кружка А. Я. Кожевникова и во время одного из его заседаний он сделал предварительный доклад о результатах своей работы на тему «Об алкогольном параличе»; летом совершил поездку в Европу. В Вене он посетил психиатрическую клинику Т. Г. Мейнерта.

Доктор медицинских наук

Тема для докторской диссертации Корсаковым была избрана неслучайно. В 1879 А. Жоффруа и в 1880 Э. Лейден описали полиневрит. Это привело к пересмотру учения об этиологии, клинике и патогенезе периферических нейропатий[9]. Российские невропатологи также начали исследовать этот вопрос. В Москве под руководством А. Я. Кожевникова, Д. П. Скалозубов защитил диссертацию по мышьяковокислым полиневритам, М. С. Минор — по свинцовым параличам.

В период с 1876 по 1887 Корсаков научных работ не публиковал, тщательно изучая клинику и патанатомию нервных болезней и собирая материал по алкогольным полиневритам[9].

Наконец, 12 мая 1887 года в Московском университете он получил степень доктора медицины, представив в качестве диссертации свою работу «Об алкогольном параличе».

С 1892 года состоял профессором психиатрии при Московском университете, с 1899 года являлся директором психиатрической клиники.

Часто бывал за границей, где знакомился с западным опытом и постановкой психиатрического лечения. В 1889 году в Лейпциге Корсаков посетил психиатрическую клинику невролога Пауля Эмиля Флексига и институт физиологии и психологии Вундта; в Париже он встречался со знаменитым психиатром Жаном Маньяном, дружбу с которым сохранил до конца жизни. В 1892 году Корсаков посетил психиатра Крафта-Эбинга в Вене; а летом 1894 года — клинику психиатра Эмиля Крепелина в Гейдельберге.

1 января 1893 года Корсаков был награждён орденом Св. Станислава 2-й степени. Созданная им школа русской психиатрии определила пути развития отечественной психиатрии и утвердила её мировое значение. Личность Корсакова, являвшего собой высокий пример врача-бессребреника, и его общественная деятельность сделали его имя на какое-то время исключительно популярным в широких кругах московского населения.

Болезнь и смерть

С. С. Корсакова погубила «унаследованная от предков склонность к полноте», он страдал избыточным весом и как следствие — заболеваниями сердечно-сосудистой системы. В возрасте 44 лет, по дороге в отпуск в Вологду, 20 июня 1898 года у него случился «сердечный приступ» (инфаркт миокарда). Пробыв пять дней в местной больнице, он вернулся в Москву, и здесь лечащие его врачи определили «ожирение сердца». В середине июля у Корсакова случился второй сердечный приступ. Затянувшаяся болезнь вынудила его подать прошение об освобождении от ведения практических занятий со студентами университета.

В июне 1899 года Сергей Корсаков отправился в Вену для консультаций со специалистами. Здесь у него обнаружили «гипертрофию сердца» в связи с ожирением и миокардитом. Из Вены он направился в Рогац, где принимал ванны и делал гимнастические упражнения в институте доктора Баяли. Пробыв за границей до 25 августа, он почувствовал значительное улучшение.

Однако с наступлением нового, 1900 года его состояние ухудшилось и 1 (14) мая 1900 года он умер.

Достижения

Научный вклад

  • Дал клиническое описание нарушения памяти на актуально происходящие события, сопровождающегося пространственной и временной дезориентировкой, которое получило название «корсаковского синдрома».
  • Корсаковым выделено и описано ещё одно психическое расстройство, так называемая paranoia hyperphantasica.
  • Весьма ценным вкладом в научно-учебную медицинскую литературу являются его «Курс психиатрии» (3-е издание, 1914) и журнальные статьи («Болезненные расстройства памяти и их диагностика», «К психологии микроцефалов», «По вопросу о свободе воли», «К вопросу о призрении душевнобольных на дому» и другие).
  • Многочисленные ученики Корсакова создали особую школу психиатров и невропатологов.
  • В России систематическая разработка проблем психиатрической деонтологии и её осуществление на практике связаны в первую очередь с именем С. С. Корсакова и созданной им московской школой[10].
  • Корсакову принадлежат работы о постельном содержании и призрении душевнобольных на дому. Он резко выступил против предложенных и проводившихся на практике американскими хирургами стерилизации и кастрации душевнобольных, назвав эти мероприятия изуверскими. Свой опыт в области организации психиатрической помощи С. Корсаков обобщил в известной работе, которая была опубликована после его смерти в первом номере «Журнала неврологии и психиатрии» (1901), созданного по его инициативе. В работе получили отражение пять принципов, лёгшие в основу проводившейся в то время реформы психиатрии:
  1. Моральное воздействие врачей-психиатров на душевнобольных.
  2. Принцип нестеснения.
  3. Принцип открытых дверей.
  4. Принцип постельного содержания отдельных категорий пациентов.
  5. Система рабочего режима[11].

Реформа психиатрии

С. С. Корсаков был последовательным сторонником системы no restraint («никаких стеснений»), введенной впервые английским психиатром Дж. Конолли и получившей распространение на Западе. В Западной Европе процесс введения no restraint протекал медленно и неровно; в России распространение прогрессивных методов содержания и ухода совершилось значительно легче, во многом благодаря энтузиазму С. С. Корсакова[12]. Корсаков стал лидером общественного психиатрического движения, вокруг которого объединились наиболее прогрессивные врачи. Благодаря этому период конца XIX века в истории русской психиатрии порой называют «эрой Корсакова»; самого же С. С. Корсакова в среде врачей-психиатров называли русским Пинелем[11].

С 1881 года работая консультантом частной лечебницы М. Ф. Беккер, С. С. Корсаков принял решение ввести новые формы ухода — отмену любых насильственных мер при лечении душевнобольных, в первую очередь связывания и использования смирительных рубашек. Уверенный в том, что насилие можно заменить методами, при которых оно сделается излишним, Корсаков провёл реформу режима и ухода в клинике, несмотря на противодействие старых служителей. «Введение нестеснения, — отмечал С. С. Корсаков, — ставит неминуемое требование сразу все улучшить, а это сразу же меняет и отношение больного к врачу, так что даже небольшое выражение несогласия со стороны последнего будет действовать дисциплинирующим образом, и этим можно заменить „лечебное действие рубашки“»[10].

Первоначально удалось отменить меры стеснения, применявшиеся к наиболее трудному для ухода больному — крайне возбуждённому и обладавшему большой физической силой. Соответственно, отпали возражения против отмены мер стеснения и в других случаях. Режим ухода, введенный С. С. Корсаковым, характеризовался дружелюбным отношением к пациентам, пониманием необходимости защиты их прав и заботой об их мелких потребностях — в той мере, в какой это возможно[10]. Были упразднены изоляторы, сняты решётки на окнах, создана уютная обстановка в отделениях[11][12].

Система no restraint, введенная в частной лечебнице, постепенно начала проникать и в земские психиатрические больницы[10].

Память

Работы и публикации

  • 1887: Диссертация «Об алкогольном параличе».
  • Корсаков С.С. Курс психиатрии (в 2 томах). — М.: «Типо-литография В.Рихтер», 1901.
  • Корсаков С.С. Избранные произведения. — М.: «Государственное издательство медицинской литературы», 1954.
  • Корсаков С.С. Общая психопатология. — М.: «Бином. Лаборатория знаний», 2003.
  • Корсаков С.С. Расстройство психической деятельности при алкогольном параличе. — М.: «ЛКИ», 2010.
  • Корсаков С.С. Вопросы клинической психиатрии. — М.: «Либроком», 2010.
  • Корсаков С.С. Курс психиатрии. Раритет (в 2 томах). — М.: «Книга по требованию», 2012.

См. также

Напишите отзыв о статье "Корсаков, Сергей Сергеевич"

Примечания

  1. Банщиков В. М., 1967, с. 9.
  2. Банщиков В. М., 1967, с. 11.
  3. 1 2 3 Банщиков В. М., 1967, с. 15.
  4. Банщиков В. М., 1967, с. 18.
  5. 1 2 Банщиков В. М., 1967, с. 323.
  6. 1 2 Банщиков В. М., 1967, с. 23.
  7. 1 2 3 Банщиков В. М., 1967, с. 324.
  8. Банщиков В. М., 1967, с. 31.
  9. 1 2 Банщиков В. М., 1967, с. 34.
  10. 1 2 3 4 [www.cardiosite.ru/articles/article.aspx?articleid=6433 Глава 6. Деонтология в психиатрии] // Морозов Г. В., Шумский Н. Г. Введение в клиническую психиатрию. — 1998.
  11. 1 2 3 Ястребов В. С. [www.psychiatry.ru/book_show.php?booknumber=28&article_id=101 Организация психиатрической помощи] // [www.psychiatry.ru/lib_show.php?id=28 Общая психиатрия / Под ред. А. С. Тиганова]. — Москва, 2006.
  12. 1 2 Каннабих Ю. [www.psychiatry.ru/lib_show.php?id=9 История психиатрии].

Литература

  • Волков В. А., Куликова М. В. Московские профессора XVIII — начала XX веков. Естественные и технические науки. — М.: Янус-К; Московские учебники и картолитография, 2003. — С. 126—127. — 294 с. — 2 000 экз. — ISBN 5—8037—0164—5.
  • В. М. Банщиков В. М. С. С. Корсаков (жизнь и творчество). — Москва: Всесоюзное научное медицинское общество невропатологов и психиатров, 1967. — 340 с. — 3000 экз.
  • Корсаков, Сергей Сергеевич // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Ссылки

  • [www.mma.ru/articles/63983/?sphrase_id=2129739 Краткая биография Корсакова] на сайте ММА им. Сеченова
  • [www.psy.msu.ru/people/korsakov.html Краткая биография Корсакова] на сайте факультета психологии МГУ
  • [www.peoples.ru/medicine/psychiatrist/sergey_korsakov/index.html Биография Корсакова] на проекте «Люди»
  • [levi.ru/article.php?id_catalog=39&id_position=88 Почерк жизни: Сергей Сергеевич Корсаков] (биографический художественный очерк писателя и психолога Владимира Львовича Леви)

Отрывок, характеризующий Корсаков, Сергей Сергеевич

– Ты куда положил, Ростов?
– Под нижнюю подушку.
– Да нету.
Денисов скинул обе подушки на пол. Кошелька не было.
– Вот чудо то!
– Постой, ты не уронил ли? – сказал Ростов, по одной поднимая подушки и вытрясая их.
Он скинул и отряхнул одеяло. Кошелька не было.
– Уж не забыл ли я? Нет, я еще подумал, что ты точно клад под голову кладешь, – сказал Ростов. – Я тут положил кошелек. Где он? – обратился он к Лаврушке.
– Я не входил. Где положили, там и должен быть.
– Да нет…
– Вы всё так, бросите куда, да и забудете. В карманах то посмотрите.
– Нет, коли бы я не подумал про клад, – сказал Ростов, – а то я помню, что положил.
Лаврушка перерыл всю постель, заглянул под нее, под стол, перерыл всю комнату и остановился посреди комнаты. Денисов молча следил за движениями Лаврушки и, когда Лаврушка удивленно развел руками, говоря, что нигде нет, он оглянулся на Ростова.
– Г'остов, ты не школьнич…
Ростов почувствовал на себе взгляд Денисова, поднял глаза и в то же мгновение опустил их. Вся кровь его, бывшая запертою где то ниже горла, хлынула ему в лицо и глаза. Он не мог перевести дыхание.
– И в комнате то никого не было, окромя поручика да вас самих. Тут где нибудь, – сказал Лаврушка.
– Ну, ты, чог'това кукла, повог`ачивайся, ищи, – вдруг закричал Денисов, побагровев и с угрожающим жестом бросаясь на лакея. – Чтоб был кошелек, а то запог'ю. Всех запог'ю!
Ростов, обходя взглядом Денисова, стал застегивать куртку, подстегнул саблю и надел фуражку.
– Я тебе говог'ю, чтоб был кошелек, – кричал Денисов, тряся за плечи денщика и толкая его об стену.
– Денисов, оставь его; я знаю кто взял, – сказал Ростов, подходя к двери и не поднимая глаз.
Денисов остановился, подумал и, видимо поняв то, на что намекал Ростов, схватил его за руку.
– Вздог'! – закричал он так, что жилы, как веревки, надулись у него на шее и лбу. – Я тебе говог'ю, ты с ума сошел, я этого не позволю. Кошелек здесь; спущу шкуг`у с этого мег`завца, и будет здесь.
– Я знаю, кто взял, – повторил Ростов дрожащим голосом и пошел к двери.
– А я тебе говог'ю, не смей этого делать, – закричал Денисов, бросаясь к юнкеру, чтоб удержать его.
Но Ростов вырвал свою руку и с такою злобой, как будто Денисов был величайший враг его, прямо и твердо устремил на него глаза.
– Ты понимаешь ли, что говоришь? – сказал он дрожащим голосом, – кроме меня никого не было в комнате. Стало быть, ежели не то, так…
Он не мог договорить и выбежал из комнаты.
– Ах, чог'т с тобой и со всеми, – были последние слова, которые слышал Ростов.
Ростов пришел на квартиру Телянина.
– Барина дома нет, в штаб уехали, – сказал ему денщик Телянина. – Или что случилось? – прибавил денщик, удивляясь на расстроенное лицо юнкера.
– Нет, ничего.
– Немного не застали, – сказал денщик.
Штаб находился в трех верстах от Зальценека. Ростов, не заходя домой, взял лошадь и поехал в штаб. В деревне, занимаемой штабом, был трактир, посещаемый офицерами. Ростов приехал в трактир; у крыльца он увидал лошадь Телянина.
Во второй комнате трактира сидел поручик за блюдом сосисок и бутылкою вина.
– А, и вы заехали, юноша, – сказал он, улыбаясь и высоко поднимая брови.
– Да, – сказал Ростов, как будто выговорить это слово стоило большого труда, и сел за соседний стол.
Оба молчали; в комнате сидели два немца и один русский офицер. Все молчали, и слышались звуки ножей о тарелки и чавканье поручика. Когда Телянин кончил завтрак, он вынул из кармана двойной кошелек, изогнутыми кверху маленькими белыми пальцами раздвинул кольца, достал золотой и, приподняв брови, отдал деньги слуге.
– Пожалуйста, поскорее, – сказал он.
Золотой был новый. Ростов встал и подошел к Телянину.
– Позвольте посмотреть мне кошелек, – сказал он тихим, чуть слышным голосом.
С бегающими глазами, но всё поднятыми бровями Телянин подал кошелек.
– Да, хорошенький кошелек… Да… да… – сказал он и вдруг побледнел. – Посмотрите, юноша, – прибавил он.
Ростов взял в руки кошелек и посмотрел и на него, и на деньги, которые были в нем, и на Телянина. Поручик оглядывался кругом, по своей привычке и, казалось, вдруг стал очень весел.
– Коли будем в Вене, всё там оставлю, а теперь и девать некуда в этих дрянных городишках, – сказал он. – Ну, давайте, юноша, я пойду.
Ростов молчал.
– А вы что ж? тоже позавтракать? Порядочно кормят, – продолжал Телянин. – Давайте же.
Он протянул руку и взялся за кошелек. Ростов выпустил его. Телянин взял кошелек и стал опускать его в карман рейтуз, и брови его небрежно поднялись, а рот слегка раскрылся, как будто он говорил: «да, да, кладу в карман свой кошелек, и это очень просто, и никому до этого дела нет».
– Ну, что, юноша? – сказал он, вздохнув и из под приподнятых бровей взглянув в глаза Ростова. Какой то свет глаз с быстротою электрической искры перебежал из глаз Телянина в глаза Ростова и обратно, обратно и обратно, всё в одно мгновение.
– Подите сюда, – проговорил Ростов, хватая Телянина за руку. Он почти притащил его к окну. – Это деньги Денисова, вы их взяли… – прошептал он ему над ухом.
– Что?… Что?… Как вы смеете? Что?… – проговорил Телянин.
Но эти слова звучали жалобным, отчаянным криком и мольбой о прощении. Как только Ростов услыхал этот звук голоса, с души его свалился огромный камень сомнения. Он почувствовал радость и в то же мгновение ему стало жалко несчастного, стоявшего перед ним человека; но надо было до конца довести начатое дело.
– Здесь люди Бог знает что могут подумать, – бормотал Телянин, схватывая фуражку и направляясь в небольшую пустую комнату, – надо объясниться…
– Я это знаю, и я это докажу, – сказал Ростов.
– Я…
Испуганное, бледное лицо Телянина начало дрожать всеми мускулами; глаза всё так же бегали, но где то внизу, не поднимаясь до лица Ростова, и послышались всхлипыванья.
– Граф!… не губите молодого человека… вот эти несчастные деньги, возьмите их… – Он бросил их на стол. – У меня отец старик, мать!…
Ростов взял деньги, избегая взгляда Телянина, и, не говоря ни слова, пошел из комнаты. Но у двери он остановился и вернулся назад. – Боже мой, – сказал он со слезами на глазах, – как вы могли это сделать?
– Граф, – сказал Телянин, приближаясь к юнкеру.
– Не трогайте меня, – проговорил Ростов, отстраняясь. – Ежели вам нужда, возьмите эти деньги. – Он швырнул ему кошелек и выбежал из трактира.


Вечером того же дня на квартире Денисова шел оживленный разговор офицеров эскадрона.
– А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым командиром, – говорил, обращаясь к пунцово красному, взволнованному Ростову, высокий штаб ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и крупными чертами морщинистого лица.
Штаб ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и два раза выслуживался.
– Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! – вскрикнул Ростов. – Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так…
– Да вы постойте, батюшка; вы послушайте меня, – перебил штаб ротмистр своим басистым голосом, спокойно разглаживая свои длинные усы. – Вы при других офицерах говорите полковому командиру, что офицер украл…
– Я не виноват, что разговор зашел при других офицерах. Может быть, не надо было говорить при них, да я не дипломат. Я затем в гусары и пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей, а он мне говорит, что я лгу… так пусть даст мне удовлетворение…
– Это всё хорошо, никто не думает, что вы трус, да не в том дело. Спросите у Денисова, похоже это на что нибудь, чтобы юнкер требовал удовлетворения у полкового командира?
Денисов, закусив ус, с мрачным видом слушал разговор, видимо не желая вступаться в него. На вопрос штаб ротмистра он отрицательно покачал головой.
– Вы при офицерах говорите полковому командиру про эту пакость, – продолжал штаб ротмистр. – Богданыч (Богданычем называли полкового командира) вас осадил.
– Не осадил, а сказал, что я неправду говорю.
– Ну да, и вы наговорили ему глупостей, и надо извиниться.
– Ни за что! – крикнул Ростов.
– Не думал я этого от вас, – серьезно и строго сказал штаб ротмистр. – Вы не хотите извиниться, а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты. А вот как: кабы вы подумали да посоветовались, как обойтись с этим делом, а то вы прямо, да при офицерах, и бухнули. Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера и замарать весь полк? Из за одного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли, по вашему? А по нашему, не так. И Богданыч молодец, он вам сказал, что вы неправду говорите. Неприятно, да что делать, батюшка, сами наскочили. А теперь, как дело хотят замять, так вы из за фанаберии какой то не хотите извиниться, а хотите всё рассказать. Вам обидно, что вы подежурите, да что вам извиниться перед старым и честным офицером! Какой бы там ни был Богданыч, а всё честный и храбрый, старый полковник, так вам обидно; а замарать полк вам ничего? – Голос штаб ротмистра начинал дрожать. – Вы, батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра перешли куда в адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: «между павлоградскими офицерами воры!» А нам не всё равно. Так, что ли, Денисов? Не всё равно?
Денисов всё молчал и не шевелился, изредка взглядывая своими блестящими, черными глазами на Ростова.
– Вам своя фанаберия дорога, извиниться не хочется, – продолжал штаб ротмистр, – а нам, старикам, как мы выросли, да и умереть, Бог даст, приведется в полку, так нам честь полка дорога, и Богданыч это знает. Ох, как дорога, батюшка! А это нехорошо, нехорошо! Там обижайтесь или нет, а я всегда правду матку скажу. Нехорошо!
И штаб ротмистр встал и отвернулся от Ростова.
– Пг'авда, чог'т возьми! – закричал, вскакивая, Денисов. – Ну, Г'остов! Ну!
Ростов, краснея и бледнея, смотрел то на одного, то на другого офицера.
– Нет, господа, нет… вы не думайте… я очень понимаю, вы напрасно обо мне думаете так… я… для меня… я за честь полка.да что? это на деле я покажу, и для меня честь знамени…ну, всё равно, правда, я виноват!.. – Слезы стояли у него в глазах. – Я виноват, кругом виноват!… Ну, что вам еще?…
– Вот это так, граф, – поворачиваясь, крикнул штаб ротмистр, ударяя его большою рукою по плечу.
– Я тебе говог'ю, – закричал Денисов, – он малый славный.
– Так то лучше, граф, – повторил штаб ротмистр, как будто за его признание начиная величать его титулом. – Подите и извинитесь, ваше сиятельство, да с.
– Господа, всё сделаю, никто от меня слова не услышит, – умоляющим голосом проговорил Ростов, – но извиняться не могу, ей Богу, не могу, как хотите! Как я буду извиняться, точно маленький, прощенья просить?
Денисов засмеялся.
– Вам же хуже. Богданыч злопамятен, поплатитесь за упрямство, – сказал Кирстен.
– Ей Богу, не упрямство! Я не могу вам описать, какое чувство, не могу…
– Ну, ваша воля, – сказал штаб ротмистр. – Что ж, мерзавец то этот куда делся? – спросил он у Денисова.
– Сказался больным, завтг'а велено пг'иказом исключить, – проговорил Денисов.
– Это болезнь, иначе нельзя объяснить, – сказал штаб ротмистр.
– Уж там болезнь не болезнь, а не попадайся он мне на глаза – убью! – кровожадно прокричал Денисов.
В комнату вошел Жерков.
– Ты как? – обратились вдруг офицеры к вошедшему.
– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
– Врешь!
– Сам видел.
– Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.


Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Между орудиями, на высоте, стояли спереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду.
Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по турецки на мокрой траве.
– Да, не дурак был этот австрийский князь, что тут замок выстроил. Славное место. Что же вы не едите, господа? – говорил Несвицкий.
– Покорно благодарю, князь, – отвечал один из офицеров, с удовольствием разговаривая с таким важным штабным чиновником. – Прекрасное место. Мы мимо самого парка проходили, двух оленей видели, и дом какой чудесный!
– Посмотрите, князь, – сказал другой, которому очень хотелось взять еще пирожок, но совестно было, и который поэтому притворялся, что он оглядывает местность, – посмотрите ка, уж забрались туда наши пехотные. Вон там, на лужку, за деревней, трое тащут что то. .Они проберут этот дворец, – сказал он с видимым одобрением.
– И то, и то, – сказал Несвицкий. – Нет, а чего бы я желал, – прибавил он, прожевывая пирожок в своем красивом влажном рте, – так это вон туда забраться.
Он указывал на монастырь с башнями, видневшийся на горе. Он улыбнулся, глаза его сузились и засветились.
– А ведь хорошо бы, господа!
Офицеры засмеялись.
– Хоть бы попугать этих монашенок. Итальянки, говорят, есть молоденькие. Право, пять лет жизни отдал бы!
– Им ведь и скучно, – смеясь, сказал офицер, который был посмелее.
Между тем свитский офицер, стоявший впереди, указывал что то генералу; генерал смотрел в зрительную трубку.
– Ну, так и есть, так и есть, – сердито сказал генерал, опуская трубку от глаз и пожимая плечами, – так и есть, станут бить по переправе. И что они там мешкают?
На той стороне простым глазом виден был неприятель и его батарея, из которой показался молочно белый дымок. Вслед за дымком раздался дальний выстрел, и видно было, как наши войска заспешили на переправе.
Несвицкий, отдуваясь, поднялся и, улыбаясь, подошел к генералу.
– Не угодно ли закусить вашему превосходительству? – сказал он.
– Нехорошо дело, – сказал генерал, не отвечая ему, – замешкались наши.
– Не съездить ли, ваше превосходительство? – сказал Несвицкий.
– Да, съездите, пожалуйста, – сказал генерал, повторяя то, что уже раз подробно было приказано, – и скажите гусарам, чтобы они последние перешли и зажгли мост, как я приказывал, да чтобы горючие материалы на мосту еще осмотреть.
– Очень хорошо, – отвечал Несвицкий.
Он кликнул казака с лошадью, велел убрать сумочку и фляжку и легко перекинул свое тяжелое тело на седло.
– Право, заеду к монашенкам, – сказал он офицерам, с улыбкою глядевшим на него, и поехал по вьющейся тропинке под гору.
– Нут ка, куда донесет, капитан, хватите ка! – сказал генерал, обращаясь к артиллеристу. – Позабавьтесь от скуки.
– Прислуга к орудиям! – скомандовал офицер.
И через минуту весело выбежали от костров артиллеристы и зарядили.
– Первое! – послышалась команда.
Бойко отскочил 1 й номер. Металлически, оглушая, зазвенело орудие, и через головы всех наших под горой, свистя, пролетела граната и, далеко не долетев до неприятеля, дымком показала место своего падения и лопнула.
Лица солдат и офицеров повеселели при этом звуке; все поднялись и занялись наблюдениями над видными, как на ладони, движениями внизу наших войск и впереди – движениями приближавшегося неприятеля. Солнце в ту же минуту совсем вышло из за туч, и этот красивый звук одинокого выстрела и блеск яркого солнца слились в одно бодрое и веселое впечатление.


Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.
Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
– Экой ты, братец, мой! – говорил казак фурштатскому солдату с повозкой, напиравшему на толпившуюся v самых колес и лошадей пехоту, – экой ты! Нет, чтобы подождать: видишь, генералу проехать.
Но фурштат, не обращая внимания на наименование генерала, кричал на солдат, запружавших ему дорогу: – Эй! землячки! держись влево, постой! – Но землячки, теснясь плечо с плечом, цепляясь штыками и не прерываясь, двигались по мосту одною сплошною массой. Поглядев за перила вниз, князь Несвицкий видел быстрые, шумные, невысокие волны Энса, которые, сливаясь, рябея и загибаясь около свай моста, перегоняли одна другую. Поглядев на мост, он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из под киверов лица с широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на доски моста липкой грязи. Иногда между однообразными волнами солдат, как взбрызг белой пены в волнах Энса, протискивался между солдатами офицер в плаще, с своею отличною от солдат физиономией; иногда, как щепка, вьющаяся по реке, уносился по мосту волнами пехоты пеший гусар, денщик или житель; иногда, как бревно, плывущее по реке, окруженная со всех сторон, проплывала по мосту ротная или офицерская, наложенная доверху и прикрытая кожами, повозка.
– Вишь, их, как плотину, прорвало, – безнадежно останавливаясь, говорил казак. – Много ль вас еще там?
– Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат.
– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.