Мангровая фауна

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Мангровая фауна — совокупность животных, обитающих в манграх, где они находят источники пищи, места для размножения или защиты. Животный мир мангров включает в себя как обитателей водной среды, так и сухопутных животных. Из позвоночных большинство млекопитающих, птиц и пресмыкающихся являются сухопутными, рыбы встречаются почти исключительно в морской воде. Тем не менее исключений достаточно много. Среди рыб встречаются пресноводные и даже проводящие много времени на суше (илистые прыгуны). Среди прочих примерами исключений могут служить морские змеи, дельфины, крокодилы. Разные представители фауны в разной степени связаны с мангровыми экосистемами. Видов, которые встречаются исключительно в мангровах, относительно немного даже среди тех, представители которых обитают здесь постоянно. Многие проводят в мангровых зарослях только часть своего времени, для одних характерны сезонные миграции, другие перемещаются ежедневно в зависимости от времени суток или уровня приливов и отливов.

Сухопутная лесная фауна мангров не очень отличается от фауны прилегающих лесов[1]. В кронах обитают обезьяны, например, эндемик Калимантана листоядный носач[2]; примером птиц могут служить попугаи. Среди ходульных корней и в кронах деревьев велико видовое разнообразие пауков, их паутины могут достигать 2 м в диаметре[3]. Для людей наиболее заметно множество летающих насекомых, особенно москитов[4] и муравьёв[1].

Много крабов. Виды крабов Grapsidae могут быть морскими, реже пресноводными, вести смешанный водно-сухопутный образ жизни и даже быть практически сухопутными[5]. В заливаемых водой местах живут устрицы и другие двустворчатые и брюхоногие моллюски[3]. Различные виды промысловых рыб и ракообразных используют мангры как место для размножения[2].





Насекомые

Насекомые являются одной из наиболее заметных групп мангровой фауны, включающей в себя и растительноядных, и детритофагов, и хищников. Сами насекомые представляют собой важнейший источник пищи для других животных, кроме того, некоторые из них очень важны для опыления. Для людей наиболее чувствительно присутствие летающих кровососущих насекомых и муравьёв, тем не менее другие могут играть не менее важную экологическую роль[1].

Наиболее важным источником пищи мангровых фитофагов являются листья деревьев. Обычно они поедают 2—5 % листьев, реже до 35 % (у эритьеры)[1], но в случае вспышки численности могут опустошать большие территории. Например, в 1986 году описан случай уничтожения всех листьев деревьев на площадях 5—10 км² гусеницами со́вок Ophiusa[6].

Важную роль в утилизации погибших деревьев играют термиты. Они живут в прогрызанных ими ходах в стволах и ветвях деревьев преимущественно на стороне, находящейся дальше от моря. Термиты рода Nasutitermes в Малайзии строят наружные гнёзда, располагая их на несколько метров выше уровня максимального прилива, их извилистые ходы достигают воздушных корней и сомкнутых крон деревьев[7].

Как и любая тропическая растительность, мангровые деревья, в особенности кроны, изобилуют муравьями. Экологическое значение муравьёв определяется их плотоядностью, благодаря которой они сдерживают численность вредителей леса. Исключение составляют южноамериканские муравьи-листорезы Atta[7].

Москиты, как и другие кровососущие насекомые, столь заметные для человека, являются характерной чертой манров. Здесь присутствуют как сухопутные животные, кровью которых питаются взрослые особи, так и обилие водоёмов, необходимых для размножения[4].

Паукообразные

Из паукообразных особенно заметны пауки благодаря их паутинам. Например, самки Nephila clavipes (англ.), длиной до 6 см, плетут паутины до 2 м в диаметре. Добычей этих паутин пользуются и не строящие собственных многочисленные Argyrodes (англ.). Очень эффектны представители семейства пауков-кругопрядов, имеющие яркую, отпугивающую их естественных врагов, окраску. Большинство пауков встречаются не только в мангровах, но и в окружающих лесах[8].

Не все пауки строят паутины. Среди не строящих паутину встречаются приспособившиеся к жизни в полуводной среде, они во время отлива спускаются с деревьев и охотятся на земле, в их числе Pardosa, один из немногих, встречающихся исключительно в манграх. Pardosa, в отличие от остальных пауков-охотников, питается не только мелкими насекомыми, но иногда и молодыми крабами[8].

Земноводные и пресмыкающиеся

Земноводные в солёной воде практически не встречаются. Исключение составляют всего нескольких видов жаб и лягушек, из них широко распространена в мангровах только крабоядная лягушка, которую жители Юго-Восточной Азии охотно употребляют в пищу[9].

В отличие от земноводных, пресмыкающиеся обычны для мангровых лесов. Здесь обитает очень много видов змей и ящериц, и несколько видов крокодилов и аллигаторов[10].

Большинство змей встречаются и на прилегающих к манграм территориям, а сюда забираются в погоне за добычей, но некоторые виды характерны именно для мангров. Проникновение змей происходит как со стороны суши, например питоны в Австралии и королевская кобра в Юго-Восточной Азии, так и со стороны моря. Из морских змей только желтогубый плоскохвост размножается на суше, остальные являются полностью водными животными, среди них мангровая змея. Все змеи являются плотоядными, питаются в основном небольшими рыбами и крабами. Однако молодые змеи являются важной частью рациона крабов, которых защищает хитиновый экзоскелет и возможность дышать в воде. Наиболее богаты змеями мангры Индийско-Тихоокеанской зоны, на могут встречаться и в других местах, например полосатый уж в манграх Флориды[10].

Ящерицы характерны для прилегающей суши. Наиболее эффектны вараны Юго-Восточной Азии и Австралии, длина индийского варана может превышать 1 м[11].

Наиболее внушительными являются крокодилы и аллигаторы. В Центральной Америке встречаются острорылый крокодил и крокодиловый кайман. От восточных берегов Индостана в Южной Азии, в Юго-Восточной Азии, на севере Австралии и даже на островах Фиджи распространён гребнистый крокодил, длина которого может достигать 7—8 м. Маленькие крокодилы ловят рыбу и беспозвоночных, более крупные охотятся на млекопитающих, иногда даже на людей[12].

У разных пресмыкающихся выработались различные приспособления для выживания в солёной среде, например солевыводящие железы, плотная чешуя, умение выбрать место и время приёма пищи и воды. Разные виды приспособлены по разному, могут переносить разную солёность и разное время[13].

Птицы

У птиц высокая мобильность, многие проводят в мангровых зарослях только часть своего времени, для одних характерны сезонные миграции, другие перемещаются ежедневно в зависимости от времени суток или уровня приливов и отливов. Они могут там питаться, использовать мангры для гнездования, пережидать там приливы. Многие птицы, особенно воробьинообразные, полностью зависят от мангровых лесов, питаясь либо частями мангровых деревьев, либо, чаще, ассоциированными с ними насекомыми[14]. Для них характерна пищевая специализация: насекомоядные могут или счищать себе пищу с листьев, или искать её в древесной коре, или ловить в воздухе, или, собирающих нектар, в цветках. Виды, имеющие сходный способ питания, используют для этого разные виды деревьев и при этом разные ярусы леса или предпочитают опушки[15].

Кулики разыскивают спрятавшихся в грязи беспозвоночных как среди мангровых деревьев, так и на прилегающих болотах. Во время приливов они могут покидать мангровые леса или оставаться на ветвях или воздушных корнях. Цапли и зимородки ловят рыбу на мелководье или илистых прыгунов и в грязи на суше. Аисты, пеликаны, скопы, бакланы могут удаляться от мангров на достаточно большие расстояния и возвращаться сюда для проживания и размножения. Птицы, питающиеся в окрестностях и возвращающиеся в мангры, способствуют накоплению гуано, обогащая тем самым мангровые экосистемы нитратами и фосфатами. Болото Карони (англ.) на острове Тринидад представляет собой пример совместного плотного гнездования египетской цапли и белой американской цапли. Размножающийся повсеместно красный ибис встречается в мангровых лесах в больших количествах[14].

Млекопитающие

Несмотря на множество млекопитающих, имеющихся в манграх, их подавляющее большинство встречаются не только здесь. Это связано с тем, что водные животные вынуждены покидать их во время отлива, наземные сухопутные во время прилива, а живущие на деревьях, например, обезьяны и летучие мыши, обладают высокой мобильностью[16].

Из чисто водных животных в мангровах постоянно живут дюгони и некоторые китообразные, на время отлива находящие себе убежище в ручьях и реках, протекающих в этих местах. Более близкие к берегу мангровы посещают дельфины и морские свиньи. Например в Сундарбане встречаются редкие пресноводные виды — гангский дельфин и иравадийский дельфин. Из мелких хищников в поиске рыбы и крабов сюда заходят кошки-рыболовы, мангустовые, бандикуты, еноты-ракоеды. В Юго-Восточной Азии встречаются выдровые[16]. В поисках растительной пищи с прилегающей суши в Восточном полушарии сюда заходят антилопы, олени, свиньи, реже встречаются яванский носорог, азиатский буйвол, барасинга. Южноамериканские мангры посещают агути и американские олени. Домашние верблюды и буйволы являются важными потребителями листвы в Аравии и дельте Инда[17].

Некоторые виды, например бенгальский тигр, сейчас встречаются исключительно в манграх только потому, что человек вытеснил их из остальных мест обитания. По-настоящему специализированы на жизни в мангровах всего несколько немногочисленных видов, среди них австралийская водяная крыса (англ.), которая кормится во время отлива крабами среди авиценний и ризофор и строит гнёзда на коленчатых корнях бругиер. Несмотря на водоотталкивающий мех, она не была замечена плавающей, во время прилива находится на деревьях. Эндемиком ризофоровых мангровых лесов островов Ана-Мария, расположенных к югу от острова Куба, является вымерающий вид хутия Кабреры[17].

Обезьяны

Некоторые обезьяны являются всеядными. Мартышки в Западной Африке едят и крабов-скрипачей, и цветки, плоды и молодые лиситья ризофоровых. Макаки в Юго-Восточной Азии употребляют в пищу крабов, моллюсков и проростки ризофор. Находясь среди проростков, они повреждают их больше, чем съедают, нанося этим существенный ущерб мангровой растительности, препятствуя возобновлению мангровых экосистем. К исключительно растительноядным относятся тонкотелые обезьяны, в том числе лангуры и носачи. Носачи встречаются исключительно на Калимантане в мангровых и произрастающих вдоль рек лесах. Тонкотелые обезьяны питаются главным образом листьями, в меньшей степени лепестками и фруктами. Для переваривания пищи, особенно трудноперевариваемой листвы, они имеют сложный и многокамерный желудок[18].

Рукокрылые

Обилие летающих насекомых привлекает в мангровые леса многочисленных разнообразных летучих мышей, которые оказывают заметное влияние на их численность. Одна летучая мышь съедает за ночь массу насекомых, составляющую от четверти до трети её собственной массы. Крыланы распространены только в Восточном полушарии, они используют деревья и как местообитание, и как источник питания, потребляя в основном нектар и плоды. Только в Австралии популяция летучих лисиц оценивается в примерно 220 тыс. особей. Крыланы играют основную роль в опылении некоторых мангровых деревьев. Например в Малайзии, большой длинноязыкий крылан и пещерный крылан Eonycteris spelaea питаясь нектаром соннератий, переносят пыльцу на своём меху, тем самым опыляя цветки, распускающиеся всего на одну ночь. Длинноязыкие крыланы не встречаются в отдалении от мест произрастания соннератии, в то время как пещерные могут улетать к местам питания на 38 км от места ночлега. Соннератия сырная обеспечивает крыланов питанием круглый год, а соннератия белая вместе с Sonneratia ovata только три четверти года. Те же крыланы посещают не только соннератии, но и другие деревья, например дуриан цибетиновый, опыляемый пещерными крыланами. Период цветения и плодоношения у дуриана относительно короткий, поэтому он не может обеспечить круглогодичное питание опылителей и вдали от соннератий не встречается[19].

Все рукокрылые способны преодолевать значительные расстояния и никогда не зависят исключительно от мангров[20].

Водные беспозвоночные

Мангровые деревья предоставляют подводным обитателям как питательные вещества, так и свои боковые корни и пневматофоры, которые очень значительно увеличивают придонную поверхность и среди окружающей грязи представляют собой твёрдый субстрат[21].Встречаются представители разных типов, в том числе моллюски, членистоногие, сипункулиды, нематоды, немертины, плоские черви, кольчатые черви. Наиболее многочисленными и заметными являются моллюски и ракообразные[5]. Чаще, чем другими организмами, корни мангровых деревьев покрыты усоногими, которые могут использовать даже листья ветвей, затапливаемых приливом и, при обильном размножении, могут замедлять рост деревьев, несмотря на то, что питаются они, фильтруя воду, а корни используют исключительно в качестве опоры. Естественные враги усоногих, улитки Thais kiosquiformis и Morula lugubris, а также некоторые крабы, играют важнейшую роль в повышении продуктивности экосистемы[21]. В заливаемых местах обитают устрицы прочие двустворчатые моллюски. Брюхоногие предпочитают более высокие места, но могут переносить и затопление приливом. Процесс разрушения погибших деревьев начинают моллюски (корабельные черви) и равноногие ракообразные (например Sphaeroma)[3].

Ракообразные

Среди ракообразных преобладают крабы, у которых для мангров наиболее характерны семейства Ocypodidae (англ.) и Grapsidae. Виды крабов Grapsidae могут быть морскими, реже пресноводными, вести смешанный водно-сухопутный образ жизни и даже быть практически сухопутными[5]. Семейство Ocypodidae представляет манящий краб, или краб-скрипач (англ.). Прочих ракообразных представляют плавающие плотоядные крабы семейства Portunidae, раки-отшельники, раки-кроты Thalassina, бокоплавы, равноногие. Экономическое значение имеют креветки, как настоящие, так и прочие, особенно Penaeidae[5].

Рыбы

Многочисленные малые водоёмы (ручьи, лужи, протоки) являются местообитанием множества разнообразных рыб. Во время прилива рыба кормится на всём пространстве мангровых лесов[22]. По некоторым данным, с мангровыми экосистемами в той или иной степени связан жизненный цикл до 90 % всех промысловых рыб тропических вод[23].

Весьма характерными представителями фауны мангров являются илистые прыгуны — рыбы, которые заметную часть своего времени проводят на суше. Усваивать кислород они могут не только с помощью жабр, но и прямо из воздуха через кожу. Благодаря особенностям строения грудных плавников прыгуны имеют возможность передвигаться прыжками по суше, с помощью грудных плавников и хвоста забираться вверх по ветке, с помощью брюшной присоски удерживаться на почти вертикальных поверхностях[3].

Напишите отзыв о статье "Мангровая фауна"

Примечания

  1. 1 2 3 4 Hogarth, 2008, p. 73.
  2. 1 2 [sbiblio.com/biblio/content.aspx?dictid=159&wordid=1235823 Мангры. География. Современная иллюстрированная энциклопедия.]. Проверено 27 марта 2013. [www.webcitation.org/6FbyrHtFv Архивировано из первоисточника 4 апреля 2013].
  3. 1 2 3 4 [botsad.ru/ru/menu/mir-rastenii/rastitelnost-mira/mangrovye-lesa/ Мангровые леса. БСИ ДВО РАН].
  4. 1 2 Hogarth, 2008, p. 80.
  5. 1 2 3 4 Hogarth, 2008, p. 102.
  6. Hogarth, 2008, p. 75.
  7. 1 2 Hogarth, 2008, p. 77.
  8. 1 2 Hogarth, 2008, p. 73,74.
  9. Hogarth, 2008, p. 83.
  10. 1 2 Hogarth, 2008, p. 85,86.
  11. Hogarth, 2008, p. 86, 87.
  12. Hogarth, 2008, p. 87.
  13. Hogarth, 2008, p. 87,88.
  14. 1 2 Hogarth, 2008, p. 89.
  15. Hogarth, 2008, p. 90,91.
  16. 1 2 Hogarth, 2008, p. 93, 94.
  17. 1 2 Hogarth, 2008, p. 94.
  18. Hogarth, 2008, p. 95.
  19. Hogarth, 2008, p. 96, 97.
  20. Hogarth, 2008, p. 97.
  21. 1 2 Hogarth, 2008, p. 99.
  22. Hogarth, 2008, p. 133, 134.
  23. М. Б. Горнунг. Структура и функционирование главных типов экосистем // Постоянновлажные тропики. — М.: «Мысль», 1984.

Литература

  • Hogarth, P. J.,. [app.box.com/s/3au3qupjggoy2e3fnaun The Biology of Mangroves and Seagrasses]. — Oxford University Press, 2008. — ISBN 978-0-19-856870-4. (англ.)

Отрывок, характеризующий Мангровая фауна

Х этот есть дух войска, то есть большее или меньшее желание драться и подвергать себя опасностям всех людей, составляющих войско, совершенно независимо от того, дерутся ли люди под командой гениев или не гениев, в трех или двух линиях, дубинами или ружьями, стреляющими тридцать раз в минуту. Люди, имеющие наибольшее желание драться, всегда поставят себя и в наивыгоднейшие условия для драки.
Дух войска – есть множитель на массу, дающий произведение силы. Определить и выразить значение духа войска, этого неизвестного множителя, есть задача науки.
Задача эта возможна только тогда, когда мы перестанем произвольно подставлять вместо значения всего неизвестного Х те условия, при которых проявляется сила, как то: распоряжения полководца, вооружение и т. д., принимая их за значение множителя, а признаем это неизвестное во всей его цельности, то есть как большее или меньшее желание драться и подвергать себя опасности. Тогда только, выражая уравнениями известные исторические факты, из сравнения относительного значения этого неизвестного можно надеяться на определение самого неизвестного.
Десять человек, батальонов или дивизий, сражаясь с пятнадцатью человеками, батальонами или дивизиями, победили пятнадцать, то есть убили и забрали в плен всех без остатка и сами потеряли четыре; стало быть, уничтожились с одной стороны четыре, с другой стороны пятнадцать. Следовательно, четыре были равны пятнадцати, и, следовательно, 4а:=15у. Следовательно, ж: г/==15:4. Уравнение это не дает значения неизвестного, но оно дает отношение между двумя неизвестными. И из подведения под таковые уравнения исторических различно взятых единиц (сражений, кампаний, периодов войн) получатся ряды чисел, в которых должны существовать и могут быть открыты законы.
Тактическое правило о том, что надо действовать массами при наступлении и разрозненно при отступлении, бессознательно подтверждает только ту истину, что сила войска зависит от его духа. Для того чтобы вести людей под ядра, нужно больше дисциплины, достигаемой только движением в массах, чем для того, чтобы отбиваться от нападающих. Но правило это, при котором упускается из вида дух войска, беспрестанно оказывается неверным и в особенности поразительно противоречит действительности там, где является сильный подъем или упадок духа войска, – во всех народных войнах.
Французы, отступая в 1812 м году, хотя и должны бы защищаться отдельно, по тактике, жмутся в кучу, потому что дух войска упал так, что только масса сдерживает войско вместе. Русские, напротив, по тактике должны бы были нападать массой, на деле же раздробляются, потому что дух поднят так, что отдельные лица бьют без приказания французов и не нуждаются в принуждении для того, чтобы подвергать себя трудам и опасностям.


Так называемая партизанская война началась со вступления неприятеля в Смоленск.
Прежде чем партизанская война была официально принята нашим правительством, уже тысячи людей неприятельской армии – отсталые мародеры, фуражиры – были истреблены казаками и мужиками, побивавшими этих людей так же бессознательно, как бессознательно собаки загрызают забеглую бешеную собаку. Денис Давыдов своим русским чутьем первый понял значение той страшной дубины, которая, не спрашивая правил военного искусства, уничтожала французов, и ему принадлежит слава первого шага для узаконения этого приема войны.
24 го августа был учрежден первый партизанский отряд Давыдова, и вслед за его отрядом стали учреждаться другие. Чем дальше подвигалась кампания, тем более увеличивалось число этих отрядов.
Партизаны уничтожали Великую армию по частям. Они подбирали те отпадавшие листья, которые сами собою сыпались с иссохшего дерева – французского войска, и иногда трясли это дерево. В октябре, в то время как французы бежали к Смоленску, этих партий различных величин и характеров были сотни. Были партии, перенимавшие все приемы армии, с пехотой, артиллерией, штабами, с удобствами жизни; были одни казачьи, кавалерийские; были мелкие, сборные, пешие и конные, были мужицкие и помещичьи, никому не известные. Был дьячок начальником партии, взявший в месяц несколько сот пленных. Была старостиха Василиса, побившая сотни французов.
Последние числа октября было время самого разгара партизанской войны. Тот первый период этой войны, во время которого партизаны, сами удивляясь своей дерзости, боялись всякую минуту быть пойманными и окруженными французами и, не расседлывая и почти не слезая с лошадей, прятались по лесам, ожидая всякую минуту погони, – уже прошел. Теперь уже война эта определилась, всем стало ясно, что можно было предпринять с французами и чего нельзя было предпринимать. Теперь уже только те начальники отрядов, которые с штабами, по правилам ходили вдали от французов, считали еще многое невозможным. Мелкие же партизаны, давно уже начавшие свое дело и близко высматривавшие французов, считали возможным то, о чем не смели и думать начальники больших отрядов. Казаки же и мужики, лазившие между французами, считали, что теперь уже все было возможно.
22 го октября Денисов, бывший одним из партизанов, находился с своей партией в самом разгаре партизанской страсти. С утра он с своей партией был на ходу. Он целый день по лесам, примыкавшим к большой дороге, следил за большим французским транспортом кавалерийских вещей и русских пленных, отделившимся от других войск и под сильным прикрытием, как это было известно от лазутчиков и пленных, направлявшимся к Смоленску. Про этот транспорт было известно не только Денисову и Долохову (тоже партизану с небольшой партией), ходившему близко от Денисова, но и начальникам больших отрядов с штабами: все знали про этот транспорт и, как говорил Денисов, точили на него зубы. Двое из этих больших отрядных начальников – один поляк, другой немец – почти в одно и то же время прислали Денисову приглашение присоединиться каждый к своему отряду, с тем чтобы напасть на транспорт.
– Нет, бг'ат, я сам с усам, – сказал Денисов, прочтя эти бумаги, и написал немцу, что, несмотря на душевное желание, которое он имел служить под начальством столь доблестного и знаменитого генерала, он должен лишить себя этого счастья, потому что уже поступил под начальство генерала поляка. Генералу же поляку он написал то же самое, уведомляя его, что он уже поступил под начальство немца.
Распорядившись таким образом, Денисов намеревался, без донесения о том высшим начальникам, вместе с Долоховым атаковать и взять этот транспорт своими небольшими силами. Транспорт шел 22 октября от деревни Микулиной к деревне Шамшевой. С левой стороны дороги от Микулина к Шамшеву шли большие леса, местами подходившие к самой дороге, местами отдалявшиеся от дороги на версту и больше. По этим то лесам целый день, то углубляясь в середину их, то выезжая на опушку, ехал с партией Денисов, не выпуская из виду двигавшихся французов. С утра, недалеко от Микулина, там, где лес близко подходил к дороге, казаки из партии Денисова захватили две ставшие в грязи французские фуры с кавалерийскими седлами и увезли их в лес. С тех пор и до самого вечера партия, не нападая, следила за движением французов. Надо было, не испугав их, дать спокойно дойти до Шамшева и тогда, соединившись с Долоховым, который должен был к вечеру приехать на совещание к караулке в лесу (в версте от Шамшева), на рассвете пасть с двух сторон как снег на голову и побить и забрать всех разом.
Позади, в двух верстах от Микулина, там, где лес подходил к самой дороге, было оставлено шесть казаков, которые должны были донести сейчас же, как только покажутся новые колонны французов.
Впереди Шамшева точно так же Долохов должен был исследовать дорогу, чтобы знать, на каком расстоянии есть еще другие французские войска. При транспорте предполагалось тысяча пятьсот человек. У Денисова было двести человек, у Долохова могло быть столько же. Но превосходство числа не останавливало Денисова. Одно только, что еще нужно было знать ему, это то, какие именно были эти войска; и для этой цели Денисову нужно было взять языка (то есть человека из неприятельской колонны). В утреннее нападение на фуры дело сделалось с такою поспешностью, что бывших при фурах французов всех перебили и захватили живым только мальчишку барабанщика, который был отсталый и ничего не мог сказать положительно о том, какие были войска в колонне.
Нападать другой раз Денисов считал опасным, чтобы не встревожить всю колонну, и потому он послал вперед в Шамшево бывшего при его партии мужика Тихона Щербатого – захватить, ежели можно, хоть одного из бывших там французских передовых квартиргеров.


Был осенний, теплый, дождливый день. Небо и горизонт были одного и того же цвета мутной воды. То падал как будто туман, то вдруг припускал косой, крупный дождь.
На породистой, худой, с подтянутыми боками лошади, в бурке и папахе, с которых струилась вода, ехал Денисов. Он, так же как и его лошадь, косившая голову и поджимавшая уши, морщился от косого дождя и озабоченно присматривался вперед. Исхудавшее и обросшее густой, короткой, черной бородой лицо его казалось сердито.
Рядом с Денисовым, также в бурке и папахе, на сытом, крупном донце ехал казачий эсаул – сотрудник Денисова.
Эсаул Ловайский – третий, также в бурке и папахе, был длинный, плоский, как доска, белолицый, белокурый человек, с узкими светлыми глазками и спокойно самодовольным выражением и в лице и в посадке. Хотя и нельзя было сказать, в чем состояла особенность лошади и седока, но при первом взгляде на эсаула и Денисова видно было, что Денисову и мокро и неловко, – что Денисов человек, который сел на лошадь; тогда как, глядя на эсаула, видно было, что ему так же удобно и покойно, как и всегда, и что он не человек, который сел на лошадь, а человек вместе с лошадью одно, увеличенное двойною силою, существо.
Немного впереди их шел насквозь промокший мужичок проводник, в сером кафтане и белом колпаке.
Немного сзади, на худой, тонкой киргизской лошаденке с огромным хвостом и гривой и с продранными в кровь губами, ехал молодой офицер в синей французской шинели.
Рядом с ним ехал гусар, везя за собой на крупе лошади мальчика в французском оборванном мундире и синем колпаке. Мальчик держался красными от холода руками за гусара, пошевеливал, стараясь согреть их, свои босые ноги, и, подняв брови, удивленно оглядывался вокруг себя. Это был взятый утром французский барабанщик.
Сзади, по три, по четыре, по узкой, раскиснувшей и изъезженной лесной дороге, тянулись гусары, потом казаки, кто в бурке, кто во французской шинели, кто в попоне, накинутой на голову. Лошади, и рыжие и гнедые, все казались вороными от струившегося с них дождя. Шеи лошадей казались странно тонкими от смокшихся грив. От лошадей поднимался пар. И одежды, и седла, и поводья – все было мокро, склизко и раскисло, так же как и земля, и опавшие листья, которыми была уложена дорога. Люди сидели нахохлившись, стараясь не шевелиться, чтобы отогревать ту воду, которая пролилась до тела, и не пропускать новую холодную, подтекавшую под сиденья, колени и за шеи. В середине вытянувшихся казаков две фуры на французских и подпряженных в седлах казачьих лошадях громыхали по пням и сучьям и бурчали по наполненным водою колеям дороги.
Лошадь Денисова, обходя лужу, которая была на дороге, потянулась в сторону и толканула его коленкой о дерево.
– Э, чег'т! – злобно вскрикнул Денисов и, оскаливая зубы, плетью раза три ударил лошадь, забрызгав себя и товарищей грязью. Денисов был не в духе: и от дождя и от голода (с утра никто ничего не ел), и главное оттого, что от Долохова до сих пор не было известий и посланный взять языка не возвращался.
«Едва ли выйдет другой такой случай, как нынче, напасть на транспорт. Одному нападать слишком рискованно, а отложить до другого дня – из под носа захватит добычу кто нибудь из больших партизанов», – думал Денисов, беспрестанно взглядывая вперед, думая увидать ожидаемого посланного от Долохова.
Выехав на просеку, по которой видно было далеко направо, Денисов остановился.
– Едет кто то, – сказал он.
Эсаул посмотрел по направлению, указываемому Денисовым.
– Едут двое – офицер и казак. Только не предположительно, чтобы был сам подполковник, – сказал эсаул, любивший употреблять неизвестные казакам слова.
Ехавшие, спустившись под гору, скрылись из вида и через несколько минут опять показались. Впереди усталым галопом, погоняя нагайкой, ехал офицер – растрепанный, насквозь промокший и с взбившимися выше колен панталонами. За ним, стоя на стременах, рысил казак. Офицер этот, очень молоденький мальчик, с широким румяным лицом и быстрыми, веселыми глазами, подскакал к Денисову и подал ему промокший конверт.
– От генерала, – сказал офицер, – извините, что не совсем сухо…
Денисов, нахмурившись, взял конверт и стал распечатывать.
– Вот говорили всё, что опасно, опасно, – сказал офицер, обращаясь к эсаулу, в то время как Денисов читал поданный ему конверт. – Впрочем, мы с Комаровым, – он указал на казака, – приготовились. У нас по два писто… А это что ж? – спросил он, увидав французского барабанщика, – пленный? Вы уже в сраженье были? Можно с ним поговорить?
– Ростов! Петя! – крикнул в это время Денисов, пробежав поданный ему конверт. – Да как же ты не сказал, кто ты? – И Денисов с улыбкой, обернувшись, протянул руку офицеру.
Офицер этот был Петя Ростов.
Во всю дорогу Петя приготавливался к тому, как он, как следует большому и офицеру, не намекая на прежнее знакомство, будет держать себя с Денисовым. Но как только Денисов улыбнулся ему, Петя тотчас же просиял, покраснел от радости и, забыв приготовленную официальность, начал рассказывать о том, как он проехал мимо французов, и как он рад, что ему дано такое поручение, и что он был уже в сражении под Вязьмой, и что там отличился один гусар.
– Ну, я г'ад тебя видеть, – перебил его Денисов, и лицо его приняло опять озабоченное выражение.
– Михаил Феоклитыч, – обратился он к эсаулу, – ведь это опять от немца. Он пг'и нем состоит. – И Денисов рассказал эсаулу, что содержание бумаги, привезенной сейчас, состояло в повторенном требовании от генерала немца присоединиться для нападения на транспорт. – Ежели мы его завтг'а не возьмем, они у нас из под носа выг'вут, – заключил он.
В то время как Денисов говорил с эсаулом, Петя, сконфуженный холодным тоном Денисова и предполагая, что причиной этого тона было положение его панталон, так, чтобы никто этого не заметил, под шинелью поправлял взбившиеся панталоны, стараясь иметь вид как можно воинственнее.
– Будет какое нибудь приказание от вашего высокоблагородия? – сказал он Денисову, приставляя руку к козырьку и опять возвращаясь к игре в адъютанта и генерала, к которой он приготовился, – или должен я оставаться при вашем высокоблагородии?
– Приказания?.. – задумчиво сказал Денисов. – Да ты можешь ли остаться до завтрашнего дня?
– Ах, пожалуйста… Можно мне при вас остаться? – вскрикнул Петя.
– Да как тебе именно велено от генег'ала – сейчас вег'нуться? – спросил Денисов. Петя покраснел.
– Да он ничего не велел. Я думаю, можно? – сказал он вопросительно.
– Ну, ладно, – сказал Денисов. И, обратившись к своим подчиненным, он сделал распоряжения о том, чтоб партия шла к назначенному у караулки в лесу месту отдыха и чтобы офицер на киргизской лошади (офицер этот исполнял должность адъютанта) ехал отыскивать Долохова, узнать, где он и придет ли он вечером. Сам же Денисов с эсаулом и Петей намеревался подъехать к опушке леса, выходившей к Шамшеву, с тем, чтобы взглянуть на то место расположения французов, на которое должно было быть направлено завтрашнее нападение.
– Ну, бог'ода, – обратился он к мужику проводнику, – веди к Шамшеву.
Денисов, Петя и эсаул, сопутствуемые несколькими казаками и гусаром, который вез пленного, поехали влево через овраг, к опушке леса.


Дождик прошел, только падал туман и капли воды с веток деревьев. Денисов, эсаул и Петя молча ехали за мужиком в колпаке, который, легко и беззвучно ступая своими вывернутыми в лаптях ногами по кореньям и мокрым листьям, вел их к опушке леса.
Выйдя на изволок, мужик приостановился, огляделся и направился к редевшей стене деревьев. У большого дуба, еще не скинувшего листа, он остановился и таинственно поманил к себе рукою.
Денисов и Петя подъехали к нему. С того места, на котором остановился мужик, были видны французы. Сейчас за лесом шло вниз полубугром яровое поле. Вправо, через крутой овраг, виднелась небольшая деревушка и барский домик с разваленными крышами. В этой деревушке и в барском доме, и по всему бугру, в саду, у колодцев и пруда, и по всей дороге в гору от моста к деревне, не более как в двухстах саженях расстояния, виднелись в колеблющемся тумане толпы народа. Слышны были явственно их нерусские крики на выдиравшихся в гору лошадей в повозках и призывы друг другу.