Маргарита Йоркская
| Маргарита Йоркская англ. Margaret of York<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Портрет Маргариты Йоркской (около 1468 года) в Лувре, Париж.</td></tr> | |||
| |||
|---|---|---|---|
| 9 июля 1468 — 5 января 1477 | |||
| Рождение: | 3 марта 1446 Замок Фотерингей, Англия | ||
| Смерть: | 23 ноября 1503 (57 лет) Мехелен, Бургундские Нидерланды | ||
| Род: | Йорки, Бургундская ветвь династии Валуа | ||
| Отец: | Ричард Плантагенет | ||
| Мать: | Сесилия Невилл | ||
| Супруг: | Карл Смелый | ||
| Дети: | нет | ||
Маргари́та Йо́ркская, Маргарита Плантагене́т или Маргарита Английская, в замужестве Маргарита Бургундская (англ. Margaret of York; 3 мая 1446, Англия — 23 ноября 1503, Фландрия) — дочь 3-го герцога Йоркского Ричарда Плантагенета, сестра королей Англии Эдуарда IV и Ричарда III, третья и последняя супруга герцога Бургундского Карла Смелого. В своё время была самой изящной, богатой и влиятельной герцогиней в Европе.
Содержание
Биография
Маргарита родилась 3 мая 1446 года в замке Фотерингей, Нортгемптоншир, Англия. Она была дочерью 3-го герцога Йоркского Ричарда Плантагенета (начавшего претендовать на английскую корону) и Сесилии Невилл.
3 июля 1468 года она вышла замуж за Карла Валуа, герцога Бургундского, прозванного Карлом Смелым. Бракосочетание состоялось в городе Дамме, Фландрия, на территории Бургундских Нидерландов, входивших во владения Бургундского герцогства. Хотя брак так и остался бездетным, он укрепил союз между Англией и Бургундией. Можно также отметить, что Ричард Плантагенет и Карл Смелый обладали одной общей чертой: оба пытались военным путём избавиться от своих королей и сюзеренов (хотя Карл Бургундский уже не считался ни французским принцем, ни вассалом короля Людовика XI).
Когда Маргарита Йоркская впервые появилась в Брюгге, украшенном художником Хуго ван дер Гусом специально для свадебного торжества, своей внешностью она всех удивила. Находясь среди свиты фламандских дам в строгих атурах, она выделялась своими длинными светлыми волосами, спадавшими на спину. Празднества и торжества, последовавшие за свадьбой (названной свадьбой века), отличались невиданной роскошью и великолепием[1]. В наши дни в Брюгге каждые пять лет проводится масштабная реконструкция той свадьбы, на праздник приезжает множество туристов из соседних стран.
У Маргариты Йоркской не было детей. Всю свою материнскую любовь она посвятила Марии Бургундской, дочери Карла Бургундского от предыдущего брака. Свою падчерицу она воспитывала как родную дочь.
Овдовев в 1477 году, Маргарита стала опекуном своей падчерицы, герцогини Марии Бургундской, и выдала её замуж за будущего германского императора Максимилиана I из династии Габсбургов.
Со смертью герцогини в возрасте 25 лет в 1482 году (причиной кончины стало неудачное падение с лошади во время охоты), Маргарита Йоркская стала сама заботиться о её осиротевших детях, Филиппе I Красивом и Маргарите Австрийской. Она также пыталась повлиять на исход войны Алой и Белой розы, оказывая помощь (напрасно) Джону де ла Полю в борьбе против короля Генриха VII в 1486 году.
Маргарита Йоркская скончалась 23 ноября 1503 года в Мехелене в Бургундских Нидерландах в возрасте 57 лет.
В культуре
Маргарита Йоркская упоминается в компьютерной игре Assassin's Creed: Brotherhood. Главный герой, наставник Ордена ассасинов в Риме, отправлял своих учеников в другие государства для выполнения контрактов на убийство. Целью одного из таких контрактов стало убийство Маргариты, члена ордена Тамплиеров, и в итоге она была отравлена[2].
В BBC-сериале «Тень башни» 1972 года в роли Маргариты Йоркской выступила Рэйчел Кемпсон.
Напишите отзыв о статье "Маргарита Йоркская"
Примечания
Источники
- Taylor Aline S Isabel of Burgundy
- Heer Friedrich The Holy Roman Empire
- Calmette Joseph The Golden Age of Burgundy
Отрывок, характеризующий Маргарита Йоркская
В третьих, бессмысленно было терять свои войска для уничтожения французских армий, уничтожавшихся без внешних причин в такой прогрессии, что без всякого загораживания пути они не могли перевести через границу больше того, что они перевели в декабре месяце, то есть одну сотую всего войска.В четвертых, бессмысленно было желание взять в плен императора, королей, герцогов – людей, плен которых в высшей степени затруднил бы действия русских, как то признавали самые искусные дипломаты того времени (J. Maistre и другие). Еще бессмысленнее было желание взять корпуса французов, когда свои войска растаяли наполовину до Красного, а к корпусам пленных надо было отделять дивизии конвоя, и когда свои солдаты не всегда получали полный провиант и забранные уже пленные мерли с голода.
Весь глубокомысленный план о том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с армией, был подобен тому плану огородника, который, выгоняя из огорода потоптавшую его гряды скотину, забежал бы к воротам и стал бы по голове бить эту скотину. Одно, что можно бы было сказать в оправдание огородника, было бы то, что он очень рассердился. Но это нельзя было даже сказать про составителей проекта, потому что не они пострадали от потоптанных гряд.
Но, кроме того, что отрезывание Наполеона с армией было бессмысленно, оно было невозможно.
Невозможно это было, во первых, потому что, так как из опыта видно, что движение колонн на пяти верстах в одном сражении никогда не совпадает с планами, то вероятность того, чтобы Чичагов, Кутузов и Витгенштейн сошлись вовремя в назначенное место, была столь ничтожна, что она равнялась невозможности, как то и думал Кутузов, еще при получении плана сказавший, что диверсии на большие расстояния не приносят желаемых результатов.
Во вторых, невозможно было потому, что, для того чтобы парализировать ту силу инерции, с которой двигалось назад войско Наполеона, надо было без сравнения большие войска, чем те, которые имели русские.
В третьих, невозможно это было потому, что военное слово отрезать не имеет никакого смысла. Отрезать можно кусок хлеба, но не армию. Отрезать армию – перегородить ей дорогу – никак нельзя, ибо места кругом всегда много, где можно обойти, и есть ночь, во время которой ничего не видно, в чем могли бы убедиться военные ученые хоть из примеров Красного и Березины. Взять же в плен никак нельзя без того, чтобы тот, кого берут в плен, на это не согласился, как нельзя поймать ласточку, хотя и можно взять ее, когда она сядет на руку. Взять в плен можно того, кто сдается, как немцы, по правилам стратегии и тактики. Но французские войска совершенно справедливо не находили этого удобным, так как одинаковая голодная и холодная смерть ожидала их на бегстве и в плену.
В четвертых же, и главное, это было невозможно потому, что никогда, с тех пор как существует мир, не было войны при тех страшных условиях, при которых она происходила в 1812 году, и русские войска в преследовании французов напрягли все свои силы и не могли сделать большего, не уничтожившись сами.
В движении русской армии от Тарутина до Красного выбыло пятьдесят тысяч больными и отсталыми, то есть число, равное населению большого губернского города. Половина людей выбыла из армии без сражений.
И об этом то периоде кампании, когда войска без сапог и шуб, с неполным провиантом, без водки, по месяцам ночуют в снегу и при пятнадцати градусах мороза; когда дня только семь и восемь часов, а остальное ночь, во время которой не может быть влияния дисциплины; когда, не так как в сраженье, на несколько часов только люди вводятся в область смерти, где уже нет дисциплины, а когда люди по месяцам живут, всякую минуту борясь с смертью от голода и холода; когда в месяц погибает половина армии, – об этом то периоде кампании нам рассказывают историки, как Милорадович должен был сделать фланговый марш туда то, а Тормасов туда то и как Чичагов должен был передвинуться туда то (передвинуться выше колена в снегу), и как тот опрокинул и отрезал, и т. д., и т. д.
Русские, умиравшие наполовину, сделали все, что можно сделать и должно было сделать для достижения достойной народа цели, и не виноваты в том, что другие русские люди, сидевшие в теплых комнатах, предполагали сделать то, что было невозможно.
Все это странное, непонятное теперь противоречие факта с описанием истории происходит только оттого, что историки, писавшие об этом событии, писали историю прекрасных чувств и слов разных генералов, а не историю событий.
Для них кажутся очень занимательны слова Милорадовича, награды, которые получил тот и этот генерал, и их предположения; а вопрос о тех пятидесяти тысячах, которые остались по госпиталям и могилам, даже не интересует их, потому что не подлежит их изучению.
