Краснов, Мигель

Мигель Краснов
Михаил Семёнович Краснов
Дата рождения:	15 февраля 1946(1946-02-15) (78 лет)
Место рождения:	Тироль, Австрия

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Михаил Семёнович Краснов (Мигель Красснофф-Марченко); род. 15 февраля 1946, Тироль, Австрия) — бригадир чилийской армии в отставке.

Осуждён чилийским судом по обвинению в причастности к преступлениям против человечности, совершенными в период с 1973 по 1989 годы, во время службы в Управлении национальной разведки и участии в Операции «Кондор», в том числе в причастности к похищениям чилийских и иностранных граждан. Ныне отбывает свой срок в Центре заключения Кордильера, Сантьяго.

Происхождение

По некоторым данным, Михаил Краснов — сын участника Белого движения начальника штаба Главного управления казачьих войск Имперского Министерства Восточных оккупированных территорий Третьего Рейха, генерал-майора Вермахта, атамана С. Н. Краснова. Семён Краснов был выдан в СССР и на основании Указа Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1943 года «О мерах наказания для немецко-фашистских злодеев, виновных в убийствах и истязаниях советского гражданского населения и пленных красноармейцев, для шпионов, изменников Родины из числа советских граждан и для их пособников» и ст. ст. 58-8 и 58-11 УК РСФСР осужден как коллаборационист и приговорён к смертной казни через повешение и конфискации всего лично ему принадлежащего имущества.

Мать Михаила, Дина Владимировна Марченко, рассказывала, что познакомилась с Семёном Красновым в эмиграции и вышла за него замуж в разгар Второй мировой войны. В конце войны они оба находились в составе казачьих формирований, расположенных в Лиенце. После вывоза из лагеря и последующей передачи всех казачьих офицеров в руки советского командования, матери Михаила вместе с его бабушкой Марией удалось бежать из лагеря для перемещенных лиц. Побегу и укрытию от СМЕРШа в большой степени способствовала помощь знакомого чилийского дипломата по фамилии Санта-Крус, который на момент окончания войны находился в Италии. Узнав о передаче британцами казаков в руки советского командования, Санта-Крус срочно приехал в Австрию, разыскал Дину, снял дом и, пользуясь дипломатической неприкосновенностью, надолго предоставил убежище и необходимую помощь не только беременной Дине с её матерью, но и семьям других казаков, которым удалось бежать во время выдачи казаков в Лиенце.

Новорожденный был крещён в православной церкви Святого Николая города Лиенца и записан как ребенок выданного к тому моменту СМЕРШу Семёна Краснова. Текст свидетельства о крещении отредактирован на русском, французском и немецком языках, в то же время действителен как свидетельство о рождении Михаила Краснова (в последующем — Мигель Красснофф-Марченко, на испанский лад). Позднее Санта-Крус переправил его семью в порт Триест, где они провели несколько месяцев в ожидании возможности для погрузки на какое-либо судно, направляющееся в Южную Америку. Это стало возможным лишь в 1948 году.

На борту судна «Мерси» прибыли в порт Вальпараисо 19 августа 1948 г. В числе сотен вновь прибывших эмигрантов и беженцев, первоначально были размещены в секторе раздевалок и в палатках на территории Национального cтадиона города Сантьяго. Позднее сняли внаём квартиру в одном из пансионов на улице Бразилии. Положение семьи Красновых улучшилось благодаря усилиям матери Михаила. В юности она получила университетское образование в Париже и владела 6 языками, в том числе испанским. Это обстоятельство позволило ей получить работу переводчика в Министерстве иностранных дел Чили.

Бабушка Михаила, Мария Иосифовна Марченко (девичья фамилия Шипанова), была женой Владимира Марченко, сотника Кубанского казачьего войска. По окончании Гражданской войны, семье Марченко вместе с дочерью Диной удалось выехать во Францию. Владимир Марченко позднее был выдан советским властям и приговорён к заключению в одном из сибирских лагерей, где и погиб от истощения и болезней. Мария Марченко дожила до 94-х летнего возраста и до последних дней принимала активное участие как в семейных и домашних делах, так и в воспитании и формировании молодого Михаила.

Образование и профессиональная карьера

Начальное образование Михаил Краснов получил в школе «Республика Аргентина», среднее — в лицее № 8 «Артуро Алессандри Пальма». В 1963 году, несмотря на несогласие своей матери, Мигель Краснов поступил в военное училище, которое закончил в 1967 со званием младшего лейтенанта пехотных войск. Принимал участие в перевороте 11 сентября 1973 года, когда армия отстранила от власти заведшее Чили в глубокий кризис и на грань гражданской войны левое правительство Альенде. В 1974 году прошёл курс подготовки в американской военной школе в Панаме, где был лучшим из 65 офицеров-слушателей из различных южноамериканских стран.

С июня 1974 года по 1976 год в Чили был прикомандирован к Управлению национальной разведки (DINA), органу безопасности, созданному для борьбы с развившими с 1964 года в Чили бурную деятельность подрывными левыми группами, в состав которых входило несколько десятков тысяч вооруженных формирований левых радикалов, частью прибывших с Кубы. В 1975 году командовал батальоном 1-й Горной дивизии, сражавшейся в Андах с оппозиционерами диктаторскому режиму. В ходе операции по уничтожению одной из террористических групп радикальных левых повстанцев ноябре 1975 года награждён высшей национальной медалью вооружённых сил Чили «За мужество» (не присуждавшейся до того момента 100 лет). Участвовал в пытках бессудно арестованных диссидентов в секретном пыточном центре «Londres 38», ранее бывшим местным отделением Социалистической партии Чили.

В 1980 году окончил 3-летнее обучение в чилийской Военной академии в звании майора. После этого — командир Кадетского батальона в военном училище и доцент в национальной Военной Академии, где читает курсы оперативно-тактического мастерства и теории информации. С 1982 год — в Ставке командующего армией Чили. По окончании курсов Генерального штаба в Бразилии получает звание подполковника и назначается в Ставку V чилийской дивизии в Пунта-Аренас. С февраля 1986 год — в Ставке Генерального штаба в Сантьяго, с конца того же года — заместитель директора Военной Школы и командир 8-го пехотного полка Tucapel. С 1 августа 1989 года — полковник, начальник гарнизона в Темуко. С февраля 1994 — начальник штаба IV дивизии. Возвращается в Сантьяго на службу в Управление армейской подготовки и производится в бригадные генералы армии Чили. С 1995 — бригадир; награждён Военной Звездой чилийских Вооружённых Сил, Большой Звездой за воинские заслуги и Звездой Славы за заслуги перед генеральным штабом. В 1998 году, после ухода Пиночета с поста главнокомандующего и прихода к власти в 2000 году левых, начавших кампанию по дискредитации офицеров-участников военного переворота 1974—1975 гг., вышел в отставку, но получил должность директора гостинично-санаторного комплекса для военных.

Профессиональная карьера

Обучение в Военном училище: с 15 февраля 1963 по 1 августа 1967 года.

Окончил Военное училище в звании офицера Вооружённых Сил, младшего лейтенанта сухопутных войск.

• 1967—1969: Пехотный полк «Ранкагуа», город Арика.
• 1969—1970: Пехотный полк «Карампангуе», город Икике.
• 1971—1973: Инструктор Военного училища, город Сантьяго. Присвоение звания лейтенанта.
• Декабрь 1973—июнь 1974: Прикомандирован в Ставку Главнокомандования Армии. Начальник Отдела Безопасности и личной охраны главы Военной Хунты и Главнокомандующего Вооружённых Сил, генерала Аугусто Пиночета.
• Январь — февраль 1974: Военное училище «Школа обеих Америк», Панама, в качестве офицера-курсанта.
• Июнь 1974—1976: Прикомандирован в Ставку Главнокомандования Армии. Внешнее ведомство, Национальное разведывательное управление. Присвоение звания капитана.
• 1977: Национальный информационный центр. Получение разрешения на подготовку к вступительным экзаменам в Военную академию Вооружённых Сил.
• 1978—1980: Действительный ученик Военной академии Вооружённых Сил. Присвоение звания майора. Окончание академии в числе 10 лучших учеников.
• 1981: Военное училище. Командир кадетского батальона и профессор-помощник кафедры тактики и операций Военной академии Вооружённых Сил.
• 1982: Действительный титульный профессор кафедры тактики и операций и профессор-помощник кафедры информации Военной академии Вооружённых Сил.
• 1983—1984: Зарубежная командировка. Ученик Школы главнокомандования и Генерального Штаба Вооружённых Сил Бразилии. Рио-де-Жанейро.
• 1984—1985: Начальник 3-го департамента («Операции») Генеральной Ставки V дивизии армии, город Пунта-Аренас. Присвоение звания подполковника.
• 1986: Начальник департамента общих дел при начальнике Генерального Штаба армии, город Сантьяго.
• 1987: Заместитель директора Военного училища.
• 1988—январь 1991: Командир пехотного полка «Тукапель», город Темуко, и командир гарнизона этого города. Присвоение звания полковника.
• 1991—1993: Начальник Генерального штаба и Командующий Генеральной Ставки IV дивизии армии, город Вальдивия.
• 1994—1996: Секретарь координирования инструктажем армии при Генеральном штабе вооружённых сил, город Сантьяго. Присвоение звания бригадира.
• 1997—1998: Секретарь Координационного отдела, Дирекции по операциям.
• Декабрь 1998: подал рапорт с просьбой о досрочном выходе в отставку из рядов Вооружённых Сил Чили в звании бригадира чилийской армии.

Специализация и курсы

1.  
   • Основная специализация, как офицер Генерального штаба.
   • Профессор Военной Академии ВС, кафедры тактика и операции и кафедры информации.
   • Офицер Генерального штаба ВС Бразилии.
   • Второстепенная специализация, как преподаватель по военной физической подготовке.
   • Второстепенная специализация, как переводчик.
   • Второстепенная специализация, как военный преподаватель.
2.  
   • Администратор и руководитель предприятия, институт ИКАРЕ (ICARE).
   • Курсы педагогического усовершенствования, военное училище и Военная академия ВС.
   • Курс по организации и функционированию военной полиции, училище «Escuela de las Américas» ВС США, Панама. 2 место среди 46 учеников, офицеров с различными званиями и представителей вооружённых сил всех латиноамериканских стран.

Награждения

1. Медаль за 10, 20, 30 лет службы в Вооружённых Силах.
2. Медаль «За Мужество». Декабрь 1974, в звании лейтенанта. Награждён в здании «Диего Порталес» в присутствии членов Военной Хунты Правительства.
3. Медаль «11 Сентября».
4. Медаль «Миссия Выполнена».
5. Золотая медаль Военного училища.
6. Медаль «Миротворцу», награда, врученная Вооружёнными Силами Бразилии.
7. Медаль «Минерва» за дипломирование как офицер Генерального штаба.
8. Медаль «Гран Минерва» за получение титулов как профессор Военной академии ВС.
9. Серебряная наградная доска «Президент Республики», врученная губернатором IX региона Араукании Чилийской республики, от имени президента республики Патрисио Эйлвина (Patricio Aylwin), в 1991 г. за отличную службу.

Обвинения и суд

Краснов осуждён за соучастие в нарушениях прав человека во время военного переворота 11 сентября 1973, когда он был в звании лейтенанта. В период правления Аугусто Пиночета Мигель Краснов был неоднократно отмечен и награждён, в основном за свою успешную контрразведывательную работу в борьбе с вооружённой оппозицией военному режиму, использовавшей террористические методы, среди проведённых им операций особое место занимает ликвидация Мигеля Энрикеса Эспиносы, генерального секретаря Левого революционного движения. Позднее, во время мандата президента Патрисио Эйлвина, Мигелю Краснов было присвоено звание бригадира, и он был неоднократно отмечен за свою безупречную службу.

Летом 2001 года арестован и предан суду по обвинению в причастности к преступлениям начиная с 1973 года, совершенных во время службы в политической полиции ДИНА (в частности, причастности к похищениям чилийских и иностранных граждан). Одновременно, Франция предъявила ему обвинение в пытках французского гражданина Альфонса Шанфро в 1974 году, члена оппозиционного диктатуре Левого революционного движения.

В мае 2004 года судья Алехандро Солис приговорил бригадира запаса к 15 годам заключения за соучастие в похищении и пытках молодой журналистки Дианы Арон Свигилиски.

В декабре 2004 года судья Алехандро Солис приговорил бывшего бригадира к 10 годам тюремного заключения за соучастие в похищении и пытках Эдгардо Кортеса Хоо.

В 2005 году приговорён к 10 годам тюремного заключения за соучастие в похищении и убийстве Мигеля Анхеля Сандоваля.

В июне 2006 года III апелляционная палата Трибунала Сантьяго приговорила его к 10 годам заключения за соучастие в похищении и последующем «исчезновении» Рикардо Аурелио Тронкосо Муньоса и Эльсы Виктории Лютнер Муньос, Эрнана и Марии Гонсалес.

В декабре 2006 года Мигель Краснов был приговорён к 5 годам и одному дню тюремного заключения за соучастие в похищении инженера Эухенио Монтти и Кармен Диас, подвергавшихся жестоким пыткам в заключении на территории Виллы Гримальди, а затем «пропавших без вести».

В 2007 году приговорён к трём годам и одному дню тюремного заключения за соучастие в похищении Офелио де ла Крус Ласо Ласо; к десяти годам и одному дню тюремного заключения за похищение и убийство Хулио Флореса.

В 2008 году Мигель Краснов был приговорён к семи годам тюремного заключения за соучастие в похищении и убийстве испанского священника Антонио Льидо; к трём годам за соучастие в похищении Альваро Барриоса Дуке; к десяти годам и одному дню заключения за похищение Марсело Салинаса Эйтеля.

В 2009 году осуждён на пять лет и один день тюремного заключения за соучастие в похищении и убийстве Серхио Переса и его жены Луми Виделы.

В 2010 году в числе группы других бывших офицеров (включая главу ДИНА Мануэля Контрераса) осуждён на десять лет и один день тюремного заключения, за участие в «исчезновении» восьми оппозиционеров в центре пыток Вилла Гримальди.

В 2010 году осуждён французским судом на 30 лет заключения за причастность к похищению, пыткам и убийству Альфонса Шанфро, имевшего французское гражданство.

Международная амнистия и местные организации по защите прав человека занесли его имя в список нарушителей прав человека.

Бригадир Мигель Краснов не признал себя виновным ни по одному из предъявленных ему пунктов обвинений, так как большая часть из них по его мнению «не имеет каких-либо оснований или является бездоказательными подозрениями»:

Мы все — участники революции 1973 года — затравлены, оскорблены, унижены и подвергаемся репрессиям только из-за того, что избавили страну от марксистской чумы, — заявил он на последнем выступлении в зале суда. — Ложью, хитростью и интригами сегодняшние марксисты извратили исторические факты, представив революцию «военным мятежом». Несмотря на обвинения, я сохраняю бодрое настроение и непоколебимую веру в Бога. Никогда гнусные личности, которые насиловали Чили, не покорят меня! Я солдат и казак, и во мне живы традиции казачества и предков-мучеников! Пусть все знают, что я казак и горжусь тем, что сделал в жизни, нося мундир офицера чилийских сухопутных сил!

Семья

Дети:

• Краснова, Андреа Михайловна (род. 1971)
• Краснов, Михаил Михаилович (род. 1972) — офицер чилийской армии
• Краснова, Лорена Михайловна (род. 1973)

См. также

• Родословная Красновых

Источники

• О. Г. Гончаренко. Между звездой и свастикой. Судьбы белогвардейцев. М., «Вече», 2005, стр. 308 слл. ISBN 5-9533-0578-8
• [www.novasich.org.ua/index.php?go=News&in=view&id=1814 Кирчанів М. Мігель Краснов-Марченко: історія нащадка кубанських козаків на фоні чилійської історії]

Ссылки

• [sobrechile.org/articulo.php?tema=interesante&id=interview_krasnoff Интервью Михаила Краснова изданию "Эль Меркурио" 6 июня 2003]
• [cn.com.ua/N237/history/antihero/antihero.html Кто Вы, генерал Краснoff?]
• [www.memoriaviva.com/culpables/criminales%20k/krassnoff_Martchenko.htm Memoria Viva: Criminales — Miguel Krasnoff]
• [web.archive.org/web/20081207044155/www.izvestia.ru/politic/article22157/ Михаил Краснов: О Шолохове я ничего не слышал] Интервью газете «Известия»
• [www.newsru.com/arch/russia/31oct2006/kazaki.html Донские казаки засылают гонца в Чили, чтобы помочь сподвижнику Пиночета]
• [www.ogoniok.com/4971/19/ Денис Гуцко. Тихий дон Мигель]
• [www.izbrannoe.ru/17937.html За родных ответишь]
• [spbkazak.narod.ru/42.html Казачий род Красновых и его вклад в политическую, научную, культурную и литературную жизнь России]
• [www.novasich.org.ua/index.php?go=News&in=view&id=1814 ]

Отрывок, характеризующий Краснов, Мигель

История (та, которая называется этим словом), отвечая на эти вопросы, говорит, что это случилось оттого, что Кутузов, и Тормасов, и Чичагов, и тот то, и тот то не сделали таких то и таких то маневров.
Но отчего они не сделали всех этих маневров? Отчего, ежели они были виноваты в том, что не достигнута была предназначавшаяся цель, – отчего их не судили и не казнили? Но, даже ежели и допустить, что виною неудачи русских были Кутузов и Чичагов и т. п., нельзя понять все таки, почему и в тех условиях, в которых находились русские войска под Красным и под Березиной (в обоих случаях русские были в превосходных силах), почему не взято в плен французское войско с маршалами, королями и императорами, когда в этом состояла цель русских?
Объяснение этого странного явления тем (как то делают русские военные историки), что Кутузов помешал нападению, неосновательно потому, что мы знаем, что воля Кутузова не могла удержать войска от нападения под Вязьмой и под Тарутиным.
Почему то русское войско, которое с слабейшими силами одержало победу под Бородиным над неприятелем во всей его силе, под Красным и под Березиной в превосходных силах было побеждено расстроенными толпами французов?
Если цель русских состояла в том, чтобы отрезать и взять в плен Наполеона и маршалов, и цель эта не только не была достигнута, и все попытки к достижению этой цели всякий раз были разрушены самым постыдным образом, то последний период кампании совершенно справедливо представляется французами рядом побед и совершенно несправедливо представляется русскими историками победоносным.
Русские военные историки, настолько, насколько для них обязательна логика, невольно приходят к этому заключению и, несмотря на лирические воззвания о мужестве и преданности и т. д., должны невольно признаться, что отступление французов из Москвы есть ряд побед Наполеона и поражений Кутузова.
Но, оставив совершенно в стороне народное самолюбие, чувствуется, что заключение это само в себе заключает противуречие, так как ряд побед французов привел их к совершенному уничтожению, а ряд поражений русских привел их к полному уничтожению врага и очищению своего отечества.
Источник этого противуречия лежит в том, что историками, изучающими события по письмам государей и генералов, по реляциям, рапортам, планам и т. п., предположена ложная, никогда не существовавшая цель последнего периода войны 1812 года, – цель, будто бы состоявшая в том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с маршалами и армией.
Цели этой никогда не было и не могло быть, потому что она не имела смысла, и достижение ее было совершенно невозможно.
Цель эта не имела никакого смысла, во первых, потому, что расстроенная армия Наполеона со всей возможной быстротой бежала из России, то есть исполняла то самое, что мог желать всякий русский. Для чего же было делать различные операции над французами, которые бежали так быстро, как только они могли?
Во вторых, бессмысленно было становиться на дороге людей, всю свою энергию направивших на бегство.
В третьих, бессмысленно было терять свои войска для уничтожения французских армий, уничтожавшихся без внешних причин в такой прогрессии, что без всякого загораживания пути они не могли перевести через границу больше того, что они перевели в декабре месяце, то есть одну сотую всего войска.
В четвертых, бессмысленно было желание взять в плен императора, королей, герцогов – людей, плен которых в высшей степени затруднил бы действия русских, как то признавали самые искусные дипломаты того времени (J. Maistre и другие). Еще бессмысленнее было желание взять корпуса французов, когда свои войска растаяли наполовину до Красного, а к корпусам пленных надо было отделять дивизии конвоя, и когда свои солдаты не всегда получали полный провиант и забранные уже пленные мерли с голода.
Весь глубокомысленный план о том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с армией, был подобен тому плану огородника, который, выгоняя из огорода потоптавшую его гряды скотину, забежал бы к воротам и стал бы по голове бить эту скотину. Одно, что можно бы было сказать в оправдание огородника, было бы то, что он очень рассердился. Но это нельзя было даже сказать про составителей проекта, потому что не они пострадали от потоптанных гряд.
Но, кроме того, что отрезывание Наполеона с армией было бессмысленно, оно было невозможно.
Невозможно это было, во первых, потому что, так как из опыта видно, что движение колонн на пяти верстах в одном сражении никогда не совпадает с планами, то вероятность того, чтобы Чичагов, Кутузов и Витгенштейн сошлись вовремя в назначенное место, была столь ничтожна, что она равнялась невозможности, как то и думал Кутузов, еще при получении плана сказавший, что диверсии на большие расстояния не приносят желаемых результатов.
Во вторых, невозможно было потому, что, для того чтобы парализировать ту силу инерции, с которой двигалось назад войско Наполеона, надо было без сравнения большие войска, чем те, которые имели русские.
В третьих, невозможно это было потому, что военное слово отрезать не имеет никакого смысла. Отрезать можно кусок хлеба, но не армию. Отрезать армию – перегородить ей дорогу – никак нельзя, ибо места кругом всегда много, где можно обойти, и есть ночь, во время которой ничего не видно, в чем могли бы убедиться военные ученые хоть из примеров Красного и Березины. Взять же в плен никак нельзя без того, чтобы тот, кого берут в плен, на это не согласился, как нельзя поймать ласточку, хотя и можно взять ее, когда она сядет на руку. Взять в плен можно того, кто сдается, как немцы, по правилам стратегии и тактики. Но французские войска совершенно справедливо не находили этого удобным, так как одинаковая голодная и холодная смерть ожидала их на бегстве и в плену.
В четвертых же, и главное, это было невозможно потому, что никогда, с тех пор как существует мир, не было войны при тех страшных условиях, при которых она происходила в 1812 году, и русские войска в преследовании французов напрягли все свои силы и не могли сделать большего, не уничтожившись сами.
В движении русской армии от Тарутина до Красного выбыло пятьдесят тысяч больными и отсталыми, то есть число, равное населению большого губернского города. Половина людей выбыла из армии без сражений.
И об этом то периоде кампании, когда войска без сапог и шуб, с неполным провиантом, без водки, по месяцам ночуют в снегу и при пятнадцати градусах мороза; когда дня только семь и восемь часов, а остальное ночь, во время которой не может быть влияния дисциплины; когда, не так как в сраженье, на несколько часов только люди вводятся в область смерти, где уже нет дисциплины, а когда люди по месяцам живут, всякую минуту борясь с смертью от голода и холода; когда в месяц погибает половина армии, – об этом то периоде кампании нам рассказывают историки, как Милорадович должен был сделать фланговый марш туда то, а Тормасов туда то и как Чичагов должен был передвинуться туда то (передвинуться выше колена в снегу), и как тот опрокинул и отрезал, и т. д., и т. д.
Русские, умиравшие наполовину, сделали все, что можно сделать и должно было сделать для достижения достойной народа цели, и не виноваты в том, что другие русские люди, сидевшие в теплых комнатах, предполагали сделать то, что было невозможно.
Все это странное, непонятное теперь противоречие факта с описанием истории происходит только оттого, что историки, писавшие об этом событии, писали историю прекрасных чувств и слов разных генералов, а не историю событий.
Для них кажутся очень занимательны слова Милорадовича, награды, которые получил тот и этот генерал, и их предположения; а вопрос о тех пятидесяти тысячах, которые остались по госпиталям и могилам, даже не интересует их, потому что не подлежит их изучению.
А между тем стоит только отвернуться от изучения рапортов и генеральных планов, а вникнуть в движение тех сотен тысяч людей, принимавших прямое, непосредственное участие в событии, и все, казавшиеся прежде неразрешимыми, вопросы вдруг с необыкновенной легкостью и простотой получают несомненное разрешение.
Цель отрезывания Наполеона с армией никогда не существовала, кроме как в воображении десятка людей. Она не могла существовать, потому что она была бессмысленна, и достижение ее было невозможно.
Цель народа была одна: очистить свою землю от нашествия. Цель эта достигалась, во первых, сама собою, так как французы бежали, и потому следовало только не останавливать это движение. Во вторых, цель эта достигалась действиями народной войны, уничтожавшей французов, и, в третьих, тем, что большая русская армия шла следом за французами, готовая употребить силу в случае остановки движения французов.
Русская армия должна была действовать, как кнут на бегущее животное. И опытный погонщик знал, что самое выгодное держать кнут поднятым, угрожая им, а не по голове стегать бегущее животное.



Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый – ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.

Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.
Наташа оставалась одна и с тех пор, как княжна Марья стала заниматься приготовлениями к отъезду, избегала и ее.
Княжна Марья предложила графине отпустить с собой Наташу в Москву, и мать и отец радостно согласились на это предложение, с каждым днем замечая упадок физических сил дочери и полагая для нее полезным и перемену места, и помощь московских врачей.
– Я никуда не поеду, – отвечала Наташа, когда ей сделали это предложение, – только, пожалуйста, оставьте меня, – сказала она и выбежала из комнаты, с трудом удерживая слезы не столько горя, сколько досады и озлобления.
После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.
Ей все казалось, что она вот вот сейчас поймет, проникнет то, на что с страшным, непосильным ей вопросом устремлен был ее душевный взгляд.
В конце декабря, в черном шерстяном платье, с небрежно связанной пучком косой, худая и бледная, Наташа сидела с ногами в углу дивана, напряженно комкая и распуская концы пояса, и смотрела на угол двери.
Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
Она смотрела туда, где она знала, что был он; но она не могла его видеть иначе, как таким, каким он был здесь. Она видела его опять таким же, каким он был в Мытищах, у Троицы, в Ярославле.
Она видела его лицо, слышала его голос и повторяла его слова и свои слова, сказанные ему, и иногда придумывала за себя и за него новые слова, которые тогда могли бы быть сказаны.
Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.
«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».
Она теперь сначала видела его и переживала теперь все то, что она чувствовала тогда. Она вспомнила продолжительный, грустный, строгий взгляд его при этих словах и поняла значение упрека и отчаяния этого продолжительного взгляда.
«Я согласилась, – говорила себе теперь Наташа, – что было бы ужасно, если б он остался всегда страдающим. Я сказала это тогда так только потому, что для него это было бы ужасно, а он понял это иначе. Он подумал, что это для меня ужасно бы было. Он тогда еще хотел жить – боялся смерти. И я так грубо, глупо сказала ему. Я не думала этого. Я думала совсем другое. Если бы я сказала то, что думала, я бы сказала: пускай бы он умирал, все время умирал бы перед моими глазами, я была бы счастлива в сравнении с тем, что я теперь. Теперь… Ничего, никого нет. Знал ли он это? Нет. Не знал и никогда не узнает. И теперь никогда, никогда уже нельзя поправить этого». И опять он говорил ей те же слова, но теперь в воображении своем Наташа отвечала ему иначе. Она останавливала его и говорила: «Ужасно для вас, но не для меня. Вы знайте, что мне без вас нет ничего в жизни, и страдать с вами для меня лучшее счастие». И он брал ее руку и жал ее так, как он жал ее в тот страшный вечер, за четыре дня перед смертью. И в воображении своем она говорила ему еще другие нежные, любовные речи, которые она могла бы сказать тогда, которые она говорила теперь. «Я люблю тебя… тебя… люблю, люблю…» – говорила она, судорожно сжимая руки, стискивая зубы с ожесточенным усилием.
И сладкое горе охватывало ее, и слезы уже выступали в глаза, но вдруг она спрашивала себя: кому она говорит это? Где он и кто он теперь? И опять все застилалось сухим, жестким недоумением, и опять, напряженно сдвинув брови, она вглядывалась туда, где он был. И вот, вот, ей казалось, она проникает тайну… Но в ту минуту, как уж ей открывалось, казалось, непонятное, громкий стук ручки замка двери болезненно поразил ее слух. Быстро и неосторожно, с испуганным, незанятым ею выражением лица, в комнату вошла горничная Дуняша.
– Пожалуйте к папаше, скорее, – сказала Дуняша с особенным и оживленным выражением. – Несчастье, о Петре Ильиче… письмо, – всхлипнув, проговорила она.


Кроме общего чувства отчуждения от всех людей, Наташа в это время испытывала особенное чувство отчуждения от лиц своей семьи. Все свои: отец, мать, Соня, были ей так близки, привычны, так будничны, что все их слова, чувства казались ей оскорблением того мира, в котором она жила последнее время, и она не только была равнодушна, но враждебно смотрела на них. Она слышала слова Дуняши о Петре Ильиче, о несчастии, но не поняла их.
«Какое там у них несчастие, какое может быть несчастие? У них все свое старое, привычное и покойное», – мысленно сказала себе Наташа.
Когда она вошла в залу, отец быстро выходил из комнаты графини. Лицо его было сморщено и мокро от слез. Он, видимо, выбежал из той комнаты, чтобы дать волю давившим его рыданиям. Увидав Наташу, он отчаянно взмахнул руками и разразился болезненно судорожными всхлипываниями, исказившими его круглое, мягкое лицо.