Нарембский, Стефан

Стефан Нарембский
Stefan Narębski
Портал школы на Антоколе
Основные сведения
Страна	Польша
Дата рождения	4 февраля 1892(1892-02-04)
Место рождения	Грозный
Дата смерти	16 ноября 1966(1966-11-16) (74 года)
Место смерти	Варшава
Работы и достижения
Работал в городах	Вроцлавек, Вильно, Торунь
Важнейшие постройки	Архиепископский дворец
Градостроительные проекты	Реконструкция Кафедральной площади
Реставрация памятников	Гробница короля Александра Ягеллона

Сте́фан Наре́мбский (польск. Stefan Narębski; 23 января (4 февраля) 1892, Грозный — 16 ноября 1966, Варшава) — польский архитектор, историк искусства, профессор Университета Стефана Батория в Вильне и Университета Николая Коперника в Торуни.

Биография

Сын военного врача, служившего в Гродно, Вильне, Грозном. После его смерти мать с детьми переехала в Вильну. Стефан Нарембский окончил в Вильне реальное училище (1907). В 1911—1916 годах учился в Институте гражданских инженеров в Санкт-Петербурге. В реальном училище и в институте участвовал в деятельности польских патриотических молодёжных кружков. Во время Первой мировой войны в 1916—1918 годах служил в российской армии. В 1919 году начал учёбу на отделении архитектуры варшавской Политехники (диплом архитектора получил в 1922 году); одновременно работал.

В 1927—1928 годах был городским архитектором города Вроцлавек, выступал в периодической печати по вопросам застройки. В 1928—1937 годах был городским архитектором в Вильне.

В Вильно Нарембский жил в доме, который сам же и спроектировал, неподалёку от Лукишской площади. Здесь бывали Юлиуш Клос, Станислав Лоренц, Фердинанд Рущиц, Ежи Хоппен. В 1935—1937 годах читал на отделении изящных искусств Университета Стефана Батория лекции по консервации памятников архитектуры. С 1937 года в должности профессора экстраординарного преподавал курс проектирования интерьеров. Состоял членом Виленского общества художников (Wileńskie Towarzystwo Artystów Plasytków), Общества друзей науки (Towarzystwo Przyjaciół Nauk), избирался председателем виленского отделения Объединения архитекторов Речи Посполитой Польской (SARP).

Во время Второй мировой войны (при «первых советах») работал в Промпроекте (1940—1941). Во время немецкой оккупации Вильны торговал антиквариатом (в помещении магазина также проходили нелегальные учебные занятия и собрания участников сопротивления). В 1943 году в Правенишках под Каунасом содержался в заключении как заложник. После войны обосновался в Торуни.

С 1946 года и до выхода на пенсию в 1962 году руководил кафедрой проектирования Университета Николая Коперника. Был воеводским архитектором.

Сын архитектора Войцех Нарембский стал профессором химии, специалистом по геохимии; другой сын Юлиуш (1927—1993) — профессором медицины. Дочь архитектора Барбара Нарембская (в замужестве Дембская; 1921—2000) стала художницей. Умер Стефан Нарембского в Варшаве. Похоронен на кладбище на улице Галчинского в Торуни. На доме в Вильнюсе, в котором архитектор жил и творил в 1930—1945 годах, установлена мемориальная таблица с текстом на литовском и польском языках.

Проекты

Важнейшие проекты реализованы в Вильнюсе. К ним относятся проект собственного двухэтажного дома в Монтвилловском переулке 4/6 (1929), ныне улица Ю. Савицкё 4 (J. Savickio g. 4).

По проекту Нарембского, характерному для его творческого почерка, построена также средней школы на Антоколе (1930—1931, по другим сведениям 1929—1930). Другие важные проекты архитектора и реставратора — гробницы короля Александра Ягеллона и королев Варвары и Елизаветы в кафедральном соборе (1930—1931), крипта Льва Сапеги в костёле Святого Михаила, архиепископский дворец на Кафедральной площади (1932—1935; ныне Конференция епископов Литвы).

В построенном как резиденция католического архиепископа трёхэтажном здании четырёхугольной формы одно время находился Президиум Верховного Совета Литовской ССР, а сейчас располагаются католическая Курия Вильнюсской архиепископии и Конференция епископов Литвы (угол улиц Университето и Швянтарагё, Šventaragio g. 4).

Здание средней школы на Антоколе (ныне Vilniaus Antakalnio vidurinė mokykla по адресу Antakalnio g. 29 было построено на средства виленского городского самоуправления для двух начальных школ — мужской имени генерала Желиговского и женской имени Владислава Сырокомли. Одинаковые необарочные порталы оживляют модернизированные неоклассицистские формы, доминирующие в архитектурном облике здания. В центре над входом в картуше, напоминающем барочные картуши, помещён герб Вильнюса. Над Здание симметричной структуры состоит из двух массивных трёхэтажных корпусов, вместе с более низким соединительным корпусом образующих полузакрытый двор.

Во время Второй мировой войны в помещениях школы был оборудован военный госпиталь. В 1944—1971 годах в этом здании действовала 5-я средняя школа, а в 1972 году расположились начальные классы 22-й средней школы. С 1973 года в этом здании начала работать восьмилетняя школа, с 1978 года ставшая Вильнюсской 18-й средней школой. В 1983 году к ней был пристроен новый современный корпус, в 1990 году передан соседний IV корпус. С 1996 года школа носит нынешнее название Вильнюсской Антокольской средней школы.

Нарембский занимался также реконструкциями существовавших зданий и ансамблей. Ему принадлежат план благоустройства и реконструкции Кафедральной площади, проекты перестройки интерьеров ратуши (1937—1939), здания сельскохозяйственного отделения УСБ и зала Сената (1938), сельской усадьбы под Беняконями (1929), деревянного костёла в Креве (1934).

При реконструкции университетских зданий в 1938 году по проекту Стефана Нарембского в западном углу здания ректората Университета Стефана Батория были прорублены три арки.

Литература

• Polski Słownik Biograficzny. T. XXII, z. 3. S. 540—542.
• Encyklopedia Ziemi Wileńskiej. Tom I: Wileński słownik biograficzny. Redakcja Henryk Dubowik, Leszek Malinowski. Bydgoszcz: Towarzystwo Miłosników Wilna i Ziemi Wileńskiej, 2002. S. 246. ISSN 1230-9915. ISBN 83-87865-28-1.

Отрывок, характеризующий Нарембский, Стефан

– В 7 часов. Очень печально! Очень печально!
Император сказал, что он благодарит, и поклонился. Князь Андрей вышел и тотчас же со всех сторон был окружен придворными. Со всех сторон глядели на него ласковые глаза и слышались ласковые слова. Вчерашний флигель адъютант делал ему упреки, зачем он не остановился во дворце, и предлагал ему свой дом. Военный министр подошел, поздравляя его с орденом Марии Терезии З й степени, которым жаловал его император. Камергер императрицы приглашал его к ее величеству. Эрцгерцогиня тоже желала его видеть. Он не знал, кому отвечать, и несколько секунд собирался с мыслями. Русский посланник взял его за плечо, отвел к окну и стал говорить с ним.
Вопреки словам Билибина, известие, привезенное им, было принято радостно. Назначено было благодарственное молебствие. Кутузов был награжден Марией Терезией большого креста, и вся армия получила награды. Болконский получал приглашения со всех сторон и всё утро должен был делать визиты главным сановникам Австрии. Окончив свои визиты в пятом часу вечера, мысленно сочиняя письмо отцу о сражении и о своей поездке в Брюнн, князь Андрей возвращался домой к Билибину. У крыльца дома, занимаемого Билибиным, стояла до половины уложенная вещами бричка, и Франц, слуга Билибина, с трудом таща чемодан, вышел из двери.
Прежде чем ехать к Билибину, князь Андрей поехал в книжную лавку запастись на поход книгами и засиделся в лавке.
– Что такое? – спросил Болконский.
– Ach, Erlaucht? – сказал Франц, с трудом взваливая чемодан в бричку. – Wir ziehen noch weiter. Der Bosewicht ist schon wieder hinter uns her! [Ах, ваше сиятельство! Мы отправляемся еще далее. Злодей уж опять за нами по пятам.]
– Что такое? Что? – спрашивал князь Андрей.
Билибин вышел навстречу Болконскому. На всегда спокойном лице Билибина было волнение.
– Non, non, avouez que c'est charmant, – говорил он, – cette histoire du pont de Thabor (мост в Вене). Ils l'ont passe sans coup ferir. [Нет, нет, признайтесь, что это прелесть, эта история с Таборским мостом. Они перешли его без сопротивления.]
Князь Андрей ничего не понимал.
– Да откуда же вы, что вы не знаете того, что уже знают все кучера в городе?
– Я от эрцгерцогини. Там я ничего не слыхал.
– И не видали, что везде укладываются?
– Не видал… Да в чем дело? – нетерпеливо спросил князь Андрей.
– В чем дело? Дело в том, что французы перешли мост, который защищает Ауэсперг, и мост не взорвали, так что Мюрат бежит теперь по дороге к Брюнну, и нынче завтра они будут здесь.
– Как здесь? Да как же не взорвали мост, когда он минирован?
– А это я у вас спрашиваю. Этого никто, и сам Бонапарте, не знает.
Болконский пожал плечами.
– Но ежели мост перейден, значит, и армия погибла: она будет отрезана, – сказал он.
– В этом то и штука, – отвечал Билибин. – Слушайте. Вступают французы в Вену, как я вам говорил. Всё очень хорошо. На другой день, то есть вчера, господа маршалы: Мюрат Ланн и Бельяр, садятся верхом и отправляются на мост. (Заметьте, все трое гасконцы.) Господа, – говорит один, – вы знаете, что Таборский мост минирован и контраминирован, и что перед ним грозный tete de pont и пятнадцать тысяч войска, которому велено взорвать мост и нас не пускать. Но нашему государю императору Наполеону будет приятно, ежели мы возьмем этот мост. Проедемте втроем и возьмем этот мост. – Поедемте, говорят другие; и они отправляются и берут мост, переходят его и теперь со всею армией по сю сторону Дуная направляются на нас, на вас и на ваши сообщения.
– Полноте шутить, – грустно и серьезно сказал князь Андрей.
Известие это было горестно и вместе с тем приятно князю Андрею.
Как только он узнал, что русская армия находится в таком безнадежном положении, ему пришло в голову, что ему то именно предназначено вывести русскую армию из этого положения, что вот он, тот Тулон, который выведет его из рядов неизвестных офицеров и откроет ему первый путь к славе! Слушая Билибина, он соображал уже, как, приехав к армии, он на военном совете подаст мнение, которое одно спасет армию, и как ему одному будет поручено исполнение этого плана.
– Полноте шутить, – сказал он.
– Не шучу, – продолжал Билибин, – ничего нет справедливее и печальнее. Господа эти приезжают на мост одни и поднимают белые платки; уверяют, что перемирие, и что они, маршалы, едут для переговоров с князем Ауэрспергом. Дежурный офицер пускает их в tete de pont. [мостовое укрепление.] Они рассказывают ему тысячу гасконских глупостей: говорят, что война кончена, что император Франц назначил свидание Бонапарту, что они желают видеть князя Ауэрсперга, и тысячу гасконад и проч. Офицер посылает за Ауэрспергом; господа эти обнимают офицеров, шутят, садятся на пушки, а между тем французский баталион незамеченный входит на мост, сбрасывает мешки с горючими веществами в воду и подходит к tete de pont. Наконец, является сам генерал лейтенант, наш милый князь Ауэрсперг фон Маутерн. «Милый неприятель! Цвет австрийского воинства, герой турецких войн! Вражда кончена, мы можем подать друг другу руку… император Наполеон сгорает желанием узнать князя Ауэрсперга». Одним словом, эти господа, не даром гасконцы, так забрасывают Ауэрсперга прекрасными словами, он так прельщен своею столь быстро установившеюся интимностью с французскими маршалами, так ослеплен видом мантии и страусовых перьев Мюрата, qu'il n'y voit que du feu, et oubl celui qu'il devait faire faire sur l'ennemi. [Что он видит только их огонь и забывает о своем, о том, который он обязан был открыть против неприятеля.] (Несмотря на живость своей речи, Билибин не забыл приостановиться после этого mot, чтобы дать время оценить его.) Французский баталион вбегает в tete de pont, заколачивают пушки, и мост взят. Нет, но что лучше всего, – продолжал он, успокоиваясь в своем волнении прелестью собственного рассказа, – это то, что сержант, приставленный к той пушке, по сигналу которой должно было зажигать мины и взрывать мост, сержант этот, увидав, что французские войска бегут на мост, хотел уже стрелять, но Ланн отвел его руку. Сержант, который, видно, был умнее своего генерала, подходит к Ауэрспергу и говорит: «Князь, вас обманывают, вот французы!» Мюрат видит, что дело проиграно, ежели дать говорить сержанту. Он с удивлением (настоящий гасконец) обращается к Ауэрспергу: «Я не узнаю столь хваленую в мире австрийскую дисциплину, – говорит он, – и вы позволяете так говорить с вами низшему чину!» C'est genial. Le prince d'Auersperg se pique d'honneur et fait mettre le sergent aux arrets. Non, mais avouez que c'est charmant toute cette histoire du pont de Thabor. Ce n'est ni betise, ni lachete… [Это гениально. Князь Ауэрсперг оскорбляется и приказывает арестовать сержанта. Нет, признайтесь, что это прелесть, вся эта история с мостом. Это не то что глупость, не то что подлость…]
– С'est trahison peut etre, [Быть может, измена,] – сказал князь Андрей, живо воображая себе серые шинели, раны, пороховой дым, звуки пальбы и славу, которая ожидает его.
– Non plus. Cela met la cour dans de trop mauvais draps, – продолжал Билибин. – Ce n'est ni trahison, ni lachete, ni betise; c'est comme a Ulm… – Он как будто задумался, отыскивая выражение: – c'est… c'est du Mack. Nous sommes mackes , [Также нет. Это ставит двор в самое нелепое положение; это ни измена, ни подлость, ни глупость; это как при Ульме, это… это Маковщина . Мы обмаковались. ] – заключил он, чувствуя, что он сказал un mot, и свежее mot, такое mot, которое будет повторяться.
Собранные до тех пор складки на лбу быстро распустились в знак удовольствия, и он, слегка улыбаясь, стал рассматривать свои ногти.
– Куда вы? – сказал он вдруг, обращаясь к князю Андрею, который встал и направился в свою комнату.