Невменная нотация

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Не́вменная нота́ция (лат. neuma, от др.-греч. νεῦμα; первоначально — знак головой [кивок] или глазами) — тип вокальной нотации, в которой основным элементом нотной графики (графемой) служит невма (1). Использовалась в Европе начиная с эпохи Каролингского Возрождения. Невмы применялись также в Византии (см. Византийская музыка), на Руси (см. Знаменное пение), в Армении (см. Хазы).





Общая характеристика

В отличие от ноты в классической (школьной) 5-линейной тактовой нотации невма не указывает точной высоты и протяжённости звука (или группы звуков). Она предназначена для того, чтобы напомнить певчему об уже известной ему (ранее разученной) мелодии.

Невма может заключать в себе указание на одну только высоту (звукоступень) или на мелодический ход (фразу). К одному слогу распеваемого текста может быть привязана одна невма или совокупность невм (см. Мелизматическое пение). Невма, указывающая на одну только высоту (один звук), называется простой. Невма, символизирующая 2-4 звука (реже больше) — составной. Составная невма, в которой графемы пишутся отдельно друг от друга, называется конъюнктурой. Составная невма со слитным написанием нескольких графем именуется лигатурой.

Невмы тесно связаны с распеваемым (преимущественно молитвословным) текстом. Специальные невмы и дополнительные символы (в том числе буквы латинского алфавита) на базовых невмах могут содержать указания на те или иные особенности исполнения, касающиеся агогики, динамики, мелизматики, «риторического» и литургического значения конкретного места в тексте. Существовали невмы, которые указывали певцу и способ грамотного, неискажённого произнесения (как правило, латинского) текста. Все эти тонкие особенности были утрачены с установлением линейной нотации, для которой система исполнительских графем была создана заново (в течение нескольких столетий).

Невменная нотация применялась в Средние века (приблизительно в IX—XV веках) для записи богослужебных песнопений (главным образом, одноголосных) в христианских церквах Запада и Востока (в Византии, Руси и других странах). Древнерусская невменная нотация, применявшаяся для записи знаменного распева, получила название крюковой (графема типа невмы получила оригинальное название «крюк»).

В странах западной Европы невменная нотация не была стабильной и унифицированной системой. Она рассматривается как конгломерат различных локальных традиций, так называемых невменных школ. Единства мнений о количестве, специфике и взаимовлиянии невменных школ среди учёных XX века не сложилось.

Обзор традиций

Различают следующие традиции невменной нотации:

Лучше других невменных традиций исследована санкт-галленская традиция невменной нотации.

С точки зрения эволюции музыкальной логики различают следующие подвиды (= фазы развития) западной невменной нотации:

  • адиастематическая (от др.-греч. διάστημα — промежуток, интервал); из взаиморасположения невм нельзя составить представление о направлении мелодического движения, не говоря уже о точных музыкальных интервалах; наиболее ранняя фаза невменной нотации;
  • диастематическая; невмы скоординированы между собой по вертикали, что дает ясное представление о мелодическом развёртывании и более или менее уверенное — о музыкальных интервалах;
  • смешанная, или невменно-линейная (фаза 1); помимо диастематического расположения невм добавлена одна или две цветных путеводных линейки (обычно F и C), относительно которых достаточно уверенно интерпретируются другие высоты; изобретение этого типа нотации приписывается Гвидо Аретинскому;
  • смешанная, или невменно-линейная (фаза 2); оригинальные невмы расположены на линейном нотоносце с ключами F и C (см. пример в статье Dies irae); количество линеек переменно (три или четыре); высотное местоположение ключей на линейках — во избежание добавочных линеек — варьируется; звуковысотность уверенно расшифровывается.

К невменной нотации также условно относят квадратную нотацию (строго говоря это разновидность линейной). Квадратная нотация — логически завершающая фаза невменной системы: унифицированные (стилизованные) невмы располагаются на четырёхлинейном нотоносце с ключами F и C, что делает возможным точную интерпретацию звуковысотности. Именно в этой, «нормализованной» форме невм до недавнего времени записывался весь певческий обиход католиков (в том числе, все печатные книги).

Особая разновидность невменно-линейной нотации — готическая нотация, получившая распространение в Германии и контролируемых ею землях в XII—XV вв. На Западе готическая нотация известна также под названием Hufnagelschrift. Этим специфическим названием она обязана (основной графеме) вирге, напоминающей очертаниями подковный гвоздь (нем. Hufnagel).

Неоднозначность интерпретации памятников невменной нотации (особенно самых древних), скудость свидетельств средневековой теории музыки (в которой вопросы нотации начали активно разрабатываться только в связи с фиксацией ритма в многоголосии, см. Модальная нотация, Мензуральная нотация) даёт простор для новейших «аутентичных» интерпретаций этих памятников, с учётом предполагаемого византийского и арабского влияния на григорианский хорал.

Классификация и интерпретация западных невм

Строгой теоретической классификации невм в науке не сложилось. По количеству звуковысот, охватываемых одной графемой, невмы делят на простые (один звук) и составные (несколько звуков). Составные невмы по способу письма делят на лигатуры (пишут слитно, не отрывая пера) и конъюнктуры (пишут раздельно). По признаку функционирования в музыке выделяют группу орнаментальных невм (quilisma, oriscus, pressus, virga strata, salicus) и группу ликвесцентных невм (virga liquescens, pes liquescens и т.д.). Последние «инструктируют» певчего, как ему произносить то или иное латинское слово; например, слово adiutor распевать на три (a-dju-tor), а не на четыре (a-di-u-tor) слога[1]. Ряд невм (apostropha, distropha/bistropha, tristropha, trigon) учёные интерпретировали как ритмические; однако, эта интерпретация в новейшей литературе была оспорена и не стала общепринятой.

Бо́льшую часть невм (например, virga, pes, clivis) наука интерпретирует согласно и однозначно. Ряд невм (особенно орнаментальные и «ритмические») — предмет научной полемики на протяжении последнего столетия. Например, квилизму (quilisma), которая в невменных памятниках никогда не употребляется сама по себе, но всегда связана лигатурой с последующей невмой (обычно это pes, реже scandicus), одни учёные (Л.Августони, Й.Б.Гёшль) интерпретируют как полутоновое глиссандо (от высоты, означенной квилизмой, к высоте означенной pes'ом), другие (Э.Кардин) — как «лёгкую» проходящую ноту (линейный неустой между предыдущей и последующей нотами, трактуемыми как мелодические устои), третьи (Д.Хайли) считают, что квилизма (в наиболее употребительных, малотерцовых, ходах) просто сигнализировала диатонический полутон[2]. Известный немецкий медиевист П.Вагнер в начале XX в. (по-видимому, захваченный тогдашней «микрохроматической» модой) выдвинул гипотезу, что некоторые загадочные невмы (например, тригон) могут означать «четвертитоны». Современная наука считает, что оснований для такого рода утверждений в средневековой теории музыки и в самих памятниках нотации недостаточно[3].

Графемы невм в квадратной нотации (выборка)

Издания

  • Paléographie musicale (серия факсимильных изданий важнейших средневековых европейских рукописей, в невменной и квадратной нотации)
  • Cardine E. Graduale neumé. Solesmes, [1966] (репринт Graduale Romanum 1908 г., без ординария и новых распевов проприя, с санкт-галленскими невмами, расставленными рукой Э.Кардина, а также с некоторыми его комментариями)
  • Monumenta monodica Medii Aevi (критические транскрипции памятников невменной нотации в классической 5-линейной нотации)

Напишите отзыв о статье "Невменная нотация"

Примечания

  1. По этой «фонетической» причине ликвесцентные невмы не встречаются в мелизмах монодии.
  2. Актуальность такого указания объясняется отсутствием точности в нотации высоты звука, которая была достигнута позже, с наступлением эры линейной нотации. Впрочем, во многих случаях полутоновый ход нотировался сплошь и рядом без всякой квилизмы, «обычными» невмами.
  3. Hiley D. Western plainchant... p.361.

Литература

  • Wagner P. Neumenkunde. Paläographie des liturgischen Gesanges. Leipzig, 1905.
  • Huglo M. Les noms des neumes et leur origine // Études grégoriennes, I (1954), pp. 53-67;
  • Jammers E. Tafeln zur Neumenschrift. Tutzing, 1965;
  • Cardine E. Semiologia gregoriana. Roma: Pontificio istituto di musica sacra, 1968 (оригинал; итал. язык)
    • Sémiologie grégorienne. Solesmes, 1970 (перевод на фр.);
    • Semiología gregoriana. Burgos, 1982 (перевод на исп.);
    • Gregorian semiology. Solesmes, 1982 (перевод на англ.);
    • Semiologie van het Gregoriaans. Sint Odiliënberg, 1991 (перевод на голл.);
    • Semiologia gregoriana. Barcelona, 1997 (перевод на каталонский);
    • Gregorianische Semiologie. Solesmes, 2003 (перевод на нем.);
    • Semiologia gregoriańska. Kraków, 2005 (перевод на польский).
  • Floros C. Universale Neumenkunde. 3 Bde. Kassel, 1970;
  • Stäblein B. Schriftbild der einstimmigen Musik // Musikgeschichte in Bildern III,4. Leipzig, 1975;
  • Agustoni L., Göschl J.B. Einführung in die Interpretation des Gregorianischen Chorals. Regensburg, 1986;
  • Levy K. On the origin of neumes // Early music history. Studies in medieval and early modern music, ed. by Iain Fenlon. Vol.7. Cambridge, 1987 p. 59-90.
  • Hiley D. Western plainchant: a handbook. Oxford, 1993.

См. также

Ссылки

  • [gregoriana.sk/2010/05/paleographie-musicale/ Paléographie musicale, сканы тт.1-12]
  • [www.abbayedesolesmes.fr/FR/livres/catalogue.php?js=1&par=JmNjPTgmbGc9RlImY2M9OCZmYz0xNg==#f7 Каталог изданий Paléographie musicale на сайте Солемского аббатства]
  • [books.google.ru/books?id=1gAyfFpzZnUC&pg=PA59&dq=le+graduel+romain+edition+critique&hl=ru&sa=X&ei=Ad5LVJDSHajjywOY5YGIAw&ved=0CCsQ6AEwAg#v=onepage&q=le%20graduel%20romain%20edition%20critique&f=false Levy K. On the origin of neumes] (фрагменты)

Отрывок, характеризующий Невменная нотация

Х
Но странное дело, все эти распоряжения, заботы и планы, бывшие вовсе не хуже других, издаваемых в подобных же случаях, не затрогивали сущности дела, а, как стрелки циферблата в часах, отделенного от механизма, вертелись произвольно и бесцельно, не захватывая колес.
В военном отношении, гениальный план кампании, про который Тьер говорит; que son genie n'avait jamais rien imagine de plus profond, de plus habile et de plus admirable [гений его никогда не изобретал ничего более глубокого, более искусного и более удивительного] и относительно которого Тьер, вступая в полемику с г м Феном, доказывает, что составление этого гениального плана должно быть отнесено не к 4 му, а к 15 му октября, план этот никогда не был и не мог быть исполнен, потому что ничего не имел близкого к действительности. Укрепление Кремля, для которого надо было срыть la Mosquee [мечеть] (так Наполеон назвал церковь Василия Блаженного), оказалось совершенно бесполезным. Подведение мин под Кремлем только содействовало исполнению желания императора при выходе из Москвы, чтобы Кремль был взорван, то есть чтобы был побит тот пол, о который убился ребенок. Преследование русской армии, которое так озабочивало Наполеона, представило неслыханное явление. Французские военачальники потеряли шестидесятитысячную русскую армию, и только, по словам Тьера, искусству и, кажется, тоже гениальности Мюрата удалось найти, как булавку, эту шестидесятитысячную русскую армию.
В дипломатическом отношении, все доводы Наполеона о своем великодушии и справедливости, и перед Тутолминым, и перед Яковлевым, озабоченным преимущественно приобретением шинели и повозки, оказались бесполезны: Александр не принял этих послов и не отвечал на их посольство.
В отношении юридическом, после казни мнимых поджигателей сгорела другая половина Москвы.
В отношении административном, учреждение муниципалитета не остановило грабежа и принесло только пользу некоторым лицам, участвовавшим в этом муниципалитете и, под предлогом соблюдения порядка, грабившим Москву или сохранявшим свое от грабежа.
В отношении религиозном, так легко устроенное в Египте дело посредством посещения мечети, здесь не принесло никаких результатов. Два или три священника, найденные в Москве, попробовали исполнить волю Наполеона, но одного из них по щекам прибил французский солдат во время службы, а про другого доносил следующее французский чиновник: «Le pretre, que j'avais decouvert et invite a recommencer a dire la messe, a nettoye et ferme l'eglise. Cette nuit on est venu de nouveau enfoncer les portes, casser les cadenas, dechirer les livres et commettre d'autres desordres». [«Священник, которого я нашел и пригласил начать служить обедню, вычистил и запер церковь. В ту же ночь пришли опять ломать двери и замки, рвать книги и производить другие беспорядки».]
В торговом отношении, на провозглашение трудолюбивым ремесленникам и всем крестьянам не последовало никакого ответа. Трудолюбивых ремесленников не было, а крестьяне ловили тех комиссаров, которые слишком далеко заезжали с этим провозглашением, и убивали их.
В отношении увеселений народа и войска театрами, дело точно так же не удалось. Учрежденные в Кремле и в доме Познякова театры тотчас же закрылись, потому что ограбили актрис и актеров.
Благотворительность и та не принесла желаемых результатов. Фальшивые ассигнации и нефальшивые наполняли Москву и не имели цены. Для французов, собиравших добычу, нужно было только золото. Не только фальшивые ассигнации, которые Наполеон так милостиво раздавал несчастным, не имели цены, но серебро отдавалось ниже своей стоимости за золото.
Но самое поразительное явление недействительности высших распоряжений в то время было старание Наполеона остановить грабежи и восстановить дисциплину.
Вот что доносили чины армии.
«Грабежи продолжаются в городе, несмотря на повеление прекратить их. Порядок еще не восстановлен, и нет ни одного купца, отправляющего торговлю законным образом. Только маркитанты позволяют себе продавать, да и то награбленные вещи».
«La partie de mon arrondissement continue a etre en proie au pillage des soldats du 3 corps, qui, non contents d'arracher aux malheureux refugies dans des souterrains le peu qui leur reste, ont meme la ferocite de les blesser a coups de sabre, comme j'en ai vu plusieurs exemples».
«Rien de nouveau outre que les soldats se permettent de voler et de piller. Le 9 octobre».
«Le vol et le pillage continuent. Il y a une bande de voleurs dans notre district qu'il faudra faire arreter par de fortes gardes. Le 11 octobre».
[«Часть моего округа продолжает подвергаться грабежу солдат 3 го корпуса, которые не довольствуются тем, что отнимают скудное достояние несчастных жителей, попрятавшихся в подвалы, но еще и с жестокостию наносят им раны саблями, как я сам много раз видел».
«Ничего нового, только что солдаты позволяют себе грабить и воровать. 9 октября».
«Воровство и грабеж продолжаются. Существует шайка воров в нашем участке, которую надо будет остановить сильными мерами. 11 октября».]
«Император чрезвычайно недоволен, что, несмотря на строгие повеления остановить грабеж, только и видны отряды гвардейских мародеров, возвращающиеся в Кремль. В старой гвардии беспорядки и грабеж сильнее, нежели когда либо, возобновились вчера, в последнюю ночь и сегодня. С соболезнованием видит император, что отборные солдаты, назначенные охранять его особу, долженствующие подавать пример подчиненности, до такой степени простирают ослушание, что разбивают погреба и магазины, заготовленные для армии. Другие унизились до того, что не слушали часовых и караульных офицеров, ругали их и били».
«Le grand marechal du palais se plaint vivement, – писал губернатор, – que malgre les defenses reiterees, les soldats continuent a faire leurs besoins dans toutes les cours et meme jusque sous les fenetres de l'Empereur».
[«Обер церемониймейстер дворца сильно жалуется на то, что, несмотря на все запрещения, солдаты продолжают ходить на час во всех дворах и даже под окнами императора».]
Войско это, как распущенное стадо, топча под ногами тот корм, который мог бы спасти его от голодной смерти, распадалось и гибло с каждым днем лишнего пребывания в Москве.
Но оно не двигалось.
Оно побежало только тогда, когда его вдруг охватил панический страх, произведенный перехватами обозов по Смоленской дороге и Тарутинским сражением. Это же самое известие о Тарутинском сражении, неожиданно на смотру полученное Наполеоном, вызвало в нем желание наказать русских, как говорит Тьер, и он отдал приказание о выступлении, которого требовало все войско.
Убегая из Москвы, люди этого войска захватили с собой все, что было награблено. Наполеон тоже увозил с собой свой собственный tresor [сокровище]. Увидав обоз, загромождавший армию. Наполеон ужаснулся (как говорит Тьер). Но он, с своей опытностью войны, не велел сжечь всо лишние повозки, как он это сделал с повозками маршала, подходя к Москве, но он посмотрел на эти коляски и кареты, в которых ехали солдаты, и сказал, что это очень хорошо, что экипажи эти употребятся для провианта, больных и раненых.
Положение всего войска было подобно положению раненого животного, чувствующего свою погибель и не знающего, что оно делает. Изучать искусные маневры Наполеона и его войска и его цели со времени вступления в Москву и до уничтожения этого войска – все равно, что изучать значение предсмертных прыжков и судорог смертельно раненного животного. Очень часто раненое животное, заслышав шорох, бросается на выстрел на охотника, бежит вперед, назад и само ускоряет свой конец. То же самое делал Наполеон под давлением всего его войска. Шорох Тарутинского сражения спугнул зверя, и он бросился вперед на выстрел, добежал до охотника, вернулся назад, опять вперед, опять назад и, наконец, как всякий зверь, побежал назад, по самому невыгодному, опасному пути, но по знакомому, старому следу.
Наполеон, представляющийся нам руководителем всего этого движения (как диким представлялась фигура, вырезанная на носу корабля, силою, руководящею корабль), Наполеон во все это время своей деятельности был подобен ребенку, который, держась за тесемочки, привязанные внутри кареты, воображает, что он правит.


6 го октября, рано утром, Пьер вышел из балагана и, вернувшись назад, остановился у двери, играя с длинной, на коротких кривых ножках, лиловой собачонкой, вертевшейся около него. Собачонка эта жила у них в балагане, ночуя с Каратаевым, но иногда ходила куда то в город и опять возвращалась. Она, вероятно, никогда никому не принадлежала, и теперь она была ничья и не имела никакого названия. Французы звали ее Азор, солдат сказочник звал ее Фемгалкой, Каратаев и другие звали ее Серый, иногда Вислый. Непринадлежание ее никому и отсутствие имени и даже породы, даже определенного цвета, казалось, нисколько не затрудняло лиловую собачонку. Пушной хвост панашем твердо и кругло стоял кверху, кривые ноги служили ей так хорошо, что часто она, как бы пренебрегая употреблением всех четырех ног, поднимала грациозно одну заднюю и очень ловко и скоро бежала на трех лапах. Все для нее было предметом удовольствия. То, взвизгивая от радости, она валялась на спине, то грелась на солнце с задумчивым и значительным видом, то резвилась, играя с щепкой или соломинкой.
Одеяние Пьера теперь состояло из грязной продранной рубашки, единственном остатке его прежнего платья, солдатских порток, завязанных для тепла веревочками на щиколках по совету Каратаева, из кафтана и мужицкой шапки. Пьер очень изменился физически в это время. Он не казался уже толст, хотя и имел все тот же вид крупности и силы, наследственной в их породе. Борода и усы обросли нижнюю часть лица; отросшие, спутанные волосы на голове, наполненные вшами, курчавились теперь шапкою. Выражение глаз было твердое, спокойное и оживленно готовое, такое, какого никогда не имел прежде взгляд Пьера. Прежняя его распущенность, выражавшаяся и во взгляде, заменилась теперь энергической, готовой на деятельность и отпор – подобранностью. Ноги его были босые.
Пьер смотрел то вниз по полю, по которому в нынешнее утро разъездились повозки и верховые, то вдаль за реку, то на собачонку, притворявшуюся, что она не на шутку хочет укусить его, то на свои босые ноги, которые он с удовольствием переставлял в различные положения, пошевеливая грязными, толстыми, большими пальцами. И всякий раз, как он взглядывал на свои босые ноги, на лице его пробегала улыбка оживления и самодовольства. Вид этих босых ног напоминал ему все то, что он пережил и понял за это время, и воспоминание это было ему приятно.