Переход (фильм, 1979)
| Переход | |
| англ. The Passage | |
 | |
| Жанр |
Военная драма |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Продюсер | |
| Автор сценария | |
| В главных ролях |
Энтони Куинн |
| Оператор |
Майкл Рид |
| Композитор | |
| Кинокомпания |
General Film |
| Длительность |
99 мин. |
| Страна | |
| Год | |
«Переход» (англ. The Passage) — британский фильм Джея Ли Томпсона в жанре военной драмы. Описывает эпизод французского Сопротивления 1940-х — переправку через Пиренеи семьи американского учёного, преследуемого нацистами. Вышел на экраны в 1979 году[1]. В фильме особо отмечаются яркие образы антиподов — фанатичного садиста-эсэсовца и мужественного проводника-баска, созданные Малкольмом Макдауэллом и Энтони Куинном[2].
Содержание
Сюжет
Завязка
Начало 1940-х годов. Идёт Вторая мировая война. В оккупированной нацистами Франции скрывается американский учёный Джон Бергсон (по смыслу занимающийся исследованиями, имеющими военное значение). С ним находится его семья — жена Ариэль, сын Пол и дочь Леа.
Бергсона разыскивают нацистские спецслужбы по личному указанию Гиммлера. Операцией по поимке Бергсона руководит гауптштурмфюрер СС фон Берков. Он наделён особыми полномочиями, местные власти обязаны оказывать ему всяческое содействие.
Французское Сопротивление решает переправить Бергсона из Тулузы в нейтральную Испанию, а оттуда, вероятно, за океан. Бойцы Сопротивления Переа и Ренудо предлагают одинокому овцеводу-баску, живущему в Испании и хорошо знающему местность, провести Бергсона через Пиренеи. Баск склонен отказаться — не хочет оставлять овец. Соглашается только за крупное денежное вознаграждение и предупреждает, что в любом случае вернётся домой максимум через четыре дня.
Развитие
Бергсон с семьёй ждут проводника в укромной комнате публичного дома, посещаемого немецкими офицерами (такое укрытие считается удачным). Хозяйка заведения мадам Альба крайне обеспокоена и просит ускорить уход — она понимает, что её ждёт, если Бергсон будет обнаружен.
Баск, узнав, что ему предстоит переводить не одного, а четырёх человек, в том числе немолодую женщину, снова готов отказаться от всего плана. Однако в публичном доме появляется фон Берков и начинается обыск. Нужно срочно бежать. Баск и Бергсоны успевают уйти, добраться до вокзала и сесть в поезд. В уличной драке Баск убивает гестаповца.
В руки нацистов попадает Ренудо. Его допрашивает фон Берков, демонстрирует ему арестованную мадам Альбу после жесточайшего избиения. Ренудо пытается вывести фон Беркова на ложный след: указывает маршрут, противоположный реальному.
Тем временем гестаповцы обнаруживают в поезде Бергсона с семьёй. Баск и сопровождающие бойцы Сопротивления вступают в бой, расстреливают немецкую охрану, подрывают прицепленные вагоны с боеприпасами и отрываются от преследования. В бою погибают почти все подпольщики. О происшедшем сообщают фон Беркову, который пытает Ренудо. Перед тем, как пуститься в погоню, он кромсает французу пальцы кухонным ножом.
Баск и Бергсоны пристраиваются к цыганскому табору. Старик-цыган соглашается за денежное вознаграждение доставить беглецов к франко-испанской границе. Но цыганские повозки останавливает армейская часть. Прибывший фон Берков начинает проверку. Бергсона удаётся выдать за умирающего цыгана; опасаясь заразиться, фон Берков не залезает в фургон. Однако он забирает с собой Леа. Доставив в свой офис, он принуждает её к сексу, и только утром догадывается, что перед ним дочь Бергсона.
Фон Берков вновь уезжает к цыганам, оставив Леа под охраной. Баск убивает охранника, забирает Леа и опережает фон Беркова — Бергсоны снова уходят вместе с Переа.
Фон Берков угрожает старому цыгану смертью, облив его бензином, но тот отказывается сказать, куда ушли разыскиваемые. Надеясь спасти отца, во всём признаётся молодой цыган. Получив информацию, фон Берков сжигает старика и приказывает армейскому лейтенанту (явно шокированному чудовищной жестокостью эсэсовца) расстрелять табор. Он берёт в своё распоряжение четырёх солдат с проводником-французом и продолжает преследование.
Баск и Переа доводят Бергсонов до Пиренеев. Впереди самая трудная часть пути — перевал через горы. Ариэль выбивается из сил, группа идёт крайне медленно. Возникает опасность попасть в руки преследователей. Баск, откровенно озабоченный своими оставленными овцами, угрожает бросить Бергсонов.
С огромным трудом группа добирается до альпинистской хижины. Ночью, когда муж и дети заснули, Ариэль Бергсон уходит и замерзает в горах. Фактически она кончает с собой, чтобы облегчить семье путь. Баск и Переа видят уход, но не останавливают её. Бергсоны хоронят мать семейства. Тем временем немцы постепенно настигают беглецов.
Переа задерживает немцев, вступая в перестрелку. Ему удаётся застрелить троих солдат, но фон Берков (специально поменявшийся формой с одним из рядовых, которого Переа убивает первым же выстрелом) взрывает его гранатой. После этого фон Берков вновь надевает свою форму, бросает раненого и идёт на последний рывок.
Кульминация
Баск ведёт Бергсонов к пограничному переходу, рассчитывая, что преследователи сочтут такой путь слишком рискованным и не будут искать там беглецов. Однако фон Берков разгадывает этот манёвр и движется в том же направлении.
Баск и Бергсоны захватывают на погранпункте армейский грузовик, обстреливают немцев и, воспользовавшись эффектом внезапности, прорываются на испанскую территорию.
Вскоре прибывает фон Берков и требует объяснений от армейского майора, командующего погранчастью. Проводник-француз получает от майора разрешение вернуться домой. Фон Берков выхватывает пистолет и убивает француза выстрелами в спину. Немецкий майор на правах старшего по званию арестовывает фон Беркова. Однако вскоре он узнаёт из Берлина «о тайном соглашении между фюрером и господином Франко». Фон Берков освобождён и в одиночку продолжает преследование на испанской территории.
Баск и Бергсоны видят фон Беркова. У профессора сдают нервы, он не хочет подставлять безоружных людей под огонь эсэсовца. Бергсон собирается сдаться фон Беркову. Баск запрещает это делать и идёт навстречу врагу.
Начинается своеобразная дуэль. Баск, перемещаясь по горным вершинам, провоцирует фон Беркова криками «Sieg Heil!» и «Schweine!» Фон Берков стреляет, позабыв, насколько это опасно в снежных горах. Раз за разом он промахивается. В результате прямо на него сходит мощная лавина. Баск, вернувшись к Бергсонам, на вопрос «А немец?» отвечает: «Скончался».
Финал
Баск приводит Бергсонов в свою хижину. Идиллическая картина отдыха у пастушеского очага в одном помещении с овцами. Профессор тяжело переживает гибель людей. Баск старается по возможности успокоить его, тепло вспоминает Ариэль Бергсон. Между делом оба замечают, как быстро стал бойцом Пол Бергсон-младший, с которым отец раньше не находил общего языка.
Внезапно в хижину врывается окровавленный фон Берков — каким-то образом ему удалось выжить и выбраться из лавины. Он вооружён пистолетом — все присутствующие кажутся обречёнными. Баск просит фон Беркова не убивать Бергсонов. Но гауптштурмфюрер уже безумен, речь бессвязна: «Зачем ты с ними нянчился? Они же тебя использовали! Я убью их! Я убил их всех!» В этом эпизоде эсэсовец выглядит адским воплощением смерти.
Профессор Бергсон начинает гипнотизировать фон Беркова: «Нет. Вы больше никого не убьёте. Вы умираете сами». Баск присоединяется: «У вас даже не хватит сил поднять пистолет». Фон Берков опускается по стене на пол и падает мёртвым, сжимая в руке оружие.
Наутро Бергсоны прощаются и уходят в деревню. Баск провожает их долгим задумчивым взглядом и возвращается домой к своим овцам.
Основные персонажи и актёры
| Актёр | Роль |
|---|---|
| Энтони Куинн | пастух баск |
| Малкольм Макдауэлл | гауптштурмфюрер фон Берков |
| Джеймс Мэйсон | профессор Джон Бергсон |
| Патриция Нил | Ариэль Бергсон |
| Кэй Ленц | Леа Бергсон |
| Пол Клеменс | Пол Бергсон |
| Кристофер Ли | старый цыган |
| Роберт Рис | молодой цыган |
| Марсель Буццуффи | Переа |
| Майкл Лонсдейл | Ренудо |
| Питер Арне | француз-проводник |
| Невилл Джейсон | немецкий лейтенант |
| Роберт Браун | немецкий майор |
| Розе Альба | мадам Альба |
Баск
Имя персонажа Энтони Куинна в фильме не звучит, все называют его по национальности. Пастух уже немолод, но физически крепок, храбр, решителен и хладнокровен. Эмоционально стабилен. Тип прагматичного крестьянина-индивидуалиста.
Он явно ненавидит нацистов, но не имеет идейной мотивации, помочь Бергсонам соглашается исключительно за деньги. Возмущён «обманом», когда выясняется, что задача гораздо труднее предварительно обозначенной. Ведёт себя с Бергсонами жёстко и цинично. Более всего озабочен своими овцами, которых, по собственному признанию, ставит выше людей.
Переа: Жизнь человека важнее денег.
Баск: А мои овцы мне ещё важнее.
Однако его отношение к людям и делу меняется по ходу действия. Он неоднократно спасает Бергсонов, рискуя собственной жизнью. Постепенно проникается к ним подлинной дружеской симпатией. Свою роль понимает однозначно:
Вы не должны убивать. Убивать должны такие, как мы, спасая таких, как вы.
Фон Берков
Персонаж Малькольма Макдауэлла — фанатичный нацист, паталогический садист и убийца. На этом образе в полной мере, до гротеска, показана античеловеческая сущность нацизма как «чистого зла» и «смерти ради смерти».
Отмечен также конфликт традиционной германской элиты с нацистскими фанатиками, армейского командования с партийными СС. Характерны столкновения эсэсовца с офицерами вермахта. Вспоминая своих родителей, фон Берков говорит:
Они хотели, чтобы я, как все мужчины в нашем роду, стал генералом. Вермахт, регулярная армия… Они даже не скрывают, что им противен мой чёрный мундир. Они не понимают, что я — часть новой империи, что я — её плоть и кровь. То, что мы построили всего за одно десятилетие, простоит века.
Цельность образа нарушается лишь в том плане, что фон Берков курит, причём публично — что невероятно для офицера СС.
Эта роль Малкольма Макдауэлла считается самой жестокой после Алекса из «Заводного апельсина». Впоследствии актёр был недоволен, когда его сравнивали с эсэсовским персонажем. Интересно, что через десятилетие с небольшим после эсэсовца фон Беркова в «Переходе» Макдауэлл сыграл в российском фильме «Цареубийца» большевика Юровского.
Семья Бергсон
Профессор Бергсон, персонаж Джеймса Мэйсона, поначалу выглядит надломленным — тяжесть войны, подполья, бегства тяжело даётся учёному. Склонен к рефлексии, очень переживает, что становится причиной гибели людей. Думает не столько о себе, сколько о семье. Самоубийство жены становится для него страшным ударом, он готов убить за это баска. Но постепенно он обретает всё большую энергию, к концу пути проникается задачей борьбы.
Ариэль Бергсон, персонаж Патриции Нил — цельный образ физически слабой, но духовно сильной женщины, жертвующей собой ради семьи и правого дела.
Леа, персонаж Кэй Ленц, и Пол, персонаж Пола Клеменса — тип «повзрослевших до поры». Развитие личности дано в динамике — юноша и девушка, прежде далёкие от насилия и крови, вступают в бой и побеждают. Меняется их отношение к отцу, которого прежде недооценивали, и пастуху-проводнику, которого поначалу чурались.
Цыгане
Старый цыган, персонаж Кристофера Ли, по типу личности отчасти напоминает баска — столь же реалистичен и основателен, помочь соглашается за деньги, причём поторговавшись. Ненавидит нацистов:
Они убивают не только евреев. Эти проклятые звери истребляют и мой народ.
Однако он менее склонен к риску и активному сопротивлению. В то же время ведёт себя стойко, ни слова не говорит фон Беркову, посылает его к чертям и запрещает сыну что-либо сообщать нацисту. Молодой цыган, персонаж Роберта Риса, нарушает запрет, но этим не спасает ни отца, ни себя, ни родных.
Подпольщики
Переа, персонаж Марселя Боццуффи, принимает неравный бой, прикрывая других, и погибает в схватке с фон Берковом. В то же время создатели фильма не идеализируют этот образ.
Подобно тому, как пастух озабочен своими овцами, Переа занят лишь выполнением оперативной задачи: переправкой Бергсона — человека, нужного Антигитлеровской коалиции. Судьба других членов семьи не очень волнует Переа. Он заранее договаривается с баском, что Ариэль Бергсон будет оставлена в горах, если не сможет выдержать необходимый темп.
Ренудо, персонаж Майкла Лонсдейла более склонен к интеллектуальному поединку, чем к прямому бою. При аресте ему не удаётся оказать физического сопротивления (тогда как персонаж Куинна гестаповца убивает). Но на допросе он на некоторое время вводит фон Беркова в заблуждение и тем самым выигрывает время для беглецов. При этом Ренудо понимает, на что обрекает себя.
Различия в оценках
Съёмки фильма проводились по большей части в Верхних Пиренеях.
Ещё до выхода на экраны Джеймс Мэйсон предположил, что фильм не будет иметь особенного коммерческого успеха, поскольку «люди не любят много снега в фильмах». Многие кинокритики полагают, что Мэйсон оказался прав. Кассовые сборы «Перехода» оказались сравнительно низки, особенно на фоне другого военного фильма Джея Ли Томпсона — «Пушки острова Наварон»[3].
В то же время, несмотря на ограниченность бюджета и спецэффектов, аудитория высоко оценила замысел, воплощение и актёрские работы в фильме.
Напишите отзыв о статье "Переход (фильм, 1979)"
Примечания
| ||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Переход (фильм, 1979)
И в доказательство неопровержимости этого довода складки все сбежали с лица.Князь Андрей вопросительно посмотрел на своего собеседника и ничего не ответил.
– Зачем вы поедете? Я знаю, вы думаете, что ваш долг – скакать в армию теперь, когда армия в опасности. Я это понимаю, mon cher, c'est de l'heroisme. [мой дорогой, это героизм.]
– Нисколько, – сказал князь Андрей.
– Но вы un philoSophiee, [философ,] будьте же им вполне, посмотрите на вещи с другой стороны, и вы увидите, что ваш долг, напротив, беречь себя. Предоставьте это другим, которые ни на что более не годны… Вам не велено приезжать назад, и отсюда вас не отпустили; стало быть, вы можете остаться и ехать с нами, куда нас повлечет наша несчастная судьба. Говорят, едут в Ольмюц. А Ольмюц очень милый город. И мы с вами вместе спокойно поедем в моей коляске.
– Перестаньте шутить, Билибин, – сказал Болконский.
– Я говорю вам искренно и дружески. Рассудите. Куда и для чего вы поедете теперь, когда вы можете оставаться здесь? Вас ожидает одно из двух (он собрал кожу над левым виском): или не доедете до армии и мир будет заключен, или поражение и срам со всею кутузовскою армией.
И Билибин распустил кожу, чувствуя, что дилемма его неопровержима.
– Этого я не могу рассудить, – холодно сказал князь Андрей, а подумал: «еду для того, чтобы спасти армию».
– Mon cher, vous etes un heros, [Мой дорогой, вы – герой,] – сказал Билибин.
В ту же ночь, откланявшись военному министру, Болконский ехал в армию, сам не зная, где он найдет ее, и опасаясь по дороге к Кремсу быть перехваченным французами.
В Брюнне всё придворное население укладывалось, и уже отправлялись тяжести в Ольмюц. Около Эцельсдорфа князь Андрей выехал на дорогу, по которой с величайшею поспешностью и в величайшем беспорядке двигалась русская армия. Дорога была так запружена повозками, что невозможно было ехать в экипаже. Взяв у казачьего начальника лошадь и казака, князь Андрей, голодный и усталый, обгоняя обозы, ехал отыскивать главнокомандующего и свою повозку. Самые зловещие слухи о положении армии доходили до него дорогой, и вид беспорядочно бегущей армии подтверждал эти слухи.
«Cette armee russe que l'or de l'Angleterre a transportee, des extremites de l'univers, nous allons lui faire eprouver le meme sort (le sort de l'armee d'Ulm)», [«Эта русская армия, которую английское золото перенесло сюда с конца света, испытает ту же участь (участь ульмской армии)».] вспоминал он слова приказа Бонапарта своей армии перед началом кампании, и слова эти одинаково возбуждали в нем удивление к гениальному герою, чувство оскорбленной гордости и надежду славы. «А ежели ничего не остается, кроме как умереть? думал он. Что же, коли нужно! Я сделаю это не хуже других».
Князь Андрей с презрением смотрел на эти бесконечные, мешавшиеся команды, повозки, парки, артиллерию и опять повозки, повозки и повозки всех возможных видов, обгонявшие одна другую и в три, в четыре ряда запружавшие грязную дорогу. Со всех сторон, назади и впереди, покуда хватал слух, слышались звуки колес, громыхание кузовов, телег и лафетов, лошадиный топот, удары кнутом, крики понуканий, ругательства солдат, денщиков и офицеров. По краям дороги видны были беспрестанно то павшие ободранные и неободранные лошади, то сломанные повозки, у которых, дожидаясь чего то, сидели одинокие солдаты, то отделившиеся от команд солдаты, которые толпами направлялись в соседние деревни или тащили из деревень кур, баранов, сено или мешки, чем то наполненные.
На спусках и подъемах толпы делались гуще, и стоял непрерывный стон криков. Солдаты, утопая по колена в грязи, на руках подхватывали орудия и фуры; бились кнуты, скользили копыта, лопались постромки и надрывались криками груди. Офицеры, заведывавшие движением, то вперед, то назад проезжали между обозами. Голоса их были слабо слышны посреди общего гула, и по лицам их видно было, что они отчаивались в возможности остановить этот беспорядок. «Voila le cher [„Вот дорогое] православное воинство“, подумал Болконский, вспоминая слова Билибина.
Желая спросить у кого нибудь из этих людей, где главнокомандующий, он подъехал к обозу. Прямо против него ехал странный, в одну лошадь, экипаж, видимо, устроенный домашними солдатскими средствами, представлявший середину между телегой, кабриолетом и коляской. В экипаже правил солдат и сидела под кожаным верхом за фартуком женщина, вся обвязанная платками. Князь Андрей подъехал и уже обратился с вопросом к солдату, когда его внимание обратили отчаянные крики женщины, сидевшей в кибиточке. Офицер, заведывавший обозом, бил солдата, сидевшего кучером в этой колясочке, за то, что он хотел объехать других, и плеть попадала по фартуку экипажа. Женщина пронзительно кричала. Увидав князя Андрея, она высунулась из под фартука и, махая худыми руками, выскочившими из под коврового платка, кричала:
– Адъютант! Господин адъютант!… Ради Бога… защитите… Что ж это будет?… Я лекарская жена 7 го егерского… не пускают; мы отстали, своих потеряли…
– В лепешку расшибу, заворачивай! – кричал озлобленный офицер на солдата, – заворачивай назад со шлюхой своею.
– Господин адъютант, защитите. Что ж это? – кричала лекарша.
– Извольте пропустить эту повозку. Разве вы не видите, что это женщина? – сказал князь Андрей, подъезжая к офицеру.
Офицер взглянул на него и, не отвечая, поворотился опять к солдату: – Я те объеду… Назад!…
– Пропустите, я вам говорю, – опять повторил, поджимая губы, князь Андрей.
– А ты кто такой? – вдруг с пьяным бешенством обратился к нему офицер. – Ты кто такой? Ты (он особенно упирал на ты ) начальник, что ль? Здесь я начальник, а не ты. Ты, назад, – повторил он, – в лепешку расшибу.
Это выражение, видимо, понравилось офицеру.
– Важно отбрил адъютантика, – послышался голос сзади.
Князь Андрей видел, что офицер находился в том пьяном припадке беспричинного бешенства, в котором люди не помнят, что говорят. Он видел, что его заступничество за лекарскую жену в кибиточке исполнено того, чего он боялся больше всего в мире, того, что называется ridicule [смешное], но инстинкт его говорил другое. Не успел офицер договорить последних слов, как князь Андрей с изуродованным от бешенства лицом подъехал к нему и поднял нагайку:
– Из воль те про пус тить!
Офицер махнул рукой и торопливо отъехал прочь.
– Всё от этих, от штабных, беспорядок весь, – проворчал он. – Делайте ж, как знаете.
Князь Андрей торопливо, не поднимая глаз, отъехал от лекарской жены, называвшей его спасителем, и, с отвращением вспоминая мельчайшие подробности этой унизи тельной сцены, поскакал дальше к той деревне, где, как ему сказали, находился главнокомандующий.
Въехав в деревню, он слез с лошади и пошел к первому дому с намерением отдохнуть хоть на минуту, съесть что нибудь и привесть в ясность все эти оскорбительные, мучившие его мысли. «Это толпа мерзавцев, а не войско», думал он, подходя к окну первого дома, когда знакомый ему голос назвал его по имени.
Он оглянулся. Из маленького окна высовывалось красивое лицо Несвицкого. Несвицкий, пережевывая что то сочным ртом и махая руками, звал его к себе.
– Болконский, Болконский! Не слышишь, что ли? Иди скорее, – кричал он.
Войдя в дом, князь Андрей увидал Несвицкого и еще другого адъютанта, закусывавших что то. Они поспешно обратились к Болконскому с вопросом, не знает ли он чего нового. На их столь знакомых ему лицах князь Андрей прочел выражение тревоги и беспокойства. Выражение это особенно заметно было на всегда смеющемся лице Несвицкого.
– Где главнокомандующий? – спросил Болконский.
– Здесь, в том доме, – отвечал адъютант.
– Ну, что ж, правда, что мир и капитуляция? – спрашивал Несвицкий.
– Я у вас спрашиваю. Я ничего не знаю, кроме того, что я насилу добрался до вас.
– А у нас, брат, что! Ужас! Винюсь, брат, над Маком смеялись, а самим еще хуже приходится, – сказал Несвицкий. – Да садись же, поешь чего нибудь.
– Теперь, князь, ни повозок, ничего не найдете, и ваш Петр Бог его знает где, – сказал другой адъютант.
– Где ж главная квартира?
– В Цнайме ночуем.
– А я так перевьючил себе всё, что мне нужно, на двух лошадей, – сказал Несвицкий, – и вьюки отличные мне сделали. Хоть через Богемские горы удирать. Плохо, брат. Да что ты, верно нездоров, что так вздрагиваешь? – спросил Несвицкий, заметив, как князя Андрея дернуло, будто от прикосновения к лейденской банке.
– Ничего, – отвечал князь Андрей.
Он вспомнил в эту минуту о недавнем столкновении с лекарскою женой и фурштатским офицером.
– Что главнокомандующий здесь делает? – спросил он.
– Ничего не понимаю, – сказал Несвицкий.
– Я одно понимаю, что всё мерзко, мерзко и мерзко, – сказал князь Андрей и пошел в дом, где стоял главнокомандующий.
Пройдя мимо экипажа Кутузова, верховых замученных лошадей свиты и казаков, громко говоривших между собою, князь Андрей вошел в сени. Сам Кутузов, как сказали князю Андрею, находился в избе с князем Багратионом и Вейротером. Вейротер был австрийский генерал, заменивший убитого Шмита. В сенях маленький Козловский сидел на корточках перед писарем. Писарь на перевернутой кадушке, заворотив обшлага мундира, поспешно писал. Лицо Козловского было измученное – он, видно, тоже не спал ночь. Он взглянул на князя Андрея и даже не кивнул ему головой.
– Вторая линия… Написал? – продолжал он, диктуя писарю, – Киевский гренадерский, Подольский…
– Не поспеешь, ваше высокоблагородие, – отвечал писарь непочтительно и сердито, оглядываясь на Козловского.
Из за двери слышен был в это время оживленно недовольный голос Кутузова, перебиваемый другим, незнакомым голосом. По звуку этих голосов, по невниманию, с которым взглянул на него Козловский, по непочтительности измученного писаря, по тому, что писарь и Козловский сидели так близко от главнокомандующего на полу около кадушки,и по тому, что казаки, державшие лошадей, смеялись громко под окном дома, – по всему этому князь Андрей чувствовал, что должно было случиться что нибудь важное и несчастливое.
Князь Андрей настоятельно обратился к Козловскому с вопросами.
– Сейчас, князь, – сказал Козловский. – Диспозиция Багратиону.
– А капитуляция?
– Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению.
Князь Андрей направился к двери, из за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге.
Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.
– Ну, что, кончил? – обратился он к Козловскому.
– Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.
– От этого я и прошу отправить меня в этот отряд, – сказал он.
Кутузов не ответил. Он, казалось, уж забыл о том, что было сказано им, и сидел задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов обратился к князю Андрею. На лице его не было и следа волнения. Он с тонкою насмешливостью расспрашивал князя Андрея о подробностях его свидания с императором, об отзывах, слышанных при дворе о кремском деле, и о некоторых общих знакомых женщинах.
Кутузов чрез своего лазутчика получил 1 го ноября известие, ставившее командуемую им армию почти в безвыходное положение. Лазутчик доносил, что французы в огромных силах, перейдя венский мост, направились на путь сообщения Кутузова с войсками, шедшими из России. Ежели бы Кутузов решился оставаться в Кремсе, то полуторастатысячная армия Наполеона отрезала бы его от всех сообщений, окружила бы его сорокатысячную изнуренную армию, и он находился бы в положении Мака под Ульмом. Ежели бы Кутузов решился оставить дорогу, ведшую на сообщения с войсками из России, то он должен был вступить без дороги в неизвестные края Богемских
гор, защищаясь от превосходного силами неприятеля, и оставить всякую надежду на сообщение с Буксгевденом. Ежели бы Кутузов решился отступать по дороге из Кремса в Ольмюц на соединение с войсками из России, то он рисковал быть предупрежденным на этой дороге французами, перешедшими мост в Вене, и таким образом быть принужденным принять сражение на походе, со всеми тяжестями и обозами, и имея дело с неприятелем, втрое превосходившим его и окружавшим его с двух сторон.
Кутузов избрал этот последний выход.
Французы, как доносил лазутчик, перейдя мост в Вене, усиленным маршем шли на Цнайм, лежавший на пути отступления Кутузова, впереди его более чем на сто верст. Достигнуть Цнайма прежде французов – значило получить большую надежду на спасение армии; дать французам предупредить себя в Цнайме – значило наверное подвергнуть всю армию позору, подобному ульмскому, или общей гибели. Но предупредить французов со всею армией было невозможно. Дорога французов от Вены до Цнайма была короче и лучше, чем дорога русских от Кремса до Цнайма.
