Покровский собор (Барановичи)

Православный собор
Покровский собор Пакроўскі сабор
Покровский собор
Страна	Республика Беларусь
Город	Барановичи
Конфессия	Православие
Епархия	Пинская и Лунинецкая епархия
Архитектурный стиль	неоклассицизм
Автор проекта	Николай Оболонский
Строительство	1924—1931 годы

Объект Государственного списка историко-культурных ценностей Республики Беларусь, № 112Г000041

Покровский собор, Собор Покрова Богородицы — старейший из существующих православных храмов в Барановичах, крупнейший в Белоруссии памятник архитектуры неоклассицизма. Высокую художественную ценность имеют мозаичные украшения собора, представляющие собой свидетельство высокого искусства русской художественной школы.

История

Предыстория

Деревянная православная церковь, построенная в Барановичах в 1908 году на территории нынешнего собора, в 1915 году во время Первой мировой войны была увеличена за счёт пристроек. Однако в в ночь на 2 мая 1921 года, после праздничной вечерни первого дня Пасхи, храм сгорел. Благодаря собравшимся утром на пепелище православным жителям города приход принял решение восстановить церковь. В руководство избранного вскоре комитета по постройке нового храма вошли сенатор польского Сейма Алексей Назаревский, протоиерей Павел Мацкевич и церковный староста Яроцкий.

Строительство храма

Церковь первоначально хотели восстановить из дерева по проекту архитектора Ежи Жолондковского, однако два года проект о её постройке пробыл у властей Новогрудского воеводства, будучи не утверждён. Тогда согласно принятому комитетом по постройке при поддержке архиепископа Дионисий решению строить кирпичный храм был составлен первый план, автором которого явился варшавский архитектор Николай Оболонский.

С учётом новости о решении польских властей уничтожить Варшавский собор Александра Невского и законсервировать его мозаики первоначально было принято решение возвести храм в Барановичах в виде уменьшенной копии варшавского собора, но впоследствии от него отказались; при этом об этом первоначальном плане напоминают большие подземные и цокольные помещения, оставшиеся от него. В разработке проекта включился архитектор Станислав Филисевич. Решение разместить мозаики в новом барановичском храме, потребовавшее использования особых архитектурных приёмов, стало, наряду с выбором территории, одной из причин, по которой, согласно исследователю С. Харевскому, стилистических аналогов собора не существует.

Уже 6 августа 1924 года закладка нового храма была торжественно освящена. Цена проекта составила 147 тысяч злотых. Из них 36 тысяч злотых было собрано в 1925—1928 годах жителями Баранович, 8 тысяч выдал Барановичский городской магистрат, а власти Польши благодаря сенатору Назаревскому отчисляли три года подряд по 58 тысяч злотых.

20 ноября 1928 года состоялась торжественная установка куполов на церковь, в которой вплоть до 1931 года велись работы посредине храма, в частности, оформлялись иконостасы и выкладывалась мозаика из Варшавского собора Александра Невского. 4 октября 1931 года состоялось освящение собора Покрова Богородицы архиепископом Гродненским и Новогрудским Алексием (Громадским). В список памятников архитектуры Покровский собор, в 1949 году ставший единственным действующим православным храмом в Барановичах и остававшийся им долгое время, вошёл в 1953 году и был взят под охрану государством.

Архитектура

Представляет собой кирпичный крестово-купольный храм. К основному объёму храма, четырёхстолпному и квадратному в плане, примыкают с востока три полукруглые апсиды; накрывает его полусферический (в треть сферы) купол с двумя оболочками. Данный купол, на момент постройки наибольший в крае по размеру, освещается шесть круглыми люкарнами, которые расположены по всему диаметру, и увенчан шаром с крестом.

Монументальные четырёхстолпные портики украшают северный и южный фасады собора с трёхугольными фронтонами, оформляя собой боковые входы. Декором же этих сильно вынесенных портиков служит сильно стилизованный ионический ордер. Таким образом достигается достаточно праздничное оформление данных входов, открываемых только во время больших праздников. Основной объём и примыкающую к нему четырёхгранную (квадратную плане) трёхъярусную колокольню, увенчанную четырёхгранным полусферическим куполом с высоким шпилем и по углам декорированную спаренными колоннами, связывает с запада узкая, протяжённая трапезная. Для насыщенного декора самой колокольни были использованы разные элементы, как-то: полуколонны, угловые одинарные и спаренные колонны, мощные лопатки, а также профилированные карнизы. Результатом использования данных элементов, которые, по мнению Хоревского С. В., хоть и относятся к классицизму, но весьма при этом вольно истолкованы, стали взаимоупорядоченные и в то же время отдельные для каждого из ярусов ритмы. Полуциркульный тимпан, вставленный между двух полуколонн, выделяет главный вход. Чтобы окаймить прямоугольные оконные проёмы, украшенные кованными решётками, и ниши фасадов, в архитектуре собора использованы неглубоко профилированные наличники с треугольными сандриками. Полукруглую апсиду фланкируют ризницы со сферическим покрытием. Обширные подвальные помещения (соборная канцелярия) в цокольном этаже храма имеют самостоятельные наружные входы, под ними расположена большая крипта, а под алтарной же частью — ризница. Как экстерьер, так и интерьер собора украшают мозаичные панно (с частичной утратой смальты).

Световой барабан, поддерживаемый четырьмя восьмигранными столбами, открывается в молитвенный зал, перекрытый плоским потолком. Трёхъярусный иконостас выполнен в неорусском стиле с резными царскими вратами и образами XIX — начала XX веков, такими как «Иисус Христос Благовещальный», «Святой Лаврентий», «Матерь Божия с младенцем», «Святой Стефан», «Спас с предстоящими», «Христос со сферою», «Благовещение», «Спас Пантакратор» (первая половина XVIII века, перенесён с могильной церкви Александра Невского). Также хранится образ в серебряном окладе «Матерь Божия Жировицкая» (1847) и многое другое. Кроме того, данный иконостас, привезённый некогда из бывшей домовой церкви Варшавского королевского замка, считается одним из наибольших в Белоруссии. Образа этого иконостаса были написаны как в русской, так и в академической манере. Среди авторов данных икон, представляющих собой уникальные образцы искусства, присутствуют Васнецов, Бруни и Врубель.

Три цилиндрические башни с лукоподобными куполами оформляют источник, находящийся перед источником. Вход на соборное кладбище пролегает через трёхарочные ворота.

Мозаика

Варшавский собор

Мозаики Покровского собора изначально были сделаны для Варшавского собора Александра Невского, который строился 19 лет и был освящён в 1912 году. Они были созданы по эскизам Виктора Васнецова, Николая Кошелева, Николая Бруни и Виктора Думитрашко (иногда указывается и Андрей Рябушкин) и выполненные в 1902—1911 годах в крупнейшей на то время петербургской мозаичной мастерской известного художника Владимира Фролова путём как простого, так и обратного набора шлифованной смальты. Так, сначала смальта внешней стороной наклеивалась на картон в технике обратного набора, а затем — уже на месте, в Варшаве — путём простого набора смальты монтаж перекладывался на бетон. Фролов сам лично подбирал смальту, руководя всем процессом в целом. В оформлении собора наряду с мрамором и гранитом были использованы драгоценные и полудрагоценные камни.

Дискуссия о том, как быть с православным храмом, по мнению многих, символом российской оккупации, разгорелась сразу после обретения Польшей независимости в 1918 году. На окончательное решение разрушить храм, принятое в 1923 году, повлияла советско-польская война. Разрушение продолжалось с 1924 года вплоть до 1926-го. Так, для уничтожения лишь одних стен понадобилось 14 800 взрывов. При этом православным жителям разрешили спасти мозаики, иконостасы, образа и прочее церковное имущество, переданное затем в Западную Белоруссию.

Перевозка в Барановичи

Основное церковное имущество (алтари, 10 киотов, 20 образов на досках, 9 образов на дереве и полотне, три мозаичных образа («Матерь Божия Умиление», «Митрополит Алексий» и «Иосиф Волоцкий»)) было доставлено в Барановичи в 1926 году в трёх вагонах, чему немало поспособствовал сам А. Назаревский. После привоза данное имущество хранили в строении возле самой церкви, которое уже 5 сентября, возможно, в результате умышленного поджога, сгорело. Мозаики, хранившиеся в это время в другом месте, сохранились.

Остатки имущества Варшавского собора Александра Невского, как-то: четыре образа на цинке, семь двухстворчатых дубовых дверей, 40 фрагментов мозаики и 13 ящиков росписей на гипсовых пластинах, вкупе с иконостасом бывшей домовой церкви Варшавского королевского замка 23 августа 1928 года были переданы в Барановичи митрополитом Дионисием. Из доставленных 40 фрагментов мозаики 10 из-за невозможности сложить цельный рисунок до сих пор покоятся в подземельях собора, в то время как из 30 оставшихся фрагментов сложили 4 панно, которые и разместили на внутренних и внешних стенах храма.

Мозаики

Мозаик, расположенных как внутри, в интерьере собора, так и снаружи, на фронтонах, насчитывается семь композиций.

Мозаика, находящаяся в соборе, имеет больше 20 000 оттенков смальты. Последняя изготавливалась в мастерской Фролова. Слой стекла покрывался сусальным золотом и сверху тиражировался ещё один слой стекла. Всего в соборе использованы семь из 16 мозаичных панно Александро-Невского собора.

Из мозаики Александро-Невского собора, сделанной по эскизу Виктора Васнецова, в Барановичах есть только один фрагмент — «Богоматерь с младенцем», расположенная в конхе апсиды и являющая фрагментом огромной — на 1 тысячу м² — композиции под названием «О тебе радуемся» Варшавского собора. Это поплечное изображение Матери Божией с Сыном, имеющее объёмную трактовку лиц, в тёмно-вишнёвой с голубой и светло-оранжевой одежде соответственно выделяет их силуэты на фоне золотых нимбов. При этом исследователь А. Н. Кулагин устверждает, что на стенах собора присутствуют также и другие мозаики Васнецова: мозаика «Отечествие» и портрет Симеона Полоцкого в полный рост с книгой и свитком.

С левой стороны алтаря, над северным входом, в храме находится мозаичная композиция «Деисус», сделанная по картону Николая Кошелева. На ней представлен Иисус Христос на белом облаке в окружении ангелов. В руках Христа — раскрытая Библия со словами «Міръ Вамъ». Для данной мозаики решение было найдено в сочетании насыщенных и глубоких тонов.

На улице, в тимпане фронтона южного портика собора размещена мозаичная композиция «Христос с донатором» («Спас с донатором»; раньше называлась «Слава Александра Невского»), выполненная по картонам Кошелева. На ней к ногам Иисуса склонился донатор — человек, в руках которого модель собора, похожего на Варшавский. Христос держит корону, которую желает возложить на голову донатора. Личность донатора — русский князь Александр Невский, однако некоторые исследователи считают, что это изображение архитектора Варшавского собора — Леонтия Бенуа, получающего благословение от Спаса и князя на сооружение храма. Синие тона преобладают в цветовой гамме данной композиции над розовыми, зелёными, охристыми.

Тимпан фронтона северного портика украшает фрагмент мозаичной композиции «Собор архистратига Михаила» по живописным рисункам Николая Бруни. На ней архангел Михаил вознесён над всеми прочими персонажами. Под ним в центре композиции — молодой Иисус Христос. По обеим сторонам ангелы и святые обращаются к ним. К сожалению, эта мозаика сильно повреждена при разборке Варшавского собора и имеет значительные утраты.

Ещё одна мозаичная композиция Бруни «Богоматерь с ангелами» находится в интерьере собора над южным входом. На ней изображена Богородица, которая в окружении ангелов сидит на троне. Для нимбов на ней применены растительные орнаменты; в цветовой гамме используются различные оттенки светло-голубого, зелёного, розового, глухого синего и красного цветов в сочетании с золотом самой смальты. Эта мозаика также имеет значительные утраты смальты. Утраченные детали заменили фресками во время монтажа в 1929 году.

На опорных столбах храма размещены привезённые из Варшавы мозаичные изображения — «митрополита Алексия» (на северном столбе) и «преподобного Иосифа Волоцкого» (на южном), сложенные по картонам В. Думитрашко.

Литература

• А. А. Ярашэвіч, І. Р. Томашава. Баранавіцкі Пакроўскі сабор. Мінск, 2008.

Ссылки

• [intex-press.by/ru/875/culture/8167/ Храм, адроджаны ў Баранавічах] Руслан Равяка, Intex-press

Отрывок, характеризующий Покровский собор (Барановичи)

Офицер подошел к Макару Алексеичу и схватил его за ворот.
Макар Алексеич, распустив губы, как бы засыпая, качался, прислонившись к стене.
– Brigand, tu me la payeras, – сказал француз, отнимая руку.
– Nous autres nous sommes clements apres la victoire: mais nous ne pardonnons pas aux traitres, [Разбойник, ты мне поплатишься за это. Наш брат милосерд после победы, но мы не прощаем изменникам,] – прибавил он с мрачной торжественностью в лице и с красивым энергическим жестом.
Пьер продолжал по французски уговаривать офицера не взыскивать с этого пьяного, безумного человека. Француз молча слушал, не изменяя мрачного вида, и вдруг с улыбкой обратился к Пьеру. Он несколько секунд молча посмотрел на него. Красивое лицо его приняло трагически нежное выражение, и он протянул руку.
– Vous m'avez sauve la vie! Vous etes Francais, [Вы спасли мне жизнь. Вы француз,] – сказал он. Для француза вывод этот был несомненен. Совершить великое дело мог только француз, а спасение жизни его, m r Ramball'я capitaine du 13 me leger [мосье Рамбаля, капитана 13 го легкого полка] – было, без сомнения, самым великим делом.
Но как ни несомненен был этот вывод и основанное на нем убеждение офицера, Пьер счел нужным разочаровать его.
– Je suis Russe, [Я русский,] – быстро сказал Пьер.
– Ти ти ти, a d'autres, [рассказывайте это другим,] – сказал француз, махая пальцем себе перед носом и улыбаясь. – Tout a l'heure vous allez me conter tout ca, – сказал он. – Charme de rencontrer un compatriote. Eh bien! qu'allons nous faire de cet homme? [Сейчас вы мне все это расскажете. Очень приятно встретить соотечественника. Ну! что же нам делать с этим человеком?] – прибавил он, обращаясь к Пьеру, уже как к своему брату. Ежели бы даже Пьер не был француз, получив раз это высшее в свете наименование, не мог же он отречься от него, говорило выражение лица и тон французского офицера. На последний вопрос Пьер еще раз объяснил, кто был Макар Алексеич, объяснил, что пред самым их приходом этот пьяный, безумный человек утащил заряженный пистолет, который не успели отнять у него, и просил оставить его поступок без наказания.
Француз выставил грудь и сделал царский жест рукой.
– Vous m'avez sauve la vie. Vous etes Francais. Vous me demandez sa grace? Je vous l'accorde. Qu'on emmene cet homme, [Вы спасли мне жизнь. Вы француз. Вы хотите, чтоб я простил его? Я прощаю его. Увести этого человека,] – быстро и энергично проговорил французский офицер, взяв под руку произведенного им за спасение его жизни во французы Пьера, и пошел с ним в дом.
Солдаты, бывшие на дворе, услыхав выстрел, вошли в сени, спрашивая, что случилось, и изъявляя готовность наказать виновных; но офицер строго остановил их.
– On vous demandera quand on aura besoin de vous, [Когда будет нужно, вас позовут,] – сказал он. Солдаты вышли. Денщик, успевший между тем побывать в кухне, подошел к офицеру.
– Capitaine, ils ont de la soupe et du gigot de mouton dans la cuisine, – сказал он. – Faut il vous l'apporter? [Капитан у них в кухне есть суп и жареная баранина. Прикажете принести?]
– Oui, et le vin, [Да, и вино,] – сказал капитан.


Французский офицер вместе с Пьером вошли в дом. Пьер счел своим долгом опять уверить капитана, что он был не француз, и хотел уйти, но французский офицер и слышать не хотел об этом. Он был до такой степени учтив, любезен, добродушен и истинно благодарен за спасение своей жизни, что Пьер не имел духа отказать ему и присел вместе с ним в зале, в первой комнате, в которую они вошли. На утверждение Пьера, что он не француз, капитан, очевидно не понимая, как можно было отказываться от такого лестного звания, пожал плечами и сказал, что ежели он непременно хочет слыть за русского, то пускай это так будет, но что он, несмотря на то, все так же навеки связан с ним чувством благодарности за спасение жизни.
Ежели бы этот человек был одарен хоть сколько нибудь способностью понимать чувства других и догадывался бы об ощущениях Пьера, Пьер, вероятно, ушел бы от него; но оживленная непроницаемость этого человека ко всему тому, что не было он сам, победила Пьера.
– Francais ou prince russe incognito, [Француз или русский князь инкогнито,] – сказал француз, оглядев хотя и грязное, но тонкое белье Пьера и перстень на руке. – Je vous dois la vie je vous offre mon amitie. Un Francais n'oublie jamais ni une insulte ni un service. Je vous offre mon amitie. Je ne vous dis que ca. [Я обязан вам жизнью, и я предлагаю вам дружбу. Француз никогда не забывает ни оскорбления, ни услуги. Я предлагаю вам мою дружбу. Больше я ничего не говорю.]
В звуках голоса, в выражении лица, в жестах этого офицера было столько добродушия и благородства (во французском смысле), что Пьер, отвечая бессознательной улыбкой на улыбку француза, пожал протянутую руку.
– Capitaine Ramball du treizieme leger, decore pour l'affaire du Sept, [Капитан Рамбаль, тринадцатого легкого полка, кавалер Почетного легиона за дело седьмого сентября,] – отрекомендовался он с самодовольной, неудержимой улыбкой, которая морщила его губы под усами. – Voudrez vous bien me dire a present, a qui' j'ai l'honneur de parler aussi agreablement au lieu de rester a l'ambulance avec la balle de ce fou dans le corps. [Будете ли вы так добры сказать мне теперь, с кем я имею честь разговаривать так приятно, вместо того, чтобы быть на перевязочном пункте с пулей этого сумасшедшего в теле?]
Пьер отвечал, что не может сказать своего имени, и, покраснев, начал было, пытаясь выдумать имя, говорить о причинах, по которым он не может сказать этого, но француз поспешно перебил его.
– De grace, – сказал он. – Je comprends vos raisons, vous etes officier… officier superieur, peut etre. Vous avez porte les armes contre nous. Ce n'est pas mon affaire. Je vous dois la vie. Cela me suffit. Je suis tout a vous. Vous etes gentilhomme? [Полноте, пожалуйста. Я понимаю вас, вы офицер… штаб офицер, может быть. Вы служили против нас. Это не мое дело. Я обязан вам жизнью. Мне этого довольно, и я весь ваш. Вы дворянин?] – прибавил он с оттенком вопроса. Пьер наклонил голову. – Votre nom de bapteme, s'il vous plait? Je ne demande pas davantage. Monsieur Pierre, dites vous… Parfait. C'est tout ce que je desire savoir. [Ваше имя? я больше ничего не спрашиваю. Господин Пьер, вы сказали? Прекрасно. Это все, что мне нужно.]
Когда принесены были жареная баранина, яичница, самовар, водка и вино из русского погреба, которое с собой привезли французы, Рамбаль попросил Пьера принять участие в этом обеде и тотчас сам, жадно и быстро, как здоровый и голодный человек, принялся есть, быстро пережевывая своими сильными зубами, беспрестанно причмокивая и приговаривая excellent, exquis! [чудесно, превосходно!] Лицо его раскраснелось и покрылось потом. Пьер был голоден и с удовольствием принял участие в обеде. Морель, денщик, принес кастрюлю с теплой водой и поставил в нее бутылку красного вина. Кроме того, он принес бутылку с квасом, которую он для пробы взял в кухне. Напиток этот был уже известен французам и получил название. Они называли квас limonade de cochon (свиной лимонад), и Морель хвалил этот limonade de cochon, который он нашел в кухне. Но так как у капитана было вино, добытое при переходе через Москву, то он предоставил квас Морелю и взялся за бутылку бордо. Он завернул бутылку по горлышко в салфетку и налил себе и Пьеру вина. Утоленный голод и вино еще более оживили капитана, и он не переставая разговаривал во время обеда.
– Oui, mon cher monsieur Pierre, je vous dois une fiere chandelle de m'avoir sauve… de cet enrage… J'en ai assez, voyez vous, de balles dans le corps. En voila une (on показал на бок) a Wagram et de deux a Smolensk, – он показал шрам, который был на щеке. – Et cette jambe, comme vous voyez, qui ne veut pas marcher. C'est a la grande bataille du 7 a la Moskowa que j'ai recu ca. Sacre dieu, c'etait beau. Il fallait voir ca, c'etait un deluge de feu. Vous nous avez taille une rude besogne; vous pouvez vous en vanter, nom d'un petit bonhomme. Et, ma parole, malgre l'atoux que j'y ai gagne, je serais pret a recommencer. Je plains ceux qui n'ont pas vu ca. [Да, мой любезный господин Пьер, я обязан поставить за вас добрую свечку за то, что вы спасли меня от этого бешеного. С меня, видите ли, довольно тех пуль, которые у меня в теле. Вот одна под Ваграмом, другая под Смоленском. А эта нога, вы видите, которая не хочет двигаться. Это при большом сражении 7 го под Москвою. О! это было чудесно! Надо было видеть, это был потоп огня. Задали вы нам трудную работу, можете похвалиться. И ей богу, несмотря на этот козырь (он указал на крест), я был бы готов начать все снова. Жалею тех, которые не видали этого.]
– J'y ai ete, [Я был там,] – сказал Пьер.
– Bah, vraiment! Eh bien, tant mieux, – сказал француз. – Vous etes de fiers ennemis, tout de meme. La grande redoute a ete tenace, nom d'une pipe. Et vous nous l'avez fait cranement payer. J'y suis alle trois fois, tel que vous me voyez. Trois fois nous etions sur les canons et trois fois on nous a culbute et comme des capucins de cartes. Oh!! c'etait beau, monsieur Pierre. Vos grenadiers ont ete superbes, tonnerre de Dieu. Je les ai vu six fois de suite serrer les rangs, et marcher comme a une revue. Les beaux hommes! Notre roi de Naples, qui s'y connait a crie: bravo! Ah, ah! soldat comme nous autres! – сказал он, улыбаясь, поело минутного молчания. – Tant mieux, tant mieux, monsieur Pierre. Terribles en bataille… galants… – он подмигнул с улыбкой, – avec les belles, voila les Francais, monsieur Pierre, n'est ce pas? [Ба, в самом деле? Тем лучше. Вы лихие враги, надо признаться. Хорошо держался большой редут, черт возьми. И дорого же вы заставили нас поплатиться. Я там три раза был, как вы меня видите. Три раза мы были на пушках, три раза нас опрокидывали, как карточных солдатиков. Ваши гренадеры были великолепны, ей богу. Я видел, как их ряды шесть раз смыкались и как они выступали точно на парад. Чудный народ! Наш Неаполитанский король, который в этих делах собаку съел, кричал им: браво! – Га, га, так вы наш брат солдат! – Тем лучше, тем лучше, господин Пьер. Страшны в сражениях, любезны с красавицами, вот французы, господин Пьер. Не правда ли?]
До такой степени капитан был наивно и добродушно весел, и целен, и доволен собой, что Пьер чуть чуть сам не подмигнул, весело глядя на него. Вероятно, слово «galant» навело капитана на мысль о положении Москвы.
– A propos, dites, donc, est ce vrai que toutes les femmes ont quitte Moscou? Une drole d'idee! Qu'avaient elles a craindre? [Кстати, скажите, пожалуйста, правда ли, что все женщины уехали из Москвы? Странная мысль, чего они боялись?]
– Est ce que les dames francaises ne quitteraient pas Paris si les Russes y entraient? [Разве французские дамы не уехали бы из Парижа, если бы русские вошли в него?] – сказал Пьер.
– Ah, ah, ah!.. – Француз весело, сангвинически расхохотался, трепля по плечу Пьера. – Ah! elle est forte celle la, – проговорил он. – Paris? Mais Paris Paris… [Ха, ха, ха!.. А вот сказал штуку. Париж?.. Но Париж… Париж…]
– Paris la capitale du monde… [Париж – столица мира…] – сказал Пьер, доканчивая его речь.
Капитан посмотрел на Пьера. Он имел привычку в середине разговора остановиться и поглядеть пристально смеющимися, ласковыми глазами.
– Eh bien, si vous ne m'aviez pas dit que vous etes Russe, j'aurai parie que vous etes Parisien. Vous avez ce je ne sais, quoi, ce… [Ну, если б вы мне не сказали, что вы русский, я бы побился об заклад, что вы парижанин. В вас что то есть, эта…] – и, сказав этот комплимент, он опять молча посмотрел.
– J'ai ete a Paris, j'y ai passe des annees, [Я был в Париже, я провел там целые годы,] – сказал Пьер.
– Oh ca se voit bien. Paris!.. Un homme qui ne connait pas Paris, est un sauvage. Un Parisien, ca se sent a deux lieux. Paris, s'est Talma, la Duschenois, Potier, la Sorbonne, les boulevards, – и заметив, что заключение слабее предыдущего, он поспешно прибавил: – Il n'y a qu'un Paris au monde. Vous avez ete a Paris et vous etes reste Busse. Eh bien, je ne vous en estime pas moins. [О, это видно. Париж!.. Человек, который не знает Парижа, – дикарь. Парижанина узнаешь за две мили. Париж – это Тальма, Дюшенуа, Потье, Сорбонна, бульвары… Во всем мире один Париж. Вы были в Париже и остались русским. Ну что же, я вас за то не менее уважаю.]
Под влиянием выпитого вина и после дней, проведенных в уединении с своими мрачными мыслями, Пьер испытывал невольное удовольствие в разговоре с этим веселым и добродушным человеком.
– Pour en revenir a vos dames, on les dit bien belles. Quelle fichue idee d'aller s'enterrer dans les steppes, quand l'armee francaise est a Moscou. Quelle chance elles ont manque celles la. Vos moujiks c'est autre chose, mais voua autres gens civilises vous devriez nous connaitre mieux que ca. Nous avons pris Vienne, Berlin, Madrid, Naples, Rome, Varsovie, toutes les capitales du monde… On nous craint, mais on nous aime. Nous sommes bons a connaitre. Et puis l'Empereur! [Но воротимся к вашим дамам: говорят, что они очень красивы. Что за дурацкая мысль поехать зарыться в степи, когда французская армия в Москве! Они пропустили чудесный случай. Ваши мужики, я понимаю, но вы – люди образованные – должны бы были знать нас лучше этого. Мы брали Вену, Берлин, Мадрид, Неаполь, Рим, Варшаву, все столицы мира. Нас боятся, но нас любят. Не вредно знать нас поближе. И потом император…] – начал он, но Пьер перебил его.
– L'Empereur, – повторил Пьер, и лицо его вдруг привяло грустное и сконфуженное выражение. – Est ce que l'Empereur?.. [Император… Что император?..]
– L'Empereur? C'est la generosite, la clemence, la justice, l'ordre, le genie, voila l'Empereur! C'est moi, Ram ball, qui vous le dit. Tel que vous me voyez, j'etais son ennemi il y a encore huit ans. Mon pere a ete comte emigre… Mais il m'a vaincu, cet homme. Il m'a empoigne. Je n'ai pas pu resister au spectacle de grandeur et de gloire dont il couvrait la France. Quand j'ai compris ce qu'il voulait, quand j'ai vu qu'il nous faisait une litiere de lauriers, voyez vous, je me suis dit: voila un souverain, et je me suis donne a lui. Eh voila! Oh, oui, mon cher, c'est le plus grand homme des siecles passes et a venir. [Император? Это великодушие, милосердие, справедливость, порядок, гений – вот что такое император! Это я, Рамбаль, говорю вам. Таким, каким вы меня видите, я был его врагом тому назад восемь лет. Мой отец был граф и эмигрант. Но он победил меня, этот человек. Он завладел мною. Я не мог устоять перед зрелищем величия и славы, которым он покрывал Францию. Когда я понял, чего он хотел, когда я увидал, что он готовит для нас ложе лавров, я сказал себе: вот государь, и я отдался ему. И вот! О да, мой милый, это самый великий человек прошедших и будущих веков.]
– Est il a Moscou? [Что, он в Москве?] – замявшись и с преступным лицом сказал Пьер.
Француз посмотрел на преступное лицо Пьера и усмехнулся.
– Non, il fera son entree demain, [Нет, он сделает свой въезд завтра,] – сказал он и продолжал свои рассказы.
Разговор их был прерван криком нескольких голосов у ворот и приходом Мореля, который пришел объявить капитану, что приехали виртембергские гусары и хотят ставить лошадей на тот же двор, на котором стояли лошади капитана. Затруднение происходило преимущественно оттого, что гусары не понимали того, что им говорили.
Капитан велел позвать к себе старшего унтер офицера в строгим голосом спросил у него, к какому полку он принадлежит, кто их начальник и на каком основании он позволяет себе занимать квартиру, которая уже занята. На первые два вопроса немец, плохо понимавший по французски, назвал свой полк и своего начальника; но на последний вопрос он, не поняв его, вставляя ломаные французские слова в немецкую речь, отвечал, что он квартиргер полка и что ему ведено от начальника занимать все дома подряд, Пьер, знавший по немецки, перевел капитану то, что говорил немец, и ответ капитана передал по немецки виртембергскому гусару. Поняв то, что ему говорили, немец сдался и увел своих людей. Капитан вышел на крыльцо, громким голосом отдавая какие то приказания.
Когда он вернулся назад в комнату, Пьер сидел на том же месте, где он сидел прежде, опустив руки на голову. Лицо его выражало страдание. Он действительно страдал в эту минуту. Когда капитан вышел и Пьер остался один, он вдруг опомнился и сознал то положение, в котором находился. Не то, что Москва была взята, и не то, что эти счастливые победители хозяйничали в ней и покровительствовали ему, – как ни тяжело чувствовал это Пьер, не это мучило его в настоящую минуту. Его мучило сознание своей слабости. Несколько стаканов выпитого вина, разговор с этим добродушным человеком уничтожили сосредоточенно мрачное расположение духа, в котором жил Пьер эти последние дни и которое было необходимо для исполнения его намерения. Пистолет, и кинжал, и армяк были готовы, Наполеон въезжал завтра. Пьер точно так же считал полезным и достойным убить злодея; но он чувствовал, что теперь он не сделает этого. Почему? – он не знал, но предчувствовал как будто, что он не исполнит своего намерения. Он боролся против сознания своей слабости, но смутно чувствовал, что ему не одолеть ее, что прежний мрачный строй мыслей о мщенье, убийстве и самопожертвовании разлетелся, как прах, при прикосновении первого человека.
Капитан, слегка прихрамывая и насвистывая что то, вошел в комнату.
Забавлявшая прежде Пьера болтовня француза теперь показалась ему противна. И насвистываемая песенка, и походка, и жест покручиванья усов – все казалось теперь оскорбительным Пьеру.
«Я сейчас уйду, я ни слова больше не скажу с ним», – думал Пьер. Он думал это, а между тем сидел все на том же месте. Какое то странное чувство слабости приковало его к своему месту: он хотел и не мог встать и уйти.
Капитан, напротив, казался очень весел. Он прошелся два раза по комнате. Глаза его блестели, и усы слегка подергивались, как будто он улыбался сам с собой какой то забавной выдумке.
– Charmant, – сказал он вдруг, – le colonel de ces Wurtembourgeois! C'est un Allemand; mais brave garcon, s'il en fut. Mais Allemand. [Прелестно, полковник этих вюртембергцев! Он немец; но славный малый, несмотря на это. Но немец.]
Он сел против Пьера.
– A propos, vous savez donc l'allemand, vous? [Кстати, вы, стало быть, знаете по немецки?]
Пьер смотрел на него молча.
– Comment dites vous asile en allemand? [Как по немецки убежище?]