Пшеничников, Николай Андреевич

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Пшеничников Николай Андреевич»)
Перейти к: навигация, поиск
Николай Андреевич Пшеничников
Дата рождения

20 июля 1924(1924-07-20)

Место рождения

с. Урей, Пензенская губерния, РСФСР, СССР

Дата смерти

1 апреля 1986(1986-04-01) (61 год)

Место смерти

Ковылкино, Мордовская АССР, РСФСР, СССР

Принадлежность

СССР СССР

Род войск

морская пехота
стрелковые войска

Годы службы

1942—1946 и 1950—1956

Звание

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

старший лейтенант
Часть

в годы Великой Отечественной войны:
 • 83-я отдельная стрелковая бригада морской пехоты;
 • 989-й стрелковый полк 226-й стрелковой дивизии;
 • 683-й стрелковый полк 151-й стрелковой дивизии

Сражения/войны

Великая Отечественная война

Награды и премии

Николай Андреевич Пшеничников (1924—1986) — советский военный. Участник Великой Отечественной войны. Герой Советского Союза (1945). Старший лейтенант.





Биография

Николай Андреевич Пшеничников родился 20 июля 1924 года в селе Урей (Урей 3-й) Краснослободского уезда Пензенской губернии РСФСР СССР (ныне село Темниковского района Республики Мордовия Российской Федерации) в крестьянской семье Андрея Михайловича и Анна Фёдоровны Пшеничниковых. Русский. Образование 7 классов. После окончания школы Николай Андреевич уехал в Тбилиси. Окончил школу фабрично-заводского ученичества. Трудовую деятельность начал слесарем на Тбилисском станко-инструментальном заводе.

В ряды Рабоче-крестьянской Красной Армии Н. А. Пшеничников был призван Ленинским районным военкоматом города Тбилиси в августе 1942 года. Прошёл курс молодого бойца. В действующей армии красноармеец Н. А. Пшеничников с 14 октября 1942 года в должности стрелка 144-го отдельного стрелкового батальона Туапсинской военно-морской базы 83-й отдельной стрелковой бригады морской пехоты. 17 октября 1942 года бригада была включена в состав 56-й армии Черноморской группы войск Закавказского фронта. В боях с немецко-фашистскими захватчиками Николай Андреевич с 18 октября 1942 года. Участник Битвы за Кавказ. Боевое крещение принял во время Туапсинской оборонительной операции в бою за село Фанагорийское Краснодарского края. После того, как немцы были отброшены от Туапсе, бригада была выведена в резерв, где находилась до февраля 1943 года. С 4 февраля 1943 года Николай Андреевич принимал участие в десанте в Мысхако. В составе роты охраны штаба десанта сражался на Малой земле в районе села Федотовка, был награждён медалью «За отвагу». 13 марта 1943 года Николай Андреевич был ранен, но остался в строю. Осенью 1943 года красноармеец Н. А. Пшеничников участвовал в Новороссийско-Таманской операции, в составе своего подразделения освобождал город Новороссийск, штурмовал сильно укреплённую и глубоко эшелонированную линию немецкой обороны Готенкопф, очищал от вражеских войск Таманский полуостров. В заключительных боях на Тамани в октябре 1943 года он вновь был ранен и оказался на больничной койке.

После выздоровления в ноябре 1943 года красноармеец Н. А. Пшеничников был направлен на 1-й Украинский фронт. Николая Андреевича определили в 989-й стрелковый полк 226-й стрелковой дивизии, где опытного бойца сразу назначили командиром отделения 4-й стрелковой роты. В ходе Киевской оборонительной операции 19-22 декабря 1943 года его отделение в составе своей роты участвовало в отражении контрудара 48-го танкового корпуса вермахта в районе Коростеня. Остановив контрнаступление немцев под Киевом, войска 1-го Украинского фронта перешли в наступление в рамках Житомирско-Бердичевской операции. Красноармеец Н. А. Пшеничников отличился в бою за село Любар Житомирской области. 13 января 1944 года[1], преследуя со своим отделением отступающего противника, он первым ворвался в населённый пункт и уничтожил трёх немецких солдат, пытавшихся поджечь село, за что был награждён медалью «За боевые заслуги». В ходе освобождения Правобережной Украины Николай Андреевич принимал участие в Ровно-Луцкой и Проскуровско-Черновицкой операциях, в составе своего подразделения освобождал Шепетовку, Изяслав и Надворную. Во время Львовско-Сандомирской операции 226-я стрелковая дивизия в составе 18-й армии вела бои под городом Станиславом. В боях Н. А. Пшеничников зарекомендовал себя решительным и волевым командиром, способным решать поставленные боевые задачи. Вскоре после освобождения Станислава его направили на краткосрочные армейские курсы младших лейтенантов, по окончании которых в октябре 1944 года Николай Андреевич получил назначение в 151-ю стрелковую дивизию, входившую в тот момент в состав 18-й армии, и принял под командование стрелковый взвод 683-го стрелкового полка. Первый бой в качестве офицера Н. А. Пшеничников принял во время Карпатско-Ужгородской операции под городом Мукачево. Затем руководил действиями своего взвода при освобождении города Чопа. В ноябре 1944 года 151-я стрелковая дивизия была придана 7-й гвардейской армии 2-го Украинского фронта. Особо отличился младший лейтенант Н. А. Пшеничников в Будапештской операции.

26 ноября 1944 года подразделения 7-й гвардейской армии прорвали оборону противника у города Хатван, и овладев опорным пунктом обороны немецких и венгерских войск, начали наступление на будапештском направлении. Противник пытался остановить продвижение частей армии на заранее подготовленных позициях у города Асод. 7 декабря 1944 года батальон, в который входил взвод младшего лейтенанта Н. А. Пшеничникова, получил задачу овладеть населённым пунктом Иклад и тем самым перерезать коммуникации группировки неприятеля, оборонявшего Асод. В бою за Иклад взвод Пшеничникова под интенсивным пулемётным и артиллерийским огнём врага стремительным броском первым ворвался в село, уничтожив на своём пути две огневые точки и 13 вражеских солдат. Во время атаки младший лейтенант Пшеничников шёл впереди и личным примером увлекал своих бойцов на выполнение боевой задачи. В тот же день войска 7-й гвардейской армии овладели городом Асод. На ближних подступах к венгерской столице у села Сада 11 декабря 1944 года немецко-венгерские войска крупными силами пехоты при поддержке артиллерии несколько раз переходили в контратаку. Взвод младшего лейтенанта Пшеничникова, прикрывая правый фланг своего батальона, отразил пять яростных атак неприятеля, уничтожив 2 огневые точки, 3 лёгких пулемёта и до 15 вражеских солдат. В критический момент боя Николай Андреевич поднял своих бойцов в рукопашную и в ожесточённой схватке отбросил противника на исходные позиции. Героические действия взвода Пшеничникова не только обезопасили фланг батальона, но и позволили ему глубоко вклиниться во вражескую оборону.

Преодолевая упорное сопротивление врага, к концу декабря 1944 года подразделения 7-й гвардейской армии вышли к окраинам Будапешта. 27 декабря взвод младшего лейтенанта Н. А. Пшеничникова получил боевую задачу под прикрытием артиллерийского огня прорвать оборону противника и зацепиться за окраину населённого пункта Ракошсантмихаль[2] в пригороде столицы Венгрии. Преодолев проволочное заграждение, Николай Андреевич со своим взводом ворвался в столичное предместье и первоначально потеснил противостоявшую ему роту венгерских солдат. Однако, противник скоро определил, что во взводе Пшеничникова осталось не более 10 бойцов. Окружив небольшой отряд советских солдат, венгры при поддержке 3 бронетранспортёров попытались его уничтожить, но Николай Андреевич со своими бойцами стойко удерживал занятые позиции. В ожесточённом бою рота противника понесла тяжёлые потери, потеряв 47 солдат убитыми, 15 из которых уничтожил лично младший лейтенант Пшеничников. На счету Николая Андреевича было также два подбитых бронетранспортёра. Когда положение взвода стало угрожающим, Николай Андреевич оставил пятерых бойцов держать оборону, а сам с пятью другими солдатами прорвал кольцо окружения, и соединившись с основными силами батальона, скоро вернулся с подкреплением. Противник был окончательно разгромлен, а боевая задача успешно выполнена. За образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками и проявленные при этом отвагу и геройство указом Президиума Верховного Совета СССР от 28 апреля 1945 года младшему лейтенанту Пшеничникову Николаю Андреевичу было присвоено звание Героя Советского Союза.

Зимой 1945 года Н. А. Пшеничников принимал участие в уличных боях в Будапеште. После ликвидации окружённого в городе немецкого гарнизона, 151-я стрелковая дивизия была передана в состав 26-й армии 3-го Украинского фронта, которая приняла на себя основной удар 6-й танковой армии СС в ходе Балатонской оборонительной операции. На заключительном этапе войны Николай Андреевич принимал участие в Венской операции, в составе своего подразделения освобождал города Эньинг и Вашвар. Боевой путь он завершил у городка Лафниц в Австрии[3].

В 1946 году Николай Андреевич был уволен в запас. Он вернулся в Мордовию, но в 1950 году его вновь призвали на военную службу. В 1954 году он окончил Саратовское пехотное училище. До 1956 года служил в строевых частях Советской Армии. В запас Н. А. Пшеничников уволился в звании старшего лейтенанта. Жил в городе Ковылкино Мордовской АССР, работал бригадиром токарей на Ковылкинском электромеханическом заводе. 1 апреля 1986 года Николай Андреевич скончался. Похоронен в Ковылкино.

Награды

Память

  • Именем Героя Советского Союза Н. А. Пшеничникова названа улица в городе Ковылкино, на доме, где он жил, установлена мемориальная доска.

Напишите отзыв о статье "Пшеничников, Николай Андреевич"

Примечания

  1. В представлении к награждению медалью «За боевые заслуги» ошибочно указана дата 13 марта 1944 года.
  2. Ныне XVI район города Будапешта.
  3. По другим данным Н. А. Пшеничников завершил боевой путь в Праге (источник: биография Н. А. Пшеничникова на неофициальном сайте города Темникова).

Литература

  • Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1988. — Т. 2 /Любов — Ящук/. — 863 с. — 100 000 экз. — ISBN 5-203-00536-2.
  • Андреев С. А. Совершённое ими бессмертно: в 2 книгах. Книга 1. — М.: Высшая школа, 1976. — С. 268. — 336 с.
  • Геройская быль: очерки и зарисовки о Героях Советского Союза — уроженцах Мордовии. — Саранск: Мордовское книжное издательство, 1985. — С. 273—275. — 376 с.

Документы

  • [podvignaroda.mil.ru/ Общедоступный электронный банк документов «Подвиг Народа в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»].
[www.podvignaroda.ru/?n=150027420 Представление к званию Героя Советского Союза].
[www.podvignaroda.ru/?n=46442939 Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении Звания Героя Советского Союза].
[www.podvignaroda.ru/?n=1517204054 Орден Отечественной войны 1-й степени (информация из карточки награждённого к 40-летию Победы)].
[www.podvignaroda.ru/?n=39474282 Орден Красной Звезды (наградной лист и приказ о награждении)].
[www.podvignaroda.ru/?n=20684081 Медаль «За отвагу» (наградной лист и приказ о награждении от 15.12.1944)].
[www.podvignaroda.ru/?n=33918772 33918772 Медаль «За боевые заслуги» (наградной лист и приказ о награждении)].

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=14673 Пшеничников, Николай Андреевич]. Сайт «Герои Страны».

  • [www.az-libr.ru/Persons/000/Src/0008/bb246b19.shtml Пшеничников Николай Андреевич на www.az-libr.ru].
  • [temnikov-city.ru/index/pshenichnikov_nikolaj_andreevich/0-141 Биография Н. А. Пшеничникова на неофициальном сайте города Темникова].

Отрывок, характеризующий Пшеничников, Николай Андреевич

Все дворяне, те самые, которых каждый день видал Пьер то в клубе, то в их домах, – все были в мундирах, кто в екатерининских, кто в павловских, кто в новых александровских, кто в общем дворянском, и этот общий характер мундира придавал что то странное и фантастическое этим старым и молодым, самым разнообразным и знакомым лицам. Особенно поразительны были старики, подслеповатые, беззубые, плешивые, оплывшие желтым жиром или сморщенные, худые. Они большей частью сидели на местах и молчали, и ежели ходили и говорили, то пристроивались к кому нибудь помоложе. Так же как на лицах толпы, которую на площади видел Петя, на всех этих лицах была поразительна черта противоположности: общего ожидания чего то торжественного и обыкновенного, вчерашнего – бостонной партии, Петрушки повара, здоровья Зинаиды Дмитриевны и т. п.
Пьер, с раннего утра стянутый в неловком, сделавшемся ему узким дворянском мундире, был в залах. Он был в волнении: необыкновенное собрание не только дворянства, но и купечества – сословий, etats generaux – вызвало в нем целый ряд давно оставленных, но глубоко врезавшихся в его душе мыслей о Contrat social [Общественный договор] и французской революции. Замеченные им в воззвании слова, что государь прибудет в столицу для совещания с своим народом, утверждали его в этом взгляде. И он, полагая, что в этом смысле приближается что то важное, то, чего он ждал давно, ходил, присматривался, прислушивался к говору, но нигде не находил выражения тех мыслей, которые занимали его.
Был прочтен манифест государя, вызвавший восторг, и потом все разбрелись, разговаривая. Кроме обычных интересов, Пьер слышал толки о том, где стоять предводителям в то время, как войдет государь, когда дать бал государю, разделиться ли по уездам или всей губернией… и т. д.; но как скоро дело касалось войны и того, для чего было собрано дворянство, толки были нерешительны и неопределенны. Все больше желали слушать, чем говорить.
Один мужчина средних лет, мужественный, красивый, в отставном морском мундире, говорил в одной из зал, и около него столпились. Пьер подошел к образовавшемуся кружку около говоруна и стал прислушиваться. Граф Илья Андреич в своем екатерининском, воеводском кафтане, ходивший с приятной улыбкой между толпой, со всеми знакомый, подошел тоже к этой группе и стал слушать с своей доброй улыбкой, как он всегда слушал, в знак согласия с говорившим одобрительно кивая головой. Отставной моряк говорил очень смело; это видно было по выражению лиц, его слушавших, и по тому, что известные Пьеру за самых покорных и тихих людей неодобрительно отходили от него или противоречили. Пьер протолкался в середину кружка, прислушался и убедился, что говоривший действительно был либерал, но совсем в другом смысле, чем думал Пьер. Моряк говорил тем особенно звучным, певучим, дворянским баритоном, с приятным грассированием и сокращением согласных, тем голосом, которым покрикивают: «Чеаек, трубку!», и тому подобное. Он говорил с привычкой разгула и власти в голосе.
– Что ж, что смоляне предложили ополченцев госуаю. Разве нам смоляне указ? Ежели буародное дворянство Московской губернии найдет нужным, оно может выказать свою преданность государю импературу другими средствами. Разве мы забыли ополченье в седьмом году! Только что нажились кутейники да воры грабители…
Граф Илья Андреич, сладко улыбаясь, одобрительно кивал головой.
– И что же, разве наши ополченцы составили пользу для государства? Никакой! только разорили наши хозяйства. Лучше еще набор… а то вернется к вам ни солдат, ни мужик, и только один разврат. Дворяне не жалеют своего живота, мы сами поголовно пойдем, возьмем еще рекрут, и всем нам только клич кликни гусай (он так выговаривал государь), мы все умрем за него, – прибавил оратор одушевляясь.
Илья Андреич проглатывал слюни от удовольствия и толкал Пьера, но Пьеру захотелось также говорить. Он выдвинулся вперед, чувствуя себя одушевленным, сам не зная еще чем и сам не зная еще, что он скажет. Он только что открыл рот, чтобы говорить, как один сенатор, совершенно без зубов, с умным и сердитым лицом, стоявший близко от оратора, перебил Пьера. С видимой привычкой вести прения и держать вопросы, он заговорил тихо, но слышно:
– Я полагаю, милостивый государь, – шамкая беззубым ртом, сказал сенатор, – что мы призваны сюда не для того, чтобы обсуждать, что удобнее для государства в настоящую минуту – набор или ополчение. Мы призваны для того, чтобы отвечать на то воззвание, которым нас удостоил государь император. А судить о том, что удобнее – набор или ополчение, мы предоставим судить высшей власти…
Пьер вдруг нашел исход своему одушевлению. Он ожесточился против сенатора, вносящего эту правильность и узкость воззрений в предстоящие занятия дворянства. Пьер выступил вперед и остановил его. Он сам не знал, что он будет говорить, но начал оживленно, изредка прорываясь французскими словами и книжно выражаясь по русски.
– Извините меня, ваше превосходительство, – начал он (Пьер был хорошо знаком с этим сенатором, но считал здесь необходимым обращаться к нему официально), – хотя я не согласен с господином… (Пьер запнулся. Ему хотелось сказать mon tres honorable preopinant), [мой многоуважаемый оппонент,] – с господином… que je n'ai pas L'honneur de connaitre; [которого я не имею чести знать] но я полагаю, что сословие дворянства, кроме выражения своего сочувствия и восторга, призвано также для того, чтобы и обсудить те меры, которыми мы можем помочь отечеству. Я полагаю, – говорил он, воодушевляясь, – что государь был бы сам недоволен, ежели бы он нашел в нас только владельцев мужиков, которых мы отдаем ему, и… chair a canon [мясо для пушек], которую мы из себя делаем, но не нашел бы в нас со… со… совета.
Многие поотошли от кружка, заметив презрительную улыбку сенатора и то, что Пьер говорит вольно; только Илья Андреич был доволен речью Пьера, как он был доволен речью моряка, сенатора и вообще всегда тою речью, которую он последнею слышал.
– Я полагаю, что прежде чем обсуждать эти вопросы, – продолжал Пьер, – мы должны спросить у государя, почтительнейше просить его величество коммюникировать нам, сколько у нас войска, в каком положении находятся наши войска и армии, и тогда…
Но Пьер не успел договорить этих слов, как с трех сторон вдруг напали на него. Сильнее всех напал на него давно знакомый ему, всегда хорошо расположенный к нему игрок в бостон, Степан Степанович Апраксин. Степан Степанович был в мундире, и, от мундира ли, или от других причин, Пьер увидал перед собой совсем другого человека. Степан Степанович, с вдруг проявившейся старческой злобой на лице, закричал на Пьера:
– Во первых, доложу вам, что мы не имеем права спрашивать об этом государя, а во вторых, ежели было бы такое право у российского дворянства, то государь не может нам ответить. Войска движутся сообразно с движениями неприятеля – войска убывают и прибывают…
Другой голос человека, среднего роста, лет сорока, которого Пьер в прежние времена видал у цыган и знал за нехорошего игрока в карты и который, тоже измененный в мундире, придвинулся к Пьеру, перебил Апраксина.
– Да и не время рассуждать, – говорил голос этого дворянина, – а нужно действовать: война в России. Враг наш идет, чтобы погубить Россию, чтобы поругать могилы наших отцов, чтоб увезти жен, детей. – Дворянин ударил себя в грудь. – Мы все встанем, все поголовно пойдем, все за царя батюшку! – кричал он, выкатывая кровью налившиеся глаза. Несколько одобряющих голосов послышалось из толпы. – Мы русские и не пожалеем крови своей для защиты веры, престола и отечества. А бредни надо оставить, ежели мы сыны отечества. Мы покажем Европе, как Россия восстает за Россию, – кричал дворянин.
Пьер хотел возражать, но не мог сказать ни слова. Он чувствовал, что звук его слов, независимо от того, какую они заключали мысль, был менее слышен, чем звук слов оживленного дворянина.
Илья Андреич одобривал сзади кружка; некоторые бойко поворачивались плечом к оратору при конце фразы и говорили:
– Вот так, так! Это так!
Пьер хотел сказать, что он не прочь ни от пожертвований ни деньгами, ни мужиками, ни собой, но что надо бы знать состояние дел, чтобы помогать ему, но он не мог говорить. Много голосов кричало и говорило вместе, так что Илья Андреич не успевал кивать всем; и группа увеличивалась, распадалась, опять сходилась и двинулась вся, гудя говором, в большую залу, к большому столу. Пьеру не только не удавалось говорить, но его грубо перебивали, отталкивали, отворачивались от него, как от общего врага. Это не оттого происходило, что недовольны были смыслом его речи, – ее и забыли после большого количества речей, последовавших за ней, – но для одушевления толпы нужно было иметь ощутительный предмет любви и ощутительный предмет ненависти. Пьер сделался последним. Много ораторов говорило после оживленного дворянина, и все говорили в том же тоне. Многие говорили прекрасно и оригинально.
Издатель Русского вестника Глинка, которого узнали («писатель, писатель! – послышалось в толпе), сказал, что ад должно отражать адом, что он видел ребенка, улыбающегося при блеске молнии и при раскатах грома, но что мы не будем этим ребенком.
– Да, да, при раскатах грома! – повторяли одобрительно в задних рядах.
Толпа подошла к большому столу, у которого, в мундирах, в лентах, седые, плешивые, сидели семидесятилетние вельможи старики, которых почти всех, по домам с шутами и в клубах за бостоном, видал Пьер. Толпа подошла к столу, не переставая гудеть. Один за другим, и иногда два вместе, прижатые сзади к высоким спинкам стульев налегающею толпой, говорили ораторы. Стоявшие сзади замечали, чего не досказал говоривший оратор, и торопились сказать это пропущенное. Другие, в этой жаре и тесноте, шарили в своей голове, не найдется ли какая мысль, и торопились говорить ее. Знакомые Пьеру старички вельможи сидели и оглядывались то на того, то на другого, и выражение большей части из них говорило только, что им очень жарко. Пьер, однако, чувствовал себя взволнованным, и общее чувство желания показать, что нам всё нипочем, выражавшееся больше в звуках и выражениях лиц, чем в смысле речей, сообщалось и ему. Он не отрекся от своих мыслей, но чувствовал себя в чем то виноватым и желал оправдаться.
– Я сказал только, что нам удобнее было бы делать пожертвования, когда мы будем знать, в чем нужда, – стараясь перекричать другие голоса, проговорил он.
Один ближайший старичок оглянулся на него, но тотчас был отвлечен криком, начавшимся на другой стороне стола.
– Да, Москва будет сдана! Она будет искупительницей! – кричал один.
– Он враг человечества! – кричал другой. – Позвольте мне говорить… Господа, вы меня давите…


В это время быстрыми шагами перед расступившейся толпой дворян, в генеральском мундире, с лентой через плечо, с своим высунутым подбородком и быстрыми глазами, вошел граф Растопчин.
– Государь император сейчас будет, – сказал Растопчин, – я только что оттуда. Я полагаю, что в том положении, в котором мы находимся, судить много нечего. Государь удостоил собрать нас и купечество, – сказал граф Растопчин. – Оттуда польются миллионы (он указал на залу купцов), а наше дело выставить ополчение и не щадить себя… Это меньшее, что мы можем сделать!
Начались совещания между одними вельможами, сидевшими за столом. Все совещание прошло больше чем тихо. Оно даже казалось грустно, когда, после всего прежнего шума, поодиночке были слышны старые голоса, говорившие один: «согласен», другой для разнообразия: «и я того же мнения», и т. д.
Было велено секретарю писать постановление московского дворянства о том, что москвичи, подобно смолянам, жертвуют по десять человек с тысячи и полное обмундирование. Господа заседавшие встали, как бы облегченные, загремели стульями и пошли по зале разминать ноги, забирая кое кого под руку и разговаривая.
– Государь! Государь! – вдруг разнеслось по залам, и вся толпа бросилась к выходу.
По широкому ходу, между стеной дворян, государь прошел в залу. На всех лицах выражалось почтительное и испуганное любопытство. Пьер стоял довольно далеко и не мог вполне расслышать речи государя. Он понял только, по тому, что он слышал, что государь говорил об опасности, в которой находилось государство, и о надеждах, которые он возлагал на московское дворянство. Государю отвечал другой голос, сообщавший о только что состоявшемся постановлении дворянства.