Отто, Рудольф

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Рудольф Отто»)
Перейти к: навигация, поиск
Рудольф Отто
Karl Lui Rudolf Otto

Рудольф Отто
Дата рождения:

25 сентября 1869(1869-09-25)

Место рождения:

Пайне

Дата смерти:

6 марта 1937(1937-03-06) (67 лет)

Место смерти:

Марбург

Рудольф Отто (нем. Karl Lui Rudolf Otto, 25 сентября 1869, Пайне — 6 марта 1937, Марбург) — немецкий евангелический теолог, религиовед, феноменолог.





Биография

Родился в многодетной семье немецкого фабриканта. Уже в начальной школе мечтал стать пастором. Закончил гимназию в Хильдесхайме, учился в университетах Эрлангена и Гёттингена. Защищал диссертации по Лютеру и Канту. В 1897 году стал профессором в Гёттингене. В 1906 году стал экстраординарным профессором, а с 1910 почётным доктором Гиссенского университета. С 1914 года — ординарный профессор Вроцлавского университета, с 1917 — в семинарии Марбургского университета. Читал лекции за рубежом (Швеция, США). В 19131918 — депутат Прусского ландтага. Основал «Союз религиозного человечества». После путешествия на Восток в 19271928 глубоко заинтересовался индуизмом. В 1929 ушёл в отставку. В октябре 1936 упал с башни более чем 20-метровой высоты, получил серьёзные травмы (распространялись слухи о попытке самоубийства). Через несколько месяцев умер от воспаления лёгких.

Учение

Рудольф Отто стал родоначальником западной феноменологии религии, после того как написал в 1917 году книгу «Священное». В ней он пытается объяснить феномен священного, конструируя особые понятия. Избегая немецкого слова «göttlich» («священное»), перегруженного различными смыслами, он вводит понятие «нуминозное» (от лат. numen — божество). По мнению Отто, понятие «святое» утратило в современных европейских языках некоторое ощущение «избытка», которым оно было нагружено в древних языках. Отто предпринимает попытку вычленения этого «избытка» путём исключения из понятия «святое» морального и рационального компонентов. Оставшийся иррациональный компонент Отто называет «нуминозным».

Сущность святого находится в нуминозном, а встреча человека с нуминозным происходит в чувстве благочестия. Фактором, обусловливающим нуминозное, выступает наличие в нём тайны. Поэтому опыт на котором основываются все религии — это опыт «присутствия тайны». Соответственно выстраивается схема основных форм ощущения святого в религиозном опыте:

  • Чувство тварности (Kreaturgefϋihl)
  • Мистический ужас (Mysterium tremendum), который делится на моменты:
    • ужаса (Tremendum)
    • величия (Majestas)
    • божественной энергии (Energicum)
    • тайны (Mysterium)
  • Восхищение (Fascinans)
  • Священное как нуминозная ценность (Sanctum als numinoser Wert)

Труды

  • «Натурализм и религия» («Naturalistische und religiöse Weltansicht», 1904)
  • «Философия религии И. Канта и Я. Фриза и её применение в теологии» («Kantisch-Fries’sche Religionsphilosophie und ihre Anwendung auf die Theologie», 1909)
  • «Священное. Об иррациональном в идее божественного и его соотношении с рациональным» (Das Heilige. Über das Irrationale in der Idee des Göttlichen und sein Verhältnis zum Rationalen, 1917)
  • «Вишну-Нараяна» («Vischnu-Nârâyana», 1917)
  • «Сиддханта Рамануджи» («Siddhânta des Râmânuja» (1917)
  • «Индуизм и христианство» («Die Gnadenreligion Indiens und das Christentum», 1930)
  • «Das Gefühl des Überweltlichen» (1931)
  • «Восточный и западный мистицизм» («West-Östliche Mystik; Vergleich und Unterscheidung zur Wesensdeutung», 1932)
  • «Божество и божества арийцев» (1932)
  • «Царство Божие и Сын Человеческий» («Reich Gottes und Menschensohn», 1934)

Наиболее известна его книга «Священное», она переведена более чем на 20 языков мира. В центре её — восходящее к Канту понятие нуминозного как абсолютно иного. Через книгу проходит систематическое сопоставление мистического опыта Запада (Мейстер Экхарт, Генрих Сузо, Эрнст Ланге, Герхард Терстеген) и Востока (мусульманского, индуистского, буддистского).

Влияние

Оказал глубочайшее влияние на весь корпус гуманитарных дисциплин XX в. от антропологии и этнографии (Мирча Элиаде) до богословия (Пауль Тиллих, Ханс Йонас). К идеям Отто обращались Мартин Хайдеггер, Макс Шелер, Эрнст Юнгер, Ханс-Георг Гадамер, нидерландский теолог Герард ван дер Леув.

Критика

Рудольфа Отто обвиняли в психологических нонсенсах, философских противоречиях, теологической предвзятости и религиоведческих несоответствиях.

Так, введение понятия «нуминозное» вызвало неоднозначную оценку у религиоведов. Вальтер Бэтке в работе «Святое у древних германцев» (1942) подверг резкой критике изначальную невыводимость, иррациональность и внеморальность понятия «святое». Эту критику поддержали Ф. Фейгель, А. Лемэтр[1] и Р. Дэвидсон[1].

Наиболее острой критике Рудольф Отто подвергся со стороны таких философов, как Ф. Фейгель, Д. Гейсер и П. Шмидт, которые обвинили его в неправомерной психологизации трансцендентальной философии И. Канта, а именно в интерпретации трансцендентальной апперцепции как основания души и мистической интуиции[2].

В. Бэтке в обширной монографии «Святое в древнегерманском» отмечает, что у Р. Отто, как и у большинства классиков феноменологии религии, понятия «святое» синонимично понятию «сила» в гетерогенной теории генезиса религии, дискредитировавшей себя, прежде всего с позиции сравнительно-исторического исследования святого[2].

По мнению религиоведа М. А. Пылаева, многие из фундаментальных положений Рудольфа Отто не укладываются в парадигму современного научно-психологического знания. Такие моменты опыта святого, как совершенная инаковость, чувство тварности, непосредственная данность, нередуцируемость, никак нельзя назвать научно верифицируемыми в рамках психологии, а скорее зиждутся на исторически определенной онтологии (философской и теологической)[2].

Напишите отзыв о статье "Отто, Рудольф"

Примечания

  1. 1 2 Boozer J. S. Einleitung // Otto R. Aufsätze zur Ethik. — Mϋnchen, 1981. S. 13, 15.
  2. 1 2 3 Пылаев М. А. Категория «священное» в феноменологии религии, теологии и философии. — М., 2011. С. 37; 38; 42.

Литература

  • Robert F. Davidson’s Rudolf Otto’s Interpretation of Religion — Princeton, 1947.
  • Wach J. Rudolf Otto and the Idea of of the Holy. // Wach’s Types of Religious Experience: Christian and Non-Christian — Chicago, 1951. P. 209—227.
  • Meland B. Rudolf Otto // A Handbook of Christian Theologians — Cleveland, 1965. P. 169—191.
  • John P. The Relation of the Moral and the Numinous in Otto’s Notion of the Holy // Religion and Morality — Garden City, N.Y., 1973. P. 255—292.
  • Bastow D. Otto and Numinous Experience // Religious Studies 12 (1976). P. 159—176.
  • Streetman R. Some Later Thoughts of Otto on the Holy // Journal of the American Academy of Religion 48 (1980). P. 365—384.
  • Philip C. Almond’s Rudolf Otto: An Introduction to His Philosophical Theology — Chapel Hill, N.C., 1984.
  • Raphael M. Rudolf Otto and the concept of holiness — Oxford: Clarendon Press; New York: Oxford University Press, 1997.
  • Gooch T. A. The Numinous and Modernity: An Interpretation of Rudolf Otto’s Philosophy of Religion. — Berlin; New York: Walter de Gruyter, 2000.
  • Aguti A. Autonomia ed eteronomia della religione: Ernst Troeltsch, Rudolf Otto, Karl Barth. — Assisi: Cittadella Ed., 2007.
  • Пылаев М. А. Категория «священное» в феноменологии религии, теологии и философии. — М., 2011.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Отто, Рудольф

Только что началась игра, как из за Марьи Генриховны вдруг поднялась вспутанная голова доктора. Он давно уже не спал и прислушивался к тому, что говорилось, и, видимо, не находил ничего веселого, смешного или забавного во всем, что говорилось и делалось. Лицо его было грустно и уныло. Он не поздоровался с офицерами, почесался и попросил позволения выйти, так как ему загораживали дорогу. Как только он вышел, все офицеры разразились громким хохотом, а Марья Генриховна до слез покраснела и тем сделалась еще привлекательнее на глаза всех офицеров. Вернувшись со двора, доктор сказал жене (которая перестала уже так счастливо улыбаться и, испуганно ожидая приговора, смотрела на него), что дождь прошел и что надо идти ночевать в кибитку, а то все растащат.
– Да я вестового пошлю… двух! – сказал Ростов. – Полноте, доктор.
– Я сам стану на часы! – сказал Ильин.
– Нет, господа, вы выспались, а я две ночи не спал, – сказал доктор и мрачно сел подле жены, ожидая окончания игры.
Глядя на мрачное лицо доктора, косившегося на свою жену, офицерам стало еще веселей, и многие не могла удерживаться от смеха, которому они поспешно старались приискивать благовидные предлоги. Когда доктор ушел, уведя свою жену, и поместился с нею в кибиточку, офицеры улеглись в корчме, укрывшись мокрыми шинелями; но долго не спали, то переговариваясь, вспоминая испуг доктора и веселье докторши, то выбегая на крыльцо и сообщая о том, что делалось в кибиточке. Несколько раз Ростов, завертываясь с головой, хотел заснуть; но опять чье нибудь замечание развлекало его, опять начинался разговор, и опять раздавался беспричинный, веселый, детский хохот.


В третьем часу еще никто не заснул, как явился вахмистр с приказом выступать к местечку Островне.
Все с тем же говором и хохотом офицеры поспешно стали собираться; опять поставили самовар на грязной воде. Но Ростов, не дождавшись чаю, пошел к эскадрону. Уже светало; дождик перестал, тучи расходились. Было сыро и холодно, особенно в непросохшем платье. Выходя из корчмы, Ростов и Ильин оба в сумерках рассвета заглянули в глянцевитую от дождя кожаную докторскую кибиточку, из под фартука которой торчали ноги доктора и в середине которой виднелся на подушке чепчик докторши и слышалось сонное дыхание.
– Право, она очень мила! – сказал Ростов Ильину, выходившему с ним.
– Прелесть какая женщина! – с шестнадцатилетней серьезностью отвечал Ильин.
Через полчаса выстроенный эскадрон стоял на дороге. Послышалась команда: «Садись! – солдаты перекрестились и стали садиться. Ростов, выехав вперед, скомандовал: «Марш! – и, вытянувшись в четыре человека, гусары, звуча шлепаньем копыт по мокрой дороге, бренчаньем сабель и тихим говором, тронулись по большой, обсаженной березами дороге, вслед за шедшей впереди пехотой и батареей.
Разорванные сине лиловые тучи, краснея на восходе, быстро гнались ветром. Становилось все светлее и светлее. Ясно виднелась та курчавая травка, которая заседает всегда по проселочным дорогам, еще мокрая от вчерашнего дождя; висячие ветви берез, тоже мокрые, качались от ветра и роняли вбок от себя светлые капли. Яснее и яснее обозначались лица солдат. Ростов ехал с Ильиным, не отстававшим от него, стороной дороги, между двойным рядом берез.
Ростов в кампании позволял себе вольность ездить не на фронтовой лошади, а на казацкой. И знаток и охотник, он недавно достал себе лихую донскую, крупную и добрую игреневую лошадь, на которой никто не обскакивал его. Ехать на этой лошади было для Ростова наслаждение. Он думал о лошади, об утре, о докторше и ни разу не подумал о предстоящей опасности.
Прежде Ростов, идя в дело, боялся; теперь он не испытывал ни малейшего чувства страха. Не оттого он не боялся, что он привык к огню (к опасности нельзя привыкнуть), но оттого, что он выучился управлять своей душой перед опасностью. Он привык, идя в дело, думать обо всем, исключая того, что, казалось, было бы интереснее всего другого, – о предстоящей опасности. Сколько он ни старался, ни упрекал себя в трусости первое время своей службы, он не мог этого достигнуть; но с годами теперь это сделалось само собою. Он ехал теперь рядом с Ильиным между березами, изредка отрывая листья с веток, которые попадались под руку, иногда дотрогиваясь ногой до паха лошади, иногда отдавая, не поворачиваясь, докуренную трубку ехавшему сзади гусару, с таким спокойным и беззаботным видом, как будто он ехал кататься. Ему жалко было смотреть на взволнованное лицо Ильина, много и беспокойно говорившего; он по опыту знал то мучительное состояние ожидания страха и смерти, в котором находился корнет, и знал, что ничто, кроме времени, не поможет ему.
Только что солнце показалось на чистой полосе из под тучи, как ветер стих, как будто он не смел портить этого прелестного после грозы летнего утра; капли еще падали, но уже отвесно, – и все затихло. Солнце вышло совсем, показалось на горизонте и исчезло в узкой и длинной туче, стоявшей над ним. Через несколько минут солнце еще светлее показалось на верхнем крае тучи, разрывая ее края. Все засветилось и заблестело. И вместе с этим светом, как будто отвечая ему, раздались впереди выстрелы орудий.
Не успел еще Ростов обдумать и определить, как далеки эти выстрелы, как от Витебска прискакал адъютант графа Остермана Толстого с приказанием идти на рысях по дороге.
Эскадрон объехал пехоту и батарею, также торопившуюся идти скорее, спустился под гору и, пройдя через какую то пустую, без жителей, деревню, опять поднялся на гору. Лошади стали взмыливаться, люди раскраснелись.
– Стой, равняйся! – послышалась впереди команда дивизионера.
– Левое плечо вперед, шагом марш! – скомандовали впереди.
И гусары по линии войск прошли на левый фланг позиции и стали позади наших улан, стоявших в первой линии. Справа стояла наша пехота густой колонной – это были резервы; повыше ее на горе видны были на чистом чистом воздухе, в утреннем, косом и ярком, освещении, на самом горизонте, наши пушки. Впереди за лощиной видны были неприятельские колонны и пушки. В лощине слышна была наша цепь, уже вступившая в дело и весело перещелкивающаяся с неприятелем.
Ростову, как от звуков самой веселой музыки, стало весело на душе от этих звуков, давно уже не слышанных. Трап та та тап! – хлопали то вдруг, то быстро один за другим несколько выстрелов. Опять замолкло все, и опять как будто трескались хлопушки, по которым ходил кто то.
Гусары простояли около часу на одном месте. Началась и канонада. Граф Остерман с свитой проехал сзади эскадрона, остановившись, поговорил с командиром полка и отъехал к пушкам на гору.
Вслед за отъездом Остермана у улан послышалась команда:
– В колонну, к атаке стройся! – Пехота впереди их вздвоила взводы, чтобы пропустить кавалерию. Уланы тронулись, колеблясь флюгерами пик, и на рысях пошли под гору на французскую кавалерию, показавшуюся под горой влево.
Как только уланы сошли под гору, гусарам ведено было подвинуться в гору, в прикрытие к батарее. В то время как гусары становились на место улан, из цепи пролетели, визжа и свистя, далекие, непопадавшие пули.
Давно не слышанный этот звук еще радостнее и возбудительное подействовал на Ростова, чем прежние звуки стрельбы. Он, выпрямившись, разглядывал поле сражения, открывавшееся с горы, и всей душой участвовал в движении улан. Уланы близко налетели на французских драгун, что то спуталось там в дыму, и через пять минут уланы понеслись назад не к тому месту, где они стояли, но левее. Между оранжевыми уланами на рыжих лошадях и позади их, большой кучей, видны были синие французские драгуны на серых лошадях.